, прилежно
фиксировала окружающее. Но ничего не происходило - никакой внешней
агрессии, никакого хватания с поличным, вот благодать-то...

Во время одного из последующих эпизодов, когда самому и не приходилось
ничего делать, Мазур бросил мимолетный взгляд в зеркало поверх ритмично
двигавшейся златовласой головки - и поразился, насколько у него все-таки
напряженное лицо, даже в этот приятный момент. И знал, почему оно такое -
все время, пока менялись позы, пока ему то подсказывали дразнящим шепотом
на ушко разные шалости, то уступали его прихотям, он напряженно искал
секрет. Должен быть какой-то секрет, обязан быть...

И только под занавес, когда его, напоминая о предосторожностях и
невозможности уделить столь милым забавам излишне много времени,
выпроводили из квартиры с умиротворенным лепетом и жарким поцелуем в губы,
Мазур доискался. Догадка была не такой уж и глупой, ежели подумать...

Громко ступая, он спустился вниз - а потом взбежал на цыпочках этажом выше,
потом на третий. И стал ждать. Прошло минут пять, но Лара из квартиры так и
не вышла. Бормоча под нос: "Вот вы какие квартирки, значит, у себя
завели..." Мазур спустился на второй этаж и позвонил в ту квартирку, что
располагалась аккурат над любовным гнездышком.

Положительно, ему сегодня везло, как утопленнику. На звонок появился не
уверенный в себе бизнесмен при галстуке или старая почтенная дама - дверь
открыл мужичонка в грязной майке и отвислых на коленях тренировочных
портках, небритый и пугливый, со следами алкогольных излишеств на
физиономии. Что облегчало задачу предельно.

Извлекши двумя пальцами из внутреннего кармана ту самую милицейскую бляху,
которую он так и таскал с собой на всякий пожарный случай, Мазур поводил ею
перед носом хозяина, властно сказал:

- Нехорошо, гражданин, нехорошо... Сколько можно соседское терпение
испытывать...

И протиснулся мимо хозяина в прихожую, словно кабан сквозь камыши. Хозяин
вякнул за спиной что-то неразборчивое.

- Майор Ястребов, убойный отдел, - веско ответил Мазур, не оборачиваясь к
нему. - Не пищи над ухом, а то посажу наконец, вот соседи вздохнут
свободно...

Осмотрелся, стоя посреди большой комнаты, по планировке совершенно схожей с
той, где он не менее часа отдыхал телом, но не душой. Хозяин, опасливо
вздыхая за спиной, бубнил что-то насчет того, что соседям верить нисколечко
не следует, потому что они сами алкаши, наркоманы и аспиды, только
ухитряются проделывать все втихушку, а на нем, безвинном, свет клином
сошелся...

- Молчать, подследственный, - громко сказал Мазур. - Вякнешь, когда
допрашивать буду...

Квартирка была, как и следовало ожидать, загаженная, захламленная... и
трехкомнатная. Две комнаты соответствовали по расположению Лариным, а вот
третья портила подобие. Дверь в нее располагалась в той стене, что у Лары
была глухой, украшенной вычурным зеркалом.

А это было неправильно. В полузабытые советские времена такие дома строили,
не мудрствуя. Планировка всех без исключения квартир, расположенных друг
над другом, с первого этажа и до последнего, повторяла друг дружку, как
горошины из одного стручка. В Лариной квартире просто-таки обязана
отыскаться третья комната!

Глухая стена - или только к а ж е т с я глухой? А что до зеркал - то с ними
иногда происходят хитрые метаморфозы...

- Вот оно что! - вслух сказал себе Мазур. - Так вот оно что! Исчезла заноза
- то бишь нерешенная загадка. Доминошки продолжали укладываться в коробку,
идеально подгоняясь друг к дружке... Умно! Ах, умно...

Хозяин робким писком напомнил о себе.

- Значит, не было скандала с ломаньем мебели? - громко спросил Мазур. -
Наврали все? Ну ладно, на сей раз ты у меня выкрутился - но смотри, глаз не
спущу...

Уже не обращая внимания на просиявшего мужичонку, он резко повернулся и
покинул квартиру, на цыпочках спустился вниз.

