говли  достал  рулончик  "гринбеков",
освободил его от резинки, отсчитал  четыре  десятки  и  четыре  пятерки,
придвинул деньги к старикану.  Тот  без  всякого  проворства,  без  тени
алчности  лениво  смахнул  их  в  выдвинутый  со  скрипом  ящик   стола,
осведомился:
   - Надеюсь, документы у сеньора в порядке?
   - И паспорт,  и  виза,  -  Мазур  сделал  ленивое  движение  рукой  к
внутреннему карману. - Желаете взглянуть?
   Старик поднял ладонь:
   - К чему мне, сеньор, я же не полицейский... Если документы в порядке
- буэно. У нас цивилизованная страна,  и  полиция  не  любит  людей  без
документов. У вас же самого будут неприятности, если что не так... Места
у нас своеобразные, и народец попадается тоже... своеобразный.  Слышали,
что вчера случилось на американской базе?
   - Слышал что-то краем уха, - сказал Мазур. Ухмыльнулся:
   - Ну, уж тут-то я решительно ни при чем...
   - И слава богу, сеньор, и слава богу, - протянул старик. -  От  таких
вещей нужно держаться подальше. Утром в  ту  сторону  прошла  колонна  с
солдатами,  летают  вертолеты,  по  джунглям  рыщут  и  гринго,  и  наша
жандармерия, в такое время документы должны быть в полном прядке... - он
придвинул к себе толстую растрепанную книгу и ловко раскрыл ее в  нужном
месте. - Как мне вас зарегистрировать, сеньор?  И  нацелился  на  чистую
графу  старомодной  авторучкой.  Мазур  не  без  внутреннего  злорадства
сказал:
   - Меня зовут Джон Стьюгенботтхед.
   Ремесло содержателя гостиницы, если заниматься им  достаточно  долго,
непременно воспитывает в человеке терпение и выдержку. Старикан  остался
непроницаемым, но явственно вздохнул. Переспросил кротко:
   - Простите, как ваша фамилия?
   - Стьюгенботтхед, - сказал Мазур, ухмыляясь про себя.
   Однако  он  недооценил  старикана.   Тот   разделался   с   проблемой
молниеносно - попросту придвинул Мазуру толстенный гроссбух и  попросил,
не моргнув глазом:
   - Напишите уж сами, а  то  я  человек  необразованный,  темный,  могу
исковеркать вашу  благородную  фамилию,  и  сеньор,  быть  может,  будет
задет... Поставьте число, потом фамилию, потом распишитесь, и на этом  с
формальностями будет покончено...
   Мазур бросил  на  страницу,  заполненную  лишь  наполовину,  пытливый
взгляд. Согласно проставленным датам, сегодня, до его появления, в отеле
зарегистрировались три постояльца. Быть  может,  все  трое  и  были  его
добрыми друзьями. Или двое. Или один. Или - никто. Он  представления  не
имел, под какими именами выступают остальные пятеро. Никто  из  шестерки
не знал, какие имена  и  подданство  получили  другие  -  так  надежнее,
правила игры...
   Он поставил дату, вывел фамилию и неразборчиво расписался.  Придвинул
книгу хозяину. Тот, небрежно ее захлопнув, осведомился:
   - Путешествовать изволите?
   Ему наверняка было скучно торчать тут в полном одиночестве. К тому же
интерес мог быть и профессиональным - мы, знаете ли, не вчера  родились,
и прекрасно знаем, что повсюду на свете гостиничный  персонал  оказывает
специфические  услуги  соответствующим  органам.  Что  ж,  австралиец  с
непроизносимой фамилией  вовсе  не  был  угрюмым,  нелюдимым,  наоборот,
рубаха-парень,  болтун  и  весельчак,  готовый  чесать  язык   с   любым
встречным-поперечным и скрывать ему абсолютно нечего...
   Старательно  поддерживая  свой  сценический  образ,  Мазур  поудобнее
облокотился на стойку и с ухмылкой сказал:
   - Вы, должно быть, имеете в виду, не турист ли я? Да что вы,  сеньор,
ничего подобного. Вот уж не  думал,  что  парень  вроде  меня  похож  на
туриста - с одним-то жалким рюкзачком и полупустым  карманом?  Я  моряк,
знаете ли. Из Австралии. Слыхали?
   - Ну, как же. Когда-то учил в школе. У вас там кенгуру и бумеранги...
Значит, сеньор - моряк? Это, должно быть, так романтично?  Я  в  детстве
хотел сбежать из дома и устроиться юнгой на  корабль...  Не  получилось.
Романтично, должно быть...
