аньше, чем она наденет на него наручники. - Похоже, сержант Трухарт не ранен. Ждем фельдшера. Отбой тревоги номер один.
     Она повернулась и увидела, что в квартире полно полицейских. Ева выключила рацию, перевела дух, давая снизиться уровню адреналина в крови. Она понимала настроение людей, хотела дать им насладиться увиденным, но...
     - По-моему, здесь слишком много копов. В квартире чисто, ребята. Я думаю, это не единственное преступление в городе, так что отправляйтесь по местам... Благодарю за службу, - добавила она. - Хорошая работа.
     - Чертовски хорошая, - подтвердил Фини и положил руку ей на плечо. - Как ты, детка?
     - Немного дрожат колени, - призналась Ева, глядя, как Рорк и Бакстер укладывают Трухарта на пол. - Еще бы чуть-чуть, и...
     - "Чуть-чуть" не считается. - Он вытер лоб рукавом. - Староват я подниматься бегом на пятый этаж... Хочешь, я займусь этим ублюдком?
     - Да. Спасибо. Но расколоть его я хочу сама. Сунь его в камеру, и если он что-нибудь вякнет насчет адвокатов...
     - Я стал туговат на ухо. Придется сходить к врачу. - Он хитро улыбнулся, потом нагнулся и достал наручники.
     Ева опустилась на колени рядом с подоспевшим фельдшером.
     - Он просто одурманен, - сказали ей. - Пульс ровный, давление крови пониженное, но не слишком. Ему понадобится много жидкости, наутро будет адски болеть голова, но он молодой и сильный, так что все пройдет.
     - Он приходит в себя! - Бакстер пригладил мокрые волосы. Его рука еще дрожала. - Посмотрите на него. Эй, малыш, очнись! Чего разлегся на работе? Не позорь своего учителя!
     Ресницы Трухарта затрепетали. Взгляд у него был туманный и растерянный.
     - Сэр... - Он попытался проглотить слюну, но закашлялся. - Лейтенант... Я умер?
     - Ничего подобного. - Она не выдержала и взяла Трухарта за руку. Бакстер уже держал его за другую руку. - Вы выполнили свой долг, сержант Трухарт. И выполнили его образцово. Подозреваемый находится в камере предварительного заключения.
     - О'кей. Я очень устал, - сказал Трухарт и снова провалился в беспамятство.
     - Какое-то время он будет просыпаться и снова засыпать, - весело сказал фельдшер. - Мы сразу начнем вливать ему жидкость, ночь понаблюдаем, а к утру будет, как новенький.
     - Даллас, я хочу поехать с ним.
     - Конечно, Бакстер. Сообщай мне о его состоянии. Позвони его матери. Скажи ей, что он жив и здоров, а еще - что он достойно справился со своей работой.
     Ева встала. Ей нужно было немного прийти в себя, чтобы достойно справиться со своей.

ЭПИЛОГ

     - Понимаете, - объяснял Джерри, - теперь они во мне. Не в моем теле: тело - это скорлупа. Мама все мне объяснила. Их свет - в моей душе.
     - Джерри, мать велела тебе забрать их свет?
     - Нет. - Он серьезно покачал головой и наклонился вперед. - Я сам понял это слишком поздно. Она не должна была умереть! Ни за что! Но теперь мы все будем жить вечно. У нас есть такая возможность. Просто для этого нужно избавиться от тела.
     - Значит, ты избавил Рэйчел Хоуард, Кенби Сулу и Алисию Дилберт от тел ради их собственной пользы? - так же серьезно спросила Ева.
     - Конечно. Понимаете, их свет был очень сильным. Если бы вы как следует посмотрели на мои портреты и увидели их, то поняли бы. Мама рассказывала мне, что, когда была медсестрой, часто видела свет в глазах пациентов. У некоторых он был очень сильным, хотя врачи говорили, что у них нет никаких шансов на выздоровление. Но она видела этот свет и знала, что они победят. А у других, которые могли выкарабкаться, такого света не было. И они умирали. Уходили незаметно.
     - Свет твоей матери тоже был сильным?
     - Да. Но недостаточно. - Лицо Джерри исказилось от горя; на мгновение его глаза потеряли безумный блеск, и он показался Еве очень юным и беззащитным. - Слишком много теней. Тени застилают свет. Понимаете... - Он заерзал на стуле, его глаза снова полыхнули безумным блеском. - Я изучал работы Анри Жавера. Он был...
     - Я знаю. Он фотографировал мертвых.
     - Это зачаровывает! Я понял, что имела в виду моя мать, когда говорила о свете. Блестящие работы Жавера помогли мне сделать открытие. Нужно избавиться от тела и сохранить свет.
     - Впитать в себя их свет через объектив фотоаппарата?
     - Примерно так. Но понимаете, одной техники мало. Фотография - это искусство и магия. С их помощью можно увидеть душу. Можно заглянуть в человека и через объектив увидеть его душу. Это поразительно, но не каждому дано. А у меня есть такой дар.
     - Почему ты использовал Хастингса?
     - Использовал?..
     - Ты брал снимки из его файлов, - напомнила Ева.
