йденный ими путь - будто читал  карту.
Вон там перевалили подножие сопки, ага, а это и есть  та  речушка.  Отличный
бинокль достался от импортного жмурика - двадцатикратный, но не больше нашей
"десятки"...
   ...Он чисто случайно поймал окулярами это шевеление  зеленых  точечек  на
зеленом фоне, сами, можно сказать, вылезли под взгляд...  Повертел  рубчатое
черное колесико, но это ничем не помогло  -  судя  по  нанесенной  на  линзы
разметке-масштабу, до погони более чем десять километров, ну да, часа на два
и оторвались, не так уж плохо, но и не  прекрасно,  кровь  из  носу,  разрыв
нужно увеличивать.
   Он едва различал крохотные силуэты - но все же видел,  что  это  шагающие
вереницей люди, числом не менее десяти, а  впереди,  не  удаляясь  особенно,
маячат два пятнышка, белое и бело-черное. Лайки, конечно. А  это  хуже,  чем
любая овчарка,- овчарка, как ни крути, остается служебной, а лайка - здешнее
животное, таежное. Огромная разница меж службой и  образом  жизни,  сравните
любого, самого ретивого вертухая и охотника-эвенка...
   Время от времени там вспыхивали  крохотные  солнечные  зайчики  -  солнце
играло на стволах ружей, значит, они даже не озаботились  навести  тусклость
на стволы, чувствуют себя хозяевами, банкометами в  игре...  Что  ж,  самому
Мазуру солнце светит почти в спину, так что бликов от окуляров не будет.  До
темноты остается часов шесть. Вряд ли охота двинет по тайге ночью... или все
же станут устраивать игры с приборами ночного видения? Как поступил бы на их
месте он сам?  Пожалуй  что,  не  рискнул  бы  охотиться  ночью  на  ловкого
"майора", в первые же часы столь  изобидевшего  засаду...  или  тебе  просто
хочется так думать?
   Он все еще стоял с прижатыми к лицу наглазниками из мягкой резьбы,  когда
поодаль, там, где оставил людей, раздался оглушительный выстрел.
   Чисто инстинктивно Мазур крутнулся в ту сторону, присел за стволом. Новых
выстрелов не было. По звуку - охотничье ружье.  То  самое,  что  он  оставил
Ольге.
   Не было времени раздумывать и  колебаться.  С  ножом  в  руке  он  рывком
преодолел  неширокое  открытое  пространство  и   бесшумно,   как   призрак,
заскользил меж деревьев, забирая чуть вниз и вправо, чтобы подойти к стоянке
со стороны, противоположной той, в какую уходил.  Давал  изрядный  крюк,  но
иначе нельзя было. И не слышал ни новых  выстрелов,  ни  криков,  ничуть  не
походило на налет азартных охотников - неужели кто-то опять стал  показывать
характер, настолько, что Ольге пришлось...
   Тихонько стал продвигаться вверх, ага, меж  коричневыми  стволами  яркими
пятнами показались желтые костюмы. Затаил дыхание, держа нож для броска. Еще
дерево, еще одна перебежка, вот они уже метрах в  десяти,  и  никто  его  не
видит...
   Мазур  осторожно  выглянул  из-за  кедра.  Ольга  сидела  на   корточках,
привалившись спиной к стволу, зажимая  обеими  руками  живот,  морщилась  от
боли, но на  раненую  и  умирающую,  ликующе  отметил  Мазур,  не  походила.
Прошипела что-то, с ненавистью глядя  снизу  вверх  -  а  над  ней,  ухватив
французское  ружье  за  ствол,  возвышался  старый   знакомый,   неугомонный
штабс-капитан. Как и Мазур, он был гол и загорел-только не в черных семейных
трусах, а в коротких пестрых. Мазур мысленно провел траекторию,  совмещавшую
шею штабса с зажатым в руке ножом - и остался ею доволен.
   - Где он, спрашиваю? - прорычал штабс.
