габариты и стать. Кроме него,
присутствовали еще четверо солдат, их винтовки были аккуратно составлены
в углу.
   Совсем неподалеку простучала пулеметная  очередь  -  сухая,  громкая,
стрелок определенно не жалел  патронов.  "Эм-шестьдесят",  -  машинально
отметил Мазур, что в этой ситуации было  совершенно  ни  к  чему.  -  На
пол-ленты засадил, декадент... "
   Сержант что-то  повелительно  рявкнул,  и  его  подчиненные  вкупе  с
конвоирами накинулись в первую очередь на Мазура - таково  уж  было  его
невезение. Вытащили документы из внутреннего кармана, развернули лицом к
стене, заставили опереться на нее  расставленными  руками  и  быстренько
обыскали  -  точнее,  наскоро  охлопали,  проформы   ради.   Разумеется,
пистолета в рукаве куртки они не обнаружили.
   Потом его взяли за шиворот и развернули лицом к сержанту -  как  и  в
столь же стремительном темпе охлопанного Дика. Сержант, глядя  на  обоих
взглядом  завзятого  людоеда,  со  вкусом  и  расстановкой  погрозил  им
кулачищем, явно намекая,  что  их  знакомство  еще  не  достигло  своего
апогея. Документы Мазура он  сунул  себе  в  нагрудный  карман  рубашки,
удостоив лишь беглого взгляда.
   И с ухмылкой взирал, как обыскивают девушку - впрочем,  Мазур  быстро
понял, что дела и в самом деле обернулись скверно, поскольку  с  обыском
эта процедура имела мало общего. Два  мордоворота  ее  попросту  лапали,
неспешно и нагло запустив руки под футболку, содрали курточку, полезли в
джинсы. Мазур увидел, что она кипит  от  злости  -  и,  подняв  глаза  к
потолку, стоит с надменным видом, старательно делая вид, будто это вовсе
и не с ней происходит.
   Потом ее развернули спиной к стене, и  сержант,  вразвалочку  подойдя
вплотную, зашептал ей что-то на ухо. Энджел бросила на него уничтожающий
взгляд,  ответила  что-то  резкое.  Сержант,  удрученно  кивая,  щелкнул
пальцами.
   Стоявший  справа  почти  без  замаха  ударил  девушку  под   ложечку,
подхватил и повалил на пол. Двое других проворно прижали  к  затоптанным
доскам ее руки, Энджи, зажмурившись, отчаянно хватая ртом воздух,  никак
не могла перевести дыхание. Дик дернулся было, но, ощутив у  шеи  острие
штыка, остался на месте.
   Сержант, передвигаясь с картинной медлительностью, опустился рядом  с
ней на колени, косясь на зрителей, задрал футболку под  горло,  погладил
по груди с хамской ухмылочкой полного хозяина  ситуации.  Расстегнул  ей
"молнию" на джинсах и принялся не спеша их стягивать. То  ли  показалось
Мазуру, то ли так было на  самом  деле,  но  во  всей  этой  сцене  была
какая-то дурная театральность...
   Сам он стоял на прежнем месте, глядя в пол. Он и в  этой  ситуации  -
особенно в этой, когда их сторожил один-единственный солдат с  винтовкой
наизготовку,  а  остальные  таращились  на  занимательное  зрелище  либо
принимали в нем участие - мог бы в считанные секунды выложить аккуратный
штабель трупов, кончить их всех к чертовой  матери,  прежде  чем  кто-то
успеет опомниться. Мог  благородным  рыцарем  вступиться  за  поруганную
девичью честь...
   Да нет, самое печальное, что  как  раз  и  не  мог.  Не  имел  права.
Странствующие рыцари, благородные корсары, лихие  гусарские  поручики  и
положительные ковбои, словом, вся  эта  публика,  что  согласно  канонам
чести с утра до вечера, без выходных и праздников обязана была  защищать
слабых и обиженных, не имела с  Мазуром  ничего  общего.  Прежде  всего,
потому, что все эти Дон-Кихоты, капитаны Блады и благородные шерифы были
сами себе хозяева. А Мазур -  человек  сугубо  военный,  выполнявший  не
допускавшие   двойного   толкования   приказы,    имевший    право    на
самостоятельные  решения  и'поступки  лишь  в  узких  пределах  незримых
границ...
   Сейчас не тот случай. Положить их нетрудно, но это означает ввязаться
в нешуточные хлопоты зря, вопреки интересам  дела.  Чтобы  доставить  по
назначению невесомое содержимое  подкладки,  он  обязан  был  равнодушно
взирать на любые гнусности, какие только могли происходить вокруг.
