ое непростительное из преступлений. И честно изображает его именно таким.
     Она помахала рукой, досадуя на собственное косноязычие и неумение объяснить.
     - Когда вы слышите об убийстве по телевизору или читаете о нем в газете, то говорите "ах, это ужасно", а потом забываете. А Ной изображает его так живо, так реально, что после этого невозможно лечь и уснуть. Он берет каждого, кто имел отношение к этому делу, залезает ему в душу и описывает самые тайные и мучительные чувства этого человека. - Именно это и пугало ее больше всего. Умение Ноя срывать все покровы с человеческой души. - И тем самым прославляет работу, которой изо дня в день, из года в год занимался его отец. Вы - его идеал добра и справедливости.
     "А мой отец - воплощение зла и порока", - подумала она.
     - Ливи... - с трудом произнес Фрэнк. - Ты пристыдила меня. Оказывается, я был слепым.
     - Вы увидите Ноя. Я боюсь говорить с ним. - Она прижала руку к груди. - Но не хочу, чтобы он знал об этом. Мне нужно быть с ним на равных. А это возможно только на моей территории. Завтра я возвращаюсь домой, так что ему придется снова приехать в Вашингтон. - Она снова улыбнулась, на сей раз более уверенно. - И еще одно, о чем я хотела вас попросить... Может быть, вы с миссис Брэди приедете к нам этим летом отдохнуть на пару недель? Мы многое перестроили. Я бы с удовольствием показала вам свой центр, и...
     Она вдруг замолчала и прикрыла рот обеими руками, ошеломленная тем, что слова полились рекой, набегая одно на другое в стремлении скрыть правду.
     - Ливи...
     - Нет, все в порядке. Подождите минутку... - Она подошла к окну и сквозь штору посмотрела на улицу. - Он должен выйти на свободу через несколько недель. Вот я и подумала, что если вы будете там, хотя бы несколько дней после его... то все будет хорошо. Я не позволяла себе думать об этом, но срок приближается. Осталось всего несколько недель.
     Оливия повернулась к Фрэнку, собираясь продолжить свою покаянную речь, но выражение его лица, плотно сжатые губы и хмуро сдвинутые брови заставили ее забыть обо всем.
     - Что такое, Фрэнк?
     - Насчет его освобождения. Мне сообщили об этом только сегодня утром. У меня остались кое-какие связи, и, когда появляются новости, касающиеся Тэннера, мне звонят. Так вот... Учитывая его состояние здоровья, хорошее поведение, переполненность тюрьмы, близость окончания срока и прочее... - Фрэнк поднял руку и бессильно уронил ее.
     - Они выпускают его раньше, да? Когда?
     Оливия не сводила с него огромных испуганных глаз. Именно так смотрел на Брэди ребенок, спрятавшийся в шкафу. Но на этот раз Фрэнку было нечем смягчить удар.
     - Две недели назад, - сказал он ей.

