его
хитро-проницательно. - А может... Знаешь, есть такие, которые для
удовольствия пользуются мальчиками... Дело житейское, ты только скажи,
чтобы я знал...
  - Э, нет, - решительно сказал Мазур. - Дело, конечно, житейское, но я
как-то привык держаться женщин...
  - Почему же ты так вяло говоришь про Лейлу?
  - Боюсь ненароком оскорбить какой-нибудь местный обычай, - честно
признался Мазур.
  - Ты деликатный, это правильно... Только нет никаких таких обычаев. Ты
меня ничем не оскорбляешь, ее тоже...
  Он что-то повелительно крикнул, и тут же, неведомо откуда, возникла Лейла.
  Выслушав новое наставление, выраженное всего-то в парочке фраз, она,
промедлив, потупилась - и одним рывком сбросила блузку, потом столь же
ловко избавилась от саронга. И осталась стоять обнаженная, прикрывшись
ладошкой не столько из стыдливости, сколько из того же кокетства. Пузатый
староста неожиданно проворным движением оказался рядом с Мазуром,
бесцеремонно ухватив его пятерней за то самое место, что недвусмысленным
образом отреагировало на пленительное зрелище, - ну, против природы не
попрешь... Новый приказ - и девушка, подхватив одежду в охапку, хихикнув,
вновь пропала за бамбуковой перегородкой.
  Мазур сердито стряхнул руку старосты. Тот, довольно пофыркивая, уселся на
прежнее место, плеснул по стаканчикам неизвестного алкоголя.
  - Хороший у тебя бамбук, - сказал он преспокойно. - Длинный, крепкий.
Девчонке понравится. Я тебе признаюсь по секрету, Джимхокинс, что обычаи у
нас простые. Если девушка, достигнув возраста, захочет покачаться на
мужском бамбуке, ее никто не будет ругать. Это жена не имеет права ходить
в чащу с другими, а девушке многое позволено. Честно скажу, Лейла уже
играла с парнями в эти самые игры... но это ведь только к лучшему, а?
Зачем тебе неопытная и неумелая женщина? Лучше такая, которая все умеет...
А?
  - Староста, - сказал Мазур, - ты мне ее что, в жены предлагаешь?
  - А как же еще? Не просто так баловаться... Она как-никак дочь старосты
всего острова, поиграла по молодости - и хватит...
  Он протянул к Мазуру свой стаканчик совершенно российским движением,
показалось даже, вот-вот спросит: "Ты меня уважаешь?" Нет, конечно, сия
формула была старосте неведома. И они выпили молча, без всяких тостов.
Помолчав немного, Абдаллах сказал:
  - Давай я тебе все объясню подробнее... Сначала возьмем тебя - ты молодой,
сильный и красивый, но нет у тебя ни дома, ни жены, ни достойного занятия.
А теперь возьмем меня. Я староста всего острова, но я уже пожилой. Все
труднее управляться с этим неблагодарным народом. Есть, знаешь ли, такие
ловкачи, которые думают себе по хижинам разные мысли и питают идиотские
надежды... Только я еще крепкий! - Он, чуть захмелев, погрозил в
пространство кулаком, определенно кому-то конкретному. - Я в свое время от
йапонцев живым ушел и сейчас кое-кому не по зубам... Но все равно пора
думать про будущее. Видел, какая у меня Лейла? И что, отдавать ее
кому-нибудь из наших хиляков? Хлипкий народец, плохо ест, денег ни у кого
нету... Ладно, побаловалась для умения - и хватит! Муж ей нужен совсем
другой. Крепкий, как ты. Ты белый, но это ничего. Я знаю, как это бывает у
животных: когда смешивают породу, детки получаются очень крепкими... У вас
с Лейлой должны быть хорошие детки... внуки, - протянул он мечтательно,
умиленно. - У меня будут хорошие, крепкие внуки, наполовину белые,
наполовину бараяки... У нас будет хорошая семья - я и вы с Лейлой... И
кто-то заткнется, заткнется... Джимхокинс, я тебе скажу еще один приятный
секрет. У меня есть кое-что... Закопанное. Не рупии какие-нибудь, а те
деньги, что ходят и в других странах. И золото, немножко... Все вам
останется. Я бы мог, конечно, уехать с ней на Лабанабуджо, в город, но там
мы будем - никто. А здесь мы - вс„.
  - Подожди, - сказал Мазур. - Но обо мне рано или поздно прознает полиция...