   Замахнулся. Ольга ответила ему словами, которым Мазур ее, безусловно,  не
учил. Ну, как только ружье дернется...
   Нет, штабс отвернулся. Мазур великолепно представлял  ход  его  мыслей  и
нисколечко не ошибся: штабс направился к трем остальным, сбившимся  в  кучку
чуть поодаль. Снова рыкнул:
   - Где майор, мать вашу?
   Замахнулся разряженным ружьем, как дубиной, состроив невыразимо  зверскую
гримасу, определенно рассчитанную на моральное подавление,- Мазур видел, что
этот гад насторожен, но спокоен и  собран.  И  рассчитал  мерзавец  отлично:
почти сразу же толстяк Чугунков торопливо вытянул руку,  тыкая  пальцем  как
раз в ту сторону, куда Мазур уходил, забормотал:
   - Пошел сверху в бинокль посмотреть...
   Мазур видел, как  Ольга  медленно-медленно,  все  еще  морщась  от  боли,
опускает правую руку к карману. И мысленно  охнул:  дуреха,  там  же  против
ствола-два пустых гнезда...
   - У нее пистолет в кармане!- взвизгнул толстяк, услужливо тыча пальцем.
   Штабс резко развернулся - но  Мазур  уже  отделился  от  ствола,  коротко
взмахнул рукой, и  нож  с  роговой  ручкой,  жужжа,  крутясь,  на  мгновение
ослепительно сверкнул, поймав лезвием случайный солнечный лучик...
   Он еще падал, когда Мазур вырвался  на  поляну,  выхватил  из  рук  врага
ружье, замахнулся было, но тут же сообразил,  что  правки  не  требуется.  И
отступил на шаг, чтобы падающий его не задел.
   Истерически вскрикнула Вика-неподвижно застывшее тело с торчащей из горла
желтой рукояткой ножа оказалось к ней ближе, чем к другим,  она  встретилась
взглядом с тускнеющим взором "его благородия". "Ну вот и точка", без  всяких
эмоций и уж тем более сожалений подумал Мазур, одним прыжком оказался  рядом
с Ольгой:
   - Что? - присел рядом на корточки.
   - Да ничего,- сказала она, то морщась, то пытаясь улыбнуться.-  Когда  он
выскочил, я в него бабахнула - и промахнулась, конечно. А он мне  ногой  под
дых, ружье вырвал...
   - А остальные где были?- громко спросил Мазур, оборачиваясь.
   Остальные торопливо изобразили  лицами  и  фигурами  виноватое  смущение,
причем больше всех старался, естественно, кандидат бесполезных сейчас наук.
   - И чего я вас до сих пор не бросил? - совершенно искренне спросил  Мазур
вслух.
   Ответа, разумеется, не дождался -да и какой тут может  быть  ответ?  Руки
чесались устроить толстяку детское наказание,  но  удержали  не  соображения
гуманизма, а недостаток времени. Мазур лишь смерил его взглядом, от которого
Чугункова бросило в пот, устало фыркнул и сказал:
   - В общем, так- охота на хвосте. Так что  в  темпе  продолжайте  выбирать
блох из одежды, на крыло подниматься пора...
   Сделал два шага, выдернул нож и несколько раз воткнул его в землю, очищая
от крови. Виктория принялась было закатывать глаза, но  Мазур  уже  оказался
рядом с ней и процедил веско:
   - Я т-те покажу истерику... Шевелись!
   Сунув в рот сигарету, присел рядом с Ольгой, погладил ее по голове:
   - Порядок, малыш, ты-то у меня настоящая скво... Болит еще?
   - Не особенно.
   - Ну, если не особенно, тогда бери-ка все свои невеликие  пожитки,  да  и
мои тоже, завяжи все в куртку, чтобы получился приличный узел. Я тебя  люблю
и обожаю, но некогда утешать, жива - и слава Богу...
