иться со смехом.
     Он повертел нож в руке и задумчиво посмотрел на лезвие.
     - Защищать прекрасную даму.
     Оливия снова залилась смехом, а потом покачала головой.
     - Извини. Тут нет ничего смешного. Должно быть, это реакция на собственную глупость. Я несколько раз видела пуму, но только издалека и сверху.
     Она шумно выдохнула, обрадовалась, что справилась с истерикой, и только тут заметила, что у Ноя не дрожат руки.
     "И глазом не моргнул, - подумала она. - Поразительно..."
     - А ты умеешь держать себя в руках.
     - Спасибо, мистер тренер. - Ной наконец убрал нож.
     - Нет. - Окончательно успокоившаяся Оливия положила ладонь на его руку. - Ты действительно умеешь владеть собой. Кто бы мог подумать... Ной, я все время недооцениваю тебя. Пытаюсь найти для тебя нишу, но ты не влезаешь ни в одну.
     - Может быть, просто еще не нашла подходящую.
     - Может быть. Но не думаю, что ты поместишься в какой-нибудь из них. Разве что захочешь сам.
     - А ты? Где твоя ниша?
     - Я живу там, где мне хочется.
     - Я говорю не про место, Лив. Лес или океан здесь ни при чем.
     - Там, где мне хочется, - повторила Оливия. Во всяком случае, ей хотелось так думать. - Работаю и веду тот образ жизни, который меня устраивает.
     - А в твоей нише много места?
     Она посмотрела на Ноя, а потом отвернулась.
     - Не знаю. Я об этом не думала.
     - Пора подумать, - лаконично ответил он. Что это было? Приказ или совет?