   Издевался или  говорил  серьезно?  Хрен  поймешь...  Мазур  терпеливо
продолжал:
   - Помилуйте, сеньор, какая там романтика? Лет сто назад - быть может,
хотя крепко сомневаюсь... Работы много, а денег  мало.  Вот  я  и  решил
сменить профессию. В порту мне встретился один сеньор,  и  у  него  была
совершенно точная карта богатого клада, закопанного в те времена,  когда
ваши прадеды здесь воевали за независимость...
   Старик произнес мягко, чуть свысока:
   - Молодой человек,  таких  карт  обычно  в  тысячу  раз  больше,  чем
кладов...
   - Вот и я очень быстро пришел к тем же выводам, - сказал Мазур,  -  и
вовремя, сдается мне, пошел на попятный, так что не  успел  потерять  ни
денег, ни жизни. Махнул на все рукой  и  потихонечку  убрался  из  этого
самого кладоискательского лагеря. Предлагал то же самое сделать  другим,
но они не послушались. Ну, это их проблемы. Нет там  никакого  клада.  А
вот в чащобе бродят не только ягуары, а и герильеро. Прихватит  полиция,
оправдывайся потом... Короче, я решил возвращаться в порт.  Документы  в
порядке, подыщу хорошее судно -  и  снова  в  море.  Это  надежнее,  чем
гоняться за несуществующими кладами... У вас в горе не  найдется  работы
для парня вроде меня? Я бы с удовольствием  подработал  где-нибудь  пару
месяцев.
   - Даже не представляю, где у нас может найти себе применение моряк...
А что вы еще умеете, сеньор?
   Мазур старательно задумался:
   - Ну... Машины вожу неплохо. Знаю моторы.  Силенкой  бог  не  обидел,
смею думать. - О своем умении неплохо стрелять он упоминать  не  стал  -
такое вряд ли сойдет за достоинство, скорее насторожит...
   Старик непритворно озаботился:
   - Не знаю даже, что вам и сказать  с  ходу,  сеньор...  Жизнь  у  нас
простая и незатейливая, рабочих хватает, местным  уроженцам  негде  руки
приложить. Такое уж местечко. Вот в двадцатые годы, когда был каучуковый
бум... Вы не слышали  про  каучуковый  бум?  О-о...  Через  наш  городок
проходила дорога на север,  в  Урупарибу,  а  уж  там-то  был  настоящий
размах... Дворцы из привозного мрамора, оперный театр,  скопированный  с
какого-то знаменитого европейского, и там пели европейские  звезды...  А
потом бум прошел.  Нас  это  задело  гораздо  меньше,  а  вот  Урупарибу
превратился  в  город-призрак  -  со  всеми  его  мраморными   дворцами,
фонтанами  и  прочей  роскошью.  Люди  разъехались,   город   совершенно
обезлюдел, разрушается помаленьку, все  заросло  кустарником  и  опутано
лианами... Вы знаете, я порасспрашиваю.  Вдруг  да  понадобится  кому-то
толковый  водитель  или  механик.  Наши  люди,  признаться,  с  моторами
возиться не любят, а иногда без этого не обойдешься...
   - Буду вам чрезвычайно обязан, - сказал Мазур.
   Пока что все вроде бы в порядке. Недалекий  малый,  словоохотливый  и
безобидный, который никуда не спешит, наоборот, выражает желание  осесть
в городке... Не вызывает подозрений, а? Будем надеяться, что так...
   Старик снял с доски и протянул  ему  ключ,  прицепленный  к  огромной
деревянной груше с облупившейся синей краской:
   -  Вот,  извольте,  сеньор.  Второй  апартамент.  Во-он   та   дверь.
Рукомойник там есть, кровать, разумеется,  тоже,  а  все,  гм-м,  прочие
усовершенствования - в конце коридора. Желаю удачи на новом месте...
   - Благодарю, - сказал Мазур.
   Отпер указанную дверь, вошел и  щелкнул  выключателем.  Комната  была
обширной, металлическая кровать, столик и  пара  стульев  -  умилительно
старомодными. Постельное белье, к его  некоторому  изумлению,  оказалось
чистым.
   Сунув под подушку  кольт  с  патроном  в  стволе  -  вполне  уместная
предосторожность и  для  диверсанта,  и  для  лесного  бродяги  -  Мазур
плюхнулся в тяжеленное кресло, снял куртку, старательно ее  ощупал.  Что
ж, если не  знать,  что  там  зашито,  можно  принять  за  непромокаемую
подкладку...
