га  из  трех,  а  невеликий  запас
барсучатины пропал весь. Мазур своих амазонок ругать  не  стал-  тут  не  до
мелочей. Он сам лишился початой коробки спичек и початой сигаретной пачки  -
все размокло в воде, а  из  десятка  торчавших  за  поясом  стрел  сломались
четыре. И тетиву лука теперь придется долго сушить. Осталась коробка спичек,
сбереженная  сухой  благодаря  двум  презервативам,  и  запечатанная   пачка
сигарет. Ну, и ножи, конечно. И барсучьи шкуры, тоже  нуждавшиеся  в  сушке.
Цифирки на  табло  Ольгиных  электронных  часов  превратились  в  загадочные
иероглифы, за пластиковым окошечком переливалась вода.
   - Ничего,- Мазур ободряюще похлопал ее по плечу.- Ну на кой нам тут часы,
если солнышко есть... Зато иголки-нитки уцелели. И леска с крючками,  рыбный
день объявлять можно. И золота навалом- свой золотой запас, как у приличного
государства... Это ж не жизнь, а малина! Сейчас  костерчик  разведу,  обутку
будем сушить...
   ...Мазур, едва переправившись на погорелый  берег,  задал  ударные  темпы
марша. Он боялся, что пожарище окажется вовсе уж не  обозримым,  и  ночевать
придется посреди пепла - не то чтобы боялся, просто это  было  бы  чертовски
неуютно. Его настроение легко передалось амазонкам, летели как  на  крыльях.
Вокруг  раскинулся  словно  бы  инопланетный  пейзаж,   угрюмый,   зловещий,
угнетающий. Повсюду- лишь черное и серое. Черные опаленные  столбы,  прямые,
покосившиеся, рухнувшие, черная  земля,  серый  пушистый  пепел...  От  него
першило в глотке, при каждом шаге взметались невесомые облачка. До  сих  пор
кое-где дотлевало и дымило. Ничего живого. Мертвый мир. Лунная  поверхность.
Возьмись охотнички выслеживать их с воздуха - засекут без особого труда,  за
ними тянется приметная борозда... Но не было другого выхода. Взобравшись  на
полысевшую сопку, черно-белую, как все вокруг, Мазур убедился, что  поступил
правильно,- пожар шел чересчур уж широкой полосой, вдали, позади,  по  обеим
сторонам еще виднелся стелющийся к небу дым, там огонь пока что не  встретил
препятствий...
   Не было бы счастья,  да  несчастье  помогло-  наткнувшись  на  обгоревшую
маралью тушу, придавленную  рухнувшим  деревом,  Мазур  откромсал  несколько
приличных кусков вполне подходящего мяса. А в другом месте нарвал с упавшего
кедра полдюжины шишек -  они  изрядно  обгорели,  но  молодой  орех  в  пищу
годился.
   Конечно, время по солнцу можно было определять  лишь  приблизительно.  Но
часа четыре они по черно-серому  инопланетному  миру  отшагали,  это  точно.
Потом потянулись каменистые скалы, уже  без  следов  пожара,  а  за  ними  -
нетронутая тайга, за которую как раз опускалось солнце. Никто  и  не  думал,
что сможет испытать столь бурную радость при виде  самой  обычной  чащобы  -
из-за того как раз, что она была обычная, живая, что в  ней  пахло  хвоей  и
смолой, а на деревьях посвистывали бурундуки, шебаршили белки...
   Все приободрились. Мазур даже замурлыкал неофициальный гимн своей группы:
   - Эй, моряк, ты слишком долго плавал,
   я тебя успела позабыть.
   Мне теперь морской по нраву дьявол,
   его хочу любить...
   Хотя ландшафт для пения и не особо подходящий-  пологий  склон,  заросший
низким,   стелющимся    багульником,    цеплявшимся    за    ноги,    словно
противодиверсионные стальные силки, какими окружают иные объекты. Даже Мазур
пару раз чуть не пропахал землю носом, что уж говорить о женщинах.