...Неизвестный автор эпистоляра описывал все с поразительной точностью.
Мазур довольно быстро отыскал и дачный поселок, и необходимый поворот на
грунтовку. Оставил машину там, где и советовал аноним - на асфальтированном
пятачке у запертой шашлычной с веселенькой вывеской "Гостеприимный Ованес".
Забрал из салона видеокамеру в футляре - с которой довольно быстро научился
обращаться - огляделся и использовал нехитрый прием, именовавшийся
"раствориться в лесной чащобе".

Чащоба, окружавшая поселок, была девственно нетронутой - кусочек тайги, в
котором были прихотливо разбросаны дачи, в основном солидные, кирпичные,
окруженные высоченными заборами, из-за которых бдительно побрехивали, судя
по басовитому лаю, немаленькие волкодавы.

Та, которую он искал, нашлась тоже довольно быстро - судя по внутреннему
забору, аккуратненько делившему участок пополам, принадлежавшая двум
хозяевам. Собачьего бреха оттуда не слышалось - Мазур долго кружил вокруг
меж могучих сосен, усердно притворяясь праздно болтавшимся новым русским,
благо одет был соответственно, да и мобильник держал напоказ. Расчет был
простой: это при виде бича случайно углядевшие такового обитатели начнут
нервничать и принимать меры, а прилично одетый субъект с телефоном внимание
если и привлечет, то связываться с ним не будут - кто его знает, может, он
такой какой-нибудь...

Вокруг, на ближних подступах к даче, засады Мазур не обнаружил - он мог
утверждать это со всей уверенностью. Расчетное время близилось, и он понял,
что пора решаться. Когда это флот отступал?

Описанная в послании калитка оказалась, как и предупреждали, незапертой.
Мазур осторожненько вошел, пару секунд стоял сторожко, как волк, оглядывая
двор, потом направился к крыльцу. Поднял лежащий справа кирпич - и точно,
там покоился плоский желтенький ключик, идеально подходивший к замочной
скважине на железной двери. Начиналось самое веселое - прыжок в полную
неизвестность...

Аккуратно поставив футляр с камерой у порога, он достал пистолет,
примерился и по всем правилам ворвался внутрь большой комнаты. Пусто и
тихо. Отделка полностью завершена, но вот мебели что-то не видно -
неизвестные жильцы пока что не торопились взъезжать в свой крошечный
таежный замок.

Перемещаясь умело и бесшумно, он обошел три комнаты первого этажа, три -
второго, поднялся в мансарду, заглянул в ванные и элитные сортиры. Везде
одно и то же - отделка закончена, мебели нет. И, что гораздо приятнее, нет
ни трупов, ни мешков с героином.

Вернувшись в комнату, описанную в письме как "каминный зал" (там,
действительно, красовался камин с толстой мраморной доской), он без труда
углядел точку, с которой следовало снимать. В глухой стене, разделявшей обе
половины дома, красовалось овальное окно, примерно на той высоте, на
которой вешают зеркало. За ним прекрасно просматривалась комната соседней
половины - она-то как раз меблированная, с низким широченным диваном,
телевизором, креслами, столиком, сервантом...

"С той стороны вас не будет видно", - безапелляционно уточнял аноним. Ну
что же, постараемся поверить. Пока же полное впечатление, что это именно
окно меж двумя комнатами, видимость великолепная. А на той стороне...

А на той стороне, конечно же, зеркало. Старый фокус... который надо
полагать, имел место и в уютном Ларином гнездышке? Ох, похоже. Но знать бы,
кто его сюда направил... Вряд ли тот, кто помогал Ларе проделать с
квартиркой хитрые метаморфозы, а?

Услышав мягкое журчанье мотора, он отпрянул от овальной хитрушки, подкрался
к окну и встал так, чтобы его не заметили с улицы. Знакомый белый БМВ
остановился у зеленых ворот соседнего двора, из него вылезла Лара,
изменившаяся за то время, что они пребывали в разлуке после столь бурного
свидания - теперь на ней была простенькая белая блузка, черная юбочка,
волосы стянуты в "конский хвостик" по моде сорокалетней давности.
Ностальгическое было зрелище, поневоле заставившее Мазура вспомнить свою
давнюю, хулиганистую юность, когда именно такие девочки встречались
повсеместно.