   Расшнуровав  тяжеленные   армейские   ботинки   -   приходится   лишь
посочувствовать здешним армеутам, советские сапоги хоть и неказистые, да
полегче  -  блаженно  вытянул  ноги   и   выкурил   сигарету,   неспешно
затягиваясь. Потом погасил  свет,  подошел  к  высоченному  окну,  отвел
москитную сетку и чуть приоткрыл правую створку.
   Осторожно выглянул,  укрываясь  за  сеткой.  С  наступлением  темноты
площадь ожила - там и сям под фонарями  прогуливались  парочки  и  целые
компании, явственно доносился  женский  смех,  разговоры  на  непонятном
языке. Справа, где размещался здешний ресторанчик - длинный, открытый  с
четырех сторон навес над двойным  рядом  столов  и  лавок  -  доносились
переборы  гитары  и  звуки  какого-то  иного  музыкального  инструмента,
незнакомого, послышалась песня, слабый звук вылетевшей пробки,  перезвон
стаканов.
   "Здешний Бродвей, - понятливо отметил Мазур. - Ночная жизнь в  полном
разгаре. Вообще, чинно гуляют, культурно. Пьют, конечно, но  нажравшихся
не видно и не слышно. У нас  в  похожем  провинциальном  городишке,  что
греха таить,  кто-нибудь  давно  бы  уже  штакетину  выламывал  с  целью
вразумления оппонента, и матюги звучали бы, и права б  качали...  А  тут
все культурненько,  полное  впечатление,  им  и  дела  нет,  что  страна
пребывает под пятой реакционной  американской  военщины,  осуществляющей
империалистическое проникновение в  Латинскую  Америку.  Им  бы  партком
действующий и лекторов из общества "Знание",  а  то  беззаботные,  спасу
нет... "
   Он сердито фыркнул, почувствовал легкую зависть оттого, что был чужим
на этом беззаботном празднике жизни с его мягкими гитарными  переборами,
девичьим смехом и оплетенными  бутылями  вина.  Присмотрелся  к  нужному
зданию на противоположном конце площади, почти напротив отеля.
   Небольшой двухэтажный домик старинной постройки  -  неизменный  бурый
кирпич, высокие окна. Во двор ведут глухие ворота с полукруглым  верхом,
над ними - кирпичная арка. На втором этаже горят все три окна по фасаду,
на первом, отсюда видно - магазинчик  с  темной  витриной,  заставленной
чем-то неразличимым. Интересно все же, кто хозяин -  местный  вербанутый
элемент или надежно обосновавшийся под  чужой  личиной  Вася  Иванов  из
какого-нибудь Талдома? Вот  положеньице,  ха  -  профессор  Плейшнер  на
Цветочной улице... А что, похоже.  Только  никак  нельзя  проявить  себя
растяпой, подобным Плейшнеру, с которым, как  известно,  воздух  свободы
сыграл злую шутку...
   Поразмыслив, он разделся и забрался в постель - не было смысла  бдить
всю ночь у окна,  следовало  выспаться,  потому  что  один  Бог  ведает,
придется ли спать завтра ночью. Солдат  всегда  здоров,  солдат  на  все
готов, и пыль, как из ковров...
 
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ 
 
"Я ВАМ НЕ ПЛЕЙШНЕР!" 
 
   Пробуждение было мирным и абсолютно спокойным.  Никто  не  стоял  над
постелью, не тыкал автоматом в рожу, не требовал расколоться  немедленно
и всех выдать - в общем, день начинается неплохо...
   Умывшись над рукомойником и  посетив  "прочие  усовершенствования"  в
конце коридора, Мазур  заботливо  одернул  начиненную  куртку,  являвшую
собою самый настоящий клад, и браво направился к стойке. Старичка там на
сей раз не было. Повесив ключ на соответствующий гвоздик, Мазур вышел на
улицу,  под  безмятежно  голубое  небо.  Погода  стояла   приятная,   до
полуденной жары еще далеко.
   Огляделся с видом своего человека,  уже  прижившеюся  здесь.  Местная
ресторация - тот самый навес над двумя длинными лавками - уже приступила
к работе. В торце ее дымила железная  печка,  на  которой  шкворчало  не
менее полудюжины сковородок  и  парочка  кастрюль,  распространявших  не
самые аппетитные на  свете,  но  все  же  приятные  запахи,  позволявшие
надеяться, что обойдется без экзотики в виде  каких-нибудь  маринованных
ящериц или тушеного с черемшой  каймана.  Рядом  возвышался  старомодный
белый холодильник  с  огромной  никелированной  ручкой  -  электрический
проход от него тянулся куда-то на задворки отеля.