   - Ничего,-громко поощрил он подчиненных-Скоро и на привал можно будет, мы
и так сегодня отдыхали черт-те сколько...
   И вновь забубнил под нос:
   - Нам бы, нам бы. нам бы - всем на дно,
   там бы, там бы, там бы пить вино.
   Там, под океаном, трезвым или пьяным...
   Впереди послышался такой крик боли, что он оцепенел на миг, первым  делом
схватился  за  автомат,  но  тут  же  опомнился,  высоко   подпрыгивая   над
переплетенными  кустами,  кинулся  вниз,  обогнал  Ольгу.  Перескочил  через
поваленное дерево, ища взглядом Вику,- только  что  шагала  впереди  всех  и
словно сквозь землю провалилась...
   Его спас  лишь  отточенный  рефлекс  -  едва  почувствовав,  что  потерял
равновесие и падает, собрался в комок, перевернулся  через  голову  по  всем
правилам, пребольно  ушиб  плечо,  тут  же  вскочил,  обернулся,  перекрывая
громкие стоны Вики, крикнул Ольге, уже вплотную подошедшей к дереву:
   - Стоять!!! Осторожно!!!
   Положил автомат, нагнулся над Викой - она каталась по земле,  схватившись
обеими руками за  левую  ногу  у  колена,  стонала  вовсе  уж  непереносимо,
по-звериному. Придавив ладонями плечи, заставил замереть, глядя в искаженное
болью, неузнаваемое лицо, выговорил как мог ласковее:
   - Не шевелись,  лежи,  только  больнее  будет...  Ну,  успокойся,  сейчас
пройдет...
   Глянул вверх-  действительно,  западня...  Сразу  за  толстым  поваленным
стволом -  небольшая,  но  довольно  глубокая  яма  с  бугристыми  каменными
стенками, прикрытая кустарником, пока не подойдешь вплотную, не  разглядишь,
очень уж лихо Вика перемахнула, провалилась по пояс, на камень...
   Перевалившись животом через ствол, осторожно спустилась  Ольга.  Вика  не
шевелилась, закрыв глаза, охая,- сгоряча еще успела выползти из ямы,  тут  и
свалилась...
   - Милая,  не  шевелись...-  сказал  Мазур  насколько  мог  убедительнее.-
Больно?
   - Ой, мама...- она дернулась, захлебнулась криком.
   Мазур придержал за плечи, уговаривая,  утешая.  Он  еще  не  мог  понять,
насколько серьезна травма, но видел,  что  ступня  неестественно  вывернута.
Сердце захолонуло, он мысленно воззвал  неизвестно  к  кому:  только  бы  не
перелом! Это ж конец...
   Глаза у нее закатывались,  лицо  вмиг  покрылось  испариной.  Вынув  нож,
Мазур, как мог осторожнее, разрезал штанину от низа к  колену  -  получилось
ловко, как встарь. Вика почти и не кричала. Крови нет, но от этого не легче,
наоборот, вовсе даже наоборот...
   Он не хотел верить, но вокруг был не сон, а  доподлинная  жизнь...  Чтобы
окончательно  увериться,  Мазур  самым  деликатнейшим  образом   прикоснулся
кончиками пальцев - но и от легкого  касания  Вика  издала  звериный  вопль,
дернулась...
   Казалось, он мгновенно постарел от  навалившегося  на  плечи  невидимого,
тяжкого груза. Хрипло выдохнул:
   - Полежи, не шевелись...-  неверными  движениями  достал  пачку  сигарет,
зажег одну и сунул ей в рот.- Пару затяжек -  и  легче  станет,  верно  тебе
говорю...
   Ольга, растерянно глядя, сидела рядом на корточках.  Она  ничего  еще  не
поняла, панически пронеслось в голове у Мазура, может, оно  и  к  лучшему...
