в  ту  сторону,  откуда  могли  появиться
основные силы неприятеля. Кацуба приволок сумки, с грохотом свалил у  трапа,
умчался за канистрами.
   - Готова, хефе!
   Мазур обернулся к Ольге. М-да, идеальный  солдатик  с  яркого  рекламного
плаката - высокие ботинки,  камуфляжные  портки,  такая  же  куртка,  черная
армейская майка, "гаранд" с длинным магазином на плече, "беретта"  у  пояса,
мама родная, и мачете нацепила, всадница под бледной луной...
   Но не было времени иронизировать или шутить.  Он  лишь  удивленно  поднял
брови, глядя на объемистую сумку, которую Ольга притащила с собой:
   - А это что?
   - Платья, конечно,- ответила она словно бы даже  удивленно.-  Не  бросать
же? Сумка совсем легкая...
   От растерянности он промолчал, махнул рукой, и Ольга обрадованно потащила
сумку к борту, опасаясь, очевидно, что грозный вождь может передумать.
   Подбежал Фред, пыхтя, обеими руками держа перед грудью  ящик  с  кошками:
одна, видимо, почувствовав резкую перемену обстановки, надрывно замяукала.
   - Вниз! - скомандовал Мазур. - Принимай вещи!
   - Только кысок не оставь...
   - Ладно ты, вниз!
   Выругавшись мысленно, Мазур первым делом переправил в лодку кошачий  ящик
- теперь заорали все три,- потом взялся за сумки и оружие. Появился Кацуба с
четырьмя канистрами, две он волок в руках, две зажимал под мышками и  оттого
передвигался, нелепо скрючившись, семеня.
   - Живо, живо! - поторапливал Мазур.
   - Сеньор коммодор!
   Он резко повернулся, не  сразу  и  сообразив,  кому  принадлежит  женский
голос, был уже мысленно в каком-то другом мире, ничего общего не  имевшем  с
пароходом.
   Супружница инженера наконец-то рискнула первой из обитателей "господской"
половины выйти на палубу. Увидев два имевших место трупа, отшатнулась, но не
убежала. Уставилась на Мазура испуганно, моляще, с надеждой:
   - Все ведь кончилось?
   - Не совсем, но в  общем...-  промямлил  он.  Снизу  нетерпеливо  свистел
Кацуба - все трое уже сидели в лодке, судя по  звукам,  кто-то  из  них,  не
теряя времени, пытался запустить мотор.
   - Вы что, уезжаете? - молодая  женщина  сделала  такое  движение,  словно
хотела ухватить его за рукав.- Как же теперь...
   Ну, и что ей теперь скажешь? Что вообще можно  сказать?  Самого  главного
нельзя,  а  все  остальное  не  годится,  поскольку  не  поправит   пикового
положения, в котором нежданно очутилась  насмерть  перепуганная  сеньора  из
общества. Впрочем, и главное,  окажись  оно  каким-то  немыслимым  чудом  ей
известно, опять-таки ничего не поправит...
   Отведя глаза, стиснув зубы, Мазур соскользнул на штормтрап,  с  привычной
сноровкой перебирая толстые деревянные перекладины, спустился в  лодку,  где
оказалось довольно просторно.
   Мотор взревел - Кацуба с ним справился в  два  счета,-  стал  выплевывать
сизый чад. Перехватив взгляд напарника, Мазур кивнул, подполковник дал  газ,
и пароход словно отпрыгнул назад, в лицо ударил сыроватый ветерок...

   Глава десятая
   КОГДА СКАЗОЧНИКИ ПРАВЫ...
   Темно-зеленое пластиковое корыто, невысокое, как мыльница, плоскодонное и
квадратное, как мыльница, начерпало бы изрядно  воды  и  пошло  ко  дну  при
малейшем волнении, но здесь, на спокойной реке, где  течения  совершенно  не
чувствовалось, оно оказалось чуть ли не  идеальным  средством  передвижения.
Поначалу  Кацуба,  повинуясь  естественному  рефлексу   бегущего,   чересчур
поддавал газу, сидящих захлестывало брызгами, пару раз при резких  поворотах
через борт плеснула коричневая водица, но очень быстро рулевой приноровился,
нашел подходящую  скорость,  позволявшую  поспешать,  но  не  нестись  сломя
голову.
   Потом  скорость  пришлось  сбавить  -  коряги  шли  косяками,   огромные,
уродливые, стволы и сучья мертвых деревьев, толстые ветви торчали  шипами  и
при малейшей оплошности рулевого могли  превратить  кого-то  из  сидевших  в
лодке в цыпленка на вертеле. С высокой палубы "Хиггинса" река представлялась
совсем другой, но теперь...