***

     Зазвонил телефон, и Ной, с головой ушедший в работу, зло чертыхнулся. Не обращая внимания на второй звонок, он посмотрел на последнюю написанную им строчку и попытался восстановить потерянный ритм.
     После третьего звонка он обеими руками схватил трубку телефона, сдуру принесенного в кабинет, сжал ее так, словно хотел задушить звонившего, и рявкнул:
     - Что надо?
     - Только попрощаться. "Попрощаться..."
     - Лив... Подожди, не вешай трубку, черт побери! Ты два дня не отвечала на мои звонки, а теперь застала меня в неподходящий момент.
     - Я была занята. Вижу, что и ты тоже. Поэтому...
     - О'кей, о'кей, извини. Это было грубо. Я подонок. Сию минуту надеваю на себя власяницу. Ты получила мои сообщения? - "Которых было, наверное, десять тысяч", - подумал он.
     - Да. Но до сих пор у меня не было времени ответить. Да и сейчас у меня всего минута. Уже объявили посадку.
     - Посадку? Что? Ты в аэропорту? Уже улетаешь?
     - Да. Мои планы изменились. - Отец вышел из тюрьмы. А вдруг он уже в Лос-Анджелесе? Вдруг он первым делом отправился сюда? Она потерла губы и постаралась, чтобы голос звучал непринужденно. - Мне нужно вернуться, и я подумала, что должна сообщить тебе об этом. Если ты все еще хочешь взять у меня интервью для своей книги, позвони на базу. А лучше прямо в центр.
     - Поменяй билет на утро. Оливия, одна ночь ничего не изменит. Я должен увидеть тебя.
     - Ты знаешь, где меня найти. Мы договоримся о времени, наиболее удобном для нас обоих.
     - Я хочу... - "Тебя, - подумал он. - Все полетело к чертовой матери. Уже во второй раз". - Книга - не единственное, что есть у нас общего. Поменяй билет. - Он торопливо нажимал на клавиши, сохраняя данные и заканчивая работу. - Я выезжаю.
     - Я не хочу оставаться здесь, - бесстрастно ответила она. - Улетаю домой. - Туда, где безопасно. Туда, где она сможет дышать. - Если хочешь получить интервью, приезжай на базу. Сегодня это последний рейс. Я улетаю.
     - Плевать мне на это проклятое интервью! - крикнул он, но Оливия уже повесила трубку.
     Схватив переносной телефон, Ной устремился к письменному столу и лишь на полдороге понял, что готов разбить аппарат о стену.
     Эта женщина водила его за нос. То пылала, то остывала, прыгала то вперед, то назад, то в сторону. На кой черт она ему сдалась?
     Улетела... Смылась, не дав себя поймать. Выходит, он должен гоняться за ней? Это что, игра такая?
     Злой, как сто чертей, он плюхнулся на стул и уставился в потолок. Нет, это не ее стиль. Если продолжать сравнение, то у них с Оливией не игра, а матч. Между двумя этими понятиями огромная разница.
     "Нужно уточнить некоторые детали и собрать недостающие данные. А потом посмотрим, чем закончится матч", - подумал он, с треском швырнув телефон на стол.
     "Мы еще поквитаемся".

***

     Оливия успокоилась только тогда, когда самолет поднялся в воздух. После этого она откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Лос-Анджелес постепенно отдалился, а потом скрылся из виду. Там у нее ничего не осталось. Возвращаться было незачем. Дом, который когда-то был ее замком, стоял за запертыми воротами и принадлежал кому-то другому.
     О том, что когда-то там произошло убийство, давно забыли.
     Если Ной приедет, она поговорит с ним. В том числе и об убийстве. Докажет себе, что может справиться с воспоминаниями. Это будут всего лишь слова. Слова, которые не смогут причинить ей вреда.
     "Чудовище вырвалось на свободу".
     В голосе, прошептавшем ей это предупреждение, слышалось ликование.
     Это неважно. Совершенно неважно. Даже если его камеру открыли, дали ему одежду и деньги, заработанные за годы пребывания в клетке, это ничего не меняет. Он для нее мертв. Мертв давным-давно.
     Оливия надеялась, что она для него тоже мертва. Что он не думает о ней.
     А если думает, то каждая мысль о ней причиняет ему боль. Дай-то бог...
     Она отвернулась от окна и приказала себе уснуть. Сон был кошмарным. Полным кровавых образов и пугающих звуков. Чудовище вырвалось на свободу. Оно проникло в ее сон, устремилось к ее сердцу и просочилось наружу горючими слезами. Чудовище вырвалось на свободу и знало, что не вернется обратно, пока не убьет еще кого-нибудь.