   Мазур лениво  побрел  в  ту  сторону.  Уже  издали  он  заметил,  что
ресторанные посетители четко разделились на две группы, занявшие места в
двух противоположных  концах  заведения.  На  одном  -  судя  по  всему,
местные, уткнувшиеся в свои тарелки с  отрешенным  видом.  На  другом  -
четверо коротко стриженых парней, выставивших перед собой целую  батарею
пивных бутылочек.
   "Э-ге-ге, - сказал себе Мазур,  приглядевшись  к  ним.  -  Упитанные,
кровь с молоком, бошки у всех на единый  манер  оболваненные,  цивильная
одежонка немудрящая...  Да  тут  и  гадать  нечего.  Вы,  соколики  мои,
ручаться можно, с той самой базы будете, доподлинная US ARMY.  Крепенько
же вам повезло, что вчера ночью никто из вас в карауле не стоял... "
   У  печки  суетился  веселый  абориген  со  щербатой  улыбкой,   давно
нестриженый, в потертых джинсах и белой майке. Мазур договорился с ним в
два счета на смеси ломаного английского и выразительных жестов, заплатил
местную деньгу - огромную, четырехцветную, с разлапистым государственным
гербом и экзотическими птицами - получил глубокую тарелку, где  дымилось
жареное мясо с какими-то овощами, две бутылочки  пива,  и  вновь  ощутил
себя своим человеком в Латинской Америке.
   Несколько секунд  он  колебался  -  как  поступил  бы  на  его  месте
заправский бродяга родом из Австралии? - и, сделав выбор,  направился  в
сторону коротко стриженых парней. Всякий, кто не  местный  -  непременно
гринго, а гринго обязаны держаться вместе...
   - Эй, найдется  тут  местечко  для  белого  человека?  -  спросил  он
сидевшего ближе всех к нему солдатика.
   Тот покосился без особого интереса:
   - Для белого найдется, а местной макаке - сразу в рожу...
   Подобающе осклабившись, Мазур  бросил,  опуская  на  стол  тарелку  и
бутылки:
   - Эй, ты не  путай  натурального  австралийского  парня  со  здешними
макаками... Американец?
   - Ага, - сказал тот малость полюбезнее. Остальные трое таращились  на
Мазура без враждебности, скорее как на случайное развлечение.
   - Студенты? - спросил Мазур общительно. - Хичхайкеры?.
   Собеседник фыркнул:
   - Пальцем в небо, кенгуру, - и провел двумя пальцами по  груди,  там,
где у янкесов на военной форме обычно красуется табличка с  фамилией.  -
Имущество дяди Сэма, армия США...
   - А, понятно, - сказал Мазур. - Знакомая  картина.  Я  сам  служил  в
армии, у нас в Австралии, в парашютистах.  Штаб-сержант,  между  прочим,
это вам не хрен  собачий.  По-вашему...  да  черт  его  знает,  как  там
по-вашему, но сержант - всегда сержант...
   - Уж это точно, - вклинился второй. - Сержант - всегда сержант. Вютка
иерихонская и полторы извилины...
   - Что делать, служба... - сказал Мазур с видом крайнего  простодушия.
- Выйдешь в сержанты - сам орать будешь, как нанятый...
   На  него  смотрели  уже  гораздо  дружелюбнее.  Наладился   некоторый
контакт.
   - Выйдешь тут... - проворчал первый. - В ящик тут  выйдешь...  Это  у
вас в Австралии, надо думать, тишь-гладь да божья благодать, а тут, того
и гляди, в ящик сыграешь...
   - Да ну, - сказал Мазур. - Места вроде тихие...
   Его собеседники так и заржали. И  наперебой  принялись  рассказывать,
как  позапрошлой   ночью   на   базу,   мать   ее   гребаную,   налетели
макаки-партизаны, мать их гребаную -  и  подпалили,  гады,  с  полдюжины
самолетов, мать их гребаную, а  также  взорвали  неимоверное  количество
горючки, мать ее гребаную.  Причем,  что  характерно,  каждый  из  новых
знакомых Мазура не ударил в грязь лицом - и подстрелил,  браво,  парочку
нападавших, уж парочку-то, это точно.
   - Туда им и дорога, мать их гребаную, -  глазом  не  моргнув,  сказал
Мазур. - Чего им не сидится?
   - Коммунисты, - веско пояснил собеседник, - А, ну да...  -  понятливо
кивнул Мазур. - Мать их гребаную... - Везет вам,  в  Австралии.  У  вас,
говорят, коммунистов нету...
   - Это точно, - сказал Мазур. - Кенгуру до черта,  а  вот  коммунистов
что-то не водится...
