кратову по его правилам. Может, и  не
унизительно, но безусловно неприятно...
   - А самое главное я и забыл сказать, товарищ вице-адмирал, - после хорошо
продуманной паузы произнес Лаврик. - Ребята  нашли  на  дне  что-то,  крайне
смахивающее на кучку монет, Лымарь их сейчас керосином драит...
   - Вот с этого и следовало начинать! - сварливо рявкнул Дракон.
   - Где же, когда пошли такие разносы...  Обо  всем  забудешь.  Начальство,
когда оно тебя разносит, перебивать не положено.
   - Точно тебе говорю, далеко пойдешь, - хмыкнул Дракон,  снимая  увесистую
трубку внутреннего телефона.
   Лымарь  появился  через  минуту,  гордо  неся  перед  собой  на   плоском
фарфоровом блюдечке три кружочка. Пояснил, не дожидаясь вопросов:
   - Крайние удалось отколупнуть и кое-как обработать,  остальные  так  пока
комком и лежат, часика через полтора отмякнут...
   Он звонко плюхнул блюдечко на стол, и  все  присутствующие,  не  особенно
обращая внимание на субординацию,  едва  ли  не  стукнулись  лбами,  сдвинув
головы над тусклыми кружочками. Мазур хорошо рассмотрел профиль  человека  с
жирными щеками и лавровым венком на голове.
   - Точно! - ликующе воскликнул  Лаврик.  -  Георг  Третий!  Две  полкроны,
серебряных, золотой в полгинеи! Семьсот семьдесят первый...  эта  тоже...  а
эта - семьдесят третий. Мне при подготовке так вбили в голову все  картинки,
аверсы, реверсы, разновидности,  что  я,  наверное,  и  спросонья  на  ощупь
фартинг от кроны отличу... Все соответствует. Как раз  хватило  бы  времени,
чтобы монеты попали сюда в карманах у морячков...
   - Не спеши, - сказал Дракон задумчиво. - Дырочку для ордена нужно вертеть
не заранее, а только после вручения... То, что время соответствует, ни о чем
еще не говорит. Английских, как и прочих кораблей  здесь  ходило  немеренное
количество. И то, что именно эта кучка - с "Агамемнона", еще не факт...  Где
нашли?
   Морской Змей старательно показал на огромной карте.
   -  Вообще-то,  приблизительно   соответствует   заданному   квадрату,   -
констатировал Дракон. - Но в том-то и дело, что - приблизительно.
   - Точного места вообще никто не знает.
   - Ну, я и говорю... - Адмирал встряхнул блюдечко, так, что монеты жалобно
брякнули. - Ладно, отнесемся к этому спокойно. Не будем  бросаться  в  любые
крайности. Это может оказаться и "Агамемнон". С тем же успехом монеты  могут
происходить с борта  французского  или  индийского  пирата,  который  где-то
грабанул англичанина и вытряс карманы. Будем искать дальше... Да, я  же  вам
не сказал. Судно уходит на стоянку, пару дней  проведем  в  порту.  Топливом
заправиться, водички подлить и все такое прочее. Черт с вами, в город я  вас
и на сей раз выпущу, можете  поглазеть  на  экзотику  и  пропустить  баночку
пивка... но  если  кто-то  хоть  один  опять  влипнет  в  историю,  пусть  и
пустяковейшую, вся банда надолго останется без берега. Уж если вы мне  суете
круговую поруку, я вас таковой же повяжу, и не благодарите старого  садиста,
не за что... Вопросы есть? Вон Мазур что-то рот  многозначительно  разевает,
как та рыбка из детского стишка... Ну?
   - Товарищ вице-адмирал... - медленно сказал Мазур. - А что,  если  фрегат
все-таки булькнул в батиаль2? Мало ли куда его могло забросить штормом...  Я
не говорю, что надоело работать, боже упаси, просто задумываешься иногда: не
пустышку ли тянем?
   - Резонно, - подумав, сказал адмирал. - Судя по лицам, наш  юный  старлей
выразил общее мнение... Да? Ну  что  ж,  вопрос,  конечно,  резонный.  Место
утонутия никому толком не известно, корабль мог и в батиаль булькнуть, и  на
абиссаль уйти... Только решать тут не нам, коли  уж  командование  приказало
копать канаву от забора и до заката, то выполняться приказ будет в точности.