Глава 23

     - Вышел? Что значит "вышел"?
     - Вышел на свободу две недели назад. Адвокат подал прошение, и его тут же вышибли коленом под зад. - Фрэнк опустился на стул. Ной воспользовался пасмурным днем, пустынным берегом и работал на галерее.
     - Сукин сын! - Ной вскочил и начал расхаживать из угла в угол. - Сукин сын. В прошлый раз он должен был знать это, но ничего мне не сказал. Сегодня днем я наконец связался со Смитом, а его секретарь как воды в рот набрал... И куда он отправился, черт побери?
     - Понятия не имею. Вообще-то я думал, что ты знаешь. Мне не пришло в голову, что за Тэннером нужно установить слежку. - Фрэнк вспомнил испуганные глаза Оливии. - Даже ради старой дружбы.
     - Он не удосужился сообщить мне свой новый адрес. Теперь книге конец! - Ной посмотрел на горы бумаг, прижатых к полу бутылками и ракушками. Большинство последних было добыто им самостоятельно. - Без него и Лив все остановится. Остальные - персонажи второстепенные... Досрочное освобождение? - Он снова посмотрел на Фрэнка. - В отличие от выхода под честное слово, в этом случае регистрироваться необязательно?
     - Он освобожден вчистую. Штат Калифорния считает его исправившимся.
     - А ты?
     - Кто задает этот вопрос? Мой сын или писатель?
     Ной тут же замкнулся.
     - Ладно, неважно, - бесстрастно ответил он.
     - Ной, я не сказал, что не отвечу. Просто мне интересно.
     - Ты - единственный человек на свете, который отделяет меня от моего ремесла. А по-моему, это одно и то же.
     - Ты прав. В последнее время я и сам так думаю. - Фрэнк вздохнул и положил руки на колени. - Я думал, ты будешь копом. Долго мечтал об этом. Надеялся, что мы будем служить вместе.
     - Я знаю, что разочаровал тебя. Но это не мое призвание. Фрэнк хотел возразить, но вместо этого сделал паузу и сказал правду:
     - Я не имел права разочаровываться. И знаю, что это не твое призвание. Но некоторые мечты так не хотят умирать. Когда ты был мальчишкой, то очень интересовался моей работой. И писал собственные рапорты, помнишь? - Он испустил смешок, - Расспрашивал о деле и все записывал. Я не понимал, зачем тебе это. Когда ты стал журналистом, я решил, что это тебе пригодится. Но ты бросил эту работу, и я разочаровался. Это моя вина, а не твоя.
     - Па, я хотел не закрывать дела, а изучать их.
     - А я не хотел этого понимать. Ной, гордость - это обоюдоострый меч. Когда ты начал писать книги, начал копаться в давно законченных делах, я решил, что ты осуждаешь меня. Хочешь сказать, что недостаточно собрать улики, арестовать человека и отдать его под суд.
     - Это не так. И никогда не было так.
     - Конечно, но ложная гордость мешала мне понять, что ты делаешь, как делаешь, зачем и что это для тебя значит. Я хочу, чтобы ты понял. Я жалею об этом. А еще больше жалею, что без уважения относился к работе, для которой ты родился и которую делал достойно.
     - Ну и ну... - У Ноя словно гора свалилась с плеч. Гора, о существовании которой он и не подозревал. - Поистине сегодня день сюрпризов.
     - Ной, я всегда гордился тобой. И как сыном, и как человеком... - Смущенному Фрэнку пришлось сделать паузу.
     - Без тебя я не был бы тем, что я есть.
     - Ной... - Он с трудом проглотил комок в горле. - Надеюсь, что в один прекрасный день взрослый сын скажет тебе то же самое. Иначе ты не поймешь, что это значит. - Фрэнк откашлялся, а потом произнес фразу, которая окончательно смутила их обоих:
     - Я хочу доказать, что действительно уважаю то, что ты делаешь. Это справедливо?
     - Да. Вполне.
     - Тогда слушай. Я дам тебе интервью, или как это у вас называется, когда у тебя будет для этого время.
     - Время у меня сейчас есть. Так что начинай.
     - Прямо сейчас? - Фрэнк, застигнутый врасплох, поймал себя на том, что ищет предлог для отказа.
     - Да. Как только я вставлю в диктофон чистую ленту.
     Ной понял, что рыбка на крючке, и действовал быстро. Через несколько секунд он вернулся с кассетой и двумя банками кока-колы.
     - Это совсем не так трудно, как тебе кажется, - сказал он, надписав кассету и вставив ее в диктофон. - Ты просто говоришь со мной. Рассказываешь о деле. Именно так, как привык. Тем более что об этом случае ты уже кое-что рассказывал. А я уже тогда обратил внимание на некоторые подробности. Тэннер сам позвонил по телефону "911". Я записал это.
     Не полагаясь на память, Ной нашел нужную папку.
     - Он позвонил в ноль сорок восемь. "Она мертва. О боже, Джулия. Она мертва. Кровь. Она всюду. Я не могу остановить кровь. Кто-нибудь, помогите мне!" - Ной отложил папку в сторону. - Есть и еще кое-что, но это главное. Оператор службы "911" задавал ему вопросы, но получал тот же ответ, пока наконец не сумел заставить его назвать адрес.
     - Копы приехали первыми, - сказал Фрэнк. - Процедура стандартная. В таких случаях Служба спасения тут же связывается с ними. Ворота были открыты; передняя дверь тоже. Они вошли в дом и нашли тело и Тэннера в первой гостиной. Проверили помещение, зарегистрировали убийство и вызвали детективов. Вызов приняли мы с Трейси Хармоном.

