услышал... хотя чем я мог помочь?
   - Ага, - сказал Мазур. - какой-нибудь противолодочный корабль?
   -  Самолет,  -   сказал   Хольц.   -   "Эвенджер"   с   американскими
опознавательными знаками. Видимо, он патрулировал район,  у  американцев
уже тогда были тут военно-воздушные базы... Это было, как в кино,  право
слово. На войне возможны самые невероятные события, все  так  причудливо
переплелось... Мы с радистом все отлично видели, лучшего наблюдательного
пункта и не подберешь. Самолет пошел на боевой заход, в красивое пике...
Мне потом пришло в голову, что все обернулось именно  так  исключительно
из-за того, что на зенитном автомате стоял  Крифельд.  Он  был  мастером
своего дела, прямо-таки  виртуозом.  Промахнись  он,  все  произошло  бы
как-то по-другому.  А  так...  Крифельд  попал  по  самолету  первой  же
очередью. Я уверен, пилота убило сразу. То ли я и  в  самом  деле  видел
тогда, как брызнули осколки фонаря, то ли внушил себе потом, что  видел.
Какое это имеет значение? Самолет не изменил  траектории,  понимаете?  И
врезался в носовую часть лодки, перед рубкой. Тут же  рвануло.  Ох,  как
рвануло... Я выяснил потом:  "Эвенджеры"  обычно  несли  или  торпеду  в
бомболюке, или девятьсот кило бомб. В любом случае шарахнуло на совесть.
Лодка утонула в считанные секунды. Это все  произошло  гораздо  быстрее,
чем я вам сейчас  рассказываю.  Мы  с  радистом  стояли,  как  истуканы,
разинув рты - а там,  внизу,  вода  уже  успокаивалась,  на  поверхности
ничего не было, ни обломков, ни людей, ничего... только  море...  -  его
взгляд оставался столь же мечтательным, отрешенным.  -  Текли  минуты...
первая мысль у меня была: "О Господи, мы  остались  совершено  одни!"  А
вторая: "Теперь  только  я  знаю,  где  лежит  два  миллиона  долларов!"
Конечно, по тогдашним ценам это было далеко не два миллиона - но  я  уже
не помню тогдашней суммы...
   - Подождите-ка, - сказал Мазур. - "Только  я  знаю",  вы  сказали?  А
радист? Ему что, каким-нибудь осколком в лоб прилетело?
   - Да нет, - сказал Хольц, криво усмехаясь. - Он  стоял  тут  же.  Но,
понимаете... Он бы не одобрил, я бы не  нашел  у  него  понимания.  Этот
парень был идейным.  Фанатик  со  стандартной  биографией.  Как  говорят
американцы, упертый.
   - А вы, стало быть, нет?
   - Верьте или нет, дело ваше, но к тому времени я давным-давно не  был
убежденным нацистом. Я был в гестапо, не забывайте. В  любой  спецслужбе
очень мал процент идейных фанатиков. Потому что именно спецслужбы  имеют
дело с  реальной  информацией  о  реальном  положении  дел.  Официальная
пропаганда - это для толпы. Нет  уж,  мы  были  кем  угодно,  только  не
фанатиками. К тому времени человеку вроде меня уже стало ясно, что  идеи
стухли, а цели недостижимы...
   -  Ага,  -  сказал  Мазур.  -  И  радист,  я  так  понимаю,  покончил
самоубийством, выстрелив себе в затылок?
   - В основание черепа, - с большим знанием дела поправил Хольц. - Есть
такая точка, вот тут. -  Он  наклонился  над  Мазуром  и  ткнул  крепким
пальцев в точку,  о  которой  и  сам  Мазур  прекрасно  знал.  -  Смерть
мгновенна, ни мига страданий,  я  вовсе  не  хотел,  чтобы  он  страдал,
как-никак мы служили в одном экипаже... Но он ни за что бы  со  мной  не
согласился. Он умер через четверть часа после взрыва, когда стало  ясно,
что на лодке погибли все до одного, и никто более не вынырнет. О трупе я
позаботился, его так никто и никогда не нашел.