Там, - он ткнул в потолок толстым пальцем, - решат. Когда  надо.  От  нас  в
данном случае ничего не зависит. - Он придвинул к себе  блюдечко,  поколупал
ногтем лик незадачливого короля Георга. - Ишь,  в  лавровом  листе,  а  ведь
Америку просрал, токарь несчастный... Ладно, господа офицеры, я  вас  больше
не держу. Грядите себе и постарайтесь употребить личное время с пользой, без
всяких там презервативов, х-ха...
   Оказавшись на палубе  в  достаточном  отдалении  от  адмиральской  каюты,
Лаврик сообщил:
   - Вода водой,  горючка  горючкой,  но  есть,  други,  еще  одна  причина.
Послезавтра, как вам должно быть прекрасно известно, день рождения Владимира
Ильича Ленина, и к здешнему монументу будет торжественное возложение венков.
Советую побриться и отыскать комсомольские значки, ибо мы туда потопаем всем
коллективом.
   - Ну, ничего себе,  -  грустно  сказал  Мазур.  -  А  я  свой  оставил  в
Ленинграде, вместе с пожитками...
   - Я свой вообще потерял, - грустно признался Волчонок. - Остался, правда,
знак ЦК ВЛКСМ "За воинскую доблесть", но он, как у Кири, на базе,  да  здесь
его все равно надеть нельзя было бы - кто позволит  так  светиться...  Хорош
мирный океанолог со значком "За воинскую доблесть"...
   - Вот вечно я за вас отдувайся... - покрутил головой Лаврик. -  Ладно,  у
меня чисто случайно с собой оказалась... горсточка. Спецфонд для  проведения
агитационной работы среди местного населения, - поторопился  он  добавить  с
ханжеским видом. - В общем, на всех хватит.
   Мазуру это известие показалось крайне интересным, он  раза  два  видел  в
городе,  на  лотках  у  торговцев  сувенирами,  и   пионерские   значки,   и
комсомольские. Однако свои догадки,  даже  окажись  они  правдой,  следовало
держать при себе:
   Лаврик, в общем, был свой мужик, неплохой, не то что  Панкратов...  Пусть
себе фарцует  помаленьку,  может,  ему  это  в  контрразведывательных  целях
потребно. Самому бы что-нибудь толкнуть, на жалкие суточные Ирину  только  в
кино и сводишь,  но  ничего  не  догадался  прихватить,  а  ведь  советовали
бывалые, неоднократно загранку посетившие. У самого-то опыта - один Вьетнам,
братская державочка, где фарцовка символикой особенно не поощряется...
   Ребята ушли, а он задержался на  палубе,  за  спиной  у  седого  маэстро,
клавшего на цветной портрет Панкратова последние, вовсе уж  микроскопические
мазочки, должно быть, весьма необходимые. Сам Панкратов уже убрался, и Мазур
оказался с художником тет-а-тет.
   Идея  пришла  неожиданно  и  после   короткого   размышления   показалась
гениальной. Похихикивая мысленно, Мазур деликатно кашлянул,  чтобы  обратить
на себя внимание, как и подобает воспитанному человеку. Потом осведомился:
   - Виктор Эрастович, а что вы потом с рисунком сделаете?
   - Подарю товарищу Панкратову, он просил, - охотно откликнулся маэстро.  -
Когда вернемся в Ленинград, устрою выставку, это  заранее  было  обговорено,
ну, а потом кое-что раздам, так сказать, натурщикам...  -  Он  уставился  на
Мазура хитрым птичьим глазом.  -  А  не  хотите  ли  вы,  милейший,  у  меня
выпросить рисунок некоей молодой особы?
   "Господи, и  этот  в  курсе",  -  мысленно  охнул  Мазур,  опасаясь,  что
покраснел. И произнес как можно равнодушнее:
   - Я об этом не думал, но мысль неплоха... В самом деле. А я вам  красивую
раковину раздобуду, идет?
   - Согласен. Благо молодая особа судьбу рисунка не оговаривала...
   - Но дело, собственно, не в этом, - сказал Мазур. - Я вот подумал,  глядя
на  портрет  нашего  героического  товарища  Панкратова...  Знаете,  он   по
скромности натуры постеснялся вам сказать, не хотел утруждать излишне...
   - А в чем дело? - заинтересовался маэстро.
   - Понимаете ли, Виктор Эрастович, - задушевно  сказал  Мазур,  -  есть  у
моряков среди прочих и такая  устоявшаяся  традиция:  они  чертовски  любят,
чтобы их портреты были украшены,  ну,  скажем,  сигнальными  флагами...  Вот
здесь, к примеру, - он осторожно провел  пальцем  над  портретом,  -  совсем
неплохо смотрелся бы флагшток с полудюжиной флагов...
   - Думаете?