"Бог ты мой!- мысленно взвыл он.- Ну зачем мне еще и это?!  Ну  сделайте  вы
как-нибудь, чтобы все вернулось назад на пять минут, душу берите, что ли!!!"
   Если его и слышал  кто  посторонний,  не  отреагировал  никак.  Время  не
вернулось- медленно ползло дальше из прошлого в будущее, как ему и положено.
Вика- волосы на висках слиплись от горячечного пота - глотала дым,  стараясь
шевелить только рукой, замерев, как статуя.
   - Что?- прошептала она, отыскав Мазура замутненным от боли глазами.
   - Ерунда,- сказал он, найдя в  себе  силы  искривить  лицо  в  достаточно
убедительной, судя по ее взгляду, улыбке.- Вывих паршивый, только  и  делов.
Полежи спокойно, сейчас начнем тебя лечить...
   Врал, как сивый мерин. Это был  классический  закрытый  перелом,  полный.
Каким-то чудом осколки кости не пробили кожу, только и всего.  Ошибиться  он
не мог.
   Конец. Идти им еще неделю, как минимум. Даже если он  наложит  шину  -  у
него это неплохо получалось, учен,- даже  если  поволочет  Вику  на  себе  с
предельной осторожностью, дорога превратится в  ад.  Она  будет  кричать  от
малейшего толчка, а он будет тащиться с черепашьей скоростью - не говоря  уж
о вполне возможном болевом шоке, от которого запросто остановится сердце и у
тренированного мужика, поставь его в такие условия. И заражение крови -  это
как пить дать, нога уже нехорошо отекает, там  порваны  кровеносные  сосуды,
мышцы... А ведь нужно учитывать возможную погоню- и то, что  при  выходе  из
тайги за ними начнут охотиться люди Прохора. Если случится чудо, через месяц
они доползут до дальних подступов к Пижману. Листва уже желтеет, скоро могут
начаться затяжные осенние дожди, дичина попрячется...
   Мазур физически ощущал, как на горле у него стискиваются ледяные пальцы,-
что хуже всего, те же пальцы душили сейчас и Ольгу, осторожно гладившую Вику
по щеке, ни о чем и не подозревавшую. Мозг лихорадочно  перебирал  варианты,
но все они, какой ни возьми, приводили в тупик. К простой и предельно  ясной
истине.
   Если они обременят себя Викой  -  гибель  всем  троим.  Девяносто  девять
шансов из ста за такой именно  исход.  Никакой  ошибки.  Слишком  долго  его
учили, слишком хорошие учителя были  и  слишком  долго  применял  знания  на
практике, чтобы не ошибиться и теперь...
   И такой развязке его тоже учили.  В  отличие  от  множества  обыкновенных
людей Мазур обучен был незатейливой и  жестокой  математике,  где  уравнение
звучало пугающе просто: "Или один, или все".
   Претворять его в жизнь случалось лишь единожды - но капитан Никанович был
свой, все прекрасно понимал и сам поступил бы с любым из них точно  так  же,
как они поступили  с  ним,  когда  капитан  словил  пулю  в  живот  на  иной
географической широте, под другими звездами даже... И Мазур надеялся  тогда,
что такого не повторится. Все они надеялись.
   Он сидел, свесив руки меж колен, закрыв глаза, но и с  опущенными  веками
явственно видел Ольгу, единственную и любимую, которую  поклялся  беречь  от
всех опасностей еще в  те  времена,  когда  решительно  не  представлял  эти
опасности.
   Все ясно и просто, как постановка шрайг-мины на двадцатиметровой глубине.
Только не думать, ни о чем не думать...
   - Глупости,- сказал он, выпрямляясь.- Вывих лечится до смешного просто...
