дешнего канцелярского лиха... А в целом, нам все же повезло,  что  эта
"птичка" гробанулась именно тут. Мы  в  "морской  полосе",  в  климатической
зоне, на которую влияет Атлантика. Окажись мы километров  на  двести  южнее,
узнал бы ты, что такое настоящая  жара.  Там,  правда,  джунглей  нет,  зато
ландшафт не уступает лунному, воды днем с огнем не отыщешь, не говоря  уж  о
годной в пищу живности... Вот, кстати,  о  живности.  Есть  в  здешнем  меню
немало вкусных и насквозь экзотических яств.- Он положил руку  на  роскошную
темно-бордовую папку с золотым тиснением.- Как насчет скарабеев со  свининой
и овощами? А еще - красноногие кузнечики, маринованные  в  лимонном  соке  с
солью, жареные муравьи, клопы-вонючки по-мексикански...
   - Не жди, блевать не начну,- ухмыльнулся Мазур.- Забываете, мон шер,  что
курсы мы проходили  по  одним  методикам.  Попадем  в  лес,  я  тебя  и  сам
пауком-птицеедом угощу. Отрываешь пузо, остальное запекаешь, и, право, ничем
не хуже краба.
   - Ел я птицеедов,-  рассеянно  отозвался  Кацуба.-  Нет,  в  самом  деле,
скарабеи неплохи, я без всякой подначки... Вот только в такую жару  даже  их
не хочется.
   - Уж это точно,- поддакнул Мазур, глядя на историческую площадь.-  Гляди,
шатеночку недвусмысленно снимают. Разозленная родня не выскочит?
   - Неа,- присмотревшись, авторитетно заверил  Кацуба.-  Самая  натуральная
путанилья...
   - Слушай, как же их определяют все-таки?
   - Да  как  два  пальца,-  сказал  Кацуба.-  Присмотрись,  видишь,  у  нее
браслетик? Раз на нем ракушки - значит, путана. Неважно, золотые они там или
медные,  главное,  ни  одна  приличная  женщина   в   этом   городе   ничего
напоминающего ракушку не нацепит. Мило и простенько, а?
   - Тьфу ты, как просто...
   Он с леностью истого аборигена столицы омочил губы в  ледяном  пиве  и  с
философской грустью стал  смотреть  на  видневшийся  слева  отрезок  здешней
достопримечательности, именуемой без затей - винодук.
   Укрепленные на четырехметровых железных арках - а кое-где на столбах  той
же высоты,- северную окраину города пересекали  толстенные  трубы,  тянулись
вдоль автострады, над оживленными перекрестками, меж редких эвкалиптов,  меж
домов. Прохожие и проезжие это сооружение попросту  не  замечали,  поскольку
привыкли к нему  с  рождения,  зато  Мазур,  как  любой,  наверное,  русский
человек, взирал на него почтительно.
   По трубам текло вино - примерно полтора миллиона литров в  сутки.  Только
что закончилась вендимия, ежегодный праздник сбора  винограда,  и  в  сотнях
тысяч бочек искрилась живительная влага.  Кацуба  успел  свозить  Мазура  на
завод Бодега Бассо, где тот с еще более  почтительным  восхищением  лицезрел
своими глазами самую большую в мире деревянную  винную  бочку.  Вмещала  она
ровнехонько четыреста тысяч литров.
   И, что самое удивительное, отметил мысленно Мазур, никто никогда даже  не
попытался провертеть коловоротом в винодуке дырочку. Русскому человеку такое
нерадение дико, отечественные Левши и Кулибины давно издырявили бы  заветную
трубу на всем ее протяжении...
   За три дня он  насмотрелся  экзотики  столько,  что  хватило  бы  на  всю
оставшуюся жизнь. Винные погреба Хиоле  с  их  ста  пятьюдесятью  миллионами
литров, резервуар для вина, в котором однажды  устроили  банкет  на  пятьсот
человек (и всем было просторно), музей серебра, старинный  праздник  пива  и
крови, более ста  лет  отмечавший  окончание  индейских  войн,  кафедральный
собор,  где  хранился   череп   Диего   Альмагро   (вроде   бы   подлинный),
Каса-де-монеда - старый монетный двор, где приводные валы чеканящих  станков
когда-то вращали  закованные  в  кандалы  рабы-индейцы...  Впечатлений  было
столько, что они перестали волновать и удивлять,- еще и оттого, что над ними
дамокловым  мечом  постоянно  висело  ожидание,  а  чертов  Франсуа  куда-то
запропал, о чем, впрочем, честно предупредил  заранее  и  наставлял  в  этом
случае не дергаться, а спокойно ждать.
