нули на Лубянке, даже не вздергивая предварительно на дыбу,  потому  что
все и так было ясно. Официально, чтобы народу было понятнее, его обвинили  в
связях с мировым троцкизмом  и  эстонским  генеральным  штабом.  В  суматохе
как-то запамятовали, что эстонского генерального  штаба  не  существует  уже
полгода, поскольку накрылась и сама Эстония,  но  напомнить  об  этом  Берии
никто не решился - вопрос, в конце концов, был не принципиальный.
   Строительство, конечно, свернули, зато  горком  партии  и  еще  несколько
контор, вселившихся в возведенные уже здания, с тех пор работали  в  царском
комфорте - на любого плюгавого чиновничка  приходился  устрашающих  размеров
кабинет и еще куча оставалась незанятыми, как ни плодилась  бюрократия.  Как
рассказывали  старожилы,  бесконечные  широченные  коридоры  первого   этажа
особенно возлюбил легендарный сменный мастер медеплавильного  завода  Кузьма
Кафтанов, за ударные плавки поставленный Иосифом  Виссарионычем  возглавлять
горсовет. Кузьма, как только напьется,  влезал  на  единственную  в  Тиксоне
лошадь и галопом носился по коридорам, вопя, что он - красный кавалерист и о
нем былинники речистые ведут рассказ.  Однажды  он  стоптал  неосмотрительно
вышедшего из кабинета первого секретаря - тот был глуховат и стука копыт  на
расслышал. Залечив синяки, секретарь пожаловался Сталину,  но  Сталин  питал
слабость к запойному великану Кафтанову и прекрасно знал,  что  партийцев  у
него  хоть  завались,  а  пролетариев-маяков  не  так  уж  и  много.   Вождь
ограничился тем, что приказал Берии втихомолку отравить  означенную  конягу,
поскольку она в Тиксоне единственная, и если нет лошади, то нет и  проблемы.
Берия послал в Тиксон верного человека, и тот быстренько выполнил  приказ  -
по слухам, потренировавшись предварительно на двух  неофициальных  вдовушках
Бухарина, мотавших пятьдесят восьмую в тех же краях.
   Гостиница была как раз из  тех  помпезнейших  строений.  В  четыре  этажа
высотой - но каждый этаж, пожалуй, превосходил  по  высоте  два  стандартных
хрущевских.  Плюс  декоративные  колонны,  лепные  пролетарии  с   мускулами
Шварценеггера  и  рожами  дебилов.  Именовалась  гостиница   без   затей   -
"Полярная".
   Они прямо-таки потерялись в необозримом темном вестибюле,  словно  стайка
хомяков на стадионе. Однако Котельников, свой человек, уверенно повел  их  в
угол, где обнаружилась стойка, а за  стойкой  скучала  довольно  симпатичная
администраторша лет тридцати, с  уложенной  на  затылке  толстой  косой.  За
спиной у нее красовался прикнопленный к стене яркий календарь с умилительным
щенком  сенбернара,  явно  призванный  оживить  суровый   облик   вестибюля.
смахивавшего скорее на бомбоубежище для  партийных  боссов,-  Мазур  однажды
бывал в таком.
   Котельников сразу переменился - последнюю пару  метров  прошел,  в  ритме
чечетки пристукивая каблуками и легонько вихляясь. Должно быть, такая у него
была легенда здесь  -  чуточку  недалекий  весельчак  с  набором  заезженных
приколов. Театрально раскинув руки, возвестил:
   - О витязь, то была Фаина...
   Администраторша смерила его взглядом:
   - Все поешь, Верещагин?
   Мазур  засмотрелся.   Очаровательная   была   женщина,   этакая   румяная
деревенская красавица с характером, способная и любить  страстно  до  первых
петухов, и пырнуть вилами ухаря-изменщика.
   - Вот вам главная  достопримечательность  города  Тиксона,-  громко,  как
глухим, сообщил Котельников.- Очаровательная Фаина.
   -  Трепло,-  привычно  вздохнула  очаровательная  Фаина.-  Хоть  и  замуж
зовешь... А это, значит, вы и есть... Интересно, кто в воду полезет?
   - А эвона,- с широким жестом воскликнул Котельников.- Вот они,  оба-двое,
как с картинки. Выбирай любого, оба холостые.
   - Все вы в  командировке  холостые...  -  Фаина!  -  укоризненно  воззвал
Котельников.-  Ты  ж  их  паспорта  листать  будешь,  вот   и   загляни   на
соответствующие странички... Совершенно неокольцованные. Может,  это  судьба
твоя тут торчит, скромно потупясь...
