лице  имела  место  попытка  государственного
переворота. Десятка полтора крепких ребят, прилетевших незадолго до того под
видом выбравшейся на тренировку баскетбольной команды с Маврикия,  несколько
дней и в самом деле изображали упорные тренировки. А потом эти милые молодые
люди, распотрошив двойное дно спортивных сумок, извлекли массу огнестрельных
причиндалов  и  ночкой  темною  атаковали  президентский   дворец.   Охрана,
натасканная  еще  британцами,   оказалась   на   высоте:   после   яростного
двухчасового  боя  с  помощью  единственного  в   республике   броневика   и
подоспевших с Баэ полицейских  оттеснила  нападавших,  прижала  к  океану  и
захватила уцелевших  в  плен.  Одновременно,  прямо-таки  синхронно,  другая
группа пыталась  захватить  в  Виктории  аэропорт,  но  встретила  отпор  и,
погрузившись в частный самолетик, смылась  в  неизвестном  направлении,  что
прошло успешно благодаря полному отсутствию  у  республики  ВВС.  Ахатинское
радио  пока  что   не   бралось   определить   национальную   принадлежность
диверсантов, но западные  станции,  оперативно  разнеся  сенсацию  по  всему
свету, уверяли, что речь идет о  юаровских  командос  со  знаменитым  Майком
Хором во главе. Самарин мимоходом, в отсутствие чужих ушей,  сказал  Мазуру,
что лично он этой  информации  верит  -  поскольку,  между  нами,  мужиками,
говоря, империалистические  голоса  тоже  иногда  выдают  в  эфир  чистейшую
правду. Разумеется, делают они это, как должно быть ясно  любому  советскому
человеку,  с  самыми  что  ни  на  есть  коварными  целями,  демонстрируя  в
идеологической войне и оболванивании слушателей из  "третьего  мира"  мнимую
псевдообъективность.  Мазур   громко   согласился   с   этой   идеологически
выдержанной  формулировкой  -  поглядывая,  нет  ли  поблизости  вездесущего
товарища Панкратова.
   Одним  словом,  в  республике  сгоряча  ввели   чрезвычайное   положение,
заключавшееся главным образом в  том,  что  все  наличные  полицейские  силы
высыпали  на  улицы,  где  обязаны  были  пребывать  круглосуточно.  Да  еще
запретили всякое передвижение с полуночи до четырех часов дня. Плохо только,
что в приливе искреннего  беспокойства  о  своих  советских  друзьях  власти
прислали лейтенанта с двумя автоматчиками.
   Впрочем, в любом положении следует искать и светлые стороны. Для  данного
случая они  заключались  в  том,  что  полицейская  троица  ничегошеньки  не
понимала ни в мореходном деле, ни в науке, а потому готова была верить любым
объяснениям,  с  пиететом  косясь  на  сложные  ученые  механизмы  и  обходя
сторонкой наиболее шумные, а также те, что, на  взгляд  профана,  могли  без
всякого предупреждения долбануть  током.  Механизмов  на  "Сириусе"  имелось
предостаточно, и, как было прекрасно известно Мазуру, вот эта донная  драга,
да и полдюжины других агрегатов -  самые  настоящие,  вдобавок  те,  кто  их
обслуживает, искренне верят, что  делают  нужное  и  полезное  дело,  двигая
вперед ихтиологию, а также надеясь отстоять приоритет самой передовой в мире
науки, советской...
   Как бы там ни было, согласно долгу советского гостеприимства,  полагалось
радушно  показать  лейтенанту  корабль,  растолковывая  попутно   назначение
приборов и агрегатов. Чем Мазур по долгу службы и занимался. Хорошо еще, что
рядовые полицаи  обязаны  были  бдительно  нести  службу  на  палубе,  а  не
таскаться за своим шефом, иначе Мазур вовсе  пал  бы  духом,  чувствуя  себя
этаким музейным экскурсоводом...
   К счастью, вскоре на  выручку  ему  пришла  Мадлен,  озабоченная  судьбой
обнаруженного клада. Она появилась на палубе яркая и свеженькая, продуманная
от пяток до ушей, - платье, прическа, светские,  самую  чуточку  раскованные
манеры. Лейтенант, хотя и пыжился в новеньком мундирчике, что  твой  павлин,
был даже младше Мазура, а потому стал жертвой  исконно  французского  шарма.
Быстро стало ясно,  что  он  все  ближайшее  время  постарается  провести  в
компании очаровательной журналистки и без нужды отираться по судну не будет,
а значит, и вред от него выйдет минимальный...