  - Придумаем что-нибудь, - убежденно сказал староста. - Вдвоем посидим и
придумаем. Я умный... ты белый, а значит, тоже умный. Обязательно
придумаем. Дадим полицейским денег, они тебе дадут документы... Пройдет
время, и все забудут про твой корабль... Перестанут задавать вопросы. Нет,
конечно, если ты хочешь, мы тебя отвезем на Лабанабуджо... Подумай, друг
мой Джимхокинс, как следует подумай...
  Ежели совсем цинично - а что тут было думать? Этот толстяк с одного из
тысяч островов только казался простаком и добряком. На деле он был
мужичком хозяйственным и цепким. И выбор предложил незатейливый - либо ты,
голубь, пойдешь в зятья, либо спихнем мы тебя полиции, и пусть она с тобой
разбирается. Та самая крестьянская сметка, побуждающая использовать в
крепком хозяйстве все мало-мальски пригодное.
  Пожалуй, он нисколечко не кривит душой, царек местный. Ему и в самом деле
нужны крепенькие внучата, наследники, - а еще нужен зять-амбал,
сподвижник, телохранитель, над„жа и опора, не имеющий тут ни корней, ни
родни, всем обязанный старосте, идеальный адъютант в борьбе с несомненно
существующей в этом благословенном уголке оппозицией... Ум„н, прохвост,
чего уж там... Прекрасно понимает, что деться Мазуру некуда.
  Некуда. Как ни прикидывай, а лучше варианта не придумаешь. Затаиться,
обустроиться, ждать счастливого случая... Не на Луне, в конце концов!
  - Я согласен, - сказал он решительно. - Как все это должно выглядеть,
староста?
  - Сейчас объясню, - сказал просиявший Абдаллах. - Сейчас я тебе вс„
объясню, сынок, дорогой мой Джимхокинс... Лейла, утапачате камеандаки! -
прямо-таки взревел он.
  Моментально появилась Лейла, встала возле папеньки с видом смиренным и
благовоспитанным, но украдкой послала Мазуру такой взгляд, что он ни о чем
уже не сожалел.
  Приосанившись, усевшись в позе Будды, староста изрек:
  - Я нашел тебе мужа, Лейла. Вот твой муж. Он пока что не мусульманин, но
это ничего, наши предки тоже когда-то не были мусульманами. Дня через три
вернется старый Хазинг и сделает по всем правилам... Ну, ты рада? Белый,
повидал мир, симпатичный, сильный...
  - А он не будет меня бить? - спросила Лейла, опустив ресницы.
  - Если ты будешь хорошей женой, ни за что не будет, - заверил староста с
усталым видом человека, осилившего недюжинную работенку чуть ли не на
манер Сизифовой. - Ну, я пойду проверю, как там наши лентяи чинят сети.
Скоро пойдет рыба, за всем нужно присмотреть, а эти разгильдяи сами ни за
что не справятся... Вы тут сами придумаете, чем заняться... - Он обернулся
в дверном проеме, воздел палец: - И смотрите у меня, чтобы ни капли на
землю не сбрызнуть! Мне нужны внуки!
  С этим циничным до наивности напутствием он исчез. Слышно было, как он
спускается по скрипучей лесенке. "Вот это и называется - влип, - подумал
Мазур без особой удрученности, глядя на стоявшую перед ним новообретенную
женушку. - Двоеженец, а?"
Новоявленная супруга опустилась рядом с ним на колени, лукаво глянула
из-под длиннющих ресниц:
  - Муж, может быть, ты сбросишь эту тряпку? Такую гадость в доме держать
стыдно, я тебе найду саронг поприличнее...
  Корабль погиб. Все погибли. Он оказался один-одинешенек, заброшенный
черт-те куда. Все эти печальные истины, разумеется, угнетали не на шутку,
но то, что с ним сейчас происходило, было столь причудливой смесью сна и
яви, что казалось, будто за пределами хижины больше и нет другого мира,
насыщенного техникой и шпионскими сложностями. Потонул, как Атлантида.
Здесь, где время давным-давно остановилось, где мало что изменилось с
каменного века, в существование технотронно-шпионского мира верилось
плохо. Ах, какая она была красивая...
  - Я, кажется, знаю, что ты собираешься сказать, - тоном воспитанной
девочки и с решительно противоречащей этому тону улыбкой промурлыкала
Лейла на приличном пиджине. - Чтобы я сняла одежду?