   - А потом? - Остаток дня я провел даже  с  некоторым  комфортом  -  в
лодке, как и полагалось, был НЗ, пресная вода на острове  отыскалась.  А
назавтра над островом и вокруг стали летать самолеты. Американцы  искали
свой штурмовик. Несомненно, он просто  не  успел  связаться  с  базой  и
сообщить, что видит субмарину - иначе моя легенда не прокатила  бы...  А
она прокатила. К тому времени я успел многое обдумать,  принялся  бегать
по берегу, как  какой-нибудь  Робинзон  Крузо,  махать,  костер  разжег,
навалил зеленых веток для дыма... Летающая лодка быстренько подрулила  к
берегу. Янки были очень разочарованы - они, понятное дело,  решили,  что
это их пилот спасся. Ну, что им оставалось делать? Мне дали по  шее  для
порядка, обыскали и забрали с собой. Привезли сюда, на свою базу. Обычно
пленных отсюда переправляли в Штаты, но  я  был  один-одинешенек,  да  и
оказии не случилось. А через несколько дней кончилась война. И  я  сразу
стал  почти  неинтересен.  Допрашивали,  конечно.  О,  я  им   преподнес
чертовски убедительную версию...  Назвался  младшим  офицером  с  другой
лодки. Американцы ее потопили в тех же местах дня три назад, мы  слушали
их радио до того, как потеряли антенну.  Я  там  знал  кое-кого,  вот  и
присвоил себе чужое имя - такой же младший офицер,  ничего  интересного.
Со своим "зольдбухом", солдатской книжкой, я успел поработать -  подтер,
где надо, до полной нечитаемости, подмочил морской водой... Они ничего и
не заподозрили. Мундир кригсмарине, погоны соответствуют обозначеному  в
книжке званию, место службы тоже, вот только номер подлодки не читается.
Я им напел, что спасся на той самой надувной лодочке,  и  течением  меня
принесло прямехонько к острову. Съели. При серьезной разработке могли  и
докопаться, но кому это было нужно. Война  закончилась,  я  был  обычным
младшим  офицером  криксмарине,  каких  в  плену  у  союзников   торчало
немерено... Меня еще два месяца держали за колючкой, в  каком-то  пункте
для  интернированных  -  а  потом   вышибли   к   чертовой   матери.   С
соответствующей справкой. Можно было выправить бесплатный билет в Европу
- в трюме какого-нибудь сухогруза. Только зачем? Родители к тому времени
уже  умерли,  невеста...  в  этом  плане  я  не  сентиментален.  Я  ведь
единственный знал, что там лежит на дне.
   - Вот только добраться никак не удавалось, а?
   - Это точно, - со вздохом кивнул Хольц. -  Сначала,  как  вы,  должно
быть, понимаете, нужно было просто выжить. Подыскать работенку,  освоить
язык, осмотреться, и вообще... Мотало чуть ли не по всей Южной  Америке.
Шофер, рабочий на плантациях,  одно  время  служил  в  полиции  довольно
далеко отсюда. Мне нельзя  было  высовываться,  ясно?  Потому  что  сюда
повалили наши, чтоб их черти взяли.  Их  тут  было  столько...  И  какие
люди... Верьте или не верьте, но лет двадцать назад,  в  другой  стране,
средь бела дня метрах в трех от меня, как ни в чем не бывало прошел  сам
папаша Мюллер... слышали о таком?  То-то.  И  мой  шеф,  штандартенфюрер
Рашке,  тоже,  как  потом  выяснилось,  преспокойно   обитал   в   одной
гостеприимной здешней стране...
   - Ну, понимаю, - сказал Мазур. - Тут  дело  даже  не  в  идеях,  а  в
камушках. Они бы вас выпотрошили, как камбалу на кухне.
   - Вот именно, - поморщился Хольц. - Но  даже  если  бы  я  и  уцелел,
остался бы нищим. Похлопали бы по  плечу  и  поблагодарили  за  верность
давным-давно сгинувшему рейху... Зачем мне это?  Нет  уж,  мне  хотелось
самому... Только никак не получалось. То денег не было, то  возможности.
Два раза пытался - в пятьдесят седьмом и семьдесят первом. В первый  раз
просто сорвалось, а  во  второй  вообще  чудом  уцелел  скоты-напарнички
погорячились...  Попытались  перерезать  глотку  раньше  времени,  да  и
действовали бездарно... В общем, слишком долго ни черта не получалось. И
только когда судьба меня свела с отцом сеньориты Кристины, я  рискнул...
Вот и все, пожалуй. Еще виски?
   - С удовольствием, - кивнул Мазур.
   Он решил не ломать пока что  голову  над  тем,  правдива  только  что
выслушанная история, или с какой-то неизвестной пока целью выдумана толи
от начала и до конца, то ли в  каких-то  важных  деталях.  Сейчас  этого
просто не определить.
   - Одного я только не пойму, - протянул он задумчиво. - Вы то  и  дело
упоминали о разведках, которых вы боитесь. При чем тут разведки? Или там
кроме бриллиантов, еще что-то было?
