лась она. - Особенно ценный в устах
моряка, повидавшего, бьюсь об  заклад,  столько  экзотических  женщин  в
разных далеких портах... Интересно было, а?
   - Уж  это  точно,  -  без  улыбки  сказал  Мазур.  И  вспомнил  самую
экзотическую свою красотку - очаровательную Мэй Лань, змею  подколодную,
вспомнил ночную рукопашную на палубе того суденышка, когда в нем впервые
вспыхнула нешуточная боязнь не  одолеть...  Ах,  какая  женщина,  лютому
врагу б такую...
   - Вспомнил что-то интересное? - тут же прицепилась Энджел.
   - Да  нет,  -  сказал  Мазур,  торопливо  отгоняя  крайне  неприятные
воспоминания.  -  Сплошная  ерунда...  Ничего  интересного  нет  в  этих
экзотических красотках...
   - Потому, наверное, что это были сплошь проститутки?
   - Ну что ты, - сказал Мазур. - Вовсе не сплошь...
   Он не стал рассказывать, что  во  времена,  казавшиеся  сейчас  седой
древностью, у него на одном экзотическом островке была самая что  ни  на
есть  законная  по  тамошним  порядкам  жена,  всецело  подходившая  под
определение "экзотическая красотка". И с легкой грустью поймал  себя  на
том,  что  никак  не  может  вызвать  в  памяти  лица   своей   недолгой
благоверной, даже имя всплыло из глубин с превеликим трудом...
   - Знаешь, а я пришла покаяться, - сказала Энджел вдруг.
   - Ну да? - с интересом спросил Мазур. - Я, конечно, не священник,  но
постараюсь принять вашу исповедь, дочь моя... Вот, к примеру, сколько  у
вас было...
   - Подожди, - прервала она. - Я  серьезно.  Каюсь,  каюсь...  Мне  тут
пришла в  голову  мысль,  как  тебя  использовать.  Убери  с  физиономии
похотливую ухмылку, я не о том... В общем, мне не особенно  нужен  шофер
или носильщик...
   - Мне тоже это в голову пришло. Тогда?  Я  на  что  угодно  готов  по
причине  лютого  безденежья,  разве  что  в  рабство  на  плантации   не
согласен...
   - Успокойся, - сказала девушка. - Рабства даже здесь давно  уже  нет.
Видишь ли, все дело в том, что мне позарез нужен... точнее говоря, нужна
импозантная вывеска.
   - Интересно, - сказал Мазур. - И главное непонятно пока что.
   -  Ничего  сложного,  ты  быстро  поймешь...  Понимаешь,  нравы   тут
специфические. Здешние мужики, все поголовно, крутые мачо - и не  важно,
по-настоящему, или просто полагают себя таковыми. Дело даже не в  долгом
владычестве хунты, а в вековых традициях. Только мужчина имеет право  на
серьезную  профессию,  а  женщина,  особенно  молодая,  на  каждом  углу
сталкивается с тем,  что  к  ней  относятся  совершенно  несерьезно.  Не
принимают всерьез, хоть ты тресни. Меня предупреждали, но я  не  придала
значения. Оказалось,  чистая  правда...  Короче  говоря,  мне  чертовски
трудно работать...
   - Не принимают всерьез...
   - Вот именно, - сказала она сердито. -  А  если  учесть,  что  вскоре
предстоит очень важное интервью, на которое мой  шеф  возлагает  большие
надежды...
   - Сенсация?
   - Ну, как сказать... В каком-то смысле. Интервью с  главарем  местных
повстанцев.
   - Ого! - сказал Мазур. - А как тебе удалось...
   - Господи, это не трудно. Эта публика спит и видит, как бы  оказаться
перед телекамерами - в точности как наши кинозвезды.  Но  когда  к  нему
заявится не импозантный ведущий с красивой сединой, а молодая женщина...
   - Не получится серьезного разговора, а? - понятливо подхватил  Мазур.
- А значит, и хорошего репортажа...
   - Правильно.
   - Все равно не врубаюсь, - сказал Мазур. - При  чем  тут  импозантная
вывеска в моем лице?
   - Господи, это же так просто! - с досадой сказала Энджел. -  Я  куплю
тебе приличный костюм -  тут  есть  местечко,  где  можно  взять  весьма
неплохой за какие-то полсотни баков. Для пущей важности наденешь очки  -
с простыми стеклами, но в красивой оправе... Это ты будешь  американским
репортером, ясно? А я -  не  более  чем  скромной  переводчицей.  Звезда
американского  телеэкрана  и   девчонка-переводчица...   Ну,   сообразил
наконец? Разумеется, я тебя предварительно как следует вышколю,  выучишь
вопросы - на случай, если он захочет говорить по-английски, он как-никак
учился у нас в Штатах, чуть ли не в Принстоне... Усек?