   ...Мазур ходил кругами метрах в  десяти  над  дном,  словно  взбесившийся
маятник на невидимой гигантской оси. По другую  сторону,  вторым  маятником,
столь же размеренно  плавал  Волчонок.  Была  их  очередь  стоять  в  боевом
охранении. Подсознательно, из некоего  шика,  совершенно  не  требовавшегося
правилами, Мазур старался, чтобы описываемые им круги  метров  пятидесяти  в
диаметре  были  как  можно  более  геометрически   правильны.   Единственное
развлечение в скучнейшем патрулирования.
   Он, конечно, не позволял себе расслабляться, он был в боевом дозоре,  но,
поскольку ни один устав прямо не запрещает часовому думать, временами  Мазур
предавался этому нехитрому занятию. Зорко следя за окружающим, насколько это
было возможно в  сине-зеленом  сумраке,  параллельно  прокручивал  в  памяти
кое-какие эпизоды вчерашней ночи, и, уж конечно, не те, что были  связаны  с
обыском или ночной пальбой в  городе.  И  гадал,  означает  происшедшее  его
полную и окончательную победу над ветреной адмиральской дочкой, вступление в
права владения, выражаясь жаргоном здешних юристов, или есть риск  услышать,
что это был всего лишь каприз взрослой свободной женщины. Верить во  второе,
как легко догадаться, упорно не хотелось...
   Правда, совершенно непонятно, что делать, если верной  окажется  как  раз
первая версия - окончательная победа и определенные права. Ирину он не  знал
совершенно, в смысле как человека, а Аня, хотя и  попила  кровушки,  хотя  и
мучила неопределенностью до сих пор, в каком-то смысле была роднее. То  бишь
знакома во многих смыслах, изучена, не таила  загадок...  Тьфу  ты,  что  за
математика в голову лезет!
   Хотелось сердито сплюнуть, что  в  некоторых  случаях  дает  великолепную
эмоциональную разрядку, но с загубником во рту не особенно расплюешься. И он
кружил дальше с размеренностью  хорошего  часового  механизма,  временами  -
такое бывает на глубине, в  башку  лезет  всякая  чушь  -  Волчонок  казался
отражением Мазура в каком-то неведомом зеркале, и это вызывало странное,  ни
на что не похожее чувство,  одно  из  тех,  на  коих  сломала  зубы  парочка
поколений психотерапевтов в погонах. Говорили,  что  и  у  космонавтов  есть
свои, только им  свойственные  завихрения  мыслей  и  чувств,  и  у  атомных
подвод-ников...
   Бегло глянул вниз - там  все  обстояло  прекрасно,  как  в  лучших  домах
Лондона. Ожившая иллюстрация к учебнику о подводных работах.
   Все до единого  "ластоногие"  вкалывали  так,  словно  сдавали  экстерном
нормативы на  значок  "Ударник  коммунистического  труда".  Поперек  глубоко
ушедшего в песок корпуса фрегата протянули два закрепленных  на  дне  троса,
чтобы облегчить задачу тем, кто с  подстраховкой  опускался  в  полусгнившее
нутро трюмов. Две пары как раз этим и занимались, несколько ведер  ценностей
уже было извлечено из ветхих мешков, из трухлявых ящиков, свалено в кучу  на
большой брезент без всякого почтения к тяжелому желтому металлу и  легоньким
разноцветным камешкам. Конечно,  попутно  под  руку  подворачивалась  всякая
заваль, способная привести в экстаз археолога, но для  их  целей  совершенно
бесполезная: проржавевшие клинки,  заросшая  ракушками  и  мшанками  посуда,
обломки, которые сразу и не удавалось идентифицировать, изъеденные коррозией
стволы  мушкетов  со  сгнившими  ложами,  закупоренные  бутылки  непривычной
формы... Не было только скелетов и черепов - соленая морская вода  их  давно
растворила, что облегчало задачу. Особо нервных людей  среди  присутствующих
не имелось, но все равно полное отсутствие костей позволяло  не  чувствовать
себя этакими классическими гробокопателями. Все гораздо  проще:  плыли  себе
люди, ныряли помаленьку, наткнулись  вдруг  на  груду  абсолютно  бесхозного
хлама,  не  отягощенного  присутствием  бывших  хозяев,  никто  на  тебя  не
таращится пустыми глазницами, не щерится, не заставляет  вспомнить  какое-то
из бессмертных изречений типа: "Я ведь уже дома, а ты еще в гостях..."