   И он остался стоять, нисколечко не презирая себя - потому что дело не
в его личной трусости, а...
   Энергичные, уверенные шаги простучали от двери в глубь разгромленного
магазина. Это вошел офицер - не первой молодости, лет пятидесяти, седой,
с аккуратными черными усиками, в безукоризненном мундире с  эмблемами  и
значками той же пехоты, с капитанскими дубовыми листиками на погонах.
   Картина переменилась мгновенно. Солдаты торопливо вытянулись, сержант
оставил свое похабное занятие на середине  процесса,  вскочил  и,  такое
впечатление, постарался  стать  ниже  ростом,  уставясь  в  пространство
ничего не выражающим взглядом оловянного истукана.
   Оценив  происходящее  с  полувзгляда,  капитан  поднял  руку,  воздел
указательный палец с видом  Зевса-громовержца  и  металлическим  голосом
принялся, судя по тону, распекать свое  расшалившееся  воинство.  Мазуру
вновь привиделась дурная картинность и  в  его  манерах  провинциального
актера и в наигранно-раскаянных  позах  солдат  -  происходящее,  полное
впечатление, напоминало кадр из  какого-нибудь  индийского  фильма,  где
эмоции и жесты преувеличены раз в десять против реальных...
   - Боже  мой,  сеньорита  Хагерти!  -  удрученно  воскликнул  капитан,
помогая девушке подняться. - Как хорошо, что  я  успел  вовремя!  И  как
печально, что  вы  проигнорировали  все  предупреждения,  продиктованные
искренней доброжелательностью... Вас же  убедительно  просили  держаться
подальше от этих неспокойных мест.
   Энджел с видом гордым и презрительным неторопливо застегнула  джинсы,
вырвала у ближайшего солдата свою  курточку,  которую  тот  ей  боязливо
протянул, держась поодаль с таким видом, словно опасался, что его укусят
за руку.
   - Что бы я без  вас  делала,  Агирре...  -  сказала  она  без  всякой
благодарности в голосе, скорее уж насмешливо.
   - Я рад, что вы должным образом оцениваете мои скромные усилия, - как
ни в чем не бывало протянул капитан. -  Право  же,  вам  следовало  быть
осторожнее, сеньорита. Здесь развернулись  форменные  военные  действия,
солдаты разозлены и бесцеремонны. Это все  парни  из  глухих  деревушек,
представления не имеющие о хороших манерах и галантности...
   - Ну да, я и сама вижу... Могу я попросить назад камеру?
   - О, разумеется! - капитан щелкнул пальцами и второй солдат торопливо
поднес телекамеру.
   - Здесь была кассета с пленкой...
   - В самом деле? - с непроницаемым лицом поднял бровь капитан. -  Если
и была, сейчас ее уже нет... Представления не  имею,  что  с  ней  могло
приключиться. Должно  быть,  эти  деревенщины,  забавляясь  с  прибором,
которого в  жизни  не  видели,  кассету  случайно  вынули  и  где-нибудь
выбросили... Хорошо хоть камеру не уронили... Ах, как вы легкомысленны и
неосторожны, сеньорита  Хагерти,  при  всем  вашем  очаровании...  -  он
подошел к девушке совсем близко. - Дорогая  сеньорита,  ну  зачем  столь
тенденциозное,   одностороннее   освещение   непростой   жизни    нашего
государства? Не скрою, у нас все еще имеется масса недостатков  во  всех
областях, но нужно же понимать - свергнутая и  осужденная  прогрессивной
общественностью хунта оставила  тяжкое  наследие,  процесс  формирования
демократии нелегок  и  долог.  В  этих  условиях  журналистам  из  столь
демократичной страны следовало бы, наоборот, выискивать светлые  стороны
в происходящем, искать положительные примеры долгого и сложного процесса
перехода к демократическому обществу... В то время как вы,  уж  простите
за откровенность, только тем и занимаетесь, что старательно  выискиваете
совершенно нетипичные явления вроде здешних беспорядков...
   Ситуация все еще была непонятной, а судьба Мазура -  непредсказуемой,
но все же он ощутил нечто похожее на  ностальгическое  умиление.  Полное
впечатление,  что  он  оказался  дома  и  слушал  очередное  выступление
замполита перед офицерским активом - только язык другой, а все остальное
до ужаса похоже...
   -  Постараюсь  учесть  ваши  ценные  пожелания,  -   сказала   Энджел
безразличным тоном.