***

     Ной представлял себе все так живо, словно той ночью вошел в дом вместе с отцом. Ощущал теплое дуновение ветра, который колыхал листья пальм, посеребренные лунным светом. Дом был белым, как саван; в окнах горел золотистый свет.
     У входа стояли патрульные машины; на одной из них еще крутилась красно-синяя мигалка, лучи которой тревожно озаряли мраморные ступени, лица копов и фургон для перевозки арестованных.
     Из открытой двери сочился свет.
     Молоденького полицейского в форме с иголочки рвало под олеандрами.
     Огромная люстра, висевшая в вестибюле, бросала водопады света на девственно-белый мраморный пол, испещренный кровавыми следами.
     Они тянулись во всех направлениях, пересекали вестибюль, просторный коридор и уходили вверх по широкой лестнице из полированного дуба.
     От следов пахло кровью.
     Он привык к смерти, в том числе насильственной. Привык к виду трупов. Но при виде того, что сделали с Джулией Макбрайд, у него сжалось сердце. Он точно запомнил все свои ощущения. В том числе внезапный негромкий щелчок внутри, вызванный жалостью и ужасом. И взрыв непреодолимого гнева в мозгу, происшедший еще до того, как он закрыл дверь, запер ее и взялся за дело.
     На первый взгляд казалось, что здесь шла страшная борьба. Битое стекло, перевернутая мебель, огромные участки пола, забрызганные кровью.
     Но внутри одних следов были другие. Смерть всегда оставляет их. Ее ногти остались чистыми и целыми; раны на руках были мелкими. Видимо, Джулия пыталась закрыться руками от ударов.
     Он подошел к ней сзади. Позже Фрэнк получил подтверждение судебно-медицинского эксперта, но когда он склонился к телу, то проиграл эту сцену в уме.
     Первый удар попал ей в спину, ниже лопаток. Возможно, она вскрикнула, зашаталась, попыталась повернуться. Потом должен был настать болевой шок. Видела ли она его лицо? Видела ли то, что было на нем написано?
     Он снова бросился на нее. Успела ли она поднять руку, чтобы парировать удар? "Пожалуйста, не надо! О боже, не надо!"
     Она пыталась убежать, свалила лампу. Битое стекло резало ей босые ноги так же беспощадно, как резал ее он. Она упала, скорчилась и закричала. А он снова и снова вонзал в нее концы ножниц, колол и полосовал даже тогда, когда она затихла. После того, как она умерла.
     Двое полицейских нашли Сэма в соседней комнате. Образ этого человека врезался в память Фрэнка так же прочно, как и мертвая Джулия. Его лицо было абсолютно белым и очень красивым. Он курил короткими рывками, и его рука летала вверх и вниз, когда он подносил сигарету к губам, затягивался, выдыхал и затягивался снова.
     У него были широко раскрытые, остекленевшие глаза. От шока и наркотиков.
     Он был весь в крови своей жены.
     - Кто-то убил ее. Кто-то убил Джулию. - Он повторял это снова и снова.
     - Расскажите мне, что случилось, мистер Тэннер.
     - Она мертва. Джулия мертва. Я не мог остановить...
     - Что не могли остановить?
     - Кровь. - Сэм посмотрел на свои руки, а потом начал плакать.
     Из этого первого бессвязного рассказа Фрэнк узнал, что в доме есть ребенок. И пошел его искать.

***

     Ной сидел в кабинете, прослушивал запись отцовского рассказа и вводил ее в компьютер. Ему было нужно поскорее воплотить звуки в слова; это помогало работе.
     Когда зазвонил телефон, он вздрогнул и понял, что забыл о времени. За окном разгорался закат.
     Ной прижал пальцы к воспаленным глазам и снял трубку.
     - Это Сэм Тэннер.
     Ной инстинктивно схватил карандаш.
     - Где вы?
     - Слежу за тем, как заходит солнце. Я нахожусь снаружи и любуюсь тем, как солнце садится в воду.
     - Сэм, вы не сказали, что вас собираются выпустить досрочно.
     - Нет.
     - Вы в Сан-Франциско?
     - Я пробыл в Сан-Франциско достаточно долго. Там было холодно и сыро. Я хотел вернуться домой.
     У Ноя участился пульс.
     - Так вы в Лос-Анджелесе?
     - Я снял жилье. В районе бульвара Сансет. Дерьмовое жилье, Брэди. Совсем не то, что мне нужно.
     - Диктуйте адрес.
     - Я сейчас не там. Звоню с дороги. Еду к вам. Слежу за закатом, - мечтательно повторил он. - Сижу под открытым небом. Рядом с местом, где торгуют пивом и где играет карибская музыка, от которой щиплет в глазах.
     - Скажите мне, где вы. Я встречу вас.