   - Уверен. Сам Панкратов ни за что не попросит, он деликатный, но могу вас
заверить, ему очень понравится...
   Седой смущенно признался:
   - Знаете, Кирилл, я ведь совершенно не разбираюсь в этих ваших сигнальных
флагах...
   - Большое дело! - фыркнул Мазур. - Хотите, подскажу в минуту?
   - Обяжете, голубчик...
   - Значит, так, - воспрянул душой  Мазур,  видя,  что  розыгрыш  прекрасно
удастся. - Можно карандашик и этот вот листок? Это,  как  легко  догадаться,
Панкратов. Вот так, косо, идет у него  за  спиной  флагшток.  Шесть  флагов,
смотрите и запоминайте. Сначала - прямоугольный, красный с желтым крестом...
вот так, у меня коряво получается, но вы улавливаете, а? Отлично.  Теперь  -
снова  прямоугольник,  желто-синий,  нет,  полосы  вертикальные,  третий   -
треугольный, желто-красный, здесь цвета -  по  горизонтали,  потом...  Самый
последний чуть посложнее остальных... Улавливаете?
   - Большое дело! - беззлобно передразнил его маэстро. - Мы это сделаем  не
откладывая, в минуту...
   Стоя у него за  левым  плечом,  Мазур  испытал  нешуточное  удовольствие,
глядя, как в соседстве с красивой  проседью  товарища  Панкратова  возникают
шесть сигнальных флагов. Все они были буквенные, сиречь  обозначали  ту  или
иную  букву  алфавита  и  согласно  "Военно-морскому  своду  сигналов  СССР"
именовались следующим образом:  "Яко",  "Покой",  "Иже",  "Земля",  "Добро",
"Аз". Любому понимающему человеку достаточно беглого  взгляда  -  и  товарищ
Панкратов опозорен навсегда. Подобные  истории  незамедлительно  попадают  в
морской фольклор и надолго в  него  впечатываются,  особо  удачные  шутки  и
розыгрыши поминают долгие года,  они  перепархивают  с  флота  на  флот,  от
Балтики до Курил, обрастая смачными подробностями,  сочиненными  уже  самими
рассказчиками...
   Главное, виновник  небезобидной  шутки  так  и  останется  безнаказанным.
Панкратов, моряк исключительно по названию и форме, в сигнальных  флагах  не
разбирается совершенно, как и в большинстве  других  морских  реалий.  Много
воды утечет, прежде чем этот портрет окажется у него на стенке, да  и  потом
еще не скоро отыщется кто-то, умеющий читать флаги,  -  общается  Панкратов,
надо полагать, с такими же береговыми крысами. Но  рано  или  поздно  кто-то
понимающий определит, что к чему, вот только Мазур к тому  времени  окажется
вне пределов панкратовской  мстительности,  это  уж  точно.  Хорошая  месть,
право, есть в ней что-то  от  коварной  изощренности  Востока...  Мазур  был
доволен собой.
   На всякий случай следовало покинуть место  Преступления.  Он  перешел  на
шлюпочную палубу, встал у  металлического  планшира  и,  бездумно  улыбаясь,
смотрел на море, искрившееся мириадами солнечных зайчиков. "Сириус" уже  шел
к далекому острову Баэ, еще в незапамятные времена прозванному Райским.
   Как не впервые  уже,  старший  лейтенант  Кирилл  Мазур  испытал  приятно
возбуждавшее чувство причастности к  государственным  тайнам.  Мало  кто  из
адмиралов был в эту тайну посвящен, а вот старший лейтенант Мазур  знал  все
или почти все, потому что оказался среди тех, без кого в  данный  момент  не
обойтись...
   Двести с лишним лет назад,  в  семьсот  семьдесят  четвертом,  британский
военный фрегат "Агамемнон", следуя из  Индии  в  метрополию,  был  застигнут
штормом где-то в здешних местах, близ Ахатинских островов  (к  тому  времени
уже лет тридцать как отобранных  англичанами  у  оплошавших  французов),  и,
таково уж было его невезение, пошел ко дну едва  ли  не  со  всем  экипажем.
Шлюпки с оставшимися в живых то ли разбило на безлюдных атоллах, коих в этих
местах и сейчас множество, то ли потопило тем же ураганом.  Как  бы  там  ни
было, никто не спасся.