   Интересно, как дела у тех, кто копается, пытаясь выяснить, разломилось ли
судно пополам или просто неравномерно поглощено песком? Мазур покосился в ту
сторону, туда, где работали  трое  с  Морским  Змеем  во  главе,  но  из  их
деловитой суеты ровным счетом  ничего  не  определил.  Проблема  сложная,  с
кондачка не решается. Сюда  бы  парочку  мощных  землесосов,  еще  кое-какую
технику, позволившую бы в два счета сдуть чертов песок до скального  грунта,
чтобы "Агамемнон"  предстал  во  всей  красе,  как  котлета  на  ресторанной
тарелке...
   Нельзя, увы. Получится одна  сплошная  демаскировка.  Пара-другая  весьма
миниатюрных "пылесосов" и "ветродуев" в заначке  имеется,  но  к  их  помощи
прибегнут чуть попозже, когда окончательно оконтурят затонувший  корабль.  А
пока что - прадедовским способом: руки,  лопатка,  нож,  мешок...  От  своих
предшественников, некогда  грабивших  пирамиды,  они  отличались  разве  что
аквалангами,  в  остальном  технология  осталась   древней,   знакомой   еще
разорителям скифских курганов... Внимание!!!
   Справа, над угловатой  скалой,  совсем  близко  от  невидимой  патрульной
трассы Волчонка, колыхнулся округлый предмет,  очень  смутно  различимый  на
таком расстоянии в сине-зеленом сумраке,  но,  без  сомнения,  имевший  мало
общего с естественными деталями морского пейзажа. Скрылся, вновь появился...
   Мазур реагировал мгновенно.  Послав  окрест  длинную  дробь  тревоги,  он
выпустил повисшие на запястье кастаньеты и рванулся в ту сторону.
   Пролетая над затонувшим  фрегатом,  успел  заметить,  что  всякая  работа
моментально прекратилась, что пловцы сомкнулись в боевую "карусель" на  трех
уровнях.
   Волчонок обогнал его  корпуса  на  два.  Взмыв  по  параболе  над  острой
верхушкой скалы, Мазур уже явственно видел две головы, словно  перечеркнутые
поперек широкими масками -  другими,  чужими.  Плотно  обтянутые  капюшонами
гидрокостюмов  головы,  спаренные  горбы   баллонов   на   груди,   выгнутые
гофрированные шланги...
   Он шел на чужих, как стрела из лука. Выхватил нож, нимало не  раздумывая,
- сработал вдолбленный рефлекс. Справа, чуточку пониже, несся Волчонок.
   Чужие, сильными толчками оттолкнувшись от скалы, вертикально  взмыли  над
вершиной. Тот, что  держался  немного  впереди,  вскинул  на  уровень  груди
продолговатый округлый предмет, похожий на тубус для чертежей, - вот  только
этот тубус заканчивался толстой короткой трубкой...
   "Нож! - мысленно заорал Мазур, видя, что Волчонок  идет  на  сближение  с
пустыми руками. - Нож, мать твою!"
   Поздно. Напарник так и не бросил руку к поясу. Вспененная  струя,  полная
клокочущих  пузырьков,  рванулась  из   трубки,   с   нереальной   быстротой
вытягиваясь в длину, - и встретилась с грудью Волчонка. Тот, с маху  потеряв
темп, конвульсивно дернулся, запрокидываясь назад  все  сильнее  и  сильнее,
словно падал с несущегося на всем скаку коня, широкие ласты уже взмыли  выше
головы - и Мазуров напарник, обвиснув безвольной тряпкой, уже  выпустив  изо
рта загубник,, вниз головой пошел ко дну по отвесной.
   Некогда было думать и колебаться. Отметив, что второй чужак, выполнив  на
месте грациозный пируэт, рванулся прочь, Мазур уклонился  от  второй  пенной
струи, прошедшей сантиметрах в десяти от его поясницы, в три  гребка  сменил
уровень и направление, оказавшись выше и левее, крутанул боевой вираж.
   Ребро его ласта, как он и рассчитывал,  с  нешуточной  силой  ударило  по
запястью чужака, и тут же пятка Мазура подбила локоть уже  ушибленной  руки.
"Тубус" взлетел вверх, вырвался из обтянутых черной резиной  пальцев,  пошел
на дно. Еще два гребка, "горка", пируэт... Оказавшись лицом к повернутому  в
профиль противнику, Мазур скупо взмахнул ножом. Успел  повернуть  клинок  на
середине траектории.