   Мазур встретился с ней взглядом и ощутил мимолетную грусть - хороша была,
румяная, казалась не слишком простой и не слишком сложной, все в  пропорцию,
таких-то женщин мы подсознательно и ищем...
   - Все равно,- вздохнула Фаина.- Где уж нам пленять кавалеров аж из самого
Питера - у них там на каждом шагу сфинксы с медными всадниками,  а  мы  бабы
необразованные...- но глазами в Мазура все же стрельнула вполне игриво.
   - Когда это от баб образованности требовали...- фыркнул Котельников.
   - Ладно тебе,- отмахнулась она.- Паспорта  давайте.  Я  вам  всем  номера
расписала на одном этаже, рядышком, ничего? А то народу мало, человек  сорок
на всю домину, будете жить своей  деревенькой...  Хоромы,  уж  извините,  не
столичные, но жить можно. Бумажки заполняйте пока...
   Она выложила стопочку бланков и принялась профессионально быстро  листать
паспорта. Вновь вскинула глаза на Мазура.  "А  глазищи  у  тебя  определенно
голодные",- подумал он, все еще чувствуя  ту  не  досадливую  грусть.  Да  и
злость вдобавок - из-за того, что выступал сейчас под  личиной,  к  тому  же
получил от  Кацубы  четкие  инструкции  для  одного  из  вариантов  развития
событий, и эти инструкции ему  претили  донельзя,  но  права  голоса  он  не
имел...
   За спиной  послышались  шаги.  Мазур  оторвался  от  бланка.  И  подумал:
"Похоже, начались  легонькие  сложности...  А  может,  это  и  к  лучшему  -
разрядиться в хорошей драке, глядишь, нервишки и придут в норму..."
   С первого взгляда было ясно, что эти молодые индивидуумы, числом  пятеро,
играют здесь роль пресловутых первых парней  на  деревне,  вышедших  и  себя
показать, и начистить чавку залетному чужаку. Везде, в принципе, одно  и  то
же. А если вспомнить юные годы, то и сам Мазур, еще не вставший под флотские
штандарты, был не лучше...
   Они остановились  в  двух  шагах,  похрустывая  кожаными  куртками,  один
щелкнул кнопкой скверного выкидного ножика и принялся чистить ногти лезвием,
нахально и неторопливо разглядывая Свету. Второй заглянул через плечо Мазура
в полузаполненный бланк и громко сообщил третьему:
   - Не, Витек, не импортные. Свои.  Значит,  без  переводчика  дотумкаемся.
Девушка,  вам  достопримечательности  города  не  показать?  Хорошие  у  нас
достопримечательности, всегда показать готовы...
   Мазур спокойно изготовился. Он, конечно, не считал себя спецом в вопросах
агентурной  разведки,  но  не  надо  быть   Штирлицем,   чтобы   определить:
стандартная местная шпана. Кацуба еще в самолете прорабатывал этот вариант -
столкновение с местными - и приказ отдал недвусмысленный:  при  нужде  можно
колошматить, особенно не увлекаясь.  Особой  демаскировки  не  будет  -  где
написано, что питерские ученые  мужи  не  могут  владеть  рукопашной?  А  уж
аквалангистам быть крутыми сам бог велел...
   Похоже, Кацуба собирался действовать в полном соответствии с собственными
указаниями - невозмутимо поблескивая очками,  оглядел  аборигенов  и  пропел
сквозь зубы с самым вызывающим видом:
   Ой, напрасно, тетя,
   дяде член вы трете,
   дядя - полный импотент...
   В сочетании  с  его  хлипко-очкастым  обликом  сие  выглядело  предельным
хамством, к тому же самый низкорослый из пятерки был выше Кацубы на  голову.
Они, конечно же, мгновенно и слаженно  ощетинились,  и  тот,  что  с  ножом,
многозначительно прошипел:
   - Бороду давно не выщипывали, интеллигент?
   Скрипнул отодвинутый стул - это очаровательная женщина Фаина  выпрямилась
во весь рост, так  что  высокая  грудь  натянула  тонкую  белую  блузку,  и,
испепелив глазами нахалов, ледяным голосом распорядилась:
   - А ну-ка, улетучились дальше, чем я вижу! "Ах, какая женщина! - невольно
восхитился Мазур.- Веришь, что все правда - и насчет коня на скаку, и насчет
горящей избы..." Он был готов к бою, но, к некоторому его удивлению, пятерка
моментально увяла, сникла и поскучнела,  словно  выпустили  воздух  из  туго
надутых  шариков.  Без  единого  слова  они,  принужденно  улыбаясь,  начали
отступать, один протянул примирительно:
   - Фая, да мы ж балуемся...