Оля, держи ножичек, мотай на склон в темпе и срежь  палку.  Молодое  деревце
выбери. Вот такой длины,- он  показал  разведенными  ладонями.-  И  чтобы  с
рогулькой, непременно  с  хорошей  крепкой  рогулькой.  И  толщиной  с  твое
запястье. Желательно без больших сучков,- он старательно  отвлекал  внимание
обеих массой точных деталей.- Хорошо запомнила? Повторить?
   - Не надо,- она прямо-таки выхватила  у  него  нож  с  роговой  ручкой  и
кинулась в тайгу.
   Мазур обреченно посмотрел ей вслед. Стиснул зубы - из глотки так и рвался
звериный вой. Нагнулся. Вика, тяжело дыша, встретила  его  взгляд,  глядя  с
такой доверчивостью, что у него что-то неповторимо и  навсегда  сломалось  в
душе.
   Он молниеносно нанес удар - обеими руками по сонным артериям. И знал, что
она не успела ни о чем догадаться.  В  такой  ситуации  никто  не  успел  бы
догадаться, на то прием и рассчитан. Прикованный  непонятной  силой,  он  не
отводил взгляда.
   Ее лицо ничуть не изменилось, просто стало другим.
   В мгновение ока что-то исчезло из глаз, следующего вздоха не последовало.
Вика лежала, глядя в небо, но ее здесь уже не было, она ушла.
   Сколько прошло времени, он не знал. Очнулся, услышав  за  спиной  Ольгины
торопливые шаги. Поднял голову и  даже  смог  встретить  ее  взгляд.  Тяжело
выговаривая слова, словно силился  совладать  с  чужим,  незнакомым  языком,
произнес:
   - Болевой шок. Сердце остановилось. Я такого в жизни уже насмотрелся...
   Ольга выпустила  бесполезную  палку-  надлежащей  толщины,  с  рогулькой,
рванулась к мертвой, упала на колени:
   - Ну так сделай что-нибудь! Что ты сидишь?! Повернула к  нему  испуганное
лицо. Неким прозрением Мазур понял, откуда этот страх: она ничего не  знала,
но боялась догадаться. Чтобы сбить ее  с  этой  дорожки,  он  рывком  встал,
распорядился:
   - Голову ей держи... так...
   Эта жуткая комедия продолжалась бесконечно долго - Мазур старательно,  не
допуская ни малейшей фальши, притворялся, будто делает искусственное дыхание
по всем правилам. Да не притворялся, если прикинуть, в самом  деле  проделал
на три круга все необходимые манипуляции. И был  момент,  когда  его  прошил
дикий, безотчетный страх; что, если у него дрогнула  рука,  удары  оказались
неточны, сейчас Вика откроет глаза, все вспомнит и пожалуется...
   И еще был миг, когда он ощутил лютую ненависть к Ольге, потому что  из-за
нее пришлось через такое пройти. Но это столь  же  молниеносно  схлынуло-  и
страх, и ненависть. Осталась тупая усталость да еще ощущение надлома в душе.
   Он старательно прощупал ногу, уже остывающую. И убедился, что  был  прав:
кость  полностью  переломилась.  Долго  повторял  про  себя:  гангрена  была
неизбежна, неизбежна,  неизбежна...  Потом  перескочил  какой-то  порог,  за
которым все переживания отсекаются- есть в мозгу такой предохранитель...
   Ольга долго плакала над мертвой - не только о ней, обо всем сразу,  думал
Мазур, угрюмо сидя поодаль. Еще один предохранитель. Или  клапан.  Когда  не
смог больше этого  плача  выносить,  отошел,  разыскал  подходящее  место  и
принялся рыть обоими ножами неглубокую могилу, чтобы  хоть  что-то  для  нее
сделать, своей самой неожиданной женщины и самой мимолетной.