   Кацуба совсем сбросил газ - слева высоченная  и  косматая  зеленая  стена
размыкалась, пропуская сливавшийся с Уакалерой спокойный поток, раза  в  два
ее уже.
   - Здесь? - спросил подполковник.
   - Я же не господь бог...- проворчал Мазур, изучая карту.- И спидометра  у
них нет... но очень похоже, что здесь....
   Кацуба осторожно ввел лодку в безымянный приток. Лодка  теперь  плыла  со
скоростью уносимой течением щепки - коряги перли, как горбуша на нересте.
   Вот это были настоящие  джунгли.  Сельва.  Гладкие,  светло-бледные,  как
снятое молоко, какие-то синюшно-болезненные стволы  вздымались,  тесня  друг
друга, спутанные пучки лиан заплетали любой кусочек свободного пространства,
свисали сверху причудливыми петлями, в свою очередь,  отяжеленные  лохматыми
бородами ярко-зеленого и коричневого мха, а снизу с той же буйно-сумасшедшей
жизненной силой вздымались густые папоротники (а может,  и  не  папоротники,
аллах их ведает). Зеленая путаница лиан казалась толстенной паутиной.  Мазур
не удивился бы, появись наверху паук размером с теленка.
   Лишь посередине реки было более-менее светло -  деревья  так  и  норовили
сплести ветви куполом, образовать зеленый свод. Оба берега  затопил  смутный
полумрак.
   - Это ничего,- сказал Кацуба сквозь зубы, осторожно  отпихивая  прикладом
винтовки самую легкую корягу.- Видели бы вы, что в таких местах  творится  в
сезон дождей...
   - Видывали, знаете ли,- сообщила Ольга.
   Мазур промолчал, хотя и он мог бы повторить то же самое. Тогда они шли  к
аэродрому как раз в сезон дождей: мерзейшая погода - лучший друг диверсанта,
каковой с ней находится  в  сложнейших  отношениях  любви-ненависти...  -  А
теперь вот сюда...
   Выключив мотор, Кацуба, загребая оказавшимся в лодке  коротким  веслом  -
лопасть раза в три длиннее рукояти, что-то индейское, надо полагать,-  повел
ее в сумрак, за высоченный ствол  мертвого  дерева,  наполовину  лежавший  в
воде. Прежде чем к нему причалить, как следует постучал прикладом по  стволу
- ну да, чтобы какая-нибудь пакость, вздумай она тут  греться  на  солнышке,
убралась поздорову.
   Пакости не оказалось. Поблизости, метрах в  десяти,  у  поверхности  воды
лежал невеликий кайманчик, но он старательно прикидывался мирной колодой, то
ли решив, что сей новоприбывший предмет ему не по клыкам,  то  ли  собираясь
сначала изучить обстановку.
   Кацуба хлопнул  Кошачьего  Фредди  по  плечу,  показал  на  винтовку,  на
каймана, на воду. Фредди кивнул, перехватил свой "гаранд" поудобнее  и  стал
следить за примыкающей акваторией.
   От ствола несло едкой плесенью. До Уакалеры было метров двести. На берегу
меж быть-может-и-папоротниками во множестве росли  похожие  на  колокольчики
уникальные цветки кантуту - их можно было встретить только  в  этих  местах,
меж Уакалерой и Ирупаной. Это был  национальный  цветок  Санта-Кроче  -  как
березка для русских и кедр для сибиряков. Даже более того - флаг республики,
его три вертикальных  полосы,  повторяли  цвета  кантуту:  зеленый,  желтый,
красный. Мазур все это  слышал  вчера  вечером  на  балу,  когда  кто-то  из
товарищей по путешествию решил посвятить его в тайны здешней геральдики.
   - Почему остановились? - спросила Ольга.
   - Потому что сломя голову  бежит  только  глупый  беглец,-  тихо  ответил
Кацуба.- А умный время от  времени  останавливается  и  оглядывается...-  Он
потыкал ствол прикладом винтовки,  проверяя  его  на  прочность.-  Выдержит,
недавно упал...
   Воткнув в вонючую древесину, насколько удалось, свое мачете,  привязал  к
нему лодку. Хотел, сразу видно, привычно приказать, но  в  последний  момент
вспомнил о субординации и спросил Мазура:
   - Кто здесь, кто на берегу?
   - Я на берег,- сказал Мазур.
   Взял в охапку сразу несколько стволов -  СЕТМЕ,  привезенный  из  столицы
"гаранд", тот самый автомат,  позволивший  ему  одолеть  сопляка  в  каюте,-
выпрыгнул на берег. Стволов навалом, ч-черт, а вот магазинов к ним - раз-два
и обчелся, не обременяли себя боеприпасами господа леваки, не  рассчитывали,
что вместо легкой победы получат по морде...