   - А это безопасно? - спросил Мазур. - Черт их знает,  этих  партизан.
Дикий народ...
   - Глупости. Партизаны во всем мире обожают журналистов. Я  была  и  в
Африке, и в Юго-Восточной Азии, везде одно и то же, а  здесь,  вдобавок,
следует делать поправку на Латинскую Америку с ее любовью к  театральным
эффектам, здесь журналистов обожают в квадрате.
   - А Дик?
   - Дик - оператор, ему камеру держать... Ну?
   - Ох, не знаю... - сказал Мазур с сомнением. - Нам что  же,  придется
переться в джунгли?
   - Зачем? Они сами предпочитают большую часть времени жить с комфортом
где-нибудь в городе. Не знаю всех подробностей, но ручаться можно, что у
здешнего команданте куча конспиративных квартир в той же Ла-Бьянке,  где
он главным образом  и  обитает  -  с  кондиционером,  набитым  напитками
холодильником и смазливыми товарищами по нелегкой борьбе женского  пола.
Если все будет в порядке, завтра  должен  объявиться  связной...  Говорю
тебе, это  абсолютно  безопасно.  Нас  проводят  на  явку,  поговорим  и
преспокойно уедем.
   - Знаешь что? - фыркнул Мазур. - Это тебе обойдется  в  лишнюю  сотню
баков. Насчет вывески мы не договаривались.
   - Господи! - усмехнулась Энджел. -  Подумать  только,  что  весь  мир
упрекает в меркантильности именно  нас,  американцев...  не  видали  они
австралийцев... Значит, ты не против?
   - Подумать надо, - сказал Мазур, меряя ее многозначительным взглядом.
- Прикинуть...
   Девочка оказалась на высоте - без лишних церемоний  отставила  пустой
стакан, встала, непринужденно скинула халатик и  прошла  мимо  Мазура  к
постели, сунув ему в ладонь с великолепной небрежностью яркую коробочку.
   Мазур, естественно, последовал за ней, не теряя времени -  и  получил
свое  с  должным  набором  стонов-охов-вздохов,   на   все   лады,   под
одобрительным  взглядом  старинного  моряка  в  эполетах,  под   скрежет
старенького вентилятора. Приятная  была  девочка,  и  достаточно  умная,
чтобы не вскакивать после с деловым видом выполнившего свою часть сделки
бизнесмена, оставалась лежать в его объятиях, выдав не  слишком  щедрую,
но и не скупую дозу воркующих глупостей на ушко.
   - Ну и как, стоит это сотни баков?
   - Дай подумать, - сказал Мазур, по-хозяйски распуская руки. - Пожалуй
что, это стоит ста пятидесяти.
   За что  он  тут  же  получил  легонькую  затрещину,  каковую  перенес
стоически, лишь ухмыльнулся в потолок. Спросил, кивнув на портрет:
   - Что это за павлин?
   - Кто его знает, - пожала плечами Энджел. - Я. сняла  домик  со  всей
нехитрой обстановкой, он тут так и висел...  И  что,  это  все,  на  что
способны изголодавшие в джунглях австралийцы?
   - Позволь чуток передохнуть, - сказал Мазур.  -  Чересчур  уж  скорый
переход от бродяжничания к подобию семейного уюта...
   В голове у него щелкал невидимый  миру  компьютер,  обязанный  сейчас
пренебрегать всем на свете, даже обнаженной красоткой в непосредственной
близости. Бывают моменты, когда человек вроде него просто обязан маяться
самой натуральной паранойей, сиречь манией недоверия и подозрительности.
Он вновь и вновь быстренько прокручивал  в  памяти  их  знакомство,  ход
дальнейших событий, предложение поработать импозантной вывеской.
   И пока что не находил подвоха. Это, разумеется,  вовсе  не  означало,
что подвоха не было - просто  пока  что  Мазур  его  не  усматривал.  Не
просекал, в чем тут может таиться подвох. С этой парочкой  судьба  свела
его самым случайным образом, сам дьявол не мог  предугадать,  что  Мазур
нагрянет на товарняке в этот именно  городок,  кинется  по  этой  именно
улице. Таких подстав просто не бывает.  Все  пока  что  выглядит  вполне
естественно: события, мотивировки, подоплека...
