- Ну, давай уж, - ласково ободрил Мазур. - Чего уж там... Везли  ценности
из курганов?
   - Да...
   - И когда вы с соседями... столкнулись?
   - Позавчера же, к вечеру...
   - Ну, так... - сказал Мазур задумчиво. - И что,  как  они  себя  поведут?
Будут сдавать хулиганов в свою узкоглазую милицию?
   Раненый  даже  ухмыльнулся  такой  наивности  человека   из   более-менее
цивилизованных мест:
   - Ага, хрена там... Тут порядки первобытные...  Кинут  в  яму  и  голодом
морить будут, пока не заморят...
   В самом деле, Мазур слышал о чем-то похожем еще  в  Шантарске,  во  время
инструктажа. Практически  все  здешние  криминальные  забавы  протекали  без
вмешательства органов закона и правопорядка  -  тут  не  принято  писать  на
обидчика заявления в инстанции, патриархальная обстановка  не  способствует,
время, знаете ли, остановилось на весьма старомодных делениях...
   - А ты, часом, не врешь? - спросил он проформы ради.
   - Да чтоб мне... Все так и было. Их  там  точно  в  яму  сунут,  я  здесь
давненько, наслушался примеров...
   - Видишь, как вредно  заниматься  контрабандой,  -  наставительно  сказал
Мазур. - Не шлялся бы через границу, не попал бы в  крупные  неприятности...
Лежи, не дергайся...
   Он, морщась и отворачивая лицо, срезал вонючую повязку,  поймал  на  лету
переброшенный Лавриком индивидуальный пакет и взялся за  перевязку  всерьез.
Настроение самую чуточку поднялось - у них как-никак имелся толковый "язык",
они напали наконец на след, они были не так уж далеко от желанной цели.
   Цель, правда, волею рока оказалась по ту  сторону  границы,  но  границы,
если  вдумчиво  разобраться,  всегда  были  чем-то  эфемерным,  абстрактным,
никогда прежде не существовавшим в природе,  выдуманным  родом  человеческим
для своих насквозь шкурных и эгоистических целей...
   - Вот так, - сказал он удовлетворенно, затянув последний узелок и вытирая
испачканные руки. - Не закатывай глаза, археолог хренов, жить будешь. Я тебе
сейчас еще укольчик влеплю...
   Отбросив  опустевший  шприц-тюбик,  он  встал,  отошел  в  дальний  конец
развалины, к Лаврику. Тихонько спросил:
   - Ну что?
   - Тут надо обмозговать... - сказал старый боевой товарищ, теребя похабную
бороденку.
   - А что,  долго  нужно  обмозговывать?  -  усмехнулся  Мазур.  -  Или  ты
предлагаешь возвращаться в Шантарск и докладывать по инстанциям?  Чтобы  наш
МИД связался с ихним МИДом, наша спецура - с ихней  спецурой  и  так  далее?
Бюрократическая карусель, вороха бумаг,  дипкурьеры,  фельдъегери  и  прочая
тягомотина?
   - Что  ты  меня  агитируешь?  -  недовольно  отозвался  Лаврик.  -  Можно
подумать, мне самому охота возвращаться...
   - Ну, а что мы тогда стоим? До границы - разок шагнуть...
   - Анекдот  помнишь?  -  проворчал  Лаврик.  -  Не  шагайте,  барыня,  так
широко...
   - Всего-то полдень, - сказал Мазур. - Уточним по  карте,  где  там  точно
расположено это ихнее джайляу, - и  вперед,  благословясь.  Хватит  времени,
чтобы выйти в точку и как следует понаблюдать за  объектом.  А  в  сумерках,
аккуратненько...
   - Аккуратненько... - ворчал Лаврик. - А в отчете потом  так  и  писать  -
приняли  решение  пересечь  монгольскую  границу  и  захватить   объект   на
сопредельной территории?