   Хольц, стряхнув мечтательность, уперся в него цепким взглядом:
   - Почему вы задаете такие вопросы?
   - Потому что не хочу связываться ни с  какими  разведками,  -  сказал
Мазур. - Для людей вроде нас с вами это совершено ни к чему. Вдруг  и  у
вас что-то такое на уме...
   - У меня на уме только бриллианты, - сказал Хольц,  -  А  разведки...
Там были еще  и  микропленки,  куча  самых  разных  документов  о  наших
отношениях с друзьями:  расписки  и  донесения,  материалы  о  некоторых
деликатных акциях и тому подобное... Сюда эвакуировали архив  одного  из
отделов.
   - Кому это теперь нужно? - с самым наивным видом,  какой  только  мог
себе придать, воскликнул Мазур.
   - Ну, не скажите... - с тем же превосходством протянул  Хольц.  -  Я,
как опытный сотрудник известного ведомства, могу вас  заверить  со  всей
определенностью: такие документы не протухнут и за  сто  лет.  Кое-какие
политические партии существуют до  сих  пор  -  и  активно  участвуют  в
нынешней политике.  Кое-какие  фитили  способны  даже  сегодня  взорвать
нешуточные бомбы. Наконец, до сих пор иные персонажи живехоньки...  Этот
архив для людей вроде нас с вами абсолютно неинтересен - а вот  политики
и разведчики его смогут использовать на всю катушку - по  крайней  мере,
большую часть...
   - И наверняка дали бы за него немалые денежки? - спросил Мазур.
   - Вот это вы бросьте! - прямо-таки рявкнул Хольц. - Но крайней  мере,
до тех пор, пока мы вынуждены работать  вместе.  Лично  я  не  собираюсь
через сорок лет вновь окунаться в  эти  дрязги!  Еще  и  оттого,  что  в
подобных сделках слишком часто рассчитываются пулей, а не  чеком  -  так
практичнее, знаете ли. Забудьте  об  этих  пленках  к  чертовой  матери!
Бриллианты - вещь гораздо более ликвидная, и  они  не  влекут  за  собой
таких сложностей.
   - Да что вы разгорячились, я просто так спросил, ради любопытства,  -
примирительно сказал Мазур.
   - Любопытство вы удовлетворили, Вот  и  забудьте  на  прочь  об  этом
чертовом архиве. Кладоискательство и политика - два разных вида бизнеса,
и смешивать их не стоит. Понятно?
   - Да, понятно, понятно, успокойтесь! Говорю вам, я просто просчитываю
все варианты. Неуютно как-то работать, зная, что на хвосте у тебя  висит
чья-то разведка...
   - Успокойтесь, бросил Хольц свысока. - До сих  пор  я  и  не  слышал,
чтобы чьи-то разведки пронюхали о... Ко мне никто  никаких  подходов  не
делал...
   "Счастливец ты, однако, - подумал Мазур. -А вот ко мне -  делали.  Не
далее как сегодня днем. Черт его знает, в  конце  концов,  на  кого  там
работает Ронни, но факт остается фактом: по крайней мере, одна  разведка
что-то все же пронюхала. Он недвусмысленно упоминал о микропленках...  У
Кристины они уже на хвосте и у меня тоже, а может, и у тебя... "
   Вслух он спросил:
   - Что это вы так благодушно улыбаетесь?
   - Да оттого, что ситуация лишена всякой двусмысленности и недомолвок,
- почти благодушно ответил Хольц, радушно подливая ему виски. - Вы вроде
бы не глупый парень, Джонни.
   Должны понимать, что из данного положения  есть  только  два  выхода:
либо вы честно со мной сотрудничаете и  получаете  свою  законную  долю,
либо я вас шлепну без всякой жалости.  Это  -  мечта  всей  моей  жизни,
понимаете? У меня давно уже нет другой. И  я  никому  не  позволю  стать
между мной и мечтой... - глаза у него и в самом деле были страшными. - Я
твердо решил пожить, как следует, за все эти годы... Я еще успею  досыта
попользоваться жизнью и теми возможностями, которые дают деньги... Похож
я на старую развалину, как по-вашему?
   Мазур присмотрелся внимательно. Вообще-то по его  мнению,  шестьдесят
пять - многовато. Тем не менее, немец и в  самом  деле  не  выглядел  ни
развалиной, ни стариком - крепок, лось, есть еще силушка. Ну, сие  легко
объяснимо. Такая цель и в самом деле  способна  придать  человеку  вроде
него немало физических и душевных сил, почище любого допинга...