***

     Ной хотел попробовать порыбачить, но Оливия сказала, что у него нет лицензии, и отговорила. Он смирился, налил им по стаканчику вина и начал готовить суп, одновременно развлекая Оливию рассказами о том, какие приключения они с Майком пережили в детстве.
     - Ты любишь его, да, Ной? - полуутвердительно спросила Оливия.
     - Наверно. - Зависть, послышавшаяся в голосе Оливии, удивила Ноя. - А с кем ты дружила, когда была маленькой?
     - Ни с кем. Пока я не переехала сюда, у меня были друзья, но потом... Иногда я играла с детьми, отдыхавшими на базе или в лагере, но они приезжали и уезжали. Так что закадычных друзей вроде твоего Майка у меня не было. Кстати, как он себя чувствует?
     - Отлично. Цветет и пахнет.
     - А эту женщину, которая вломилась к тебе в дом и ударила его, так и не нашли?
     - Нет. Может быть, оно и к лучшему. Не знаю, что бы я с ней сделал, попадись она мне в руки. Она могла убить его. Что бы я с ней ни сделал, этого было бы мало.
     Его глаза грозно потемнели. Оливии и раньше доводилось замечать в нем эту жесткость. Достаточно было намека на агрессивность, чтобы она встревожилась. Но, как ни странно, сейчас это не вызывало у нее страха. Наоборот, рядом с Ноем она чувствовала себя... в безопасности. И не могла понять, почему.
     - Что случилось, то случилось, и этого уже не изменишь.
     - Нет. - Он слегка успокоился. - Но мне хотелось бы знать, почему. Это очень важно. Разве тебе не хочется знать, почему?
     Она взяла пустые стаканы и поднялась.
     - Пойду помою. - Оливия шагнула к ручью, но остановилась. - Да. Да, мне хочется знать, почему.
     Пока она мыла стаканы, Ной достал диктофон и вставил в него чистую кассету. Когда Оливия вернулась, он держал в руках блокнот и карандаш.
     Он видел, что Оливии не по себе. Это было написано на ее сильно побледневшем лице.
     - Сядь, - мягко сказал Ной. - И расскажи мне об отце.
     - Я мало что о нем помню. Не видела его двадцать лет.
     Ной промолчал, хотя мог бы сказать, что мать она помнит прекрасно. Он вновь наполнил стаканы.
     - Он был очень красивый, - наконец сказала Оливия. - Они прекрасно смотрелись вместе. Я помню, как они одевались для приемов. Тогда я думала, что мои родители очень красивые, что у них красивая одежда и что их будут фотографировать для журналов и показывать по телевизору. Это казалось таким естественным, таким нормальным. Они подходили друг другу.
     И любили друг друга. Я это знаю. - Теперь Оливия говорила медленно; между ее черными бровями залегла морщинка. - И меня тоже. Тут я не могу ошибиться. В том фильме, где они вместе играли, они... лучились от того, что чувствовали друг к другу. От них исходило сияние. Я помню, как это было. Как они сияли от счастья, когда оказывались рядом. А потом все начало меняться.
     - Почему?
     - Гнев, недоверие, ревность. Тогда я не знала таких слов. Но это сияние стало угасать. Они ссорились. Сначала по ночам. Я не слышала слов. Только голоса. И мне становилось плохо.
     Пытаясь успокоиться, Оливия поднесла стакан к губам.
     - Иногда я слышала, как он ходит по коридору, разучивая роль или читая стихи. Позже в посвященных ему статьях я читала, что он часто цитировал стихи, чтобы сосредоточиться перед важным эпизодом. Он страдал боязнью сцены.
     Забавно, правда? Он всегда казался таким уверенным в себе. Думаю, он использовал тот же способ, чтобы успокоиться после ссоры. Расхаживал по коридору и читал стихи. "Судьба мужей, а чаще жен трудна обыкновенно. И верить можно лишь в одно: обоих ждет измена". - Она негромко вздохнула. - Байрон.
     - Да, я знаю.
     Оливия снова улыбнулась, но глаза ее были грустны.
     - Что, Брэди, любишь читать стихи?
     - Я все-таки был журналистом. И читал все подряд. - Ной провел пальцами по ее щеке. - "Роняй печальные слова; скорбь не кричит, а шепчет. И этот шепот иногда сердца бальзамом лечит".
     Это ее тронуло.
     - Ну, мое сердце излечилось без слов. А вот сердце моей матери разбилось. Потому что она не могла дать ему того, что он хотел и в чем нуждался. Я не говорила этого никому, кроме тети Джейми, да и то редко... Не знаю, что еще рассказать. Он поднимал меня...
     У Оливии срывался голос, но она пыталась держать себя в руках.
     - Одним быстрым движением. Так, что у меня холодело в животе. Дети такого не забывают. Он называл меня "Ливи, моя любовь" и танцевал со мной на руках. В той самой гостиной, где убил ее. Когда он брал меня на руки, я чувствовала себя в безопасности. Когда он приходил рассказывать мне сказки - а сказки были чудесные, - я была счастлива. Он называл меня своей принцессой. А когда он уезжал на съемки, я так тосковала по нему, что болело сердце.
     Оливия прижала руку ко рту, чтобы не расплакаться.
     - В ту ночь, когда он пришел в мою спальню и разбил музыкальную шкатулку, мне показалось, что кто-то украл моего отца. Подменил его. После этого все изменилось. Я целое лето ждала, что он вернется и мы заживем как прежде. Но он так и не вернулся. Никогда. Пришло чудовище.
     Она судорожно втянула в себя воздух. Ее рука дрогнула, и вино расплескалось. Ной успел подхватить стакан, когда тот выскользнул из ее ослабевших пальцев. Оливия прижала обе руки к груди, где так сильно разбушевалось ее сердце.
     - Не могу, - с трудом вымолвила она, подняв глаза. - Не могу.
     - Ладно. О'кей. - Ной положил блокнот, поставил стакан и обнял ее. Оливию трясло; он ощущал биение ее сердца. - Не надо. Не мучай себя. Если ты будешь так дрожать, то рассыплешься на кусочки.
     - Я все еще вижу это. Все еще вижу. Оно стоит рядом с ней на коленях, в крови и осколках стекла. С ножницами в руке. Оно зовет меня. Зовет по имени голосом моего отца. Я слышала ее крик. Ее крик и звон бьющегося стекла. Именно это и заставило меня проснуться. Но я пошла в ее комнату и играла ее бутылочками. Играла в ее комнате, когда оно убивало ее. А потом убежала и больше никогда ее не видела.
     Ной молчал; он просто обнимал ее и гладил по волосам, пока не зашло солнце.
     - Я больше никогда не видела их. У нас в доме о них не говорили. Бабушка заперла их в сундук на чердаке, чтобы сберечь свое сердце. А я тайком от нее говорила с тетей Джейми. Я ненавидела его за то, что он заставил меня шептаться по углам о собственной матери. Я хотела, чтобы он умер в тюрьме, одинокий и всеми забытый. Но он еще жив. А я все еще помню. - Она громко заплакала.