   История, в общем, банальная для любого океана, но в том-то  все  и  дело,
что  "Агамемнон"  вез  из  Индии  захваченные   там   огромадные   ценности,
заключавшиеся главным образом в золоте и драгоценных камнях. И то, и другое,
как известно, может без всякого для себя ущерба  пролежать  на  морском  дне
хоть тысячу  лет,  нимало  не  утратив  ценности,  наоборот,  лишь  увеличив
таковую. А стоила вся эта музыка, как  выразился  Дракон  вслед  за  Остапом
Бендером, миллиончиков тридцать долларов. По нынешним ценам.
   Конечно,  далее  начинались  многозначительные  неясности  и   умолчания.
Мазуру, понятное дело, вовсе не  полагалось  знать  иных  подробностей.  Как
вышло, что сведения о приблизительном месте катастрофы и грузе попали  не  к
потомкам адмирала Нельсона, а  в  Главный  штаб  советского  военно-морского
флота, как вышло, что сами англичане оказались не у дел, Мазур представления
не имел, а спрашивать, конечно  же,  не  полагалось.  Впрочем,  по  большому
счету, эти подробности и несущественны. Главное,  как  было  им  сказано  на
инструктаже, ценности до сих пор покоятся где-то на дне, вероятнее всего,  в
международных водах, а потому любой, кто постарается их потихоньку  извлечь,
отнюдь  не  со  всех  точек  зрения  может  считаться  злостно  преступившим
международное право. Победителей не судят, в  конце-то  концов,  -  особенно
если победитель проявит похвальную скромность и не станет  кричать  о  своих
достижениях на  всех  углах...  И  вообще,  чем  меньше  вопросов,  товарищи
офицеры, тем лучше. Не дети малые, не на  портовом  буксире  службу  несете,
малость повидали зарубежный мир,  кое-что  позвякивает  на  груди,  так  что
высоким доверием облечены не зря. Через левое плечо кругом, отбыть  к  месту
дислокации. Соответствующие  подписки  взяты  давно,  но  дополнительная  не
помешает, так что навестите предварительно пятый кабинетик...
   Вот  только  предприятие,  казавшееся  на  Родине  чем-то  вроде   лихого
кавалерийского наскока, давно уже обернулось нудным и долгим блужданием  под
водой, где дни походили один на другой, а находки вплоть до сегодняшнего дня
не имели ничего общего не только с "Агамемноном", но и со всем восемнадцатым
веком... Таково уж  было  их  цыганское  счастье.  Остается  надеяться,  что
сегодняшние монеты с незадачливым  Георгом  эту  поганую  тенденцию  все  же
сломают. Вдруг да сломают...
   Глава вторая
   В ОДИН АНГЛИЙСКИЙ ПОРТ ВОРВАЛСЯ ТЕПЛОХОД...
   Глупости, конечно. Никуда они не врывались, ошвартовались вполне чинно  и
благонамеренно,      как      и      полагалось      мирному      советскому
научно-исследовательскому судну, плававшему  под  флагом  солидного  ученого
учреждения, Института океанологии имени П.П. Ширшова Академии наук СССР.  Да
и порт уже одиннадцать месяцев был  не  английским,  а  всецело  принадлежал
новому суверенному государству, Республике Ахатинских островов,  снабженному
почти всеми атрибутами суверенитета, от президента с парламентом до флага  и
денег (которым, правда, по старой памяти  все  еще  предпочитали  английскую
валюту, пока что имевшую хождение наравне).  Вот  только  собственной  армии
здесь не имелось, но в ней, по рассуждению, и не было особой нужды.  Военным
флотом, быть может, и следовало обзавестись, но вот  бронетанковые  силы  на
островах совершенно ни к чему, как и авиация, любой реактивный  истребитель,
разгонись  он  чуточку,  моментально  выскочит  из  суверенного   воздушного
пространства, и хорошо, если не  окажется  ненароком  в  мадагаскарском  или
танзанийском...
   Мазур перечитал письмо от Ани вторично, хотя, откровенно признаться,  оно
этого и не заслуживало вовсе. Если честно,  письмо  было  никакое.  Писанное
доброму знакомому, и только. Ни "да", ни "нет", вообще ни единого намека  на
будущий разрыв или, наоборот, освященный ЗАГСом  союз,  равно  как  ни  тени
намека на то, что отправительницу и адресата все же, как ни крути, связывают
кое-какие  общие  воспоминания   интимного   характера.   Парочка   дежурных
ленинградских  новостей,  вялый  интерес  к  тому,  как  проходит  служба  в
загадочной в/ч 25476 (для всего остального  мира  Мазур  сейчас  пребывал  в
командировке  где-то  на  Дальнем  Востоке),  умеренно-тепловатые  пожелания
удачи... И все такое прочее.  И  вновь  совершенно  непонятно,  кто  же  ты,
собственно говоря, такой: жених или отставной любовник. Фотографию прислала,
на фоне "зеленого джигита", сиречь Медного Всадника, но вот черкануть на ней
хотя бы пару словечек не удосужилась.