Она распахнула ворота, уверенно завела машину внутрь. Буквально через
полминуты появилась в комнате, откуда Мазур мог ее прекрасно разглядеть. В
первый миг он инстинктивно отпрянул - вот она, за стеклом, рядышком,
вот-вот увидит! - но переборол себя, понял, что увидеть его все-таки
нельзя, там, теперь в этом нет ни малейшего сомнения, и в самом деле
зеркало. Ах, как интересно... Красотка, похоже, угодила в собственную
ловушку - ее мысли и коварство кого-то другого идут параллельными курсами,
как выражаются водоплавающие люди...

Лара подошла к зеркалу, мимолетно поправила волосы - Мазур, стоя прямо
напротив нее, затаил дыхание - отошла к дивану, плюхнулась на него с
размаху, закурила. Лицо у нее было злым, насупленным, исполненным тоскливой
скуки, длинными, нервными затяжками она разделалась с сигаретой, примяла ее
в пепельнице, поджала губы. На очаровательном личике по-прежнему царили
такая тоска и злость, что Мазур, сам того не ожидая, сочувственно покачал
головой. Но тут же выругал себя за подобные сантименты - чует сердечко, что
неподходящий для сантиментов объект, право - осторожненько извлек из
футляра камеру, снял колпачок с объектива, перевел переключатель света в
положение "камера", поднял вверх рычажок справа, просунул ладонь в широкую
петлю. Глянул для проверки в видоискатель.

Порядок. Светится белым индикатор, счетчик пленки. Можно снимать кино, аки
второй Тарковский. Только чует сердце, что попахивает тут не Тарковским и
не Феллини, а чем-то гораздо более примитивным, прозаическим,
маловысокохудожественным...

Краем глаза он видел в окно, как открывается калитка и к дому уверенно
шагает гость. Вернее, гостья - белокурая валькирия Танечка, в джинсах и
черной маечке, веселая такая, оживленная такая, можно смело сказать,
сияющая такая...

При стуке распахнувшейся двери Лара волшебным образом изменилась - с лица
исчезли скука и злость, словно за веревочку дернули. Вошедшую она встретила
самой что ни на есть ослепительной, сияющей, сверкающей, невероятно
обаятельной улыбкой - если уж привлекать собственный опыт, в точности так
она совсем недавно улыбалась некоему адмиралу...

"Пора? - спросил себя Мазур. - Пожалуй что". И мысленно скомандовал себе:
"Мотор!"

Нажал большим пальцем красную кнопку, потом указательным переместил чуть
влево переключатель сверху, или как он там звался - чтобы камера чуть
"отъехала", захватив обеих.

Приникнув одним глазом к видоискателю, печально покривил губы: ай-яй-яй...
Вот каково облико морале иных наших красавиц, только что баловавших с
пожилыми моряками...

И никаких тебе прелюдий и увертюр - Танечка, одним движением сбросив через
голову майку, под которой ничего более не оказалось, шагнула к Ларе, обняла
и впечаталась в губы столь долгим и смачным поцелуем, что даже постороннему
наблюдателю моментально стали ясны две нехитрых истины: во-первых, это у
них не впервые, во-вторых, определенно давно не виделись, вон как валькирия
ее гнет...

Где-то в глубинах сознания смущенно похихикивал тот его островок, что
именовался ханжеским советским воспитанием, безоговорочно зачислявшим
развернувшийся на его глаза процесс в число несомненных извращений
развратной западной буржуазии.

Ну, предположим, советское воспитание тут и ни при чем, Мазур, как и
многие, искренне считал, что красивая женщина не должна быть лесбиянкой, а
должна радовать душу и тело нормального мужика, и чем чаще и изощреннее,
тем лучше... Но тут уж было не до философских раздумий и теоретических
изысканий - нужно работать, ощущая себя не Феллини, а каким-нибудь... как
бишь его, который "Калигулу" снимал?

Танечка, уложив Лару на диван, раздевала ее со всей лаской, но с жадным
нетерпением изголодавшейся. Лара закинула руки за голову, прикрыла глаза -
и, что особенно возмущало мужское самолюбие Мазура (пусть и осознававшего
прекрасно, как цинично его использовали час назад), на ее очаровательном
личике не осталось и следа злого уныния, она, наоборот, и млела, и дышала
жарко, и по фигурке своей безукоризненной водила рукой подружки, и трусики
с себя стянула с таким видом, словно сгорала от жгучего нетерпения - но
Мазур, видевший, с какой унылой миной она только что ждали в и з и т а,
лишний раз матерно помянул про себя женское коварство, с которым так и не
смог свыкнуться за всю сознательную жизнь. А параллельно прикидывал про
себя кое-какие детали, аспекты и предположения - головоломка все явственнее
превращалась из загадочной картинки в нехитрый уголовный романчик, можно
даже сказать, в дешевой мягкой обложке.