   -  Стареешь,  -  сказал  Мазур.  -  Скверно  влияет  на  человека  долгое
пребывание в начальственном  кресле:  начинаешь  с  уважением  относиться  к
государственным границам, надо же, кто б мог подумать...
   - Не тебе ведь отписываться, - огрызнулся Лаврик.
   - Мне тебя учить? Какого хрена нам принимать решение пересечь границу? Мы
с  тобой  искренне  полагали,  что  находимся  народной  территории,   -   а
"джипиэску" нечаянно расшибли об дерево. Или ее у нас забрали ребята  Ковбоя
-  и  тоже  разбили  по  невежеству  своему.  Гнались  за   неустановленными
личностями монгольской вроде бы национальности, захватившими  наш  объект  у
нас под носом, сели им на хвост, взяли Гейшу и двинули восвояси. Кто ж знал,
что мы, недотепы, оказывается, на монгольскую  территорию  углубились?  Надо
же, за границей побывали!
   - Что ты меня уговариваешь, как целку? - бурчал Лаврик. - Можно подумать,
я предлагаю возвращаться... Подожди ты минутку, дай мне с  духом  собраться.
Отписываться я и без тебя умею. Сейчас, соберусь. Ты не начальник,  тебе  не
понять. Сейчас, психологический барьер сломаю...
   - Стареешь, - безжалостно сказал Мазур.
   - Ну, положим, ты тоже не молодеешь что-то... А с этим как?
   - А примитивно свяжем, - сказал Мазур, не раздумывая.  -  Веревки  у  нас
немеряно. Ничего с ним не сделается, полежит в уголку... Ну?
   - Вот именно, - сказал Лаврик задумчиво. - Ну откуда нам  знать,  что  за
горушкой - Монголия? Географии не обучались - зачем, коли на свете извозчики
есть?

Глава пятая
Наш запоздалый ответ Чингисхану

   Пожалуй, в своем будущем отчете им не пришлось бы особенно кривить  душой
и очень уж удаляться от реальности. Как и во многих других  местах,  граница
меж Россией и Монголией  попросту  не  просматривалась  в  качестве  чего-то
вещественного, грубого, зримого. Ее не было вообще. Даже в суровые советские
времена в этих краях не имелось никаких таких архитектурных излишеств  вроде
колючей проволоки, погранзастав  и  контрольно-следовой  полосы.  Вольготно,
далеко раскинувшиеся  равнины,  сопки,  тайга,  вот  только  по  левую  руку
числилась Россия, а по  правую,  соответственно,  Монголия.  С  пьяных  глаз
недолго и перепутать.
   Понятно, что пересечь такую, с позволения выразиться,  границу  оказалось
легче легкого - они даже не определили толком, в какой именно миг, в который
именно шаг оказались за пределами  родного  и  многострадального  Отечества.
Благо при абсолютно одинаковых по обе стороны границы пейзажах ностальгия по
родине даже и не могла заявить о себе.
   Прилежно поглядывая время от времени  в  небольшой,  но  мощный  бинокль,
отмечая на наблюдаемом  объекте  скудные  и  нечастые,  насквозь  скучнейшие
изменения, Мазур думал, что  о  совершенном  ими  героическом  деянии  лучше
промолчать даже в кругу людей посвященных. Чтобы не  стать  надолго  мишенью
для издевок. "Нет, ну надо же! - аристократически покрутят носами понимающие
люди. - Степаныч-то у нас - орел сизокрылый!  Монгольскую  границу  перешел,
сокол!  На  своих  на  двоих!  Степаныч,   что   ж   ты   скромничаешь,   не
останавливаешься на достигнутом? Ты бы еще что-нибудь  не  менее  эпохальное
отчебучил - бразильскую границу перешел  со  стороны  Боливии,  скажем,  или
мозамбикскую со стороны Малави. Или, коли такой матерый, и вовсе нарушил  бы
санмаринскую или там андоррскую - чего мелочиться, раз пошла такая пьянка?!"