   Нож рассек правый шланг чужака -  а  там,  из-за  того  самого  поворота,
обушком зацепил левый, вырывая изо рта  загубник.  Перед  глазами  у  Мазура
мелькнула запрокинутая голова, раздернутый в тщетных поисках воздуха  рот  с
ровными белыми зубами, за овальным стеклом маски Мазур без труда  рассмотрел
сведенное ужасом лицо.
   И полоснул лезвием по резине, по шее -  справа  под  челюстью.  Мгновенно
взвихрилось облачко темной мути, из разинутого рта рванулись  вверх  крупные
пузыри, противник  пошел  на  дно,  нелепо  болтая  конечностями,  окутанный
растущим темным облачком. Мазур не видел дальнейшего - он  несся  следом  за
вторым.
   Это была странная,  беззвучная  погоня  в  сине-зеленой  невесомости,  на
пределе сил. Выставив вперед сомкнутые кисти - в руке по-прежнему зажат нож,
- Мазур несся над верхушками подводных скал, Над слабо колышущимися полосами
бурых водорослей, сквозь рассыпавшиеся при  его  приближении  рыбьи  стайки,
вертко бросавшиеся в  стороны.  Чужак  маячил  далеко  впереди,  на  пределе
видимости.  Временами  его  голова  словно  становилась  светлее  -  это  он
оглядывался, и Мазур видел стекло маски.
   Мазур уже понимал, что столкнулся  не  с  любителями.  Те  еще  подводные
волки. И потому он изо  всех  сил  старался  не  поддаться  лишнему  азарту,
горячке погони. В такой ситуации выигрывает тот, у кого крепче  нервы.  Рано
или поздно Мазур его догонит, убегавший, скорее всего, тоже это понимает,  -
и потому нужно смотреть в оба, не пропустить момент, когда чужак перейдет  к
обороне.  Подводные  схватки   сплошь   и   рядом   скоротечны,   прямо-таки
молниеносны, из-за специфики, из-за воды вокруг,  из-за  загубника  во  рту.
Кроме того, не исключена засада... \
   Чужак скрылся  в  узком  проходе  меж  двумя  высокими  скалами.  Слишком
уверенно он туда вошел, не  снижая  скорости,  -  а  это  означало  неплохое
знакомство с местностью, и отнюдь не по лоциям. Должен был проплывать  здесь
не единожды - в отличие от Мазура, не бывавшего в этих местах.
   И он взмыл вверх, чтобы не угодить в ловушку. Пошел над гранеными кусками
дикого камня, зорко глядя вниз.
   За скалами  дно  обрывалось  во  мрак,  в  ту  самую,  словно  бы  лениво
клубящуюся, темную глубину. Беглый взгляд на глубиномер - и Мазур  прекратил
погружение, остался на прежнем уровне. Он довольно  близко  подошел  к  тому
пределу, когда акваланг уже не поможет. К другой глубине.
   Впереди взмыли  над  скалами  два  продолговатых  предмета,  напоминавшие
остроконечные торпеды, в пару  секунд  изменили  курс,  и  теперь  выглядели
скорее  торцами  бревен,   которые   оседлали   люди.   Пузырчатые   облачка
превратились в струи, и предметы раза в три  быстрее,  чем  двигался  Мазур,
пошли на глубину, в клубящийся мрак. Два всадника на первой, один на второй.
Они удалялись бесшумно, как призраки, слились с  простиравшейся  под  ногами
темнотой.
   И Мазур остановился. Он ничего больше не мог сделать - не в  человеческих
силах...
   ...Ему впервые подумалось, что небольшая каюта без окон, где  обычно,  по
соседству  со  шлюзовой  камерой,  происходили  "разборы  полетов",   чем-то
напоминает  карцер.  То  ли  полным  отсутствием  окон,  то  ли  спартанской
простотой меблировки. В комнате царило тяжелое молчание.
   Мазур впервые столкнулся со смертью с бою. Со смертью  одного  из  своих.
Полчаса назад Волчонок еще был, а теперь его не было. Совсем. Тот  затянутый
в черный гидрокостюм предмет, что они доставили к шлюзовой камере,  а  потом
подняли с вогнутого дна и перенесли в сухое помещение,  был  как  две  капли
воды похож на Волчонка, но уже не имел к нему никакого отношения. Потому что
не двигался, не говорил, не смотрел.
   И останется таким насовсем. Это  несправедливо,  неправильно,  больно,  а
главное, ничего невозможно изменить... Волчонок был, а теперь его нет.
   Его убили. Насовсем.
   Почему-то он  вспомнил  о  тех  четырех,  которых  убил  сам,  -  точнее,
попытался отыскать во взбаламученном  сознании  какие-то  изменения.  Должны
быть изменения. Он же убивал. И он сам, и мир вокруг обязаны измениться...
