овалы - но  вот  здесь  с  Егоркой  Гайдаром  за  нечто,  подобное
раскулачиванию всей страны (сиречь превращение вкладов в пыль), поступили бы
решительно. Есть все-таки свои прелести жизни в этой стране, где  существует
стойкая и давняя традиция  -  при  нужде  министрами,  генералами,  а  то  и
президентом без особого почтения украшают фонарные  столбы  главной  авениды
столицы. Им не понять нас, потому что  нормальный  человек,  узнав  о  нашей
жизни подробнее, непременно решит, что его разыгрывают... Здесь  есть  вещи,
за которые министров и президентов прямо-таки автоматически  вешают,  а  вот
нам до столь райских денечков вряд ли дожить...
   - Наконец, я иностранец...- промямлил он.
   - Тем более - глупости. Я знаю одного испанского  капитана,  он  вышел  в
отставку у себя на родине, принял  наше  гражданство  и  давно  уже  получил
военный фрегат... Хорошие специалисты  везде  пригодятся.  Что  тут  думать?
Хотите, я с ней поговорю? Я на своем веку с полдюжины нерешительных  парочек
поженила, клянусь Мадонной...
   - Нет, не нужно,- сказал Мазур в некотором расстройстве чувств.- Я сам...
я... В общем, я подумаю и как-нибудь справлюсь сам...
   - Ну, смотрите. Ловлю на  слове,  и  попробуйте  только  потом  пойти  на
попятный...- Донья Эстебания погрозила ему пальцем и  направилась  к  своему
очередному избраннику.
   Мазур остался у стола, благо запасов спиртного хватало.  Он  все  сильнее
чувствовал себя Золушкой - стрелка уже почти  доплелась  до  роковой  цифры,
скоро начнут бить часы, и  пышное  платье  обернется  мешковиной,  карета  -
тыквой, шмыгнет в темный угол вновь ставший крысой кучер, и никакая  фея  на
помощь не придет...
   - А где труп?
   Он обернулся. Ольга рассматривала его с наигранным ужасом:
   - Нет, на первый взгляд жив и даже пытается пить спиртное...
   - А почему это мне следует быть мертвым? - спросил Мазур,  изо  всех  сил
стараясь не ляпнуть какую-нибудь грубость,- Ольга-то ни в чем не виновата...
   - Подошла донья Эстебания,- безмятежно сказала Ольга,- и с ходу  заявила,
что я, по  ее  мнению,  веду  себя,  как  бесчувственная  кукла  -  пляшу  с
посторонними,  кокетничаю...  в  то  время  как  человек,  который  давно  и
безнадежно от  меня  без  ума,  впал  в  самую  черную  меланхолию,  вот-вот
застрелится прямо на публике, и я, бессердечная, буду  во  всем  виновата...
Примерно так.- Она подошла ближе и пытливо заглянула в  глаза:  -  Влад,  я,
правда, не могла и подумать... Я решила, ты  здесь  опять  решаешь  какие-то
дипломатическо-шпионские дела и добросовестно  пыталась  не  навязываться...
Правда. Ты на меня сердишься?
   Не мог Мазур на нее сердиться - на  себя  следовало  сердиться  в  первую
очередь, на свою нескладную жизнь...
   - Глупости,- сказал он  решительно.-  Наша  энергичная  хозяйка  привыкла
вмешиваться решительно во все, королевой себя чувствует...  А  уж  думать  и
решать за других...
   -Ну, вообще-то, она славная... с тарушка,- прищурясь,  протянула  Ольга.-
Пойдем танцевать? После такой выволочки я от тебя и  не  отойду.  Надо  было
сразу сказать, что ты сегодня не работаешь... Кто  вас  поймет,  шпионов?  Я
тоже шпионка, промышленная, как ты помнишь, но это же совсем другое...
   - Да какой из меня шпион? - в сердцах сказал Мазур.
   - Действительно.  Сколько  тебя  знаю,  ни  одного  военного  объекта  не
попытался сфотографировать, и зажигалка у тебя самая обыкновенная, без  ножа
или бомбы, даже скучно... Пошли?
   И  решительно  ухватила  его  под  руку.  В   опасной   близости   возник
пошатывавшийся фанат военно-морской истории, и Мазур побыстрее  ретировался,
подхватив Ольгу, поближе к круглой эстраде. На сей раз музыка гораздо  более
походила на то самое  незатейливое  танго,  восемь  смуглых  ребят  оглашали
окрестности нескончаемым гимном вселенской печали, рыдающей тоски. Казалось,
от этой песни все вокруг должны были упасть на колени и зарыдать. У  Мазура,
человека непривычного, временами морозец  пробегал  по  коже,  но  остальные
держались не в  пример  спокойнее,  правда,  у  танцевавшего  рядом  сеньора
повисла на седых усах хрустальная слеза, но он выпил столько, что удивляться
тут нечему...