   Выпрямился, кинув мельком взгляд  на  мертвеца,-  сволочь,  конечно,  был
покойный, но в качестве напарника, честно говоря, подошел бы. Пер следом - и
достал-таки, почти достал...
   - Готово,- сказала Ольга.- Я всех "червей" вытащила, не сомневайся,  чуть
ли не на зуб пробовала... А колышки ты возьмешь?
   - Ага,- кивнул Мазур.
   Он за время пути успел  уже  заострить  все  колышки  с  обоих  концов  -
попадется подходящее местечко, можно и  "заминировать".  Если  понатыкать  в
высокой  траве  десятка  три  -  глядишь,  кто-нибудь  в  горячке  погони  и
напорется, споткнется, вьетнамцы в свое время  неплохой  урожай  собирали  с
помощью таких вот немудрящих подручных средств...
   Будь это в кино, непременно следовало бы сгрести  за  шкирку  пробегающую
росомаху, украсить ее маячками и отпустить на волю, чтобы  завела  погоню  в
непроходимые чащобы. К сожалению, в жизни росомахи шмыгают мимо не столь  уж
часто, а толстяк, совершенно вышедший из доверия, играть роль приманки ни за
что не согласится, хоть ты его режь...
   Вон он, родимый, со страдальческим видом сгорбился над курткой, вороша ее
одной рукой и вздыхая так, словно не шкуру свою спасает, а выполняет  тяжкую
повинность, совершенно ему ненужную...
   - Все, кажется,- осторожно заметила Вика, и почти сразу же распрямился ее
незадачливый муженек.
   Мазур тщательно проверил работу -  ну,  прошляпили,  конечно,  в  Викиной
куртке отыскались еще две "ниточки", а у мужа целых три. Мазур ничего им  не
сказал, молча вырезал "маячки", оставив рваные дыры, мотнул головой;
   - Пошли.
   - Подождите!- вскрикнул Чугунков.- Я еще как следует и не проверил...
   Мазур молча подошел, отобрал у него куртку и швырнул в кусты.  Подтолкнул
ногой:
   - Вставай. Пошли.
   - А если дождь?
   - Будешь мокнуть. Некогда с тобой возиться.
   - Куда ж я все это...- он указал на валявшиеся у ног пожитки.
   - Снимай,- Мазур  дернул  его  за  рукав  пронзительно-желтой  курточки.-
Заворачивай и тащи...
   - Но...
   -  А,  в  бога  душу  мать!  -  заорал  Мазур,  уже  не  в  силах   более
сдерживаться.-Долго ты мне нервы мотать будешь?
   И замахнулся- но перехватил осуждающий взгляд Ольги  и  малость  поостыл.
Бросил неприязненно:
   - Даю минуту на сборы. Вика, помоги ему, что ли...
   -  Да  чтоб  он  провалился,-  сказала  Вика  сердито.-  Одно   от   него
беспокойство...
   - Ладно,- сказал Мазур.- Не будем дичать и звереть - чует мое  сердце,  у
нас еще  впереди  масса  возможностей...  Помогите  обормоту-  и  с  умыслом
добавил: -Доберемся до цивилизации - все вместе будем смеяться  над  лесными
страстями...
   Вика, немного просветлев лицом, опустилась на корточки и стала  увязывать
нехитрые пожитки. Мазур нетерпеливо ждал. Наконец она справилась,  протянула
толстяку узел и даже сделала книксен по всем правилам:
   - Битте...
   Но оглянулась на мирно почивающего в папоротниках мертвеца и  моментально
помрачнела. Мазур показал направление:
   - Шагаем туда, и в темпе. Надо оторваться...  Под  гору  шагалось  легко.
Ольга чуть задержалась, чтобы оказаться рядом с Мазуром, печально вздохнула:
   - Такое впечатление, что на этом свете вовсе не существует  ни  Кваренги,
ни Фальконе... Поверить сейчас трудно, что где-то за горами, за долами  есть
Петергоф...