   - Ну что, скарабеев со свининой решительно не хочешь?  -  поинтересовался
Кацуба.
   - Нет,- сказал Мазур, понизил голос: - Ты мне лучше растолкуй, как зам по
контрразведке, как обстоит дело с  проявляемым  к  нам  интересом,  есть  ли
таковой и от кого исходит...
   - Наконец-то,- сказал Кацуба.- Профессиональные рефлексы проснулись.
   - Не видел смысла дергаться раньше времени,- хмуро  пояснил  Мазур.-  Все
это - твоя епархия, но пора бы и поинтересоваться...
   - Резонно,- сказал Кацуба.- Пошли, пройдемся.
   Он мимоходом подписал счет,  подсунутый  бесшумным  чоло,  оба  вышли  на
брусчатку  и,  старательно  держась  теневой  стороны,  пересекли   площадь,
свернули на улицу Сан-Августин, где, в отличие от  площади,  было  разрешено
автомобильное движение.
   -  Оглянись,  только  аккуратнее,-  сказал  Кацуба.-  Справа  под  тентом
примостился сеньор, как полагается, в белом костюме, колу сосет...
   - Видел, мы мимо него проходили. Хвост?
   - Ну уж сразу и хвост...- усмехнулся Кацуба.- Просто  человек  на  посту.
Говоря казенным языком, официальный наблюдатель от тайной полиции  в  отеле.
Штатный, как портье. Это, понятно,  не  ради  нас  -  тут  тебе  и  рутинное
наблюдение за местами, где останавливаются иностранцы, и защита от ворья,  и
пригляд за площадью. Этот красавец каждый вечер  нас  с  тобой  вставляет  в
сводку, он всех вставляет.  Данный  мачо  -  круг  первый,  сиречь  внимание
охранки, не затрагивающее лично нас. Круг второй - наши персональные  шпики.
Я тебя три дня таскал по всему городу не только от безделья, как ты,  должно
быть, догадываешься... Хотел вычислить ребятишек из ДНГ. Депто де  насьональ
гуардиа. "Гуардиа" не в смысле "гвардия", а в значении "безопасность". Милое
заведение. Правда, со времен безвременной кончины Дона Астольфо они  немного
цивилизовались, это при нем молчунов  убеждали  с  помощью  электросварочных
аппаратов, подвешивали под мышки и ме-едлен-но опускали в бассейн с молодыми
акулками, а к  женщинам  еще  и  подпускали  овчарок,  обученных  трахать  и
представительниц гомо сапиенс. Теперь нравы там мягче, кого-то  за  перегибы
даже к стенке прислонили, но все равно - щуку  съели,  а  зубы  остались.  С
помощью газетной подшивки можно молчуна обработать так, что и акулы не надо.
Впрочем, нам с тобой вульгарный мордобой не грозит, мы  ж  дипломаты...  Так
вот, весь первый день за нами таскалась целая бригада, по стилю - не  просто
"полисиа   криминале",   а,   несомненно,   ДНГ.   Кадры   у   них    весьма
квалифицированные,  отрабатывали  по  полной  программе  -  с   "конвейерной
передачей", со "встречными"... На второй день активность резко  упала  -  по
времени это как раз совпадает с раскрытием цели нашего  визита.  Как  только
узнали, что мы, два идиота, целимся на клад Бенитеса,  немного  успокоились.
Весь третий день и сегодня за нами таскаются одиночные топтуны -  уже  ясно,
что орднунга для. Конечно, и эти меняются, сейчас,  от  ресторана,  за  нами
тащится совершенно новый... только, я тебя умоляю, не нужно завязывать и без
того завязанные шнурки и пялиться в витрины...
   - Понял,- хмуро сказал Мазур.- Не дите.
   - Топает, орел...- прямо-таки с нежностью сказал Кацуба.- Знал бы ты, как
приятно быть объектом разработки ДНГ, располагая  дипломатической  ксивой...
Привыкли они  к  нам  уже,  могут  себе  позволить  и  взглядом  на  девочку
отвлечься... Словом, с этой стороны- благолепие. Но! - он еще более  понизил
голос.- Все эти четыре дня  мы  с  тобой  -  в  плотной  и  профессиональной
"коробочке". Проще говоря,  постоянно  в  кольце  весьма  толковых  ребят  и
девочек, которые крутят двойную задачу: и не потерять нас из виду, и не дать
себя засечь индивидуумам из ДНГ, каковые тоже не лопухи. Сомнений никаких. У
вторых - не стиль ДНГ, вообще не местный стиль. Они прекрасно  ориентируются
в городе, они, в определен-ном смысле, здешние, но все же они - не отсюда...