   В какой-то миг, толчком, вспомнил: третий пожар. И не удивился, ничто  не
ворохнулось в душе, вяло подумал, что нужно было тогда  пристрелить  чертова
шамана. Прямо на базаре. В те суматошные дни и не такое с рук сходило. Майор
Нуруддин, местный, а значит, верующий и в официального тамошнего бога, и  во
все древнее, потаенное, так и говорил неделей раньше-  если  убить  колдуна,
предсказания не сбудутся, неважно, хорошие или плохие...
   Не было никакой дощечки с надписью, конечно,-  чем  бы  он  смог  писать?
Отхватил полоску синтетической  ткани,  связал  маленький  крестик  из  двух
прямых сучков, вогнал в рыхлую землю - вот и все. У многих не было и этого.
   Двое ушли в вечернюю тайгу.

   Глава семнадцатая
   ЦИВИЛИЗАЦИЯ ПО-ТАЕЖНОМУ
   По тайге шагали двое- все-таки шагали, а не брели. Так что ничего еще  не
потеряно, заключал про себя  Мазур  философски.  Вот  когда  будешь  брести-
открывай кингстоны...
   Вид у обоих был такой, что мимолетный городской турист мог и врать  потом
о встрече со "снежным человеком".  Сначала  извозились,  угодив  по  пояс  в
заболоченное озеро- хорошо еще, Мазур вовремя сыграл тревогу.  Потом,  когда
перевалили за горбатые хребты, долго тянулись обширные пространства  густого
мелколесья, и заросли карликовой березы драли хлипкую  синтетическую  одежду
так, как не ухитриться и своре предварительно сговорившихся диких кошек.  От
запаса  ниток  не  осталось  и  трети-  всякий  привал  Мазур   начинал   со
старательной штопки (временами перепоручая это Ольге, чтобы  и  у  нее  было
занятие, отвлекавшее от упаднических мыслей).  Пожалуй,  сейчас  их  уже  не
заметили бы издалека- и костюмы, и куртка потеряли первоначальный цвет из-за
въевшейся грязи и пыли, и уже не  болтались  мешковато,  а  сидели  почти  в
облипочку-  бесчисленные  заштопанные  места  превращали  одежду  в  подобие
шагреневой кожи. Вдобавок Ольга щеголяла в сюрреалистической одежке, бравшей
начало из каменного века,-  на  ней  красовалась  безрукавка  до  колен,  из
оленьей шкуры, шерстью внутрь, с двумя грубо прорезанными дырками  для  рук,
вместо завязок схваченная оленьими жилами. Собственно, ради этой  безрукавки
олень и расстался  с  жизнью-  ночи  становились  все  холоднее,  лапник  не
выручал, нужно было срочно что-то соображать.
   Шкура была выделана скверно, наспех, коробилась и  воняла-  но  на  такие
мелочи оба уже не обращали внимания, нюх притупился,  и  можно  было  только
гадать, на двадцать метров от странников смердит, или же на десять. Этими же
сырыми  жилами  Мазур,  как  умел,  стянул  и  подошвы  кроссовок,  начавших
понемногу распадаться. Он уже  давно  предупредил  Ольгу,  чтобы  готовилась
переходить на первобытную обувь из кусков шкуры. Впрочем, вынесла бы и это -
ступни у нее после первых потертостей залеченные паутиной и смолой,  надежно
покрылись жесткой сплошной мозолью, чему она уже не  ужасалась.  В  подобном
странствии слово "ужасаться" как-то незаметно теряет смысл,  потому  что  не
возникает обозначаемых им чувств.
   Хуже всего была сухомятка. Мазур попытался однажды, убив несколько  часов
на  изготовление  некоего  подобия  кастрюли  из  лиственничного   чурбачка,
вскипятить в ней подобие супа - но "посуда", как он ни  старался,  прогорела
прежде, чем вода закипела. Единственная  польза  была  в  том,  что  удалось
вымыть Ольге волосы теплой водой.