   Ольга, прижавшись и закинув руки ему на шею, неотрывно смотрела в лицо.
   Eres linda у hechicra,
   como el candor de una rosa,
   como el candor de una rosa...
   "Рехнусь,- подумал Мазур, каждой клеточкой ощущая под тончайшим  бархатом
гибкое, сильное тело.-Точно, рехнусь. Это неправильно, так нельзя, наше дело
незамысловатое: пришел-прикончил-отступил, вынырнул-взорвал-уплыл, всю жизнь
мы занимались только этим, и  не  гожусь  я  для  таких  декораций  и  таких
сложностей, совершенно не мое, что ж теперь делать-то?"
   - Como  el  candor  de  una  rosa...-  промурлыкала  Ольга  ему  на  ухо,
покачиваясь в его объятиях с расслабленной покорностью.- Это "Малагуэна".
   Душещипательное признание отчаянно влюбленного юноши, он хотел  бы  вечно
глядеть в глаза  своей  волшебнице,  прекрасной,  как  невинная  роза...-  И
тихонько фыркнула: - Милый, ты можешь мне объяснить разницу меж  невинной  и
беспутной розой? Как ни стараюсь, не получается... Можешь?
   - Нет,- сказал он, тяжело переводя дыхание.
   -  А  ты  попытайся.  Пойдем,  вдруг  да  тебе  у  дастся  объяснить  мне
разницу...- Ольга отстранилась, взяла его за  руку  и  решительно  повела  к
особняку.- Мне это, с позволения  сказать,  веселье  уже  успело  наскучить,
ничего особенного. Да вдобавок тот,  с  которым  я  танцевала  токамо,  стал
распространяться на лошадиные темы - мол, у него  есть  три  друга,  которые
прекрасно  ездят  верхом  и  будут  только  рады  проехать   вблизи   нашего
поместья...
   - Ну и что?
   - Ничего-то ты не знаешь...- Ольга на ходу чмокнула его возле  уха.-  Так
сватаются в юго-восточных провинциях, понимаешь? Три всадника вплетают коням
в гривы красные ленты, длинные такие, скачут к дому, где живет нареченная их
друга и во всю глотку орут: "Фуэго!" "Огонь!" Подразумевается, что  у  того,
кто их послал, в сердце пылает неугасимый огонь. Все зависит  от  того,  как
отреагирует сама девушка, а в старые патриархальные времена  ее  отец:  если
появится с пучком соломы, значит, есть пища для огня, а вот  если  выйдет  с
ведром воды... Эй, не вздумай возвращаться! Он держался в рамках, как  истый
кабальеро...
   - Я и не собирался...
   - Ну вот, ты меня разочаровал. Так хотелось, чтобы из-за меня  стрелялись
благородные идальго... Как в старые добрые времена.
   - В старые времена ты, я подозреваю, сидела бы  дома,  не  мечтая  ни  об
учебе в Англии, ни о министерстве...
   -Тоже верно... Нет, подожди,-Ольга развернула его в  другую  сторону.-  К
тебе в комнату я  не  пойду.  Мы  как-никак  находимся  в  доме  с  вековыми
традициями. Незамужняя девушка не должна навещать комнату холостого идальго,
в  особенности  офицера...  Офицеры   как-никак-   главная   опасность   для
благонравных девиц из хороших семей...
   - А  к  тебе,  значит,  можно?  -  хмыкнул  Мазур,  до  кончиков  пальцев
исполненный нетерпеливого биения крови.
   - Ко мне - можно,- шепотом ответила Ольга, распахнув  дверь  и  вталкивая
его внутрь.- В конце концов, бравый идальго  в  спальне  незамужней  девицы,
пусть  и  благородной,-  это  совсем  другое,  это   освящено   многовековой
литературной   традицией:   романсеро,   плутовские   романы,   классические
трагедии...
   - Комедии...
   - Ну никакой в  тебе  романтики,  один  голый  практицизм...-  она  гибко
увернулась, мимоходом  зажгла  лампу  под  розовым  абажуром  на  столике  у
постели. Вытянулась  на  темно-синем  покрывале,  одним  движением  сбросила
туфельки и блаженно прикрыла глаза.- Ни диких  зарослей,  ни  пыльных  улиц,
благодать... Иди сюда, полежим тихонечко...