***

     На Сэме были брюки цвета хаки и рубашка с короткими рукавами, новенькие и еще не успевшие обмяться. Он сидел за маленьким чугунным столиком на веранде мексиканского ресторанчика и смотрел на воду. Хотя место было не слишком бойкое, но за соседними столиками тоже кое-где сидели люди, в основном подростки со свежими личиками. Они потягивали пиво, хотя едва ли имели право его покупать.
     Сэм выглядел старым, бледным и куда более наивным.
     Ной заказал две порции такое и два пива.
     - Ну, как дела?
     Сэм с удивлением смотрел на парнишку, проехавшего мимо на роликовой доске.
     - Я провел несколько дней в Сан-Франциско, пока получил то, что мне причитается. Потом сел на автобус. Думал, что меня вот-вот остановят, вернут и скажут, что произошла ошибка. И в то же время ждал, что меня узнают, что кто-нибудь скажет: "Смотрите, это же Сэм Тэннер" - и побежит ко мне за автографом. Две моих жизни пересеклись в середине, и мое сознание продолжает прыгать то туда, то сюда.
     - Вам хочется, чтобы вас узнавали?
     - Я был звездой. Известным артистом. Нам нужно внимание. Не для того, чтобы потешить свое самолюбие, а чтобы почувствовать себя ребенком. Если ты не чувствуешь себя хотя бы иногда ребенком, хороший артист из тебя не получится. В тюрьме мне пришлось об этом забыть. Когда я понял, что обаяние мне не поможет и двери камеры не откроются, пришлось забыть об этом, чтобы выжить. А потом я вышел, и все вернулось. Отчаянно захотелось, чтобы кто-нибудь посмотрел на меня, увидел и вспомнил. И в то же время я до чертиков боялся, что это случится. Страх сцены. - Сэм криво усмехнулся. - Я не испытывал его тысячу лет.
     Ной ничего не говорил, пока официантка не поставила на стол их заказ. Как только женщина ушла, он наклонился и тихо спросил:
     - Как вы рискнули приехать в Лос-Анджелес? Ведь вас здесь рано или поздно узнают.
     - А куда еще мне было податься? Все изменилось. Я дважды заблудился, пока шел пешком. Повсюду новые лица. На улицах, на афишах. Люди разъезжают в огромных джипах. А человеку даже покурить негде.
     Растерянность, звучавшая в голосе Тэннера, рассмешила Ноя.
     - Думаю, еда здесь немного лучше, чем в Сан-Квентине.
     - Я забыл, что есть такие места. Забыл еще до того, как попал за решетку. Меня интересовало только самое лучшее.
     Если меня не узнавали, не восхищались, не завидовали, то за чем было и приходить?
     Он надкусил блинчик, не обращая внимания на кусочки помидора, латука и капли соуса, падавшие на тарелку. Несколько секунд он угрюмо и сосредоточенно жевал. "Тюремная привычка", - понял Ной.
     - Я был задницей. Ной поднял бровь.
     - Позволите процитировать?
     - Вы не понимаете. У меня было все - успех, власть, богатство. Была самая прекрасная женщина на свете, которая любила меня. Я думал, что заслуживал это, все это, и не ценил того, что имел. Не ценил ничего. Воспринимал это как должное. Вот и потерял. Все, что имел.
     Ной не сводил глаз с лица Сэма и потягивал пиво.
     - Вы убили свою жену?
     Сэм ответил не сразу. Он продолжал следить за тем, как последний красный ломтик солнца тонул в море.
     - Да. - Наконец он повернулся и посмотрел Ною в глаза. - А вы думали, что я стану отрицать это? Какой смысл? Я отсидел за сделанное двадцать лет. Некоторые считают, что этого недостаточно. Может быть, они правы.
     - Почему вы убили ее?
     - Потому что не мог быть таким, каким она хотела меня видеть. А теперь спросите меня, взял ли я в тот вечер ножницы, вонзил ли я их ей в спину, в тело, а потом перерезал горло.
     - Ладно. Вы сделали это?
     - Не знаю. -