   Ели все, что  попадалось  на  пути  и  неосмотрительно  подставилось  под
стрелу, камень или пулю. Полтора дня  питались  жареными  гадюками  -  места
выдались скверные, никакой другой дичи. Набрели на  россыпи  сизо-фиолетовой
жимолости, и Мазур заставлял Ольгу лопать горстями горчайшую ягоду, да  и  с
собой прихватил, сколько смог - очень пользительно от расстройства  желудка.
Тяжелее всего, больше даже, чем жена, он  переживал  отсутствие  чая.  Когда
вышли сигареты, перенес это гораздо легче.
   Спичек оставалось ровно двенадцать. Патронов- четыре. Два ушли на  оленя,
один- на зайца (очень уж далеко сидел, подлец, а до этого день не попадалось
дичины, и Мазур не  рискнул  баловаться  с  луком),  а  четыре  он  поневоле
истратил, отпугивая росомаху. Эта хитрющая,  злобная  и  настойчивая  тварь,
которую иные таежники считают даже  поопаснее  рыси,  привязалась  к  ним  в
местах, коим как нельзя  лучше  подходило  меткое  название  "аю-кепчет"*  -
протяженнейших буреломах. Два дня  неотступно  следовала  в  кильватере-  не
нападая,  просто  держась  поодаль  и  прикидывая,  не  собираются  ли  они,
обессилев, свалиться и начать помирать. При этом, стерва, ухитрилась ни разу
не подвернуться под выстрел, тут даже выучка Мазура  оказалась  бесполезной.
Поневоле поверишь эвенкам, что в росомаху перевоплощаются после смерти  души
особенно злобных шаманов, не принятые за прегрешения в Нижнем Мире... Ночью,
ненадолго отлучаясь поохотиться, бродила  поблизости.  Но  на  третьи  сутки
ушла, видимо, прикинув шансы и оставшись недовольной своими. В конце  концов
случилось то, чего и следовало ожидать:
   Мазур запутался в исчислении времени. Он уже не знал, август  еще  стоит,
или пришел сентябрь, не знал точного числа, не мог с  уверенностью  сказать,
восемнадцать дней они шагают, или шестнадцать. Помнил только, что сегодня  -
восьмой день с тех пор, как они остались вдвоем. А вот воспоминания  о  том,
как они вдвоем остались, загнал в подсознание. В  первую  ночь  ему  снилась
Вика, сон был невероятно четкий и до жути похожий на явь  и  ведь  нисколько
при том не страшный. Он просто-напросто сидел возле  неширокого  ручейка,  а
Вика появилась меж деревьев на том берегу, подошла вплотную к разделявшей их
быстрой воде, долго смотрела на  него,  и  в  лице  у  нее  не  было  ничего
демонического или хотя бы печального. Вот только ни словечка не  произнесла,
долго смотрела на него, а потом неторопливо ушла в тайгу.  При  этом  он  не
испытывал ни малейшего страха, но знал, что не должен ее  отпускать,  а  вот
шевельнуться как раз и не мог. Вынырнул из  полудремы,  буквально  плавая  в
поту, до утра так и не заснул.
   С Ольгой обстояло похуже- на другой день с  ней  случилось  что-то  вроде
легкой истерики, она твердила, как заведенная, что Мазур  ошибся  и  закопал
Вику живой, что нужно немедленно  возвращаться,  могила  неглубокая,  и  они
могут успеть... После парочки оплеух это прошло, она даже не расплакалась. И
вновь стала прежней. То ли заразительно такое безумие, то ли и  сам  на  миг
поддался таежному мороку - но часа два спустя,  когда  обдирал  рябчиков  на
привале, услышал тихий оклик:
   - Адмирал! Поднял глаза и увидел Вику- меж деревьев, неподалеку.
   Отчаянно заморгал, и она тут же пропала, но руки долго тряслись.
   А потом - как отрезало у обоих. Правда, его немного беспокоило, что Ольга
все явственнее замыкается в себ