   -  Лишь  бы  мы  существовали,-  отмахнулся  Мазур.-  А   все   остальное
приложится, малыш...

   Глава одиннадцатая
   МИНУС ОДИН
   Через час Мазур разрешил привал и вновь поделил на всех банку  тушенки  -
на сей раз справедливости ради забрав ее у толстяка. Не следовало перегибать
палку и в первый же день загонять свой аргиш до полной вымотанности. Ольга у
него претензий не вызывала, супруги, в общем, тоже- но вот Чугунков...  Мало
того, что  он  открыто  являл  собою  слабейшее  звено,  у  Мазура  родилось
нехорошее предчувствие, что это звено в самом скором времени лопнет. На пути
им встретилось нехорошее место- распадок, где прямо-таки  клубился  гнус,  с
превеликой охотой набросившийся на взопревшую добычу. Вот  тут  уж  пришлось
по-настоящему паскудно - невесомые твари так и льнули к голой коже, лезли  в
глаза, в уши, в рот, Мазур извел полпачки сигарет в попытках  обрести  пусть
слабую, но защиту. Даже некурящие пыхали табачком, мотая на  ходу  головами,
как лошади. Гнус прямо-таки доводил до безумия - и  хуже  всего  приходилось
толстяку, он сильнее всех потел и был гол по пояс. Беспрестанно  отмахивался
свободной рукой, а потом и узлом, даже взвыл  в  голос,  за  что  немедленно
получил от Мазура по шее, легонько, впрочем. Хорошо еще, в этой пытке была и
светлая, если можно так выразиться, сторона- никого не приходилось понукать,
все показывали чудеса спортивной ходьбы, чтобы  побыстрее  миновать  поганое
место.
   Миновали. С полчаса шли по ровному месту,  потом  перевалили  сопку  -  и
угодили в  великолепный  малинник.  Грех  упускать  такой  случай,  и  Мазур
объявил, что дает полчаса на обед. Благо и трудиться не пришлось- на  кустах
красовалось неисчислимое множество  сизо-рубиновых  ягод,  переспевшие,  они
отваливались от малейшего прикосновения, оставалось пихать горстями  в  рот.
На высившиеся вокруг кедры Мазур поглядывал с затаенной тоской: в этом  году
на шишку был урожай, а орех  -  штука  питательная.  Увы,  с  их  подручными
средствами слишком долго пришлось бы возиться с колотом*, а лезть на  дерево
и стряхивать по шишечке- чересчур тягомотно, да и добыча выйдет  мизерная...
Он  махнул  рукой  и  стал  набивать  пузо  малиной,  проглатывая  заодно  и
попадавшие в пригоршню листья, чутко прислушиваясь: если поблизости  обитает
косолапый, он мимо такого дара природы ни за  что  не  пройдет,  будет  сюда
наведываться, как в столовую...
   Правда, следов ему не попадалось и  не  встречалось  ничего  похожего  на
звериные тропы. Лишь однажды с дерева зацокала  белка,  по  летнему  времени
рыжая, да пронесся, треща крыльями,  невеликий  табунок  рябчиков.  Рябчики,
вообще-то,  подпускают  человека  довольно  близко,  но  эта   стайка   явно
осторожничала. И Мазур окончательно пришел к убеждению, что людьми сии места
посещаются частенько, и живность давно наработала печальный опыт...
   Примерно через четверть часа он уже глотал сладкую ягоду через силу -  но
желудок следовало набивать всем пригодным в пищу, что только  встретится  на
пути. Хлеб с тушенкой очень быстро кончатся, а начавши  слабеть,  человек  в
тайге весьма скоро падает духом, и тайга его одолевает... Есть риск, что  от
малины прохватит понос, но лучше понос, чем голод.  Потом  он  заметил,  что
Егоршин с явным умыслом  старается  присоседиться  к  нему  поближе,  так  и
крутится рядом, больше косится, чем рвет ягоду.  Мазур  подошел  вплотную  и
тихо спросил:
   - Что, разговор есть?