  - Угадала, - сказал Мазур, избавившийся от потасканной тряпки, украшавшей
торс не самого высокопоставленного члена здешнего общества.
  Она двумя движениями сбросила блузку и саронг, прильнула к Мазуру и
зашептала на ухо:
  - Говорят, белые умеют ублажить девушку замысловато? Знаешь, муженек, мне
ужасно надоели здешние пентюхи - кладут тебя, как колоду, и сами
барахтаются, как колода, так скучно... Мне с тобой будет весело, правда?
  - Правда, - сказал Мазур, осторожно опрокидывая ее на пестрое покрывало.
  Она ни капельки не сопротивлялась, часто дыша, зашептала в ухо:
  - Покажи мне что-нибудь интересное для девушки, как это будет...
узнавательно?
  - Познавательно, - сказал Мазур.
  - Недавно приходила шхуна, и моряки оставили такой... журнал. Мы с
девушками листали... - Она, фыркнув, кратенько обрисовала ему жарким
шепотом увиденное. - Это просто для красоты или так тоже делают?
  - Сейчас... - сказал Мазур.
  В голове вертелось еще что-то деловое - советское консульство, шифр,
собственное аховое положение, - но природа, как неоднократно отмечалось
передовыми мыслителями, свое берет и в более критических ситуациях...
  Новобрачная блаженно ахнула. Семейная жизнь налаживалась.


                                  ГЛАВА ШЕСТАЯ

  "ДЕЛО ЧРЕЗВЫЧАЙНО ВАЖНОЕ..."

  Капитан-лейтенант Кирилл Мазур, он же белый человек Джимхокинс, зять и
новоявленная правая рука вождя, предпочитавшего цивилизованно именовать
себя старостой, возлежал на возвышенном месте, в тени пальмы, откуда
открывался невыразимо прекрасный вид на зеленые склоны по бокам и синее
море впереди. Живописно задрапированный в чистенький полосатый саронг, он
лениво пускал дым и наслаждался пейзажем - то есть занимался тем же самым,
что и предыдущие восемь дней. Пролеживал бока, передвигаясь вслед за тенью.
  Столь беззаботный образ жизни не имел никакой связи с его высоким местом в
здешней иерархии, обретенным столь неожиданно. По большому счету, он
попросту вел мужской образ жизни.
  В некоторых отношениях эти места были сущим раем на земле. Мечтой лентяя.
Неведомый автор "Домостроя" мог бы повеситься от зависти.
  Одно немаловажное уточнение: сущим раем остров был исключительно для
мужеска пола. За дровами и по воду к родникам ходили женщины, стирали и
готовили женщины, они же, как легко догадаться, возились на крохотных
плантациях бананов и кукурузы. А также выполняли любую другую работу,
какая могла обнаружиться. Мужчины же если над чем и трудились, так это над
тщетными усилиями придумать, наконец, что бы еще изобрести, чтобы не было
так скучно. Первые два-три дня их еще развлекал Мазур (как и они его), но
потом зять старосты превратился в привычную деталь местного пейзажа и
утратил в глазах односельчан обаяние новизны.
  Сейчас, правда, с дюжину аборигенов мужского пола возились у воды,
старательно чиня прорехи в огромных сетях. Но тут уж ничего не поделаешь -
ежегодная повинность. Скоро вблизи от острова должны были появиться косяки
какой-то крохотной рыбки, которую дня три-четыре вычерпывали прямо-таки
тоннами, сушили на солнце и продавали китайцу, а тот уж отправлял ее на
Яву, где из нее, по слухам, готовили какую-то вкусную приправу. Это
приносило кое-какие денежки, а потом деревня опять погружалась в нирвану
до следующего аврала ровнехонько через год.
  Все дело в климате, очень быстро разобрался Мазур. В краях похолоднее им
пришлось бы работать на совесть - или быстренько вымереть. Здесь же можно
было с грехом пополам прожить, свалив работу на женщин. Овощи кое-как
произрастали, куры неслись худо-бедно, а порой староста чуть ли не пинками
отправлял кого-нибудь порыбачить или договаривался с местным лесным
надсмотрщиком, чтобы тот подстрелил дикого буйвола. Лентяи кое-как
существовали.