   - Я тебе побалуюсь! - цыкнула Фаина.- Чтоб я вас тут неделю не видела!  И
в кабаке тоже!
   Проводила взглядом  уныло  потянувшуюся  к  выходу  пятерку,  гордо  -  и
совершенно без нужды - одернула блузку, садясь, улыбнулась Мазуру:
   - Шляются тут, сопляки...
   -  Решительная  вы  женщина,-  сказал  он,  отметив,  кстати,  отсутствие
обручального кольца.
   - Будешь тут... Не беспокойтесь, не тронут.  Головы  мигом  пооткручиваю,
если что, скажите.
   - Ну, да мы уж сами...- заявил  Кацуба.  Фаина  оглядела  его  с  ног  до
головы, по глазам видно было, что всецело и полностью верит в неподдельность
Кацубовой личины. Однако удержалась от реплик в адрес  недотепы-интеллигента
(показав тем наличие такта), улыбнулась Мазуру:
   - Правда, не беспокойтесь. В ресторане отираются, сопляки, на  иностранок
глазеют, ну да мы их за шкирку держать умеем...
   - Да уж, вы подержите...
   - Испугались?
   - А то,- сказал Мазур.- Всю жизнь решительных женщин боялся.
   - Оно и видно, уж такой вы пугливый - спасу нет...
   Все шло по накатанной - извечная игра по нехитрым  правилам,  освященным,
пожалуй, веками. В другое время и при другом раскладе можно было предсказать
все наперед, но теперь в свои права властно вступила закулисная реальность -
Кацуба, подтолкнув его локтем в бок, сказал:
   - Микушевич, ты бумажки-то заполняй, а то мы еще водки не пили...
   Фаина покосилась на него вовсе уж неприязненно, раз  и  навсегда  наклеив
этикетку. Кокетливо-сожалеючи улыбнулась  Мазуру  и,  собрав  бланки,  тоном
радушной хозяйки сообщила:
   - Ресторан у нас вон там, часов в шесть откроется. Буфет на вашем  этаже,
на втором. С кипятильниками не балуйтесь - везде старая проводка, еще  пожар
устроите.... Горничную попросите, чай  вскипятит.  Сейчас  иностранец  пошел
косяком, так что мы обслуживание на высоте держать  стараемся...  По  городу
вечером не шатайтесь -  народ  злой,  от  безделья  и  безнадежности  водкой
лечится, поколотить могут,- покосилась на Кацубу.- И в  постели  не  курите,
мало ли...
   Они подхватили пожитки и повлеклись на второй  этаж,  шагали  по  гулкому
темноватому коридору, как  привидения  в  готическом  замке.  Тишина  стояла
гробовая, благодаря толстенным стенам и толстенным  дверям  из  натурального
дерева, из номеров не доносилось ни звука, и гостиница казалась вымершей.
   - Ну,  всем  полчаса  на  оправку  и  обустройство,-распорядился  Кацуба,
помахивая здоровенным  старомодным  ключом  от  номера.-  Мы  пока  с  Гошей
потолкуем о предстоящих свершениях, а потом, по русскому обычаю,  сходим  на
разведку в смысле насчет водки. Когда еще кораблик придет...
   Мазур закрыл за собой дверь, но запирать ее не стал, помня  инструкции  -
следовало ожидать скорого визита Светы. Поставил сумку и пошел обживаться.
   Номер с высоченными потолками  и  полукруглыми  в  верхней  части  окнами
оказался двухкомнатным - спальня и гостиная. Вся мебель была  массивная,  не
менявшаяся, должно быть, со времен торжественного открытия отеля, но  ничуть
не разболтанная - в прежние годы  умели  работать  на  совесть.  На  боковой
стенке высоченного серванта,  больше  похожего  на  средневековое  надгробие
какого-нибудь герцога,  Мазур  даже  обнаружил  серую  овальную  алюминиевую
бирочку с глубоко выбитыми буквами: "НКВД СССР- ПОЛЯРСТРОЙ". Чуть подумав  и
не терзаясь угрызениями совести, достал швейцарский перочинный ножик, открыл
отверточку и в два  счета  отделил  бирочку  -  в  подарок  доктору  Лымарю,
обожавшему подобные сувениры и нахально воровавшему их, где только возможно.