   Мазур прилег рядом на необозримой постели, осторожно просунул руку  Ольге
под шею. Она  не  шевелилась,  словно  спала.  Комната  ничуть  не  уступала
апартаментам Мазура и подавляла точно так же: высоченные потолки с лепниной,
какие он видел только в Генштабе, тяжеленная мебель из темного,  несомненно,
дорогого дерева -  постель  как  танкодром,  шкафы  как  бастионы,  вычурные
стулья, круглые столики на витых ножках, дубовые панели  стен,  монструозное
величие люстры  и  бра,  огромная  картина,  изображающая  море  при  слабом
волнении: три балла по шкале Бофорта, не больше, наметанным глазом определил
Мазур, взглянув на паруса шхуны в  правом  углу.  Поспорить  можно,  комнату
обставляли лет сто назад - и тех пор мало что в ней меняли...
   - Апартаменты...- пробормотал он.
   - А что? - Ольга приоткрыла глаза.- Комната как комната... Не беспокойся,
никто не войдет, прислуга вышколенная, сразу видно...- ощупью нашла его руку
и положила туда, где под тонким бархатом постукивало сердце.- Послушай, ты в
самом деле  собрался  делать  мне  предложение?  Эстебания  что-то  такое  с
загадочным видом изрекала...
   Мазур застыл от жуткой неловкости, он совершенно не видел  выхода.  Пожил
на этом чертовом свете достаточно, чтобы понимать: коли уж говоришь женщине,
что любишь ее, будь готов после этого заводить разговор  об  общем  будущем,
иначе не мужик ты, а последняя дешевка. Но какое у них может быть будущее  -
у нищего Каперанга и наследницы поместий? Вот тут как раз и подвело сходство
стой, показалось, эту  тоже  можно  как  ни  в  чем  не  бывало  привести  в
заброшенную двухкомнатную квартирку, единственное достоинство которой в том,
что расположена в доме, мимо коего не единожды проходил Пушкин... Что ей, по
большому счету, и Пушкин, и Питер?
   - Вот и правильно, что молчишь,- сказала  Ольга,  поудобнее  примащиваясь
под его руку.- Мне уже столько раз делали  предложение,  что  эта  процедура
ничего, кроме тоски, не вызывает. Эчеверриа даже напялил парадный мундир  со
шпагой, который носят раз в три года, на большом президентском смотру...
   - Ты с ним спала?
   - А вот не скажу. Помучайся. Ну ладно, ладно, не спала, честное слово, мы
были такие юные и благовоспитанные... Новоиспеченный лейтенант и юная  особа
с дипломом школы святой Терезы...
   Мазур хорошо помнил, она говорила, что капитан делал предложение  дважды,
но допрашивать не стал, смешно, в конце концов, да и права никакого нет...
   - И насчет остальных не надо допрашивать, ладно? Сам понимаешь, что были,
не могла же Я спрыгнуть со старинной гравюры, а?  Невинной  розой...-  Ольга
фыркнула ему в ухо.- В чем-то я  довольно  беспутная  роза,  милый...  Но  с
тобой, ты поверь, мне удивительно хорошо. У тебя с ней все было отлично?
   - Ага,- с трудом выдавил Мазур.
   - Вот и гадай тут. Должна признаться,  особа  я  довольно  своенравная  и
независимая... Она на меня в этом походила?
   - Нет. Была гораздо мягче.
   - Ну, тогда я ничего не понимаю. Ты слышал, что близнецы во многом  схожи
так, что просто удивительно? Даже если живут  с  раннего  детства  в  разных
концах страны, женятся на схожих по внешности и характеру женщинах,  собакам
дают одни и те же клички, машины покупают одной марки... Мы с ней в какой-то
мере близнецы, верно? Однако характеры совершенно разные, сдается мне. И все
равно, странно, что моя испанская доля крови что-то на сей раз не  проявляет
себя. Как ни прискорбно  выговорить,  но  впервые  почувствовала,  что  меня
укротили, и пришел хозяин...
   - Это плохо?
   - Это непривычно,- призналась Ольга.- Пытаюсь по-прежнему взять  поводья,
как встарь,- и не получается. Можешь гордиться,  Влад,  ты  меня  укротил...
только, я тебя очень прошу, не пытайся этим  пользоваться,  ладно?  Если  ты
что-то, пусть по нечаянности, сломаешь, я опять пантерой обернусь, и это уже
насовсем... Ты почему молчишь?