   - Очень бы хотелось, очень... Пойдемте.  Эти...  досадные  беспорядки
все  еще  далеки  от   завершения.   Командование,   озабоченное   вашей
безопасностью, поручило мне проводить вас до вашей машины -  разумеется,
она цела и находится под нашим присмотром -  и,  более  того,  дать  вам
парочку  провожатых,  чтобы  вы  могли  беспрепятственно   вернуться   в
Ла-Бьянку, не подвергаясь ни малейшей опасности...  -  он  чуть  заметно
усмехнулся. - Все равно у вас нет больше пленки, так что ваше дальнейшее
пребывание здесь бессмысленно...
   И он сделал недвусмысленный приглашающий жест, указывая на  дверь,  а
другой рукой подал знак двум солдатам,  которые  подхватили  винтовки  и
встали по сторонам -  тот  же  конвой,  только  притворявшийся  почетным
караулом.
   Энджел, сверкнув глазами на капитана, сделала шаг  к  двери.  Сержант
зашептал что-то на ухо капитану, кивая на Мазура с многообещающим видом.
Понятно было без перевода: может, хоть на этом отыграемся? Мазуру  стало
немного неуютно.
   Капитан,  бегло  просмотрев  его   документы,   громко   произнес   в
пространство:
   - А что здесь делает господин из Австралии?
   - Это наш шофер, - моментально ответила Энджел.
   - Вот как? И давно он выступает в этом качестве?
   - С сегодняшнего дня, - отрезала девушка. - Я его  наняла.  По-моему,
на это я имею право?
   - О, разумеется, разумеется... - капитан протянул Мазуру документы  и
откозырял. - Австралия, как же... У вас там много кенгуру,  я  видел  по
телевизору...  а  еще  вы,  австралийцы,  за  все  время  своей  истории
показывали прямо-таки образец бережного,  братского  и  демократического
отношения к аборигенам, всем этим маори...
   Мазур выдержал его иронический взгляд с олимпийским спокойствием -  в
конце концов, австралийцем он  не  был  и  оттого  не  ощущал  угрызений
совести за "своих" предков...
   - Пойдемте? - непринужденно предложил капитан.
   Они вышли на улицу. Слева, над крышами, по-прежнему тянулся в  небеса
косой шлейф черного дыма, и где-то в отдалении трещали короткие  очереди
автоматических винтовок. Капитан вновь отдал честь и,  заложив  руки  за
спину, неторопливо удалился.
   Дотошно поверив, хорошо ли лежат в кармане  документы,  Мазур  сделал
неожиданное открытие. И громко выругался.
   Во внутреннем кармане драгоценной  куртки  лежали  только  паспорт  и
мореходная книжка. Деньги исчезли - и рулончик долларов, и пачка местных
фантиков. Он остался без гроша в кармане. Не было смысла гадать, кто его
так облегчил - то ли первый патруль, то ли эти, в  магазине,  все  равно
жаловаться бесполезно, концов не найдешь. Положеньице...
   - Что случилось? - тихонько поинтересовалась Энджел. - У  тебя  вдруг
стал такой вид, словно тебя собираются повесить на первом же фонаре...
   Нечто близкое, - сказал Мазур так же тихо. - Они у меня вытащили  все
деньги. Я теперь нищий.
   - Да ладно тебе. Обойдется.
   - Хорошо тебе говорить...
   - А ты не забыл, что я тебя наняла на работу?
   Мазур удивленно покосился на нее:
   - Серьезно? Я думал, ты меня попросту вытаскивала...
   - Везет тебе, - сказала девушка. -  Я  все  равно  собиралась  нанять
кого-нибудь: водить машину, таскать тяжелое... Местные у  меня  никакого
доверия не вызывают - или воры, или шпики, или то и другое вместе. А ты,
как-никак - белый человек... Хотя кто тебя знает, что гам за душой...
   - Я надежный и положительный, - с надеждой сказал Мазур.  -  В  одном
могу тебя заверить - что я не вор и не шпик...
   - А как насчет перерезанных глоток? -  прищурилась  она,  по-прежнему
игнорируя шагавших рядом безмолвных солдат.
   - Мисс, за кого вы меня принимаете? - натурально оскорбился Мазур.  -
Я всего лишь парень, охваченный страстью  к  постоянной  перемене  мест.
Жаль, Библии нет поблизости, а то бы я поклялся надлежащим образом,  что
чист и непорочен...
   -  Это  моряк-то?  -  фыркнул  Дик,  пребывавший  в   обычной   своей
мизантропии.
   - Вот именно, - сказал Мазур. - Мы, моряки, только на  вид  грубы,  а
души у нас чистые и нежные... Это все от морского воздуха...