   - Конкуренты? - спросил Мазур.
   - Очень похоже. Так что поздравляю - мы под колпаком. Я, конечно, пока не
могу сказать, знают они твердо, что мы - это мы, или же просто вцепляются  в
каждого  новоприбывшего   перспективного   русского,   но   жизненный   опыт
подсказывает, что склоняться лучше к первому варианту.
   - А если так, что делать? - спросил Мазур.- Как ты верно подметил, тут  -
исключительно твоя епархия...
   - Приказ прост - ждать инструкций,- вздохнул Кацуба.- Стоп,  опять  пошли
интересные дела...
   Улица была сплошь застроена добротными старинными домами,  где  смешались
разнообразнейшие  стили:  ажурные  металлические  ворота,  тонкие   чеканные
решетки,  защищающие  окна,  резные  деревянные   балкончики,   мавританские
аркады... Слева, на стене из красного кирпича, белели огромные белые  буквы:
"PIR", определенно нанесенные с помощью баллончика  с  краской,  и,  похоже,
совсем  недавно  -  Мазур  явственно  рассмотрел,  как  ползут  по  кирпичам
извилистые тонюсенькие ручейки.
   И он моментально подметил, что прохожие  -  отнюдь  не  принадлежавшие  к
низшим классам - ведут  себя  странновато.  Стена  с  надписью  словно  была
ограждена невидимой полукруглой завесой, которую видели все, кроме Мазура  -
люди шли по дуге так, словно  завеса  реально  существовала,  на  нее  можно
налететь и  чувствительно  расшибить  лоб,  огибали  невидимое  препятствие,
причем  исхитрялись  делать  это   как   бы   непроизвольно,   весьма   даже
непринужденно, будто испокон веков по этой стороне улицы все так и ходили...
   - Ага,- сказал Кацуба негромко.- Можешь остановиться и глупо таращиться -
мы ж с тобой нездешние, любопытно нам, тем  более  -  должно  быть  насквозь
непонятно...
   - Герильеро?
   -  Не  совсем.  "Партидо  Искуердиста  Революсионарио"  -  Партия   Левых
Революционеров. Духовные братцы нынешних герильеро, но -  сугубо  городские.
Нужно купить газету, похоже, герильеро  откололи  очередной  номер,  в  этом
случае пировцы моментально одушевляются и начинают пачкать стены с удвоенным
усердием...
   - Я так понимаю, они под запретом?
   - Не то слово... Стоп.- Кацуба взял его под локоть и остановил  метрах  в
десяти от надписи.- Везет тебе, я этих мальчиков своими глазами никогда и не
видел, хотя наслышан...
   Медленно подъехал довольно новый светло-синий "опель", отчего-то  он  был
без номера. Одновременно распахнулись обе передних дверцы, вылезли два парня
в бежевых просторных брюках и  белых  рубашках  навыпуск  (Мазур  наметанным
глазом определил, что у каждого на поясе нехилая кобура),  в  темных  очках.
Держась так, словно на улице, кроме них, не имелось ни  единой  живой  души,
они вразвалочку, неторопливо подошли к подтекающим белым буквам. Один достал
из заднего кармана крохотные баллончики, кинул на  них  взгляд,  два  убрал,
один оставил. Второй приложил к стене нечто напоминающее трафарет.  Короткое
шипенье, невесомое облачко бьющей из баллона под давлением краски - и  белые
буквы  оказались  словно  бы  перечеркнутыми  черным  рисунком:   череп   со
скрещенными костями, большие литеры Е и М.
   Прохожие шагали так, словно ни машины, ни двух молодых людей,  крепких  и
опрятных, не существовало вообще. Один  из  "художников"  отступил  на  шаг,
критически обозрел дело своих рук, что-то со смешком бросил  напарнику,  оба
направились к машине - и усмотрели Мазура с Кацубой. Тот, что  шел  впереди,
выбросил руку в их сторону, щелкнул  пальцами,  что-то  резко,  неприязненно
бросил по-испански.
   - Скажи на любом языке, что  не  понимаешь,-  быстрым  шепотом  подсказал
Кацуба, кажется, ничуть не обеспокоившись.
   Мазур, недолго думая, сказал по-русски:
   - Ни хрена я не понимаю, кореш, что ты там лопочешь...
   Эта фраза - вряд ли понятая незнакомцем  -  подействовала  магически.  Он
остановился, пару секунд пытливо всматривался в лицо  Мазура,  наконец,  уже
вяло, сделал такой жест, словно хотел все же  оставить  последнее  слово  за
собой, нечто вроде ленивого "Ладно, попадешься еще мне...".  Засим  оба,  не
торопясь, сели в машину, и она рванула с места под отчаянный визг  покрышек,
в три секунды исчезнув за поворотом.