   Нет, потаенным переходом монгольской  границы  никак  нельзя  не  то  что
хвастаться в определенных кругах, но  даже  упоминать  о  столь  прискорбном
факте...
   Они умели ждать. Они это прекрасно умели. И потому  пролежали  на  склоне
часов примерно шесть, время от времени меняя точки наблюдения - ив интересах
дела, и просто разнообразия ради. За  это  время  успели  изучить  невеликое
стойбище так, что позавидовал бы  иной  этнограф.  Жаль  только,  бытие  тут
оказалось настолько немудреное, что с тоски можно сдохнуть...
   Стойбище состояло  из  трех  юрт  -  сооружений  серьезных,  продуманных,
основательных. В одной обитал  толстый  монгол  с  двумя  соотечественниками
помоложе - судя по поведению, по ухваткам, какой-то микроскопический здешний
хан. Царь и бог в этом именно кочевье.  Во  второй  жила  пожилая  монголка,
вместе с двумя молодухами хлопотавшая по хозяйству. Третья оставалась пустой
- похоже, в ней  пребывали  пастухи,  которые  сейчас  находились  где-то  в
отдалении, исполняя свои прямые обязанности.  Верховых  лошадок  у  коновязи
насчитывалось ровно шесть, по числу  обитателей  стойбища,  -  но  мест  там
хватило бы еще на столько же.
   А вот это уже что-то новенькое. Стальной конь, так сказать, идет на смену
крестьянской лошадке... Вдали показался старый и расхлябанный УАЗ,  уверенно
покатил по равнине  прямо  к  крайней  юрте.  Две  худые  собаки,  мгновенно
воспрянув от сонной одури, наперегонки кинулись к  нему,  яростно  облаивая.
Дверца тут же распахнулась, выпрыгнул довольно молодой монгол, в отличие  от
мужчин  стойбища,  без  халата  -  этакий  европеец,  благодаря  близости  к
передовой технике в лице этого самого  раздолбанного  "уазика"  порвавший  с
кое-какими традициями. Сделав страшное лицо, он дико заорал на собак, и  они
от греха подальше припустили за юрты.
   Неторопливо  вышел  "патриарх".  Перебросились  парой   слов   (судя   по
поведению, встретились старые знакомцы), отошли вправо.  Там-то  как  раз  и
располагался главный объект  интереса  парочки  нарушителей  границы  -  яма
шириной с обыкновенный колодец, прикрытая решеткой из  грубо  сколоченных  и
связанных толстенных сучьев. Яма, надо полагать, была  довольно  глубокая  -
даже  в  бинокль,  меняя  позицию,  не  удалось  разглядеть  тех,  кто   там
содержался.
   Каждое слово из неторопливой по-азиатски  беседы  прекрасно  долетало  до
устроившихся в засаде. Но легче от этого  не  становилось  -  ни  Мазур,  ни
Лаврик ни слова по-монгольски не знали, к вялому стыду своему. Что поделать,
не выпадало в жизни ситуаций, требовавших бы знания монгольского, кто ж  мог
подумать...
   "Патриарх", однако, отличался крайне выразительной жестикуляцией  -  судя
по гордому мановению руки, он как раз поведал гостю о своих успехах на  ниве
борьбы со скотокрадством и продемонстрировал вещественный результат таковой.
Молодой заинтересованно смотрел сквозь решетку, потом оба перекинулись парой
слов с самыми что ни на есть похабными улыбками. "Патриарх" подошел к самому
краю, распахнул халат, расстегнул штаны и принялся мочиться в яму  -  долго,
основательно, сосредоточенно. Из ямы не донеслось ни единого звука  протеста
- похоже, пленники к такому обращению успели притерпеться.  Получасом  ранее
Мазур с Лавриком отлично  видели,  как  старуха  мимоходом  сбросила  в  яму
оставшийся от кухонных хлопот мусор - именно что мимоходом, так равнодушно и
привычно,  словно  унитазом  пользовалась.  Жизнь  здесь,   судя   по   всем
наблюдениям,  была  средневеково  простой  -  и  с  теми,  в  ком   полагали
скотокрадов, обращались незатейливо, не особенно и утруждая себя гуманизмом,
а равно и прочими общечеловеческими ценностями. Что ж,  была  в  этом  некая
суровая справедливость...