   Но ничего подобного нет. Он прежний. Все прежнее. Разве что в подсознании
занозой сидят воспоминания о том, как  легко  входил  паранг  в  грудь,  как
совершенно ничего не чувствовалось, когда  клинок  полоснул  по  шее  чужого
пловца, как пули входили в тело, какие звуки при этом  раздавались.  Но  это
вовсе не казалось изменениями. Ничего  в  нем  не  изменилось,  и  Мазур  не
представлял, пугаться этому или радоваться...
   - Итак? - спросил Дракон, восседавший во главе стола.
   - Я считаю, что Мазур оплошал, - сказал Папа Карло, не  поднимая  взгляда
выше стола.
   - Я тоже, - почти без интервала произнес Черномор.
   - Кто-нибудь еще так считает?
   Молчание. Очень долгое молчание. Мазур не мог смотреть не то что  на  тех
двоих - в их сторону. Сейчас он их ненавидел - рассудочно, люто. Потому  что
не мог понять, почему они это говорят. До этой минуты все были  свои,  члены
группы, он ничего не сделал этим двоим, меж ними не было и  тени  неприязни,
даже голос друг на друга не повысили никогда,  ни  единой  стычки...  Он  их
ненавидел еще почище, чем убийцу Волчонка.
   - Значит, я могу сделать вывод,  что  так  считаете  только  вы  двое,  а
остальные шестеро придерживаются противоположного мнения, - тусклым казенным
голосом подвел итог Дракон. - Дело тут, понятно, не в простом арифметическом
большинстве.  Гораздо  больший  вес,  например,  имеет  такой  нюанс...  Оба
товарища, выразившие недоверие  старшему  лейтенанту  Мазуру,  из  "чистых".
Другими словами, им еще не приходилось кого-либо отправлять  к  праотцам.  И
вот это уже кое на что влияет... Старлей, встать! - приказал  он,  уперев  в
Мазура бесстрастный взгляд.
   Мазур механически выпрямился, как оловянный солдатик.
   -   Мнение   двух   данных   товарищей   нисколько    не    соответствует
действительности, - сказал Дракон  с  равнодушным  лицом  диктора  программы
"Время", сообщающего о ходе жатвы. - Никаких претензий к старшему лейтенанту
Мазуру  быть  не  может.  Мазур,  можете  сесть.  Товарищи  офицеры,  данное
заключение, которое я взял на себя смелость огласить  немедленно,  основано,
как легко понять, не на лирике, а на тщательном  и  долгом  изучении  данных
бумаг. - Он придавил широкой короткопалой ладонью  стопку  белых  листков  -
написанные каждым рапорта и составленная каждым схема происшедшего.  -  Одно
немаловажное уточнение: старший лейтенант Мазур, я хочу, чтобы вы  перестали
зыркать на двух данных товарищей мутным взором убийцы. Ничего страшного  или
подлого не произошло. Они поступили так, как  считали  нужным,  более  того,
обязаны были так именно и поступить: без утайки  и  оговорок  выложить  свое
мнение касательно происшедшего. Это долг каждого. Разумеется, теперь  я  вас
ни за что не назначу в одну "двойку" или  "тройку",  но  это  совсем  другая
история... Так вот, всякий обязан высказать свое мнение и  не  комплексовать
из-за того, что оно оказалось не поддержанным  большинством  членов  группы,
как в данном конкретном случае. Итак, я все изучил... Дело  в  том,  господа
сопляки, что вы мне ничуть не кажетесь единственными  и  неповторимыми,  как
кажетесь себе. Когда говорят, что начальство и вообще люди со  стажем  имеют
неплохой жизненный опыт, оно так и есть. Жизненный опыт подобных мне  людей,
помимо прочего, заключается еще и в том, что я пережил массу  ситуаций,  тех
самых, что вам, соплякам, кажутся неповторимыми и  уникальными,  а  на  деле
сводятся к некоему количеству стандартов. Сейчас  мы  снова  встретились  со
стандартной ситуацией... Лет через несколько вы это непременно поймете.  Те,
кто доживет.  Так  вот,  старший  лейтенант  Мазур  не  виноват.  Виноват  в
происшедшем старший лейтенант Волков, он же Волчонок. Вбейте себе  в  голову
то; что я вам сейчас скажу,  намертво.  На  всю  оставшуюся  жизнь.  Там,  в
соседней комнате, лежит труп старшего лейтенанта Волко