   - Эт-то что еще за тонтон-макуты? - спросил Мазур.
   - Они и  есть,-  негромко  просветил  Кацуба.-  "Ескадрон  муерто".  Тебе
перевести?
   - Не надо,- сказал Мазур.- Эскадрон смерти, кошке ясно...
   - Ага. Спецотдел ДНГ по борьбе с терроризмом,  нечто  вроде  корсиканских
спецгрупп де Гол-ля, когда он гонял оасовцев.- Кацуба  ухмыльнулся.-  Причем
официально ничего подобного вовсе не существует в природе. Как  неоднократно
заявлялось  с  самых  высоких  трибун,  в  составе   главного   полицейского
управления - не ДНГ, заметь хорошенько! - есть "Ескадрон моториза-до", нечто
вроде группы быстрого реагирования,  каковая  борется  с  уличной  уголовной
преступностью. А все слухи о существовании некоего "эскадрона смерти" и  его
подчиненности государству - есть  выдумка  злонамеренных  леваков  и  прочих
партизан... Между тем реальное положение дел всем известно. У любого из этих
лбов в кармане - бляха ДНГ с крылатой шпагой, только  к  ней  еще  добавлены
буковки ЕМ... А в общем, я иногда думаю, что с леваками только так и следует
бороться. Будь у нас  в  девяносто  первом  парочка  таких  эскадронов,  еще
неизвестно, как обернулись бы дела... Хола, мучачо!*
   Он жестом остановил парнишку, поспешавшего вдоль улицы с кипой  ярких,  в
три краски, газет, кинул ему монетку, ловко выдернул из пачки верхний  лист.
Развернул с хрустким шелестом, вчитался и удовлетворенно хмыкнул:
   - Ну да, конечно. Герильеро из "Капак  Юпанки"...  обстрелян  полицейский
участок  в  Барралоче...  есть   жертвы...   гранаты...   поисковые   группы
вылетели... Интересно, что  эти  "Юпанки"  ни  разу  не  пытались  подорвать
нефтепровод, по которому янкесы из "Петро"  качают  в  порт  здешнее  черное
золото...
   - Хочешь сказать, они работают на...
   - Не все  и  не  всегда,-  сказал  Кацуба.-  Попросту,  согласно  старому
присловью, никто не знает, где кончается  Беня  и  где  начинается  полиция.
Любая экстремистская бражка, не мне тебя учить, профильтрована черт-те кем -
от агентов ДНГ до самых непонятных иностранцев. Вообще-то, интересный народ.
Боевики  "Юпанки"  на  девять  десятых  -  индейские  метисы-чоло,  а  то  и
чистокровные индейцы, но вот головка - дело другое. Опять, как водится, дали
снимки... Хороша, стерва?
   - Да уж,- сказал Мазур, глянув на цветной снимок черноволосой красотки.
   - Между  прочим,  чистокровнейшая  праправнучка  благородных  кастильских
идальго,- сказал Кацуба.- Виктория Барриос, дочка  миллионера-судовладельца.
В свое время закончила в Лиме Универсидад Майор  де  Сан  Маркос  -  элитное
заведение, здешний Оксфорд, старейший университет в Южной Америке, в пятьсот
пятьдесят первом основан... Магистр философии. По данным ДНГ, в прошлом году
самолично палила из базуки по загородному особняку родного папочки,  который
после этого публично обещал вздернуть блудную дочь на  первом  суку,  мужик,
надо сказать, такой, что обещание в  случае  чего  выполнит.  Вот  они  где,
подлинные латиноамериканские страсти... Ага.  Этот  тоже  не  из  метисов  -
чистокровный гачупино. Та же история, разве что папа не столь богат и учился
отпрыск не в Перу, а в Париже. Начальник их ЧК. И третий, Пабло,  опять-таки
не пролетарий от сохи и не индеец. Вся головка. За каждого из  этой  троицы,
кстати, назначена кругленькая сумма, а любому сотруднику ДНГ,  кроме  денег,
еще и орден с мечами обещан. Ты присмотрись хорошенько, может, кто  из  этих
фрондеров по дороге попадется, можно будет подкалымить...
   - Шутишь?
   - А черт его знает,- сказал Кацуба, сворачивая газету.- В  конце  концов,
денежки законные плюс орден с  мечами...  А?  Но  каковы  юные  поросюки  из
элитных семей?
   - Господи, это же не первый случай и даже не десятый,- сказал Мазур.- Тут
тебе и Патти Херст, и дворянин Володя Ульянов, и Фидель...