     Ной прижался губами к ее волосам и начал баюкать. Его рубашка промокла от ее слез, но, какими бы горькими ни были эти слезы, они пойдут ей на пользу. Он посадил Оливию к себе на колени и стал баюкать, как ребенка, пока она не перестала плакать.
     Оливия чувствовала такую усталость, что могла бы уснуть в его объятиях, если бы дала себе волю.
     Смущенная, Оливия отстранилась.
     - Я вообще-то хочу пить.
     - Сейчас. - Ной ссадил ее, встал и сходил за бутылкой. Вернувшись, он присел перед ней на корточки и стер пальцем катившуюся по щеке слезинку. - Ты устала.
     - Я вообще-то никогда не плачу. Это бесполезно. - Она отвинтила пробку и сделала глоток, чтобы смочить пересохшее горло. - В последний раз я плакала из-за тебя.
     - Извини.
     - Когда я поняла, зачем ты приехал, мне стало ужасно больно. Я прогнала тебя и начала плакать. До того я плакала только в детстве. Ты не представляешь себе, что я испытывала в те два дня.
     - Представляю, - пробормотал он. - Это пугало меня. Почти так же, как мое чувство к тебе.
     Оливия попыталась встать, но он положил ей руки на бедра и посмотрел в глаза.
     - Ты не хочешь об этом слышать?
     - Это было давным-давно.
     - Не так уж давно. Впрочем, времени действительно прошло немало. Лив, оно и к лучшему, что ты прогнала меня. Мы оба были слишком молоды для тех двух вещей, которых я хотел от тебя.
     - Теперь ты получил свою книгу, - ровно ответила она. - И мы спали вместе. Наверно, мы все же выросли.
     Он вскочил как ужаленный и заставил удивленную Оливию встать. Глаза Ноя стали острыми, как клинки.
     - Ты думаешь, что мне были нужны от тебя только книга и секс? Черт побери, ты действительно так думаешь или просто хочешь думать? Считаешь, что так меньше риска?
     - Думаешь, я не рисковала, когда выворачивала душу, рассказывая тебе о родителях? - Она оттолкнула его. - Не рисковала, зная, что мои чувства и воспоминания сможет купить всякий, у кого есть деньги?
     - Тогда зачем ты это делаешь?
     - Потому что пришло время. - Она отвела волосы от мокрых щек. - Тут ты был прав. Ну что, доволен? Ты был прав. Мне необходимо сказать это, выговориться. Я прочту твою проклятую книгу и, может быть, сама пойму, почему это случилось. А потом похороню и то и другое.
     - О'кей. - Он кивнул. - С этим понятно. А как быть с остальным? С тобой и мной?
     - А что тут такого? - бросила она. - Много лет назад вспыхнула искра, а теперь мы решили ее раздуть.
     - Вот как? Значит, для тебя это была только искра? Он сделал шаг вперед, и Оливия попятилась.
     - Не толкай меня!
     - Я еще и не начинал толкать тебя. Лив, это твоя проблема. Ты никому не позволяешь заходить на свою территорию. Мне нравится твое тело. Когда ты в соответствующем настроении, то позволяешь прикоснуться к нему, но все остальное не про мою честь. Мне это не подходит. По крайней мере, в данном случае.
     - А это твоя проблема.
     - Верно, черт побери! - Он схватил Оливию за руку и повернул к себе. - Но и твоя тоже. Потому что я люблю тебя.
     Ной резко отпустил ее, сделал несколько шагов и остановился на берегу ручья, дрожа от досады и разочарования.
     - Думаешь, это для меня пустяк? - устало спросил он. - Раз у меня были другие, то мое чувство к единственной женщине, которая была мне дорога, ничего не стоит? Оливия, когда я увидел тебя впервые, ты была малышкой. В тебе было что-то, чего не сумело передать телевидение, показавшее всего-навсего плачущего ребенка. Я так и не смог избавиться от этого чувства. Потом я увидел тебя в двенадцать лет, неуклюжую, неловкую, но такую открытую и смелую. Это была любовь. Сексом там и не пахло.
     Ной снова шагнул к ней. Оливия вздрогнула, но не тронулась с места.
     - Я никогда не забывал тебя. Мысли о тебе не выходили у меня из головы. А потом тебе исполнилось восемнадцать. Ты открыла дверь своей квартиры и остановилась на пороге - высокая, худенькая и обворожительная. Слегка раздосадованная и нетерпеливая. Потом твои глаза прояснились. О господи, я помнил эти глаза всю жизнь! Ты улыбнулась мне, я потерял голову и больше никогда не был прежним. - Он остановился в полуметре от Оливии и заметил, что она дрожит. - Никогда не был прежним.
     - Ты фантазируешь, Ной. У тебя разыгралось воображение.
     - Я много фантазировал о тебе. - Теперь он был спокоен. Потому что видел ее дрожь. - Но это не помогало. И пытался найти тебе замену. Но ни к одной из женщин не испытывал того, что испытывал к тебе. Знаю, я причинил тебе боль. Но тогда я не понимал ни тебя, ни себя. И когда приехал сюда, тоже не понимал этого. Просто знал, что при виде тебя меня бросает в дрожь. Я никогда не мог избавиться от тебя. Ты можешь представить себе, что я испытал, когда понял это?
     Испуганная, Оливия была готова броситься в бегство. Но гордость пересилила.
     - Ной, ты смешиваешь понятия.
     - Нет. - Он протянул руку, коснулся ее лица, а потом взял его в ладони. - Посмотри на меня, Лив. Посмотри. Есть одна вещь, в которой я абсолютно уверен. В том, что люблю тебя без памяти.
     У Оливии перехватило горло от счастья и ужаса.
     - Я не хочу этого.
     - Знаю. - Он нежно прильнул к ее губам. - Ты боишься.
     - Не хочу! - Оливия сжала его запястья. - Я не дам тебе того, что ты ищешь.
     - Ты сама и есть то, что я ищу. Вернее, уже нашел. Теперь нужно понять, чего хочешь и что ищешь ты.
     - Я уже сказала. У меня есть все, чего я хочу.
     - Если бы это было правдой, ты бы меня не боялась. Оливия, я собираюсь жить с тобой. Давно собирался, но сам не догадывался. Будет только справедливо, если я дам тебе время привыкнуть к этой мысли.
     - Я не хочу замуж.
     - Я еще не делал тебе предложения, - возразил Ной. - Но непременно сделаю. А пока скажи мне одну вещь. - Поцелуй был таким, что заставил их воспарить к небесам. - То, что ты чувствуешь ко мне, это всего лишь искра?
     Оливия ощутила прилив тепла и сильное, сладкое томление, от которого подгибались ноги.
     - Я сама не знаю, что чувствую...
     - Хороший ответ. Тогда дай мне любить тебя. - Ной уже вел ее к палатке, сводя с ума руками и губами. - А там посмотрим. Вдруг узнаешь?
     Он был терпеливым, нежным и показал Оливии, что такое любовь мужчины. Когда она пыталась отстраниться, Ной тут же находил новый способ преодолеть ее защиту. Растапливал лед, который не хотел таять. Крал сердце, которое не хотело, чтобы его крали.
     Когда он медленно, плавно и глубоко вошел в Оливию, то увидел ответ в ее глазах.
     - Я люблю тебя, Лив.
     Он зажал ей рот поцелуем, услышал ее прерывистое дыхание и подумал о том, как скоро Оливия тоже произнесет эти слова вслух.