   Дик цинично фыркнул.
   ...  Через  полтора   часа   Мазур   пребывал   в   самом   блаженном
ничегонеделании,  валяясь  в  одних  джинсах  на  старомодной   железной
кровати, в маленькой, но чистой комнате, где на подоконнике  старательно
жужжал старый вентилятор, по размерам  мало  уступавший  гребному  винту
приличного эсминца, а со  стены,  с  потемневшего  портрета,  пытливо  и
чванно таращился седовласый  сеньор  в  неизвестном  мундире  с  высоким
стоячим воротником, пышными эполетами из серебряного сутажа  и  парочкой
незнакомых орденов на груди. Судя по морскому  пейзажу  за  его  спиной,
украшенному двумя фрегатами с тройным рядом пушечных портов,  мужик  был
свой в доску, флотский, а это прибавляло уюта -  особенно  если  учесть,
что драгоценная куртка покоилась в рюкзаке, а тот, в свою  очередь,  под
кроватью, и никто пока что не покушался на взятое с боем сокровище...
   Легонький  стук  в  дверь  опять-таки  был  слишком  деликатным   для
потенциальных  охотников  за  бродячим  кладом,  и   Мазур   преспокойно
отозвался:
   - Войдите!
   Вошла его спасительница  и  временная  хозяйка,  в  коротком  пляжном
халатике из чего-то  вроде  махрового  полотенца.  В  руках  у  нее  был
потемневший  мельхиоровый  поднос,  на   котором   красовался   премилый
натюрморт,  состоявший  из  бутылки  виски,  сифона  и  парочки  высоких
чистейших стаканов.
   Не переменив позы, Мазур смотрел на нее точнее, в первую  очередь  на
поднос. "Ну, разумеется, - подумал  он  скромно.  -  Кто  может  устоять
против моего  невыразимого  обаяния?  Вот  и  эта  не  выдержала,  и  не
виноватый я перед замполитом, она сама пришла... "
   Конечно, все это была  исключительно  бравада,  прикрывавшая  гораздо
более серьезные и трезвые раздумья...
   Энджел  поставила  поднос  на  хлипкий  столик,  уселась   в   низкое
продавленное кресло, закинула ногу на ногу, присмотрелась к новонанятому
шоферу, а также прислуге за все. Потом сказала:
   - Форменный хам...
   - Это почему? - не без интереса  спросил  Мазур.  -  Потому  что  без
рубахи? Ты знаешь, у меня отчего-то сложилось впечатление, что тебе  уже
приходилось видеть полуодетых мужиков и в ужас ты не придешь.
   - Я не об этом. Нормальный человек, когда к нему  заходит  девушка  в
столь куцем халате, первым делом таращится на ее ножки, а не на бутылку.
   - Каждому свое, - сказал Мазур. - У тебя великолепные ножки, и вообще
ты прекрасна и ослепительна - но я реалист и прекрасно понимаю, что  для
меня ты навсегда останешься  далекой  звездой,  недосягаемой  мечтой,  а
потому нужно уделить внимание более доступным удовольствиям...
   - Надо же, -  сказала  она  безмятежно.  -  Вот  уж  не  думала,  что
австралийцы способны  на  такое  красноречие.  Прости,  но  я  отчего-то
полагала их людьми неотесанными...
   - Ты забываешь, что я не типичный австралиец, -  сказал  Мазур.  -  Я
моряк, полсвета  исколесил,  а  это,  согласись,  расширяет  кругозор  и
обогащает лексикон. В общем,  ты  очаровательна,  и  этот  халатик  тебе
ужасно идет. Если ты будешь  настолько  неосмотрительна,  что  подойдешь
поближе, я его непременно с тебя сорву, а  так  -  лень  вставать.  Даже
цивилизованные австралийцы, избороздившие полмира - ужасные лентяи...
   Девушка посмотрела на него без особого возмущения, с тем же  пытливым
любопытством, поинтересовалась:
   - А почему ты так уверен, что не получишь немедленно по физиономии за
этакие речи?
   Мазур ухмыльнулся:
   - Потому что нутром чую: ты совершенно нормальная  женщина,  а  любой
женщине в глубине души приятно, когда к ней питают дикарскую страсть...
   - Надо же...
   - Будь уверена.
   - Мне что, следует в обморок упасть с закружившейся от столь  пылкого
излияния чувств глупенькой головкой?
   - Достаточно будет, если ты  стыдливо  покраснеешь,  -  сказал  Мазур
великодушно.
   - Нахал...