Какие там, к черту, изысканные ходы, это вам не пресловутое убийство в
замке английского лорда, когда смерть отдает истинно британским изяществом,
а интрига по плечу лишь читателю с Кембриджем за плечами...

А в общем, и у англичан не лучше, надо полагать. Когда речь заходит о таком
куше - какие, к черту, изящества и Кембриджи, один лорд другого хлыщет по
башке сковородкой не хуже отечественных алкашей...

Мазур прилежно снимал, отплевываясь про себя в приступах того самого
ущемленного самолюбия - ах, как прекрасна была Лара, несмотря ни на что,
как она виртуозилась в жарких объятиях белокурой валькирии, что они
вытворяли, голенькие стервы, ни в сказке сказать, ни пером описать... Вот
только Мазура это нисколечко не заводило, вопреки утверждениям иных
сексологов - а впрочем, сексологи ни при чем, очень может быть, и знают
свое дело, правдочку говорят, при других условиях он, наблюдая за парочкой
разгоряченных лесбиюшек, быть может, и ощутил бы нормальный мужской стояк,
это вам не за геями подглядывать... Вот только в тех самых других условиях
не стояла бы на карте его жизнь, с которой как-то не тянуло расставаться...

Минут через двадцать он выключил камеру - ни к чему было и дальше
переводить пленку. Того, что он уже заснял, было вполне достаточно, чтобы
г-н Гвоздь отправил беспутную супругу на дно Шантары в бетонном
пеньюарчике, или выдумал бы что-нибудь еще похуже...

Для порядка отмотал немного, просмотрел на крохотном цветном экранчике -
все нормально, оператор из него получился не столь уж и плохой, если
выгонят в отставку, можно предлагать свои услуги какой-нибудь студии
подпольной порнушки... Сука, стерва, зараза такая, прошмандовка...

Ну, слава богу, они, наконец, перестали кувыркаться. Звуки сквозь хитрое
зеркало не долетали - но, судя по выражению лиц и жестам, Лара вежливо и
тактично просит прекратить амор, поскольку она, женщина замужняя и
светская, себе сплошь и рядом не принадлежит, и ей пора... Мазур узнавал то
же выражение, те же движения рук, с которыми Лара недавно его самого
выпроваживала из уютной квартирки на первом этаже, и это было обиднее
всего. Пусть даже знаешь, что все игра, циничная разработка клиента -
обидно, и все тут...

Он стоял посреди комнаты - сидеть, увы, решительно не на чем - курил и
наблюдал, как златовласая прелестница Лара прощается с верной любовницей.
Все, как у людей - смачный поцелуй на пороге, обжималочки напоследок...

Судя по грустной физиономии Танечки, медленно шагавшей к воротам, она-то
принимала все это всерьез, и Мазуру, человеку порой доброму, стало ее на
минутку жалко. Особенно когда он, вернувшись к зеркалу-обманке, увидел, с
каким выражением лица Ларочка курит, валяясь на своем сексодроме - ну
конечно, никакая она не бисексуалка, просто выполняет тягостную
обязанность, только этаким образом, надо полагать, бедную Танечку и
удавалось держать на крючке. Классический прием, ничего не попишешь - разве
что в розовой рамочке...

В голове у него роились коварные планы: скажем, перехватить Танечку на
лесной дороге, продемонстрировать запись, пугнуть гневом обманутого
муженька - ведь выпотрошит валькирию ржавым зубилом, какие тут шуточки! - и
под влиянием момента раскрутить на признания...

Но зачем, собственно? Ничего такого уж нового Танечкины откровения, даже
если и удастся их вырвать, не внесут - так, можно будет уточнить
второстепенные детали. К чему, если главное, основные вехи и так ясны? А
вот риск имеется - не убивать же потом эту стерву, и прятать у людей Гвоздя
- чревато. Вдруг у них с Ларой и на завтра рандеву назначено? Всполошится,
и...