Глава 29

     "Этот человек так беспечен и жизнерадостен, что ему невозможно сопротивляться", - думала Оливия. Для него не имеет никакого значения, что по крыше палатки с утра барабанит дождь, который через час вымочил бы их до нитки, вздумай они выйти в путь.
     Он проснулся счастливый, прислушался к стуку капель и сказал, что сам бог повелевает им остаться в палатке и заняться любовью.
     Поскольку Ной навалился на нее и устроил шуточную борьбу, она не смогла найти убедительных возражений против этого плана. И впервые в жизни засмеялась, отдаваясь мужчине.
     А когда она убедила себя, что хороший секс не должен быть барометром ее чувств, Ной уткнулся ей в шею, велел лежать и сказал, что сам сварит кофе.
     Оливия свернулась калачиком в теплой, уютной палатке и разомлела. Она с детства никому не позволяла баловать себя. Приучилась думать, что, если она не позаботится о себе сама, лично не присмотрит за всеми деталями и не будет двигаться в заранее намеченном направлении, это будет означать, что ее жизнью управляет кто-то другой.
     Как в свое время делала ее мать. И, возможно, отец, призналась она себе, закрыв глаза. Любовь была либо слабостью, либо оружием, а она убедила себя, что никогда не будет испытывать это чувство ни к кому, кроме своих родных.
     Ной вернулся в палатку с двумя дымящимися чашками. Его выгоревшие на солнце волосы были мокрыми от дождя, ноги босыми, а наспех натянутые джинсы расстегнутыми. Оливию захлестнула волна любви.