   Осторожно вошел в высокие,  по  грудь,  заросли  ломких,  сочных  кустов.
Главное было - не напороться на змею, в багаже есть надежная  сыворотка,  но
сейчас, когда вот-вот может налететь погоня, змеиный укус как  нельзя  более
некстати...
   Словно бы плыл по грудь в зеленом буйстве здешних  исполинских  сорняков.
Найдя хорошую позицию,  примостил  испанскую  трещотку  на  суку,  аккуратно
прислонив две других к стволу. В отличие от парохода, сельва -  идеальнейшее
место для засады.
   Довольно долго ничего не происходило. Минут десять он стоял в напряженной
позе. Потом с Уакалеры донесся явственный  стук  мотора  -  судя  по  звуку,
монотонному гуденью, перемежавшемуся чиханием и треском, догонявшие  шли  на
большой скорости хитрыми зигзагами, уворачиваясь от коряг. Опыта  в  здешнем
судовождении у них, заранее можно сказать, побольше, чем у Кацубы,-  ну  да,
привыкли пиратствовать на этой тихой реченьке...
   Где-то у слияния притока с рекой мотор резко сбавил обороты. Повернут? Не
повернут? Мазур переставил диоптрический  целик  на  "100",  коснулся  щекой
гладкого приклада.
   Медленно  проползали  секунды  -  тик-так-тик-так...  Рев  мотора.  Лодка
умчалась дальше по реке - в ту сторону, куда они сами поплыли бы, не  сверни
в приток.
   Покосившись влево,  он  рассмотрел  сквозь  путаницу  лиан  лежавшего  на
стволе, за толстым суком, Кацубу, голову  стоявшей  во  весь  рост  в  лодке
Ольги, никелированный ствол "беретты" на фоне ее щеки и золотистого  локона.
Эта должна жить, повторял он,  как  заклинание,  с  этой  ничего  не  должно
случиться. Хватит и того, что лопухнулся, не уберег ту...
   И снова - череда вялотекущих секунд, понемногу сливавшихся в минуты: две,
три, четыре... Минуте на пятой послышался шум мотора, и лодка, на сей раз не
задержавшись возле устья притока,  на  большой  скорости  ушла  к  пароходу.
Выждав еще, для вящей надежности, Мазур вернулся к  лодке,  спрыгнул  в  нее
так, чтобы не  качнуть.  -  Пронесло,-  облегченно  вздохнула  Ольга.  Мазур
фыркнул, в первую очередь вспомнив старый анекдот. Пожал плечами:
   - Черт их знает... Может, оружие им гораздо важнее, чем наши  скальпы.  А
может, прекрасно соображали, насколько легко попасть  тут  в  засаду...  Для
нас- никакой разницы, что пнем по сове, что сову об пень. Что ты улыбаешься?
Незнакомая идиома?
   - Нет, просто на вас внимательно смотрю...- сказала Ольга.
   Мазур оглядел себя. Их  с  Кацубой  белоснежные  костюмы  из  престижного
столичного  магазина  превратились  в  нечто  предосудительное:  кое-где  на
зеленом все же проглядывало белое, но крайне редко.
   Поневоле пришлось переодеваться в самые уместные для здешних мест наряды,
особыми изысками  не  блещущие:  пятнистые  брюки-куртки,  высокие  ботинки,
черные майки. Все новенькое, правда,- бравое подразделение необмятых  Рэмбов
готовится к броску, а уж стволов-то, мама  родная,  так  во  все  стороны  и
торчат... Кошачий Фредди грустно пожал плечами:
   - Одному мне придется в костюмчике, как дураку.... А ведь в сумке все  то
же самое вез...
   - Сумку надо было хватать, а не кошек,- поморщился Кацуба.
   - А, чихать. Накомарник успел в карман сунуть - и сойдет. Черт с  ним,  с
костюмом, кыски больших денег стоят, как-никак перебедую. Видите, полковник?
- ткнул пальцем в карту, которую Мазур, не  теряя  времени,  вновь  принялся
изучать.- Если выплывем, как вы прикинули, аккурат  мимо  Опалового  поселка
двинем, там я кысок пристрою...
   - А рация там у них есть? - спросил Мазур.
   - А то! - Фредди просунул палец в ближайшую дырочку  своего  ящика.  Кысы
себя правильно вели, не заорали ни разу - а звук ведь по воде далеко слышно,
чего  доброго,  могли  и  услышать.  Кошачий  мяв  в  этих  местах  -  штука
небывалая...