   И все равно казалось, что от рюкзака под кроватью пышет жаром,  столь
нестерпимым, что лежащая в  его  объятиях  девушка  просто  обязана  его
ощутить...
 
ГЛАВА СЕДЬМАЯ 
 
ГЕРИЛЬЯ В АТОМНОМ ВЕКЕ 
 
   Таинственный партизанский посланец заявился часа в  два  пополудни  -
когда Мазур давным-давно был проинструктирован должным  образом,  и  они
втроем отрепетировали предстоящее интервью на три  раза.  А  впрочем,  в
посланце не оказалось ничего таинственного: попросту худощавый  патлатый
юноша в очках под Джона Лен-нона, отглаженных белых брюках и белоснежной
рубашке навыпуск (под которой наметанный  глаз  Мазура  сразу  высмотрел
заткнутый  за  пояс  немаленький  пистолет,   либо   "девяносто   вторую
"Бе-ретту", либо кольт или нечто аналогичное).
   Гость держался самым естественным образом  -  не  кидал  по  сторонам
настороженные взгляды, не суетился, не бросался к окну  осмотреть  улицу
орлиным взором на предмет  возможной  слежки.  Одним  словом,  прилежный
студентик из  хорошей  семьи  -  но  Мазур,  не  раз  сталкивавшийся  со
всевозможными   инсургентами,   революционерами   и   прочими   идейными
радикалами в разных уголках света,  не  особенно  обольщался.  Прекрасно
знал, сколько кровушки способны нацедить при случае такие вот субтильные
юные интеллигенты - бестрепетно и  умело,  во  имя  высоких  идеалов  (в
данном конкретном случае помноженных еще на успешную и обширную торговлю
кокаином).
   Мазур  старался  соответствовать  -  в  легком   приличном   костюме,
белоснежной сорочке, при ярком галстуке  и  солидных  очках  с  простыми
стеклами в позолоченной оправе. Ни дать, ни взять преуспевающий адвокат,
успешный репортер, а то и начинающий политик.
   - Добрый день, сеньор Стентон, -  сказал  юноша  непринужденно.  (Это
Энджел придумала Мазуру довольно аристократическую для Штатов  фамилию).
Меня зовут Санчес. Мы можем  ехать,  команданте  вас  ждет.  Я  искренне
надеюсь на вашу порядочность, потому что  любое  другое  поведение,  как
легко догадаться, чревато самыми печальными последствиями...
   - Милый юноша, - сказал Мазур с аристократической укоризной.  -  Могу
вас заверить, что я в жизни не состоял на службе  в  тайной  полиции,  а
также во всевозможных разведках...
   Что, между прочим, с формальной точки зрения было чистейшей  правдой,
поскольку он всю жизнь был классическим армеутом.
   - Ну что вы, сеньор, - усмехнулся гость. - Я вас ни в чем подобном не
подозреваю,  просто  таковы  уж  правила  игры,  которая   должна   быть
честной... Пойдемте?
   Они вчетвером разместились в зеленом джипе Энджел  -  Дик  за  рулем,
Санчес рядом с ним, а Мазур с  девушкой  на  заднем  сиденье,  что  твои
голубки.
   - Поезжайте прямо, старина, - небрежно распорядился Санчес. - Я потом
объясню, куда поворачивать...
   Мазур  отметил,  что   юнец,   едва   машина   тронулась,   мгновенно
преобразился. Он не  вертелся  на  широком  мягком  сиденье,  не  крутил
головой по сторонам - но быстрые взгляды то в зеркальца, то по  сторонам
свидетельствовали, что сопляк не так прост, видывал  виды  и  безусловно
способен просечь любую слежку. Временами он кратко объяснял:
   - На повороте - налево... до памятника - и направо...
   Шло время. Мазур не  знал  города,  но  очень  быстро  убедился,  что
посланец команданте заставляет Дика изрядно попетлять, так,  что  любой,
даже самый искусный "хвост" рано или поздно попадется на глаза... Сам он
никакого "хвоста" пока что не видел -  впрочем,  он-то  в  этом  не  был
спецом.
   Мимолетно коснулся локтем своего верного  пистоля,  втайне  от  новых
друзей запрятанного под элегантным легким пиджаком гораздо искуснее, чем
это получалось у Санчеса. И заветная сумка была при  нем  -  выпросив  у
хозяйки аванс, Мазур купил ее в соседнем магазинчике и  перегрузил  туда
немудреные пожитки, потому  что  побывавший  в  коровьем  дерьме  рюкзак
выглядел очень уж предосудительно. Энджел с некоторым удивлением подняла
брови, когда Мазур потащил сумку с собой в  машину,  но  он  непреклонно
объяснил, что долгая жизнь бродяги-моряка приучила  все  свое  носить  с
собой, особенно когда этого своего не особенно-то и  много,  потому  что
лишаться последнего обиднее даже, чем, скажем, терять  один  миллион  из
десяти. В общем, воры в их отсутствие могут  залезть  запросто.  Она  не
стала спорить, так что все обошлось...