Огромная коллекция доктора была широко  известна  в  узких  кругах  и  давно
обросла фольклором - взять хотя бы случай с чешским  самолетом  "ЛК".  Когда
они только что появились на пассажирских  трассах,  доктор  чуть  ли  не  на
глазах у экипажа отломал красивую пластмассовую табличку "Не курить" - а той
же ночью очередная докторская подруга разбудила его  нечеловеческим  визгом.
Оказалось,  с  наступлением  темноты  табличка  начинала  светиться  зеленым
призрачным сиянием, и продравшая ночью  глаза  похмельная  девица  отчего-то
решила, что имеет дело с нечистой силой...
   Громоздкий телевизор, ровесник  пиночетовского  путча,  как  ни  странно,
работал - вот только цвета здорово  подгуляли,  а  каналов  Мазур  обнаружил
всего два. Изображение дергалось и временами покрывалось словно  бы  снежным
вихрем, но все же это было лучше, чем ничего.
   Посреди ванны, покрытой изнутри паутиной темных  трещинок,  непринужденно
собрались на тусовку с полдюжины крупных  тараканов.  Появление  Мазура  они
приняли с философским спокойствием, даже  и  не  подумав  пуститься  наутек.
Мазур без особой злости открутил кран, и усатых философов  поволокло  стру„й
воды к сливному отверстию, где они и сгинули. Вряд ли это можно было считать
решающим  триумфом  -  наверняка  он  расправился   лишь   с   разведгруппой
противника, а главные силы таились где-то по углам.
   Пожалуй, следует пару раз в  день  принимать  холодный  душ  -  в  рамках
стандартной  закалки  перед  погружениями  в   холодную   воду.   "Холодных"
погружений с ним не случалось давненько, судьба носила по теплым морям...
   Даже и горячая  течет-  цивилизация...  Он  вернулся  в  комнату,  достал
полученные от Котельникова бумаги и перечитал их еще раз, снова  убедившись,
что  "бардак"  -  чересчур   мягкое   определение   для   обоих   трагически
завершившихся  спусков.  Положительно,  местная  самодеятельность  -   самое
скверное, что только может случиться...
   Пошел   в   ванную,   бросил   бумаги   на   слив,   пустил   воду,   как
проинструктировали.  Под  холодной   мутноватой   стру„й   тонкие   листочки
моментально  стали  размякать,  таять,  исчезать  -  ив  полминуты   пропали
бесследно. "Сыщики-разбойники,- гораздо злее проворчал он про  себя.-  Сорок
три утюга на подоконнике..."
   В дверь постучали, и тут же вошла Света, яркая, как  тропическая  птичка.
Белозубо усмехнулась:
   - А я вот мимо проходила...
   И с порога прижала палец к губам,  многозначительно  поиграв  глазами.  В
руке у нее был большой черный транзистор. Мазур, совершенно не  представляя,
как пока что себя держать, спросил:
   - Как тебе городок?
   -  Глаза  б  мои  его  не  видели.  Как  они  здесь  живут?  Я  бы  сразу
повесилась...
   Она что-то там  нажала,  на  боковине  транзистора  откинулась  панелька,
обнажив крохотные лампочки и кнопки. Света прошлась  по  периметру  комнаты,
продолжая беззаботно трещать:
   - По комнате тараканы ходят, в  столе  нашлась  газета  аж  за  девяносто
второй год, так что начала бояться, что из  шкафа  возьмет  да  и  вывалится
скелет какого-нибудь стахановца, могли забыть, свободно...
   Личико у нее при этом оставалось напряженно-деловым - и  вдруг  озарилось
словно бы  радостной  улыбкой.  Она  вновь  прижала  палец  к  губам,  потом
покрутила им возле уха. Мазур понятливо кивнул. Подумал, что жить становится
все смурнее.
   - Пошли,- сказала  Света,  закрыв  панельку.-  Шеф  сабантуйчик  собрался
устроить, опять налакается до поросячьего визга, декадент...
   Мазур послушно поплелся следом. Запер номер. Света шепнула ему на ухо:
   - У всех "клопы". Не бог весть что, не высший класс, но работает усердно.
Хорошо еще, что в нумерах нет телефонов - на телефоны можно  навесить  такие
хитрушки, что никакая проверка не возьмет...
   Он пожал плечами, совершенно не  представляя,  как  нужно  комментировать
неожиданное открытие и надо ли его вообще комментировать.
   - Ну, может, это и не на нас поставлено,- шепнула она.- Может, у них весь
отель на под-слушке со старых времен. Смотри там...
   - Не дите,- проворчал он. Она глянула снизу вверх, совершенно  невинно  и
спокойно.
   - Партитуру помнишь?