   - Не услышали бы,- усмехнулась Ольга,  покачала  на  ладони  "вальтер"  с
глушителем.- Если бы хоть одна кошка начала орать...
   - Мисс! - с укоризной воскликнул уязвленный до глубины души Фредди.- Вы ж
такая красивая, вам доброй быть положено...
   -  Извините,  милейший,  но  в  данной  ситуации  собственная  шкура  мне
почему-то дороже ваших будущих сомнительных прибылей,- отрезала Ольга.
   - Ну, эт конечно... эт верно...- смущенно пробормотал антиквар.
   - Вперед?  -  спросил  Кацуба  о  унылым  видом  старинного  кастильского
лейтенанта, которому командир этак мимоходом, за стаканчиком вина  предложил
пересечь неисследованный континент от одного морского берега  до  другого  и
без пары бочек золота не возвращаться.
   И они двинулись вперед.
   ...И плыли до вечера, где включая мотор на несколько  минут,  где  тащась
по-черепашьи с помощью единственного весла,  лавируя  среди  коряг,  которые
отталкивали прикладами, иногда пробиваясь сквозь местные саргассы -  водяные
гиацинты  камелоте,  там  и  сям  перегораживавшие  реку  сплошным   ковром.
Паскудные обезьяны без всякого уважения к гомо сапиенс швырялись с  верхушек
ветками и какими-то плодами, вереща, неслись  следом  по  лианам,  и  в  эти
моменты ни один здравомыслящий человек не мог  ни  на  грош  верить  мистеру
Дарвину - только тот, кто видел сельву исключительно  по  телевизору,  может
поверить, что человек имеет хоть что-то общее с этими бандерлогами...
   Следовало бы, осмотрительности ради, остановиться на ночлег, но по  обоим
берегам тянулись унылые болота, поросшие бамбуком и тростниками.  Змей  там,
по заверению Ольги, было видимо-невидимо.
   Когда -  неожиданно,  конечно  -  упала  темнота,  скорость  сбросили  до
минимума, зажгли укрепленную на носу лодки автомобильную фару. Даже человеку
с крепкими нервами тут приходилось несладко: в белом луче импровизированного
прожектора коряги и заросли приобретали фантастические очертания, то и  дело
мерещилась всякая чушь. Как ни тверди себе, что это всего  лишь  мозг  из-за
недостатка зрительной информации достраивает увиденное работой воображения,-
помогает плохо... К тому же по  берегам  клубилась  белесая  муть  -  то  ли
болотные испарения, то ли  ночной  туман.  Над  головой  протянулась  полоса
чистого неба, усеянная огромными сверкающими звездами,- это немного помогало
ориентироваться, держаться посередине реки.
   В довершение по  сторонам  частенько  раздавался  тихий  детский  плач  -
никакой  мистики,  всего  лишь  кайманы,  но  сходство  полное,   привыкнуть
невозможно. Как ни пшикали репеллентами, как ни укрывались  накомарниками  -
особо настырная мошкара прорывалась к добыче и кусалась, как иголкой тыкала.
Час за часом проходил в угрюмом молчании  -  о  чем  тут  было  говорить?  -
прерывавшемся лишь краткими репликами по делу: о коряге в опасной  близости,
о мели впереди...
   - Стоп! - сказала вдруг Ольга.- Слышите?
   Кацуба с похвальной быстротой остановил лодку, упершись веслом в толстый,
выгнутый сук огромной коряги. Прислушался, пошарил по борту, отыскал  кнопку
и погасил фару. Тихо ответил:
   - Кажется, катер...  Но  не  похоже  что-то...  В  самом  деле,  странный
бурлящий звук, порой переплетавшийся с храпением, скорее  напоминал  чуханье
старой паровой машины. Лодку явственно качнуло на высокой волне,  обогнавшей
быстро приближавшийся предмет - и снова, и еще раз, волны набегали  чередой,
плеща и шлепая в низкий борт.
   - Матерь божья...- прошептала Ольга.
   Сначала Мазуру показалось, что  он  видит  пе-рископ  подводной  лодки  -
первая ассоциация, на какую наткнулось сознание. Но уже в следующий миг  его
с ног до  головы  прошила  волна  липкого,  холодного  ужаса,  первобытного,
старого.
   Черный столб, высунувшийся из  воды  метра  на  четыре,  -  это  от  него
разбегались волны - заканчивался огромной змеиной головой,  глаза  светились
двумя зеленоватыми фонариками вроде тех, что горели на мачте "Хиггинса".  Он
попытался прикинуть длину чудовища - и не смог, сердце зашлось в непонятном,
ни на что прежнее не похожем ужасе. Мазур далеко  не  сразу  сообразил,  что
странное костяное клацанье - это стук его собственных зубов. Впервые в жизни
зубы по-настоящему стучали от страха.