   - Да потому... Не  знаю,  что  сказать.  Я  двадцать  лет  убиваю  людей,
понимаешь? Я привык шлепать по горло в болоте и жрать змей, я всегда заранее
знал: когда меня пошлют, там, куда послали,  никто  не  будет  меня  любить,
никто не будет со мной дружить. И не надо, я не за этим иду, так что плакать
не стану... Но я не думал,  что  когда-нибудь  буду  беззаботно  торчать  во
фраке, спокойно гулять с девушкой по чужому городу, что в  промежутках  буду
жить, как все нормальные люди. Я и не хотел тебя укрощать, я просто попал  в
пьесу, которая не для меня написана, она для кого-то более мирного,  белого,
пушистого... ладно, не обязательно мирного, но уж никак не для меня... А  ты
говоришь- воспользоваться... С собой-то не знаешь, что делать, где уж тут  с
тобой властным хозяином быть... И я просто не понимаю, какое тут может  быть
будущее...
   Он выпалил все это и зажмурился от жгучего стыда - хорош мачо...
   Тут же сработал мощный рефлекс, внутренний тормоз, но, в темпе  прокрутив
только что прозвучавшие слова, он не нашел,  в  чем  себя  можно  упрекнуть:
никаких тайн не выдал, ни в чем не раскрылся, даже круглая дура на ее месте,
и та давно поняла бы, что "коммодор Савельев" отнюдь не паркетный шаркун,  а
опытный убивец, да и дружки у него соответствующие. Так что ничего страшного
не произошло, вот разве что расслабился  до  полной  непозволительности,  но
делу, игре это ни в чем не помешает...
   - Ты просто чудо,- сказала Ольга.- По-моему, я  тебя  люблю  как  раз  за
неповторимость ситуации: всегда мечтала, как любая женщина, чтобы у  ее  ног
оказался такой, такой мужчина... И  чтобы  он  при  этом,  будучи  настоящим
мужчиной и твоим хозяином, все же оставался у твоих ног... Чушь несу, а?
   - Нет.
   - Если ты меня  понимаешь,  совсем  прекрасно.  Пресвятая  Дева,  неужели
сбываются  мечты?  Супермен,  душа  у  тебя  то   ли   израненная,   то   ли
просто-напросто совершенно непривычная к нормальному течению жизни. Впрочем,
и я - не подарок, так, кажется, у  в  а  с  говорится?  Надо  же,  от  каких
пустяков зависят любовь и  откровенность  -  просто  выпить  однажды  больше
положенного, вдосыт наслушаться "Малагуэны"... Что?
   -  Я  не  хочу,  чтобы  ты  шла  с  нами  до  Чукумано.  Там  может  быть
по-настоящему опасно.
   - Ну вот, а кто только что обещал не проявлять хозяйских замашек?  Милый,
есть вещи, которых я даже от тебя слушать не стану, уж прости. Ты обязан,  я
обязана... Хватит. Сейчас ты с меня снимешь это дурацкое платье,  и  я  тебя
буду любить, как самая беспутная роза. Должны же мы, наконец, понять, в  чем
разница меж невинной и беспутной розой? Нет, медленнее, милый...

   Глава седьмая
   КАВАЛЕРИЯ ИЗ-ЗА ХОЛМОВ
   Поздним утром Мазур осторожненько ретировался из покоев  спящей  Ольги  -
чтобы соблюдать видимость  светских  приличий  и  не  компрометировать.  Как
частенько бывает, жизнь с утра казалась особенно унылой  и  безнадежной,  но
долго рассуждать об этом не пришлось - едва он взялся за ручку своей  двери,
начищенного медного кошмара, напоминавшего то ли секстан,  то  ли  старинный
маршальский  жезл,  из-за  угла,  с  верхней  площадки  лестницы,   бесшумно
выдвинулся человек в неизбежном белом костюме. Руки он держал за  спиной,  и
весьма предусмотрительно - от неожиданности Мазур едва  не  провел  защитный
прием.
   - Сеньор коммодор? Вы позволите отнять у вас немного времени?
   - Бога ради,- сказал Мазур. Он здорово не выспался и мечтал  о  кофе  или
парочке часов сна, но, с другой стороны, простой лакей ни за что не стал  бы
навязываться,  вообще  открывать  рот,  они  скользили  тенями  и  в  полном
соответствии с версальскими нравами никогда не заговаривали первыми...
   - Меня зовут Хименес, сеньор. Имею честь заведовать охраной -  не  только
этой асиенды, всего, принадлежащего сеньоре...
   - Очень приятно,- вяло сказал Мазур.
   - Мне крайне неловко беспокоить сеньора коммодора,  но  не  могли  бы  мы
пройти в канцелярию и поговорить?  Я  не  осмелился  бы  беспокоить  сеньора
коммодора по пустякам...