   - Помню. Света фыркнула:
   - Фейс у вас, мон колонель. Ничего, многое бывает в первый раз,  так  что
не комплексуйте...
   Показались остальные, возглавляемые  Кацубой,  с  недюжинным  лицедейским
мастерством  изображавшим  возбужденного  предстоящей   выпивкой   запойного
интеллигента.  Он  сиял,  потирал  руки,  он  был  настолько  беззаботен   и
воодушевлен,  что  Мазур  про  себя  тягостно   завидовал.   Утешало   одно:
предстоящее прибытие корабля, где придется заниматься своим прямым делом,  и
никаких посторонних микрофонов там, надо надеяться, не будет...
   Буфет, как оказалось,  не  выбивался  из  общего  стиля  -  он  тоже  был
необозрим и явно  рассчитан  на  то,  что  поутру  все  население  гостиницы
сбежится  поправиться  чайком.  Цены  на  раз-нообразнейшую  местную   рыбу,
великолепную осетрину в том числе, поражали своей копеечностью - зато  любая
привозная  мелочь  радовала  ценниками,  от   которых   зашкаливало   всякое
воображение. Кацуба, правда, не мелочился - похоже было, денег  Глаголев  не
пожалел.
   Затарились - к вялому оживлению скучавшей в  одиночестве  буфетчицы  -  и
направились  в  номера,  позвякивая  многочисленными  емкостями.   Навстречу
попались двое белозубых субъектов - рослые, по-нездешнему раскованные. Мазур
моментально определил в них импортных индивидуумов. И не  ошибся  -  один  в
полный голос бросил спутнику  на  хорошем  английском,  будучи  уверен,  что
другие его не поймут:
   - Смотри, какая куколка. И что ей с этими аборигенами делать?
   Мазур  без  труда  просек  тренированным  ухом   выговор   уроженца   или
постоянного жителя Новой Англии. Они так и разминулись бы,  но  Шишкодремов,
тоже в полный голос (хотя и подчеркнуто глядя в сторону), выплюнул смачную и
длинную фразу на отличном сленге, как раз в Новой Англии и имевшем хождение.
Если вкратце, белозубому предлагалось не пялить глаза на девочек, а  продать
свою бабушку чернокожему сутенеру для  использования  в  хитрых  заведениях,
практиковавших исключительно оральный секс для мексиканской клиентуры.
   Эффект был хороший. Белозубый, конечно, моментально обиделся, надул  щеки
и сжал кулаки, но Вася с отрешенным видом принялся созерцать свой недюжинный
кулачище.  Второй  варяжский  гость,  по  лицу   видно,   оценил   численное
превосходство противника и поволок друга за собой, бормоча:
   - Без проблем, парни, без проблем...
   -  Патриот  он  у  нас,-   сказал   Мазуру   Кацуба,   кивая   на   гордо
подбоченившегося Шишкодремова.- Тяжко ему видеть иноземное засилье.
   - Да я таких на пальме за ноги вешал...- проворчал под нос Шишкодремов.
   Очень возможно, он не врал, даже наверняка.
   - Пошли уж, вешатель...- буркнул Кацуба. Мазур в свои годы выпил,  как  и
любой нормальный мужик, не менее цистерны, но на такой  пьянке  ему  еще  не
приходилось бывать. Потому что это была не пьянка, а  чистейшей  воды  театр
для  невидимого  постороннего  слушателя  -  причем   актеры   должны   были
притворяться, что о наличии слушателя и не подозревают.
   Хорошо еще, ему не нужно было изощряться в роли примадонны - он  попросту
помалкивал, изредка вступая с анекдотом или невыдуманным случаем из  морской
жизни (естественно, никак не ассоциировавшимся у  слухачей  с  военными),  а
водочку попивал крайне умеренно, поскольку вскоре предстояло идти под  воду.
Почти так же держался и Вася Федичкин. Зато Кацуба  старался  за  троих,  по
интеллигентской привычке  тараторил  без  умолку,  не  слушая  собеседников,
стремительно  надирался,  роняя  на  пол  то  вилку,  то   кусок   осетрины,
бессмысленно ржал и откровенно лез к Свете с  руками  и  сальными  намеками.
Света, с точки зрения непосвященного слушателя  уже  изрядно  рассолодевшая,
сначала хлопала его по лапам, потом откровенно послала  на  исконно  русские
буквы и заявила, что в присутствии  настоящих  мужчин  вроде  ее  обожаемого
Микушевича доценту лучше бы оставить  руки  при  себе.  Кацуба  обиделся,  а
Шишкодремов его утешал  по  доброте  душевно