   - Понятно, -  сказал  Мазур.  -  Собираетесь  раскуривать  сигары  от
стодолларовых бумажек и купать певичек в шампанском?
   Хольц ничуть не обиделся. Улыбнулся почти приятельски:
   - Нет, то, о чем вы говорили - и крайности, и  пошлости.  Но  я  и  в
самом деле намерен погулять. За все эти сорок лет. У меня нет ни  семьи,
ни близких. У меня есть только субмарина на дне. И сейф...
   - А вы уверены, что он уцелел? - невинным тоном спросил Мазур. - Мало
ли как могло обернуться...
   Будь он послабее духом, непременно испугался бы.  В  лице  Хольца,  в
холодных синих глазах не стало не только человеческого, но и  звериного:
это было что-то другое,  страшнее,  запредельнее...  Мазур  приготовился
даже к меткому удару, если тевтон все же потянется за пистолетом...
   Обошлось. Не иначе как многолетние странствия и полная  превратностей
жизнь научили Хольца владеть собой. Он сказал почти ровным голосом:
   - Больше не шутите так, Джонни. Ни к чему такие шуточки. Командирская
каюта располагалась в кормовой части, за рубкой. Она не могла пострадать
настолько уж... Конечно, взрыв был не из слабых, лодку вполне могло даже
переломить пополам... Но если и так, обе половинки преспокойно лежат  на
грунте. Глубина для опытного аквалангиста не столь уж большая.
   - Представляю, как там все изломало и перекрутило... - сказал  Мазур,
ничуть не играя. -И каково будет внутрь протискиваться...
   Хольц, выплеснув в рот виски, осклабился:
   - А вы что же, мой юный друг, хотите получить двести  тысяч  долларов
за пустяковую работенку? Нет уж, ради хороших денег  нужно  и  из  шкуры
вылезти и рискнуть... Это справедливо?
   - Справедливо, - со вздохом признался Мазур, не собираясь выходить из
принятой на себя роли.
 
ГЛАВА ПЯТАЯ 
 
ЛИРИЧЕСКАЯ 
 
   Ну что же, лучше поздно, чем никогда... Наконец-то хоть что-то в  его
насквозь неромантичной жизни и еще менее романтичной  работе  напоминало
классический шпионский роман в бульварной версии. Капитан Мазур, пусть и
не в смокинге, танцевал медленный танец с очаровательной девушкой, пусть
и не в первоклассном ресторане. Заведение  как-никак  было  ступенек  на
несколько повыше дешевой забегаловки, и  музыка  была  экзотическая  для
обитателя  другого  полушария,  а  девушка,  как   уже   упоминалось   и
подчеркивалось, очаровательна.
   Оркестр старался. Музыка рыдала. Мелодия классического танго была для
человека свежего столь печальной, унылой, трагической и рвущей  душу  на
сто пятнадцать кусков, что Мазур  искренне  удивлялся,  наблюдая  вокруг
веселые лица, откровенный флирт, улыбки и смех. Поначалу  ему  казалось,
что надрывно-тоскливая мелодия очень быстро заставит всех присутствующих
безудержно рыдать крупными слезами, содрогаясь  в  приступах  вселенской
печали. Потом он помаленьку привык, ему  уже  не  казалось,  что  он  на
похоронах. Увы, после того, как инструменты, которые  по  пальцам  одной
руки можно было пересчитать, выдали сущий  океан  печали,  Мазур  поймал
себя на том, что будет отныне хихикать над самыми тоскливыми  цыганскими
мелодиями, тешившими русскую душу. В  самом  деле,  никакого  сравнения.
Если считать цыганский оркестр чем-то  вроде  малокалиберной  пушки,  то
здешние лабухи тянули на атомную бомбу...
   И он покачивался себе бездумно посреди вселенской печали, старательно
вспоминая, что все не так плохо, как способно внушить  тоскливое  танго:
все живы пока, планета цела, солнце не погасло...  А  главное,  судя  по
некоторым наблюдениям и приметам, знакомым любому мало-мальски  опытному
мужику,  столь  же  отрешенно  колыхавшаяся  в  его   объятиях   девушка
определенно ступила на путь, ведущий к приятному  финалу,  тому  самому,
что испокон веков тешит мужскую гордость. Ничего еще не высказано вслух,
ничего не решено, но Кристина в его руках давно уже казалась сдавшейся.