   Прошло не менее  получаса  петляний,  кружений,  проезда  по  тем  же
улицам,  что  и  давеча.  В  конце  концов,   очень   похоже,   разумная
подозрительность Санчеса улеглась, и он сказал уже чуточку другим тоном:
   - Дружище, сворачивайте  на  авениду  Сан-Хуан  и  прите  по  ней  до
конца...
   Дик кивнул и притоптал педаль газа. Машина  пронеслась  по  одной  из
самых длинных улиц Ла-Бьянки, мимо полицейского поста, не обратившего на
них ровным счетом никакого внимания, выскочила на окраину, попетляла меж
стареньких домишек и вовсе уж жалких лачуг, выехала за город и  согласно
ценным указаниям Санчеса помчалась по неширокой асфальтированной дороге.
Деревьев вокруг становилось все больше - не настоящие джунгли,  конечно,
но места пошли насквозь необжитые...
   Еще  минут  через  двадцать  быстрой  езды  Санчес  выдал   очередной
ориентир, и джип свернул на  узкую  проселочную  дорогу,  представлявшую
собой  две  глубоких  колеи  в  красноватой  сухой  земле.  Если  бы  не
экзотические деревья и  ненашенский  цвет  земли,  как  две  капли  воды
походила бы на российскую глубинку...
   Стежки, подобные этой,  человека  вроде  него  всегда  раздражают  до
предела - поскольку на них проще простого устроить засаду. Будь ты  хоть
царь и бог спецназа, не убережешься: дорога узкая, а чащоба густая, даже
зеленый сопляк сможет без особого труда выпустить пулеметную очередь,  а
то и снаряд из базуки - и раствориться невозбранно в дебрях, прежде  чем
его успеешь не то что положить, а хотя бы заметить. Остается  надеяться,
что  партизанам  и  в  самом  деле  необходимо,   говоря   американскими
оборотами,  паблисити.  Мазур  и  без  объяснений   Энджел   знал,   что
всевозможные партизаны обожают журналистов - но  далеко  не  все,  между
нами, взять хотя бы Кампучию, долбанный кошмар...
   Впереди  совершенно  неожиданно  открылось  обширное  пространство  -
этакая  проплешина  диаметром  с   полкилометра.   Посреди   нее   стоял
двухэтажный домик, даже издали  заметно,  старинный  и  ветхий  на  вид,
поблизости - два вовсе уж  развалившихся  сарая.  На  небольшом  участке
росли аккуратными рядами какие-то злаки. Мазур подумал, что он,  человек
сугубо городской, и на родине-то не смог бы отличить пшеницу от  ячменя,
а уж здесь-то...
   Меж двух рядочков копался с чем-то вроде  мотыги  человек  в  большой
соломенной шляпе и потертых портках, голый по пояс. На шум  подъезжающей
машины он не обратил ни малейшего внимания, словно был глух от рождения.
   Вроде бы это называлось чакра - небольшая ферма, здешний  хутор.  Да,
кажется, чакра...
   - К парадному входу, - сказал Санчес невозмутимо.
   "Парадный вход"  представлял  собой  кирпичное  крыльцо  с  остатками
былого навеса. Дик заглушил мотор,  и  они  вылезли,  прихватив  камеру.
Мазура порадовало, что Энджел хозяйственно заперла  машину  -  вообще-то
повстанцам мелкое воровство не свойственно, но все же так спокойнее...
   Санчес первым  направился  в  дом  -  энергичной  походкой  человека,
бывавшего здесь не впервые. Мазур шел следом, неторопливо, солидно,  как
и полагалось известному в Штатах репортеру.
   Они оказались в большой комнате,  где  у  глухой  стены  стоял  самый
обычный  стол,  накрытый  свисавшим  до  облупленных  половиц  флагом  -
красно-черно-зеленым, с перекрещенными мачете и еще  какими-то  золотыми
орнаментами - а за столом в картинной позе восседал человек, несомненно,
долго и упорно трудившийся над тем, чтобы придать себе максимум сходства
с легендарным Че Геварой - совершенно та же борода, тот же круглый берет
(только эмблема другая,  разлапистая  золотая  кокарда,  приличествующая
фельдмаршалу),  похожая  защитная  куртка.  Годочков  ему   было,   если
присмотреться, немногим более, чем Мазуру.