   - Это я подобным образом маскирую застенчивость, - признался Мазур.
   - А ты, случаем, не забыл,  что  я  просто-напросто  наняла  тебя  на
нехитрую работу? - прищурилась она.
   Мазур в секунду ссыпался с постели и встал по стойке "смирно":
   - Конечно, мэм! Само собой,  мэм!  Готов  приступить  к  работе!  Что
прикажете делать - катать  квадратное  или  таскать  круглое?  Об  одном
прошу, хозяйка, мэм: не заставляйте меня выбрасывать старые бумеранги  -
уж мы-то, австралийцы, знаем, какой это тяжкий и безнадежный труд...
   - Сядь, - сказала Энджел. -  Работы  пока  что  нет,  но  обязательно
будет... Значит, застенчивость маскируешь? Мило. Что-то я  не  встречала
застенчивых моряков, равно как и лесных бродяг...
   - Ну, какой из меня лесной бродяга, - сказал Мазур. - Так, недолгий и
неудачный дебют...
   - Налей виски. Уж это ты должен уметь...
   - А как же,  мэм,  хозяйка,  -  сказал  Мазур,  ловко  манипулируя  с
бутылкой, стаканами и сифоном. - Дело для моряка знакомое...
   "Интересно, какого тебе рожна от меня надо? -  подумал  он  со  своей
обычной  в  таких   случаях   здоровой   подозрительностью.   -   Ладно,
предположим, что девочка  тьт  раскованная  и  современная,  к  тому  же
пребываешь вдали от дома, где нет нужды заботиться о  репутации.  Вот  и
решила покувыркаться на чистой простыне с первым  попавшимся  подходящим
экземпляром. Но все равно, на кой черт тебе шофер и такелажник  в  одном
лице, если машину ты и сама водишь прекрасно, а ничего особо тяжелого  в
доме пока не заметно... "
   Она отпила из своего стакана,  на  миг  опустила  длинные  ресницы  и
спросила доверительно:
   Ты знаешь, что такое - современный журналист?
   - Смутно представляю, - сознался Мазур.
   - Вампир, - безмятежно сказала Энджел. - Честно тебе  признаюсь.  Для
вампира весь  род  людской  -  винный  подвал.  А  для  журналиста...  В
принципе, то же самое. На все и вся, что тебе только попадается в жизни,
смотришь, задавая себе один-единственный вопрос: а нельзя  ли  из  этого
сделать пристойный репортаж?
   - Ах, вот оно в чем дело... -  удрученно  сказал  Мазур.  -  А  я-то,
простая австралийская душа, решил, что на  тебя  произвели  неизгладимое
впечатление моя белозубая улыбка и ясный взгляд...
   - Ага, - сказала девушка. - А еще твоя свежая виза в паспорте.  Здесь
строго следят за здоровьем въезжающих в страну, так что, если тебе  дали
визу, не обнаружили никакой заразы...
   - Бог мой, как ты цинична...
   - Прагматична.
   - Ну, тогда скидывай халат и иди сюда.
   - Перебьешься, - сказала Энджел с улыбочкой.  -  Нет,  серьезно...  С
тобой в джунглях не случилось, часом, чего-нибудь интересного?  Заклятые
клады, дожившие до наших дней динозавры, индейские людоеды...
   - Увы, - сказал Мазур. - Вынужден тебя разочаровать. Мне  и  в  самом
деле подвернулись субъекты, у которых была абсолютно достоверная  карта,
совершенно точно указавшая место, где во время Кортеса индейцы  закопали
золото... (Энджел сделала презрительную гримаску). Ага,  вот  именно.  Я
как-никак повидал мир и в людях разбираюсь... Нет, они вовсе не пытались
меня охмурить - с меня нечего  взять.  Они  сами  искренне  верили,  что
карта, которую им какой-то прохвост  впарил  в  столице  -  настоящая  и
доподлинная. Но я быстро понял, что к чему,  махнул  рукой  и  вернулся.
Пусть себе ищут - дай бог, вернутся живыми...
   - Действительно, ничего интересного, - согласилась Энджел. - Жаль.
   - Хочешь, расскажу, как я однажды видел в Желтом море морского змея?
   - Не хочу, - сказала Энджел. - Во-первых, из морского змея  нынче  не
выжмешь приличной сенсации, а, во-вторых, ты, по лицу видно, это  только
что выдумал...
   - Ну, мне же хочется произвести на тебя впечатление, - сказал  Мазур.
- Честное слово, ты обалденная девочка, зубы сводит...
   - Спасибо за комплимент, - прищури