***

     - У меня хорошие новости, - проговорил Ной. - Погода улучшается. - Оливия подняла бровь и посмотрела на крышу палатки, по которой равномерно стучал дождь. - Максимум через час будет ясно, - стоял на своем Ной. - Если я прав, ты будешь готовить завтрак, греясь на солнышке. Если нет, то я приготовлю его под дождем.
     - Идет.
     - А как насчет свидания по возвращении?
     - То есть?
     - Ну, свидания. Поездка на моей машине, обед, кино и так далее...
     - Я думала, ты спешишь вернуться в Лос-Анджелес.
     - Я могу работать где угодно. А ты здесь. Как у него все просто...
     - Мне приходится тянуться за тобой. А ты все время стремишься вперед.
     Он пригладил ее растрепавшиеся волосы.
     - Это так трудно?
     - Да, но не так, как мне казалось. Не так, как должна было быть. - Она тяжело вздохнула, собираясь с силами. - Я забочусь о тебе. А это нелегко. Я не привыкла.
     Он наклонился, поцеловал ее в лоб и сказал:
     - Привыкай.

***

     Тем временем Сэм Тэннер выглянул из окна снятого коттеджа и уставился в полумрак.
     Он никогда не понимал, почему Джулию влекло сюда, в это дождливое и холодное место, затерявшееся в дремучих лесах.
     Она была создана для света. Для огней рампы, сияния элегантных люстр, жарких лучей прожекторов...
     Но какая-то невидимая нить то и дело тянула ее сюда. Теперь он понимал, что всеми силами пытался оборвать эту нить. Пользовался любым предлогом, чтобы не ездить с ней и не отпускать одну. После рождения Оливии они были здесь лишь дважды.
     Он не обращал внимания на ее тягу к дому, не желая, чтобы кто-нибудь или что-нибудь было для Джулии дороже его.
     Боясь забыть об этом, Сэм включил купленный диктофон и записал свои мысли. Он собирался еще раз повидаться с Ноем, но не был уверен, что успеет это сделать. Головные боли возвращались регулярно и накатывались на него, как грохочущий товарный поезд.
     Похоже, врачи отпустили ему слишком большой срок. Если так, от него останется запись.
     Так что книга выйдет в любом случае.
     У него было все необходимое. На кухне хранился запас продуктов, купленных в курортном магазине. Иногда ему не хватало сил добраться до столовой. Кассет и батареек было достаточно, чтобы продолжать рассказ до тех пор, пока он не увидится с Ноем.
     "Где его черти носят? - гневно подумал Сэм. - Время уходит!" Ему был нужен собеседник. Он изнывал от одиночества.
     Череп снова раскалывался от боли. Тэннер вынул несколько пузырьков, купленных частично по рецепту, частично с рук - хотя последнее было немалым риском. Нужно унять боль. Он не сможет думать и делать свое дело, если позволит боли одержать верх.
     А дел хватало. Причем с избытком.
     "Оливия, - мрачно подумал Сэм. - Нужно заплатить долг".
     Он поставил пузырьки на стол. Рядом со сверкающим длинным ножом и "смит-вессоном" тридцать восьмого калибра.

***

     Ной мог радоваться: его предсказание сбылось. Но еще больше он обрадовался, когда наконец спустился на равнину и оказался в лесу. Можно было помечтать о горячем душе, тихом номере и возможности побыть несколько часов наедине с компьютером и телефоном.
     - Ты проиграла мне два пари, - напомнил он Оливии. - Дождь кончился, и я не плакал по своему компьютеру.
     - Нет, плакал. Только в уме.
     - Это не считается. Так что плати. Впрочем, нет... Предлагаю сделку. Взамен ты найдешь мне место, где я смогу немного поработать.
     - Постараюсь что-нибудь придумать.
     - А как насчет горячего душа и возможности переодеться? - Увидев взгляд Оливии, Ной улыбнулся. - Если ты возражаешь, то я записался в очередь на номер. Пока же мне придется жить в лагере и пользоваться общественным душем. А я очень стеснительный.
     Оливия фыркнула, и довольный Ной взял ее за руку.
     - Но тебя я не стесняюсь. Ты можешь принять душ вместе со мной. В нашей семье очень серьезно относятся к охране здоровья.
     Она