  Была, правда, парочка завзятых охотников, пропадавших в лесу, но основная
масса мужского народонаселения, хоть и принюхивалась завистливо с
наплывавшим от их хижин ароматам мясного варева, сама не выражала ни
малейшего желания добывать дичину и вообще зарабатывать хлеб свой в поте
лица. Точно так же и рыбачить постоянно плавали человек пять. Вместе с
охотниками это и было, учено выражаясь, пассионарное ядро общества - но
общество могло преспокойно прозябать и без такового...
  Самое страшное, что такая жизнь всерьез засасывала. Мазур всерьез
собирался то выбраться на охоту с курчавым красавцем Пенгавой, то выйти на
рыбалку - но всякий раз в последний момент становилось лень таскаться по
жаре или болтаться на волнах. В голову лезли назойливые мысли - да полежи
ты, побездельничай, когда еще будет такой отпуск? - и Мазур, вяло ругая
себя, оставался валяться в тенечке, благо молодая супруга заботливо
приносила прямо под пальму то груду местных фруктов, то сушеное мясо из
запасов тестя.
  Словом, сущий рай. Он начинал втихомолку ненавидеть самого себя, но что
тут прикажете предпринять? Из тестева японского транзистора никак
невозможно было собрать рацию, чтобы связаться с невероятно далеким
Главным штабом, - такие фокусы удаются только в дешевых романах. Ни
малейшей оказии, с которой можно было улизнуть на Большую землю, не
объявлялось на горизонте. Первые дни он еще надеялся, что хитрющий
староста соврал и "Нептун" вот-вот появится возле острова, разыскивая
Мазура, - но так и не дождался.
  Вообще-то, эту вероятность никак нельзя было списывать со счетов - что
хозяйственный староста, озабоченный поисками подходящего зятя, попросту
врал, как сивый мерин, и "Нептун" вовсе не погиб. Но даже если и так - а
Мазур яростно хотел в это верить, - его определенно посчитали погибшим, в
чем их трудно винить... Он и сам на их месте мог так решить, окажись
кто-то за бортом посреди того катаклизма...
  Нечего предпринять. Нечего, и все тут. Разве что сойти с ума, отобрать у
Пенгавы его старенький карабин и под дулом заставить кого-нибудь из
лентяев отвезти его на Лабанабуджо, где добровольно сдаться в полицию...
  Но это уже было бы форменным безумием. Даже если "Нептун" уцелел, чересчур
рискованно объявлять себя смытым за борт во время шторма суперкарго. А
если староста все же не соврал и местные спецслужбы в самом деле
заинтересовались гибелью судна... Быть может, на берег выбросило нечто
неподобающее, моментально заставившее полицаев сделать стойку... На судне
таких вещей хватало, они покоились в надежных тайниках, но разбушевавшееся
море способно черт-те что сотворить и с судном, и с тайниками на нем...
  Нет. Оставалось ждать у моря погоды. Кое-какие зыбкие надежды он возлагал
на предстоящее плавание, о коем по секрету сообщил староста. Как Мазур и
предполагал с самого начала, любезный тестюшка оказался далеко не так
прост и уж никак не безгрешен. Его подданные, как выяснилось, время от
времени добывали жемчуг у соседнего острова - и, судя по виляющему взгляду
тестя, эта негоция определенно входила в некое противоречие с местным
законодательством. Как бы там ни было, старосте требовался надсмотрщик.
  На первый взгляд, это был шанс. Но на второй, увы... Даже если удастся
принудить экипаж утлой лодчонки везти его в Катан-Панданг, где гарантия,
что его именно туда и доставят, а не сдадут полиции где-нибудь поближе? Не
отправляться же в побег в одиночку? Лодку украсть нетрудно, это даже не
будет кражей - попросту прокрадись на берег ночью, столкни в воду любую
скорлупку, подними парус и плыви, что твой Колумб и Магеллан в одном лице.
Вот только куда? Ни единой карты в деревне не имелось. О навигационных
приборах нечего и мечтать. Он способен был на многое - но, трезво глядя на
вещи, вряд ли добрался бы в одиночку до Катан-Панданга на одном из этих
челноков. Четыреста километров - не шутка, если у тебя нет даже
паршивенького компаса вроде тех игрушек, что вделывают в ремешки часов...
Это даже не плаванье Бомбара, это гораздо хуже...
  Словом, тесть мог быть уверен, что долгожданный зятек никуда от него не
денется... Знал, что делал, хрен старый.
  Нет, но были в этом и свои приятные стороны... Мазур видел отсюда, как
прошла возле хижины его молодая женушка - луч света в темном царстве.