   - Бога ради,-  повторил  Мазур,  от  усталости  не  стараясь  каждый  раз
подыскивать новые реплики.- Пойдемте.  Сдается  мне,  вы  хороший  начальник
охраны, потому что я ни  разу  не  видел  в  пределах  досягаемости  никого,
напоминавшего по виду охранника...
   - Сеньор так любезен...
   Шагая с ним рядом, Мазур откровенно разглядывал нежданного спутника -  за
пятьдесят, плечи бывшего борца, мощный затылок в складках, обширная  лысина,
густые черные усы, что-то неуловимо знакомое в осанке и повадках...
   - Что-нибудь случилось?
   - К счастью, пока нет, сеньор...
   - Служили в полиции?
   - В общем, да, сеньор...
   Секундная заминка и некая  уклончивость  фразы  позволили  Мазуру  быстро
сделать вывод. Нет, конечно, не полиция - вероятнее всего, при Доне Астольфо
трудился в  ДСТ  (эта  аббревиатура  ничего  конкретного  не  означала,  Дон
Астольфо попросту вспомнил Муссолини с его ОВРА -  название  тайной  полиции
само по себе должно быть загадочным, добавляя мучительной неопределенности).
Очень возможно, по натуре не садист, махал плеточкой и подключал электроды к
чувствительным местам исключительно оттого, что так  велело  начальство,  за
нерадивость в сих трудах журили, а за усердие полагались медали и лычки. Ну,
а с приходом демократии такие вот шестерки-шестеренки как  раз  и  оказались
крайними, на  них  и  выспались  -  это  генералы,  большей  частью  широкой
общественности вовсе не известные ни по именам,  ни  в  лицо,  без  малейших
неприятностей соскочили с поезда и пересели  в  новые  кресла.  Это  мы  уже
проходили, омбре Хименес, и не так давно...
   Они вышли с парадного крыльца  и  направились  к  трехэтажному  дому  для
прислуги - мало чем, впрочем, уступавшему иной дачке  на  Рублевском  шоссе.
Мазур сразу же заметил двух субъектов в штатском, занявших  позиции  по  обе
стороны от ворот, у стены, так, чтобы их не видно  было  снаружи.  Оба  были
вооружены  австрийскими  "штейрами"  с  выдвинутыми  прикладами,   цивильные
пиджаки крест-накрест опоясаны подсумками.
   На площадке третьего этажа обнаружился пулемет  на  треноге  -  испанский
"сетме-амели" с прищелкнутым коробом на двести патронов. Рядом  выжидательно
торчал еще один штатский. Мазур невольно  остановился,  подошел  вплотную  к
окну и оценил грамотно выбранную  позицию:  отсюда  можно  надежно  прикрыть
подступы к воротам и долго не  подпускать  нападающих,  а  чтобы  прорваться
внутрь, не обойтись  без  гранатометов  или  легких  пушек  -  но  расчетам,
впрочем, не дадут подойти близко...
   - В противоположном конце здания - еще один пулемет, а? - спросил Мазур.
   - Сразу видно профессионала, сеньор. Конечно, там второй.  Сюрпризов  для
незваных  гостей  у  нас  хватает,  увы,  это  не  всегда  снимает   остроту
проблемы... Можно предложить вам кофе?
   - С  полным  удовольствием,-  обрадовался  Мазур,  проходя  в  спартански
обставленный кабинет.
   - Я заранее распорядился приготовить... Прошу.-Хименес  уселся  напротив,
терпеливо подождал, пока Мазур опустошит чашку, тут же  налил  ему  вторую.-
Сеньор коммодор, я оказался в щекотливейшем положении, можно сказать, я себя
полностью предоставляю вашему благорасположению...
   С минуту поломав голову  над  самым  предпочтительным  стилем  разговора,
Мазур выбрал тот, к какому его собеседник  должен  быть  привычен  с  давних
пор,- холодно посмотрел на усатого и сказал чеканно, почти грубо:
   - Любезный Хименес, я как-никак  не  воспитанница  школы  святой  Терезы.
Через  месяц  будет  двадцать  семь  лет,  как   надел   погоны...   Бросьте
дипломатические обороты и говорите прямо: как, кто, почему и где. Ясно?
   - Ясно, сеньор! - с некоторым облегчением воскликнул  Хименес.-  Еще  раз
простите, мне впервые приходится вести с гостем,  старым  знакомым  хозяйки,
такой разговор... Короче говоря, не стану читать вам лекцию о нашей  системе
безопасности, скажу лишь, что налажена она неплохо. Времена все еще сложные,
и до полного покоя далеко... Поэтому чем только ни приходится заниматься...
   - Короче,- сказал Мазур.
   - У меня здесь хорошая аппаратура, позволяющая в том числе и прослушивать