   Или хотела искусно создать у него  впечатление,  что  после  недолгой
осады австралийский супермен ее форменным образом очаровал, и  нынче  же
ночью, в уединенном домике, получит свою награду. Мол, даже  благородные
девицы  с   восходящей   к   конкистадором   родословной   не   способны
сопротивляться нынешним  наследникам  бесшабашных  лейтенантов  Кортеса,
шагавшим по  джунглям,  как  по  бульвару,  а  применительно  к  данному
конкретному случаю - готовым нырнуть на дно морское  за  бриллиантами  с
нерассуждающей решимостью чугунного утюга...
   В общем, какая-то частичка его сознания привычно стояла  на  карауле,
не позволяла расслабиться, верить  всем  этим  многозначительно-покорным
взглядам, улыбкам и легким касаниям. Во всем следовало  видеть  игру:  в
том, как она прильнула, как опустила голову к его плечу. Чуть ли не  все
до  единой  местные  встречи,  местные  знакомства  имели  двойное  дно,
потаенную изнанку, то грязную, то кровавую. Бдительности ради  следовало
заранее полагать, что и в данном  случае  в  очередном  шкафу  притаился
очередной скелет, ожидая своей очереди явиться на  свет  божий,  скалясь
костяной мордой. И вообще, следует помнить классику, господа мои - самая
очаровательная  женщина,  которую  в  жизни  видел  Шерлок  Холмс,  была
приговорена к  виселице  за  коварнейшее  убийство...  Нешто  мы  дурнее
англичанина?
   - Ты меня совращаешь?  -  тихонько  спросила  Кристина,  все  так  же
легонько касаясь щекой его плеча.
   "Пока я бултыхаюсь возле подлодки, мне ничего не грозит, - думал  тем
временем Мазур. -А  вот  когда  я  вынырну  на  поверхность  с  добычей,
улыбаясь устало и горделиво тем, кто стоит на палубе - вот тут  возможны
варианты, черт возьми, возможны варианты... Если они заранее  решили  от
меня избавиться, то позволят прожить еще ровно столько, чтобы убедиться:
в кулаке у меня как раз и посверкивают долгожданные бриллианты... И  вот
тут-то следует извернуться... "
   - Нет, - ответил он. - Соблазняю.
   - А какая разница? - поинтересовалась она тем  самым  тоном,  что  по
женским задумкам делает из большинства мужиков законченных придурков.
   - Огромная, - сказал Мазур. - Совращают невинных, а  соблазняют  тех,
кто уже имеет о мужчинах некоторое представление...  Но  если  тебе  так
хочется, считай, что тебя именно совращают...
   Кристина подняла голову и заглянула ему в глаза:
   - Джонни, почему я тебе позволяю все это нести?
   - Потому что любая  женщина,  даже  столь  благородных  кровей,  даже
получившая университетский диплом  в  Америке,  в  глубине  души  жаждет
романтики, - сказал Мазур. - И в фантазиях представляет  себя  на  месте
пленницы пирата в кормовой каюте парусного  фрегата.  При  условии,  что
пират галантен и благороден. Ну, отсюда легко сделать  вывод,  что  я  и
есть воплощение романтики: я - персонаж  Джека  Лондона  и  Сабатини,  а
также Стэкпула с его "Голубой лагуной" и Зейна  Грея  с  его  ковбойским
циклом... - он  шептал  девушке  на  ухо  всю  эту  чушь  с  пародийными
интонациями эстрадного гипнотизера.  -  И  вас,  благородная  сеньорита,
причудливым образом привлекает-отталкивает эта моя непохожесть  на  все,
что вам встречалось до сих пор, вы ощущаете  на  нежном  личике  дыхание
иного мира, откуда приходят загадочные личности вроде меня...
   Она легонько отстранилась, подняла голову:
   - Черт бы тебя побрал, Джонни!
   - А почему? - безмятежно спросил Мазур.
   - Потому что я никак не могу понять, когда ты настоящий. И  какой  ты
настоящий. Только построила картинку,  как  она  рассыпалась  на  мелкие
кусочки...
   - Ага, - сказал Мазур. - Это в тебе уже бунтует оскорбленная  женская
натура. Вы  же  привыкли,  что  это  вы  остаетесь  тайной  и  загадкой,
непостижимой для ума...
   - Может быть... Может.  Но  тут  и  что-то  другое.  Ты  сам  другой.
Непонятный.
   - Да ну... Я простой австралийский бродяга, житель сонного и скучного
континента...
   - Не кокетничай.
   -  И  не  думаю  -  сказал  Мазур.  -  Это  ты  у  нас  загадочная  и
романтическая - фамильное древо наподобие секвойи, вендетта со столь  же
благородным  соседом,  бриллиантовый  клад,  где  тебе  принадлежит   аж
половина. Достаточно, ч