  За эти дни он сделал еще одно немаловажное наблюдение: жизнь по стандартам
и обычаям каменного века вовсе еще не означает, что здешние женщины скучны
в постели. Где там... Женушка ему досталась изобретательная и проказливая,
мечта мужика.
  Иногда он лениво казнил себя, вспоминая законную супругу. На свой лад он
до сих пор любил Анечку, но очень уж давно и откровенно у них не клеилось
слишком многое. История, старая, как мир: тебя почасту и долгонько не
бывает дома, а молодая жена по самой своей женской природе жаждет
постоянного присутствия в семейном гнездышке крепкого мужского плеча. Она
умная, она все понимает, но известные женские инстинкты берут верх, и
ситуация очень уж часто стала взрываться скандальчиками - пока мелкими.
Хорошо еще, никого у нее в отсутствие Мазура не было, уж в этом-то он был
уверен, - но сей факт не снимает проблемы...
  Здесь, в благостной первобытности, все было наоборот. Молодой женушке
просто-напросто и в голову не приходило, что она тоже неповторимая
личность и у нее есть внутренний мир. Как всякая здешняя баба - пусть
неглупая, толковая, с характером, - она с молоком матери всосала свод
нехитрых правил: да будет жена покорной тенью мужа своего, да будет муж
владыкою... Нет, конечно, и здесь случались семейные перебранки за
вздернутыми циновками, а то и налево бабенки шмыгали, но неких основ это
никак не потрясало. Жена оставалась тенью - в ситуациях, когда самая
покорная русская баба давным-давно изломала бы об благоверного третье
коромысло.
  Так что были в здешней жизни чертовски притягательные стороны, ох, были!
Как ни скучно валяться под пальмой, свалив абсолютно все заботы на женские
плечи, но к этому начинаешь привыкать. И плохо верится уже, что где-то
далеко есть асфальт, самолеты и телевизоры, что жена может преспокойно
послать тебя в магазин за каким-нибудь пустяком, и ты пойдешь, как
миленький, что где-то стоят холода, стреляют пулеметы и крадутся шпионы.
"Ну да, да! - мысленно возопил Мазур. - Я все прекрасно помню про долг и
задание, но что ж делать-то? Не биться же головой о пальму? Шишку набьешь,
и только. Нет ни единого шанса, которым можно воспользоваться, ни
е-ди-но-го!"
Раненая совесть кисло ухмылялась, головой крутила, но все же вынуждена
была признать его правоту... Нечего предпринять, хоть ты тресни...
  Вот она, оказия, кстати, - проходившая примерно в полумиле от острова
двухмачтовая шхуна с тремя носовыми парусами. Отличная вещь шхуна для
того, кто понимает толк, - быстроходная и легкая в управлении, не зря
пираты и контрабандисты ее пользуют которую сотню лет, требует минимума
экипажа, потому что не нужно взбираться на мачты, чтобы убрать паруса, их
просто-напросто опускают на палубу. Пожалуй, на таком корабле есть и
компас, и секстан, а то и морские карты... Но как ты до нее доберешься?
Нахально взять лодку - благо тесть отправился куда-то в соседние
подвластные деревни - и плыть вслед? Мало ли кто там, на шхуне...
  К нему приближалась молодая жена, грациозная и стройная, и мысли Мазура
поневоле легли на другой курс - глядя на эти пухлые губки, хорошо
помнилось, что они способны вытворять с его мужским достоинством, аж зубы
сводит...
  Лейла заботливо поставила с ним рядом тестев транзистор, травяную плетенку
с плодами лонтары, потом, сопроводив это лукавым взглядом, примостила
рядом нечто завернутое в кусок полинялого ситца, пояснив:
  - Я держала в ручье, в холодной воде... Мазур благосклонно кивнул - по
здешним меркам это и так было нешуточное поощрение, способное привести в
восторг каждую жену. Подумав, спросил:
  - А не прогуляться ли нам в лес, моя очаровательная жена?
  - Не получится, - сказала Лейла с явным сожалением. - Вон отец плывет, он
говорил, что у вас с ним будут дела...
  - Что, он там? - спросил Мазур, проследив за направлением ее взгляда, -
она смотрела аккурат на шхуну.
  - Ага. Это темный человек Джонни, значит, вы будете обсуждать серьезные
дела... Я пойду приготовлю угощение, отец велел...
  И упорхнула, прелестница Мазур какое-то время думал над характеристикой,
данной его супругой этому неизвестному Джонни. На