   - Темнеет, - тихонько сказал Лаврик.
   - Ага.
   - Пора бы?
   - Пожалуй, - сказал Мазур. - Уходить будем к дацану, а? Монголы про  него
определенно не знают - иначе давно пришли бы туда и добили этого козла...
   - Резон. Я полагаю,  они,  как  всякие  кочевники,  спать  с  темнотой  и
ложатся.
   - Даже если нет, какая разница?
   - И тут резон, - сказал Лаврик. - На мой опыт, отходить нужно  шумно.  А?
Вон та "Антилопа-Гну", скажем... Чего ей зря стоять! Ей вспыхнуть подобает -
красивенько, эффектно, прибавляя шуму и переполоху...
   - Понял, - сказал Мазур. - Учту.
   - Справишься?
   - А то...
   Жаль,  что  это  происходило  с  ними  не  в  кино,  а  наяву.  Только  в
голливудских фильмах машина красиво  взрывается  после  одного-единственного
выстрела по бензобаку. В  жизни  такого  эффекта  можно  добиться  лишь  при
соблюдении двух непременных условий: во-первых, в  баке  должно  быть  очень
мало  бензина  и,  соответственно,  много  бензиновых  паров,  а  во-вторых,
стрелять следует зажигательной пулей.  Иначе  и  не  получится  ни  черта  -
необходима если не пуля,  то  хотя  бы  приличная  искра...  Ладно,  это  мы
обеспечим.
   Одна из молодух - между прочим, довольно симпатичная, зараза, -  проворно
семеня,  протащила  в  ханскую  юрту  дымящийся  котел,  тут  же  выскочила.
"Патриарх" сделал недвусмысленный жест, бросил пару фраз -  ясно  было,  что
бабью ведено ложиться спать и не путаться под ногами. У Мазура  -  с  учетом
тех самых патриархальных нравов - стали зарождаться некие догадки.
   Ну вот, похоже, так и есть. Молодой с натугой сдвинул в  сторону  корявую
решетку, а "хан", сняв с колышка у юрты черно-белый аркан, подошел  к  краю,
ловко крутанул пару раз в воздухе волосяной  петлей  и  закинул  ее  в  яму.
Заглянул вниз, удовлетворенно фыркнул, уперся в землю обеими ногами, потянул
с натугой.
   Вскоре над  ямой  показалась  женская  головка  с  темными  растрепанными
волосами, а там и вся девица целиком, прихваченная арканом под мышки.  Умеет
мужик работать с этой штукой, оценил Мазур. Он сам, впрочем, бросал лассо  и
почище...
   Сняв с пленницы петлю, "хан" взял ее за шиворот - она была  в  джинсах  и
мятой темной рубашке, - оттащил на пару шагов в сторону и  продемонстрировал
молодому так, словно речь шла о новоприобретенной  для  хозяйства  животине.
Молодой что-то одобрительно изрек, и оба вновь заржали.
   Мазур приник к биноклю. Гейшу он узнал моментально, хотя  на  снимке  она
выглядела  ухоженной  и  беспечной,  а  здесь,  вживую,   казалась   изрядно
надломленной. Стояла, опустив руки, судя по отсутствию реакции  на  действия
молодого, бесцеремонно пощупавшего ее, культурно говоря,  бюст,  уже  успела
убедиться, что тут с пленными бывает в случае активного протеста.  Ей-же-ей,
привели в божеский вид, не первый раз, поди,  в  юрту  тягают,  руссоисты...