Беда Лары в том, что она толковала понятие "старомодность" исключительно на
свой лад. Тут-то и крылась главная ошибочка, весомый шанс на проигрыш...

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. СКЕЛЕТ В ШКАФУ

Свернув на тихую улочку, протянувшуюся параллельно обширному тихому парку и
застроенную грязно-желтыми двухэтажными домиками, Мазур все еще взвешивал
за и против. Лично ему двадцать тысяч долларов казались громадной суммой, и
лишиться ее зря, попасться на удочку какого-нибудь дешевого прохиндея было
бы не просто унизительным - грандиозным проколом. Пусть даже деньги чужие,
пусть даже для Гвоздя это мелочь, пустяк, пусть даже его никто ни в чем не
упрекнет. Грандиозность суммы давила на психику. И тем более удивительным
казалось, что эти деньжищи составляли всего две пачки сотенных:
уместившихся во внутреннем кармане Мазурова пиджака, весивших немногим
более пачки сигарет.

А впрочем... А впрочем, анонимный друг его не подвел вот уже два раза.
Сначала дал наводку насчет "Радости", потом послал на загородную дачку, где
все прошло прекрасно, и никто его не подставил. Бог любит троицу, хочется
думать, что и сейчас обойдется...

Чтобы всецело использовать свое скромное умение в сложной науке ухода от
слежки, он специально прошел мимо нужного дома, пересек парк и вернулся в
исходную точку. Никого за спиной - а ведь в этих тихих местах любой
прохожий издали заметен. Вздохнув про себя - кто не рискует... - он сделал
круг и вошел в обшарпанный подъезд. Второй этаж, он же и последний.
Придавив большим пальцем потрескавшуюся черную кнопку, Мазур услышал внутри
заунывный трезвон и вновь изготовился к любым сюрпризам.

Дверь скрипуче приоткрылась сантиметров на десять, в образовавшуюся щель,
поверх массивной цепочки на Мазуру уставился молодой человек лет, этак,
тридцати, взъерошенный и весь какой-то пришибленный. Затравленный у него
видок, пожалуй что...

- Ну? - невежливо буркнул он.

- Я по объявлению, насчет фотоувеличителя, - сказал Мазур насквозь дурацкую
фразу, по заверениям анонима, служившую верным паролем.

- С деньгами? - нервно осведомился хозяин квартиры или кто он там.

- Ну, вообще-то... - сказал Мазур с некоторым превосходством, чтобы не
думал, сопляк, будто имеет право диктовать условия. - Я еще не видел
товара. Сначала стулья, а потом деньги... -

- Какие еще стулья? - искренне изумился парень.

- Да так, классика, - терпеливо сказал Мазур. - Ну, могу я войти?

Лязгнула цепочка. Хозяин отскочил в глубину длинной и узкой прихожей, держа
правую руку согнутой в локте, прикрытой чем-то вроде простыни.

Мазуру это ужасно не понравилось - дураку ясно, что у болвана в клешне - но
он все же вошел, тщательно прикрыл за собой дверь и задвинул одной рукой
щеколду, все время держа парня в доле зрения.

Тот, похоже, немного успокоился, обнаружив, что вслед за визитером в
квартиру никто не ломанулся.

- Вы что, постирушку устроили?

- А? - не понял незнакомец.

- Простынку держите, - Мазур преспокойно указал пальцем на помянутый кусок
материи. - Стирать, что ли, взялись от нечего делать?

- Да нет... Я, это... Заходите.

И он направился в комнату, все еще держа руку полусогнутой и прикрывая ее
простыней, и в самом деле нуждавшейся в стирке. Войдя следом, Мазур
огляделся. Квартирка, судя по всему, состояла из этой самой единственной
комнаты, изрядно захламленной. Правда, в отличие от квартиры того алкаша,
мусор здесь составляли не пустые бутылки, а газеты, пакеты из-под чипсов,
видеокассеты и холсты, холсты в устрашающем количестве, чистые и, если
можно так выразиться, изрядно перепачканные красками. Мельком обозрев
картины, Мазур моментально отнес их автора к тому направлению, которое
незабвенный Никитка терпеть не мог. Чистой воды абстракционизм. И черт с
ним, не до того...

- Ваши? - все же поинтересовался он, показав на полотна.

- Ага, - насто