   Доктор оглянулся на остальных, мрачно и  сосредоточенно  обиравших  ягоду
метрах в десяти, ответил еще тише:
   - Может, мы попробуем засаду устроить?
   - Мы? - усмехнулся Мазур.
   - А что? -лицо у доктора  было  злое  и  отчаянное.-У  вас  вроде  хорошо
получается... А я бы ножом, тряхнул шпанистой юностью. Я  ж  врач,  анатомию
знаю...
   - А сможете? - пытливо посмотрел на него Мазур.
   - Смогу.
   Он произнес это довольно уверенно- что Мазура  ничуть  не  убедило.  Даже
если доктор в юности кого-то перышком и оцарапал слегка - ох, многие из  нас
через это прошли...- это еще не означало,  что  он  годится  для  серьезного
дела. Уж кто-кто,  а  Мазур  прекрасно  знал,  как  трудно  впервые  убивать
человека, даже откровенного врага.  Опыт  юношеских  драк  на  дискотеках  и
танцплощадках тут нисколечко не годится. Кроме  того,  доктора  чересчур  уж
старательно ломали в тюрьме,  и  кое-какие  рефлексы,  ручаться  можно,  уже
въелись в подсознание...
   - Рано,- сказал Мазур.- Погодим. Боюсь, это  их  территория,  их  игровое
поле, они тут давно освоились. Нужно добраться до диких мест, где  они  тоже
будут новичками...
   - Не доверяете?
   - Горячку не хочу пороть,-не без  уклончивости  сказал  Мазур.-  Тех,  на
ручье, только потому удалось смять,  что  они  лихой  контратаки  ничуть  не
ожидали. Теперь-то труднее будет... У них, знаете ли, ружей до черта.
   - А у вас ведь пистолет.
   - Толку от него мало против полудюжины стволов.
   - Я-то от всей души...
   - Понимаю,-сказал Мазур.- И от всей души отвечаю: рано...  Вы  мне  лучше
скажите - массаж делать умеете?
   - Да немного.
   - Вот это уже лучше,- сказал Мазур,- Это гораздо  полезнее.  На  привале,
вечерком, непременно нужно будет нашим дамам  вкатить  хороший  массажик,  я
умею, но коли и вы - совсем даже хорошо.
   - Может, еще и этому массажик делать?- Егоршин неприязненно покосился  на
толстяка.- Ведь задерживает только... Что бы тут придумать...
   - Это вы насчет бросить, а? - прищурился Мазур. Доктор завилял взглядом:
   - Как колода на ногах...
   - Логично и рационально рассуждая, мне бы  следовало  вас  всех  троих  с
хвоста сбросить,- сказал Мазур, дружески улыбаясь.- Ох,  как  мне  полегчало
бы... Враз и несказанно.
   И улыбнулся еще шире, увидев в глазах доктора откровенный страх. Похлопал
его по плечу:
   - Вы, главное, простую истину запомните, герр доктор: не надо  торопиться
быть дерьмом, это всегда успеется...  В  нашем  положении  особенно-  Поднял
голову и прикрикнул: - Рота, стройся! Двигаться пора...- понизил  голос.-  И
еще один  маленький  нюанс,  доктор.  Не  надо  на  жену  коситься,  как  на
законченную  тварь.  В  конце  концов,  она  не  по   собственному   желанию
изощрялась.
   - А вы бы на моем месте...
   - Бросьте. Мы из тайги выйдем благополучно в  одном-единственном  случае:
если духом не падем. А вы, пардон, с Викой все это время держитесь как скот.
У вас задача не просто ногами передвигать, а еще и  жену  ободрять  со  всем
старанием. Ясно? Приобнимите, пожалейте, по головке  погладьте...  Считайте,
это приказ. А я свои приказы всю жизнь отдавал так, чтобы меня  слушались...