Мазур только  сейчас  заметил,  что  ноги  у  нее  спутаны  кожаным  ремнем,
позволявшим делать лишь крохотные шажки. И не ощутил  особого  сочувствия  -
шпион должен быть готов ко всевозможным превратностям судьбы, в том числе  и
к таким вот...
   Ее подтолкнули к юрте, и она покорно двинулась в ту сторону. "Хан" что-то
рявкнул, и из юрты выбрался один из молодых с карабином, привычно направился
к колоде возле коновязи, уселся на нее, поставив пушку меж  колен.  "Ага,  -
отметил  Мазур.  -  Часового  на  ночь  выставляют,  вполне  понятная   мера
предосторожности в условиях, когда обитатели сопредельных держав то  и  дело
шастают к соседям, чтобы спереть или угнать что-нибудь нужное  в  хозяйстве.
Ну, этого мы разъясним в два счета, это  вам  не  зеленый  берет,  ишь,  как
скучает, вряд ли в предыдущие ночи сюда заявлялся какой-нибудь агрессор..."
   Второй молодец проворно принялся отвязывать  лошадей,  расседлывать.  Они
привычно побрели на равнину, лениво хватая зубами пучки травы.
   - Порядок, - сказал Лаврик. - Вечерняя поверка и  отбой.  Ну  что,  будем
работать? Чего кота за хвост тянуть...
   - Пожалуй, - кивнул Мазур, не испытывая ровным счетом никаких эмоций.
   Он бесшумно двинулся по склону к близкой равнине.  Лаврика  уже  не  было
видно. Розовая полоска заката вдали погасла,  на  том  месте  осталась  лишь
бледная синева, а над ней подрагивали первые  звезды,  крупные,  яркие.  Как
всякий раз почти, происходящее казалось ему сном - он скользил  над  землей,
как грешный дух, невидимый для окружающего мира,  держась  так,  чтобы  юрта
заслоняла его от часового. Внутри зажгли лампу, слышались негромкие  голоса,
кто-то зло прикрикнул.
   Мазур переместился левее. Там, где на фоне  звезд  сидел  часовой,  вдруг
возникло мгновенное шевеление, и часовой исчез - совершенно  бесшумно,  даже
слабого стука от падения тела не было. "Ничуть не  постарел  наш  упырь",  -
отметил Мазур машинально.
   И проворно заполз под машину. Лежа на спине, извлек нож, на  ощупь  нашел
бензопровод, тихонько пробил его кончиком  клинка.  Отодвинулся  в  сторону,
чтобы его не задела резко пахнущая струя бензина,  моментально  потекшая  на
сухую землю. Ну вот, теперь и растяжку поставить можно...
   Где-то рядом сонно заворочалась  собака  и  тут  же  притихла  -  похоже,
здешние кабысдохи активно реагировали лишь на внешнюю угрозу,  а  ко  всему,
что происходило внутри стойбища, относились наплевательски. Тем лучше...
   Мазур на карачках выполз из-под машины,  осторожно  разматывая  тоненький
проводочек. Закрепил растяжку должным образом, тихо вдохнул  полной  грудью,
примерился - и, отшвырнув полог, ворвался в юрту.
   Внутри  было  довольно  просторно  и  чисто,  стояли  какие-то   сундуки.
Войлочные коврики, лежанки, керосиновая лампа  горит  в  уголке,  на  чем-то
вроде круглого половичка стоит откупоренная бутылка водки, похлебка  дымится
в мисках - полная идиллия вкупе с релаксацией...
   "Хан" сидел возле этого дастархана, а шофер как раз примащивался к Гейше,
не утруждая себя особенными изысками а-ля "Кама-с-вечера": попросту поставил
ее на четвереньки, спустил с нее джинсы до колен, извлек собственный агрегат
и готовился пустить его в дело.
   Тут и адмирал Мазур завернул на огонек, извольте любить и жаловать...