   Пытаясь пересилить себя,  он  крепче  сжал  испанскую  винтовку,  большим
пальцем левой давил на переводчик огня, и  без  того  стоявший  в  положении
"очередями", давил, давил - с трудом опомнился,  палец  соскользнул,  потная
ладонь легла под цевье...
   - Не смей...- прошептала Ольга.- Бросится...
   Посередине реки четко угадывались изгибы огромного тела - змея лежала  на
воде, поворачивая голову механическими движениями  подъемного  крана.  Мазур
так и не понял, то ли это он оглох от страха, то ли вокруг и  в  самом  деле
воцарилась тишина, заткнулись обезьяны, умолкли  кайманы,  их  отсвечивающих
красным глаз вокруг уже не видно...
   Нет, не оглох. Лесная  живность  и  в  самом  деле  умолкла  -  появилась
владычица,  метров  пят-надцать  скользкого  ужаса.  Это  было  неправильно,
человек не должен такое видеть, оно обязано  было  вымереть  в  незапамятные
времена, оставшись лишь персонажем сказок  о  драконах  и  царь-змеях...  но
гигантская анаконда  выглядела  насквозь  реальной,  она  лениво  извивалась
посередине реки,  в  скудном  свете  звезд.  Быть  может,  яркий  фонарь  ей
показался глазом то ли достойного противника, то ли добычи...
   Сколько это продолжалось, неизвестно. Внезапно с середины реки покатились
высокие волны, бурлящее храпение усилилось, и огромная змеища, вновь  подняв
голову над водой,  поплыла  прочь,  с  удивительной  быстротой  лавируя  меж
корягами.
   Они еще долго сидели неподвижно, как китайские болванчики. Потом раздался
смущенный голос Кацубы:
   - Никто в штаны не наделал?
   Признаний не последовало - судя по отсутствию  запаха,  все  обстояло  не
столь уж скверно. Только сейчас Мазур обнаружил, что Ольга  мертвой  хваткой
сжала его правую руку повыше локтя.  Осторожно  пошевелился.  Она  не  сразу
разжала пальцы.
   "Надо же,- подумал он.- А я ведь не верил Сеньору Мюнхгаузену. Выходит, и
записные врали иногда рассказывают сущую правду..."
   - Слыхал,- сказал очумелым голосом Фредди.- Но не видал ни разу.
   - Аналогично,- отозвался Кацуба.
   - Говорят, их до черта в северных болотах. Реки, должно  быть,  вздулись,
вот и шлепает...
   - И ведь никто не поверит...- заключила Ольга сокрушенно.- Я сама никогда
не верила, как бы ни божились... Знаете,  что-то  мне  не  хочется  плыть  в
темноте.
   - Говорят, кроме анаконд, есть еще  всякие  чудища,-  обрадовал  Фредди.-
Здоровые, зубастые...
   Кацуба решительно направил лодку к берегу. Они плыли  еще  минут  десять,
прежде чем отыскали кусок относительно твердой земли,  особенного  оптимизма
он не внушал, но от добра добра не ищут, может оказаться,  что  это  и  есть
сущий оазис на фоне необозримых болот...
   Распугивая какие-то неопознанные мохнатые клубки, шустро  улепетнувшие  в
чащу, высадились на берег. Ноги по щиколотку тонули в  противно  проседавшей
под подошвой массе  -  густая  грязь,  спутанная  трава,  опавшие  листья...
Надежно привязав лодку, взялись за работу.
   Устраивать лагерь в сельве - занятие  нехитрое.  Нужно  всего  лишь  пару
часов помахать мачете от души, вырубив под корень всю растительность - чтобы
не подкралась, прячась в траве, какая-нибудь ползучая или  ходячая  гадость.
Потом с тем же прилежанием следует обрубить лианы -  опять-таки  на  большом
пространстве, чтобы не заявились сверху змеи. Остаются  мелочи  -  привязать
гамаки к стволам, ставшим бесстыдно голыми, как телеграфные столбы,  покрыть
их тентами, москитными сетками,  договориться,  в  какой  очередности  будут
меняться  часовые  -  и  можно  блаженно   расслабиться,   примостив   рядом
винтов-ку...
   И напиться от души. У них в багаже хватало дезинфицирующих растворов,  но
Мазур прекрасно помнил, какая гадость -  щедро  обработанная  хлором  речная
вода. Остальные тоже прекрасно эт