И не стройте иллюзий, будто станете исключением. Пошли.
   Он улыбнулся доктору  одними  губами,  без  малейшей  теплоты  в  глазах,
проглотил напоследок еще жменю мягкой перезревшей малины  и  занял  место  в
арьергарде.
   Примерно через час деревья кончились. Они вышли к  месту,  которое  Мазур
углядел сверху. Еще метров тридцать сухой земли, заросшей сочной  травой-  а
дальше начиналась обширнейшая равнина,  как  нельзя  лучше  подходившая  под
определение "пересеченная местность". Бывают в тайге такие местечки. Это  не
болото - там нет трясины,- но  равнина  густо  заросла  невысокими  кочками,
покрытыми сухой белесой травой, и кочки, насколько хватает взгляда, стоят  в
прозрачной воде. Нашли выход подземные воды, лет через  полсотни,  возможно,
тут и получится болото.
   Никакой трясины, земля твердая - лишь  кое-где  зияют  темными  провалами
наполнившиеся водой ямины- но шагать по этакой  равнине  еще  хуже,  чем  по
болоту. Очень  уж  густо  понатыканы  чертовы  кочки,  никак  не  получается
нормального шага, и не выйдет прыгать с кочки на кочку, чересчур  маленькие.
Ходьба по этаким  местам  выматывает  невероятно,  но  другого  выхода  нет,
обходить кругом- означало бы давать вовсе уж дикий крюк.  Ничего,  предстоит
километра два тягомотного пути, если напрямик -  а  там  начинается  пологий
обрыв с белеющими кое-где обнажениями камня, и  за  ним  вновь  расстилается
зеленое море тайги, чтоб его...
   Мазур велел всем разуться и, пока закатывали штаны  по  колено,  еще  раз
повторил  немудреный  инструктаж:  смотреть  под  ноги,  шагать  быстро,  но
аккуратно, а то вывихнуть лодыжку на этих кочках - как дважды два...
   Тронулись. То семенили вприпрыжку, то,  раздосадованные  столь  медленным
передвижением, делали семимильные  шаги-  но  быстро  уставали.  Под  босыми
ногами хлюпала прозрачная водица.
   Где-то на полпути толстяк Чугунков начал  столь  беспомощно  сбиваться  с
темпа, что Мазур уже не сомневался: вот и наступил излом.  И  точно:  вскоре
толстяк остановился совсем, пару раз пошатнувшись, сел  не  глядя,  лишь  по
случайности угодив задницей на кочку. Соскользнул с нее в воду, хрипло  дыша
полной грудью. Мазур перехватил его застывший, остекленевший взгляд,  махнул
остальным,  чтобы  не  замедляли  хода.  Встал  над  толстяком,  сказал  без
выражения:
   - Идти надо.
   - Не могу! - выдохнул  Чугунков  с  истерическим  надрывом.-  Все,  пусть
убивают...
   Некогда было толкать прочувствованные речи и ободрять с применением цитат
из лучших литературно-философских достижений человечества.  Мазур  вынул  из
кармана наган, звонко взвел курок,  убедившись,  что  против  дула  пришлось
пустое гнездо, прижал ствол к уху сидящего в нелепой позе и рыкнул:
   - Встать! Вперед!
   Толстяк даже не пошевелился, обреченно глядя сквозь Мазура. Ругая себя за
промедление, Мазур бросил холодно:
   - Считаю до трех.
   Молчание и застывший взгляд. Бесполезно. Тащить его на  себе  -  означает
погубить всех. Не было ни доброты, ни гуманизма, ни  в  душе,  ни  в  сердце
ровным счетом ничего не ворохнулось - такова уж была сейчас жизнь на грешной
земле, первобытный  пейзаж  вокруг  и  люди,  которым,  чтобы  выжить,  тоже
предстояло перенять многое из арсенала первобытных. Многое, если не все...