   Завязался обычный треп. Видно было, что Мазур не вызывает ни малейших
подозрений.  Вскоре  он  преподнес  свою  легенду  в  сжатом  изложении,
рассказал, как накололи его с кладом местные макаки - и сошлись на  том,
что доверять местным не стоит ни при какой погоде, мать их гребаную...
   Простые  были  ребятки,  как  сибирский   валенок,   поначалу   Мазур
чувствовал себя, как рыба  в  воде,  но  потом  у  него  возникло  некое
внутреннее неудобство. Это был тот самый  "потенциальный  противник",  с
которым судьба его сводила под разными широтами, и Мазур в своей  бурной
жизни отправил к праотцам не одного их земляка - а сограждане  этих  вот
парнишек ухайдакали кое-кого из его добрых друзей и сослуживцев. Впервые
он так  мирно  и  безмятежно  дул  за  одним  столом  пиво  с  типичными
представителями "потенциального противника" - и  поневоле  приходило  на
ум, что  позавчера  они  прикончили  в  точности  такого  вот  паренька,
которому  выпала   несчастливая   судьба   стоять   на   карауле   возле
"Джи-эр-две-надцатого": ничего личного, просто-напросто  им  нужно  было
попасть в самолет, убирая любые препятствия,  кто  ж  виноват,  что  так
сложилось...
   Разумеется, он не  ощущал  ничего,  хотя  бы  отдаленно  напоминавшее
угрызения совести - с чего бы вдруг? Правила  игры  придуманы  не  нами,
такова жестокая  се  ля  ви.  Просто...  Просто  он  никогда  раньше  не
сталкивался с противником таким вот образом - когда тот словно бы  и  не
противник вовсе, а обыкновенный стриженый  пацан,  только  американский,
дует пиво, немудряще хохмит и вполне  дружелюбно  расспрашивает  тебя  о
родной Австралии. Поневоле возникает некоторое душевное неудобство,  вот
и все...
   Через  плечо  одного  из  новых  знакомых  он  глянул  на   старинный
двухэтажный домик с лавчонкой на первом этаже.
   И напрягся весь внутренне. Где-то  рядом  явственно  послышался  звон
туго натянутой струны, перешедший в тревожный набат  колоколов  громкого
боя...
   Вот так. Но я вам не профессор Плейшнер,  с  которым  воздух  свободы
сыграл злую шутку...
   На подоконнике приоткрытого окошка, первого справа на  втором  этаже,
не было ни  белой  салфетки  с  синей  вышитой  каймой,  ни  коричневого
глиняного горшка!
   А меж тем они обязаны там быть. Обязаны. Большая квадратная  салфетка
с синей, в три ряда вышитой каймой, хорошо заметная издали, и коричневый
глиняный горшок  в  виде  перевернутого  усеченного  конуса,  в  котором
опять-таки обязан расти зеленый кустик,  усыпанный  гроздьями  маленьких
алых цветочков!
   Нет! Нет ни салфетки, ни горшка...
   Мазур ощутил, как  напрягается  каждый  мускул,  как  каждая  жилочка
превратилась  в  ту  самую  натянутую  струну.  Голова  была  ясная,  он
превосходно слышал каждое слово, каждую реплику, и на обращенные к  нему
вопросы по-прежнему отвечал  впопад  -  ну  да,  а  как  же,  девочки  в
Австралии хоть и не все наперечет блондинки, но  сговорчивых  среди  них
масса, и симпатичных тоже...
   Он чувствовал себя волком, оказавшимся  посреди  опутанного  флажками
редкого лесочка.
   Не было ни салфетки, ни горшка, а  это  означало,  что  все  рухнуло.
Инструкции были просты и незатейливы: если на подоконнике нет ни горшка,
ни салфетки, если там только салфетка без горшка или горшок без салфетки
- не то что не входить, но даже не приближаться.  Все  прежние  расклады
летят к черту, в жизнь следует немедленно претворять  запасной  вариант.
Нужно как можно быстрее отсюда сматываться, убираться к чертовой  матери
из городка, вступает в силу запасной вариант отхода...
   Весь окружающий мир внезапно  стал  не  просто  чужим  -  враждебным.
Подозревать следовало всех и вся. Пьющих пиво солдатиков -  в  том,  что
они не солдатики вовсе,  а  группа  захвата  из  военной  контрразведки,
престарелого гостиничного хмыря - в том, что  он  вовсе  не  портье  или
владелец, или то и другое в  одном  лице,  а  полковник  здешней  тайной
полиции. Все возможно, когда условленного  сигнала  нет  на  условленном
месте.
   "Стоп, стоп, - одернул Мазур разыгравшу