   - Сеньоры, какая встреча!
   Перед ними стоял незаметно подошедший Франсуа - в  столь  же  белоснежном
костюме,  насквозь  респектабельный,  с  крупным  бриллиантом  в  перстне  и
легкомысленной тросточкой под мышкой.  Они  с  Кацубой  тепло  поздоровались
по-здешнему  (Мазур  уже  знал,  что  это  называется  abrazo):  два  друга,
обнявшись, хлопают один другого по спине сначала правой, потом левой рукой.
   Мазур неловко торчал рядом, совершенно не представляя, как ему с "третьим
мушкетером" держаться, точнее, на каком языке говорить,- он не знал, в какой
роли появился Франсуа на улицах столицы.
   - Мой друг Влад! -  воскликнул  Франсуа  на  безукоризненном  английском,
кидаясь Мазуру на  шею,  и  тот  от  растерянности  покорно  выполнил  обряд
abrazo.- Поистине, достаточно выйти на  Сан-Августин  и  постоять  там  пять
минут, чтобы без всяких хлопот, расспросов и поисков  вновь  обрести  старых
друзей! Кеведо был прав, когда посвятил этой улице поэму...
   На них не обращали внимания - там и сям происходили  столь  же  дружеские
встречи с  хлопаньем  по  спине,  темпераментной  жестикуляцией  и  сияющими
улыбками, разве что разговор шел на испанском. Подступала вечерняя прохлада,
и народ из числа благополучных массово выходил на променад.
   - Пойдемте,- сказал Франсуа, беря их  под  руки  и  направляя  обратно  к
площади Дель Соле.- Сеньор Влад,  сеньор  Мигель,  можете  меня  поздравить.
Франция,  наконец-то,  оценила  скромные  заслуги  вашего  покорного  слуги,
назначив его здешним  почетным  консулом.-  Он  понизил  голос:  -  Железные
документы, господа, подлинные. Почти тот же иммунитет, что у вас...
   "Это должно было влететь в немалую копеечку,- подумал  Мазур,-  подлинный
картон французского почетного консула". Но он уже  убедился,  что  неведомые
дирижеры денег не считают, швыряясь  ими  даже  почище,  чем  в  беззаботные
советские времена. Выданные им с Кацубой  "суточные"  и  "подъемные",  мягко
говоря, заставили тихонечко  обалдеть.  Вообще-то,  и  российские  дипломаты
могли носить в бумажниках столь толстые  пачки,  но  при  условии,  что  они
происходят из семейки члена Политбюро...
   - Как настроение, Мигель и Влад?
   - Беззаботно-рабочее,- сказал Кацуба, а Мазур промолчал.
   Им оставили именно эти имена - потому что, как поведал Глаголев,  встреча
с доньей Эстебанией отнюдь не исключена, а она могла накрепко запомнить, что
загадочные русские офицеры с "Достоевского" звались Мигель и Влад.  Отчества
и фамилии, правда, были другими, но последних  прежних  донья  и  не  знала,
помнится. Ладно, это пустяки, но  больше  всего  Мазура  угнетало,  что  его
согласно  новому  привилегированному  аусвайсу  сделали  не  кем-нибудь,   а
военно-морским  атташе  в  крохотном  государстве  на  одном  из   Карибских
островов,  причем  Кацуба  был  опять-таки  не  мелкой  рыбкой,  а   третьим
секретарем одного из российских посольств на континенте.
   Душа не просто протестовала против  подобного  титулования  -  обливалась
горючими слезами. Всю сознательную (то есть  боевую)  жизнь,  оказываясь  за
пределами  Отечества,  Мазур  либо  числился   кем-нибудь   вроде   младшего
переводчика при самом зачуханном инженере, либо  словно  бы  не  существовал
вообще, появляясь на "игровом поле" неким призраком, лишенным  и  намека  на
национальную принадлежность. И вот, на пятом десятке - не просто дипломат, а
еще и военный атташе. На груди словно бы  вывеска,  ощущаешь  себя  голым  и
прозрачным, как хороший хрусталь. Что там чувствует Кацуба - его дело, а вот
Мазуру было тяжко, непривычно и уныло...
   - Можете не рассказывать  мне  ваши  печальные  новости,-  тихо  произнес
Франсуа.- Сам знаю, что вы в "коробочке". Мы тут тоже не сидели сложа  руки.
И, чтобы вы не мучились неизвестностью, спешу внести ясность: это именно те,
на кого мы все думали. Ничего смертельно опасного здесь не вижу.
   - Откуда же утечка? - спросил Мазур.
   - Честно говоря, это не только не ваше дело - э