   Странно, но Мазур, в общем,  не  ощутил  ожидаемого  душевного  смятения,
равным образом не чувствовал тоски, уныния или чего-то схожего. То ли  устал
уже пребывать в душевном раздрае,  то  ли  в  ответ  на  все  хорошее  начал
охладевать и сам. Он честно  (по  инерции,  если  совсем  честно)  попытался
вызвать в душе надлежащую тоску. Аня  очень  уж  лукаво  улыбалась  на  фоне
"зеленого джигита", очень уж ладненько обтягивал фигурку светлый плащик,  да
и с теми самыми общими воспоминаниями с маху не расстанешься. Но  получалось
плоховато. Чересчур  уж  все  затянулось,  настолько,  что  не  хотелось  ни
сердиться, ни тосковать...
   Он все же примостил фотографию на столик, рядом с той, где Аня, в красном
купальничке, закинула руки за голову,  сияя  ослепительной  улыбкой  роковой
женщины. Выполнил некую формальность, попахивающую штампом: моряк в  дальнем
плавании, далекая невеста, которая, очень может быть, и не невеста  вовсе...
Хотя, когда он представил  ее  в  той  же  ситуации,  но  с  другим,  внутри
явственно  закипело,  но  это  могло  оказаться  всего-навсего  оскорбленной
гордостью былого собственника... И ведь мир  не  рухнет!  Как  выразился  бы
любимый писатель, будет другая. Такая же. Или  лучше.  Какие  наши  годы?  И
вообще, когда стану адмиралом, пожалеет по-настоящему, потому что  адмиралом
я стану отнюдь не в шестьдесят, будем надеяться, гораздо раньше...
   В конце концов он решительно спрятал письмо в тумбочку,  кое-как  запихав
его в конверт, покосился на обе фотографии и,  вздохнув  философски,  как  и
полагалось  настоящему  мужику,  направился  к  выходу.  У   самого   порога
спохватился, вернулся. Надел очки с простыми стеклами,  в  комплекте  с  его
пушистой шкиперской бородушкой придававшие Мазуру вид  заправского  молодого
доцента, этакого вундеркинда от науки. Приказы не  обсуждаются.  Именно  его
физиономию куратор в Ленинграде признал достойной очков и бородки, -  а  вот
Волчонку  не  повезло  гораздо  больше,  начальство   по   своим   неведомым
соображением велело именно ему отрастить  битловские  патлы,  коих  Волчонок
терпеть не мог, но  против  начальства  не  попрешь...  Ушел  в  ботву,  как
миленький.
   "Сириус" был освещен ярко, словно в преддверии некоего  праздника:  кроме
дежурных ламп, по обеим бортам сияло еще не менее дюжины. На  своем  обычном
месте  восседал  седовласый  Виктор  Эрастович,  свято   веривший,   простая
интеллигентская душа, что вся  эта  иллюминация  зажжена  для  его  удобства
благодаря душевной широте капитана. На самом деле лампы были зажжены  не  из
почтения к живописи, а по  более  прозаичному,  но,  разумеется,  секретному
поводу: они  облегчали  наблюдение  вахтенным.  Аквалангист  из  понимающих,
вздумай он пошнырять под водой у  бортов,  сразу  заметил  бы  люк  шлюзовой
камеры и сделал выводы.  Вряд  ли  удалось  бы  ему  воспрепятствовать  (как
запретишь в чужом порту плавать вокруг мирного  научного  судна?!),  но  вот
заметить его - это уже полдела. Сразу будешь знать: есть к тебе  интерес  со
стороны определенного народа, есть...
   Музыка, долетавшая со стороны большой кают-компании, позволяла без особых
усилий  сделать  нехитрый  логический  вывод:  там  снова   танцы.   Мазура,
естественно, потянуло туда, но он все  же  задержался  у  планшира  выкурить
сигаретку.
   И, конечно же, не остался незамеченным -  "Русалка"  опять  приперлась  с
моря и ошвартовалась, как и в прошлый раз, по соседству с  "Сириусом",  чему
не было ни поводов, ни смысла, ни возможности препятствовать. Ну, а то,  что
яхта и  ее  хозяин  группу  чертовски  раздражали,  приходилось  списать  на
неизбежные издержки.
   "Акула капитализма, мать его", - про себя чертыхнулся Мазур, стараясь  не
пялиться  слишком  уж  откро