   У двух окон - одно напротив стола, другое  в  стене  по  правую  руку
команданте - стояли в напряженных, вовсе не картинных позах два молодца,
одетые без всяких выкрутасов в  стиле  Че:  камуфляж,  высокие  ботинки,
непокрытые головы.
   Санчес, сложив руки на груди, встал за левым плечом бородача с  видом
любимого наполеоновского маршала. Метрах  в  пяти  от  стола  аккуратной
шеренгой стояли три стула, предназначенные для гостей. Приглашающий жест
хозяина - и Мазур уселся на средний стул,  а  Дик  принялся  старательно
устанавливать камеру на треноге. Возникла неизбежная пауза...
   И Мазур, обратившийся в зрение и слух, сделал  не  особенно  приятное
открытие. На втором этаже - куда вела рассохшаяся лестница с выломанными
перилами, притулившаяся у четвертой стены - определенно был кто-то  еще.
И, быть может, не один человек. Они там старались перемещаться как можно
тише, но их выдала пыль - ее крохотные частички, искрами вспыхивающие  в
солнечных лучах, косо бивших  в  лишенное  стекол  окно,  вмиг  сообщили
опытному человеку о том,  что  на  втором  этаже  кто-то  затаился.  Так
перемещаться пылинки могут в одном-единственном случае - если отделяются
от потолка в результате осторожных  шагов  наверху...  Логично,  отметил
Мазур. Я бы на его месте еще и в лесу вокруг чакры  разместил  полдюжины
автоматчиков,  а  лучше  дюжину...  Поскольку  всегда  и  везде  следует
считать, что противник как минимум не дурнее тебя, пессимизма ради будем
думать, что в лесу - дюжина стволов...
   Камера прочно угнездилась на  штативе.  Дик  непринужденно  отошел  в
сторону,  на  несколько  шагов,  что-то  прикидывая,  глядя  в  рамочку,
составленную из четырех пальцев обеих рук...
   И происходящее рвануло, как пришпоренный конь...
   Целая серия звонких щелчков - и оба субъекта с автоматами  без  крика
рухнули,  подламываясь  в  коленях,  сползая  по  стене,  выронив  глухо
стукнувшие итальянские  игрушки,  Энджел,  молниеносно  развернувшись  в
сторону стола, выстрелила в Санчеса  -  и  замерла,  держа  оцепеневшего
команданте под прицелом классического "вальтера" с  глушителем.  Дик,  с
такой же пушкой,  бдительно  стоял  у  первой  ступеньки  лестницы.  Все
произошло  так  быстро,  что  в  голове  Мазура  не  успело  родиться  и
одной-единственной мысли -  он  лишь  прилежно  фиксировал  происходящее
глазами...
   Команданте, вроде бы не  потеряв  присутствия  духа,  что-то  спросил
по-испански спокойным тоном. Прикрикнув на него гораздо резче на той  же
мове, Энджел наклонилась к самому уху Мазура и отчетливым злым  шепотом,
насквозь незнакомым, сообщила:
   - Сиди, как ни в чем не бывало и пыжься, словно ты тут и впрямь самый
главный... Если пройдет гладко - получишь приличные бабки, а подведешь -
пристрелю к гребаной матери... Ну, сделал суровую рожу, кому говорю!
   Мазур старательно делал суровую рожу, поскольку ничего другого  вроде
бы не оставалось. "Ах, вот оно что!  -  наконец-то  появились  в  голове
первые толковые мысли. - Журналисты, мля! Судя по ухваткам, эти  двое  -
натуральные агенты. Так-так-так... Вот влип!"
   - Там, наверху, кто-то есть, - ответил он быстрым шепотом,  поскольку
предупредить девку об этом было и в его жизненных интересах.
   - Сама чую, - огрызнулась она шепотом. - Рожу, рожу!
   Со стороны это, голову можно  прозакладывать,  выглядело  так,  будто
подчиненная со всем возможным пиететом просила дальнейших  инструкций  у
сурового босса-командира. "Но зачем им я, на хрен? - смятенно задал себе
Мазур вопрос, ответ на который, он знал, следовало  отыскать  немедленно
ради собственного же блага. - Импозантная витрина... "
   В памяти у него зашевелилось что-то  давнее,  пережитое,  бывшее  уже
однажды в других широтах...
   Энджел, выпрямившись, с чужим и  незнакомым  лицом,  что-то  чеканила
по-испански. Команданте слушал с непроницаемой физиономией.  Мазур  чуть