   Без преувеличения,  его  внезапное  появление  посреди  этого  уютного  и
патриархального бардачка произвело, выражаясь штампами, эффект разорвавшейся
бомбы. "Хан" так и сидел, разинув рот, зажав бутылку в руке, шофер застыл  в
нелепой позе со спущенными до щиколоток портками, одна Гейша,  расположенная
к Мазуру... гм, спиной, изменения в декорациях попросту еще не заметила.
   Не теряя времени, он метнулся к шоферу, мимоходом в секунду вырубил  его,
сверху вниз, ребром ладони припечатал  по  затылку  вскинувшемуся  молодому,
лежавшему до того в углу с видом  заинтересованного  зрителя.  И  напоследок
занялся "патриархом", с коим  разделался  столь  же  стремительно.  Тихонько
окликнул:
   - Эй, долго будешь стоять? Штаны натяни!
   Гейша, оставаясь в той же позиции, повернула к нему голову... и  глаза  у
нее стали на пол-лица.
   Мазур прекрасно понимал, какая это для нее неожиданность,  а  потому,  не
тратя времени на уговоры и ободрения, сорвал  с  пояса  веревку  и  принялся
сноровисто отрезать нужные куски, которыми  вязал  вырубленных  по  рукам  и
ногам.
   Тем временем оклемавшаяся монгольская пленница  вскочила-таки,  судорожно
натягивая джинсы. Мазур нагнулся и одним  движением  рассек  спутывавший  ее
нижние конечности ремень. Высунувшись наружу, негромко свистнул.
   Несколькими секундами позже в юрту  ворвался  Лаврик,  с  одного  взгляда
оценил обстановку, прикрикнул шепотом:
   - Чего вы возитесь? Ноги в руки!
   Гейша все еще столбом стояла посреди юрты с непонятным выражением лица  -
то ли в обморок падать собралась, то ли добросовестно  пыталась  проснуться.
Не теряя времени, Мазур воспользовался самым испытанным  средством:  залепил
ей оглушительную пощечину, схватил за руку и поволок наружу.
   Пробегая мимо растяжки, наподдал под нее ногой.  Неподалеку,  под  днищем
машины; послышался резкий хлопок - сработал  запал  от  гранаты,  и  тут  же
вспыхнул бензин, растекаясь из-под днища змеистыми пылающими ручейками. Этак
и рванет скоро...
   - Шевелись! - заорал Мазур ей в ухо, волоча за собой.
   Под ноги ему кинулась собака, наконец-то сообразившая, что происходящее в
стойбище далеко от нормального  коловращения  жизни.  Отшвырнув  ее  пинком,
Мазур кинулся вверх по склону, к темным деревьям, буквально гоня перед собой
девушку, - она в довольно хорошем  темпе  чесала  впереди,  до  сих  пор  не
осознав во всей полноте происшедшее, но, очевидно, повинуясь зову  природных
инстинктов,  советовавших  в  этой  ситуации  переставлять  ноги  как  можно
быстрее. Лаврик несся следом,  сзади  захлебывались  истерическим  лаем  обе
псины, но в погоню благоразумно не спешили, . пронзительно заржала лошадь...
   Бах! Бах! Бах!
   Выстрелы из карабина - четвертый, пятый... Пауза. Мазур услышал лишь одну
пулю, прожужжавшую слева, не так уж далеко. Наддал.
   И тут позади взорвался "уазик",  громко,  качественно  озарив  всполохами
равнину и опушку. Выстрелов больше не было, лишь раздавались истошные вопли,
определенно женские. "Пожалуй, - мимолетно подумал Мазур, держа нужный  темп
дыхания, -  все  было  проделано  с  должным  изяществом,  кто-нибудь  может
сработать и лучше, но тут уж чем богаты..."
   - Эй!
   Он не сразу сообразил, что к чему - а  сообразив,  кинулс