     - А... Потому что я искренне восхищался его работами. Он трудный человек, но настоящий художник. Я многому научился у него за очень короткий срок. Он тоже фотографирует мертвых, но только для заработка. Не из соображений чистого искусства. А это искусство!
     - Ты помогал ему фотографировать мертвых?
     - Только однажды. Но это было поразительно... Понимаете, я был очень подавлен смертью матери. Профессор Браунинг помогла мне снова встать на ноги. Она поняла, что именно мне пришлось испытать, и предложила поработать у Хастингса помощником. Чтобы я был занят. Я проработал у него всего около недели, но многое получил. Когда я увидел на свадьбе Рэйчел Хоуард, увидел струившийся от нее свет... Это было прозрение! Хастингс тоже видел этот свет, иначе не стал бы ее фотографировать. Мне хотелось отнять у него аппарат и самому сделать ее портрет. Я с трудом удержался. Но он видел! И я понял, что он ведет меня по этой тропе. Как поводырь.
     - И ты взял его дискеты?
     - Наверно, это было не правильно. Мне очень жаль. Я заплачу штраф, - извиняющимся тоном сказал Джерри и смущенно улыбнулся. - Но это было сделано ради очень важной цели. Я уверен, что Хастингс поймет меня. Он слегка беспечен и плохо хранит свои файлы. Мне ничего не стоило их просмотреть. И когда я увидел... Свет их лиц слепил мне глаза!
     - Но ведь Трухарта там не было, - заметила Ева.
     - Трухарта?
     - Моего сержанта. Того, кого ты сегодня вечером привез к себе в студию.
     - Трухарт . Очень подходящая для него фамилия... Да, с ним все вышло случайно, потому что я имел на примете другого. Но стоило мне увидеть его в клубе, как я понял. Просто понял, и сегодня вечером все встало на место.
     - Теперь о клубе. Почему ты сменил имя?
     - Нужно было соблюдать осторожность. Я знал, что люди не поймут и будут пытаться остановить меня. И подумал, что мне понадобится второе "я". Просто на всякий случай.
     - Однажды ты уже менял его. Когда работал помощником у Хастингса. Ты уже тогда задумал... свою галерею?
     - Думаю, да. Где-то в глубине души. Но у большинства художников есть псевдонимы, и я попытался сделать то же самое. Взял псевдоним "Жавер", потому что искренне восхищался им.
     - Когда ты начал работать в клубе, твой план уже был готов, - подсказала Ева.
     - О да! Но в клубе все было просто. Я имею в виду псевдоним. Стивен - от Стивенсон, а Одри - второе имя моей мамы, так что это было данью ее памяти... Простите, можно попить? Жажда замучила.
     - Конечно. - Ева сделала жест Пибоди. - Как ты обнаружил этот клуб?
     - Очень просто. Я сам иногда заходил туда. Там собиралось множество студентов, а работа бармена давала хорошую возможность наблюдать и выбирать. То, что клуб был компьютерным, тоже сыграло свою роль. Можно было передавать сообщения, не отрываясь от работы. Никто бы ничего не заметил.
     - Как ты это делал?
     - Незаметно возвращался после того, как делал портреты и выбрасывал скорлупу. Подсовывал дискету какому-нибудь компьютерному наркоману или бросал ее в корзину. Никто не обращал на это внимания. Я знал, что Надин Ферст сделает из этого сенсацию. Она молодец, правда? А у Семьдесят пятого канала самый высокий рейтинг. Я выяснял.
     Пибоди принесла стакан с водой. Джерри с жадностью выпил и благодарно улыбнулся ей.
     - Теперь вы видели мою работу. Мою студию, мою галерею. - Он гордо выпрямился. Уродливая оранжевая роба Нью-Йоркской городской полиции, прикованная к столу лодыжка и резкий свет, лившийся с потолка комнаты для допросов А, не мешали ему выглядеть победительно.
     - Да, Джерри. Видела.
     - Значит, теперь вы понимаете, что к чему. Вас я изучал тоже. Вы умны и изобретательны. И свет у вас сильный. Не чистый, но сильный. Вы ведь позволите мне закончить, правда? Дадите мне завершить работу. Еще один портрет - и я стану бессмертным. Люди поймут наконец, что я для них сделал. Мы никогда не умрем. Никто не будет терять любимых. Никто не будет страдать и ощущать боль...
     - Джерри, я хочу спросить еще раз, чтобы внести полную ясность. Ты знаешь свои права и обязанности?
     - Да. Конечно.
     - Ты отказался от права на присутствие адвоката во время допроса.
     - Я просто хотел объяснить вам смысл происходящего. Не желаю, чтобы люди считали меня чудовищем. Я не чудовище. Я спаситель.
     - И ты сознательно лишил жизни Рэйчел Хоуард, Кенби Сулу и Алисию Дилберт?
     - Я сохранил их свет, - поправил он. - Навсегда.
     - Чтобы сделать это, ты привел каждого из упомянутых выше людей в свою студию в Гринвиче, предварительно одурманив их с помощью транквилизатора, верно? И, чтобы избавить их души от "скорлупы", ты вонзил каждому из них нож в сердце?
     - Да, я вижу, что вы все поняли правильно. Я не хотел причинять им боль, и поэтому давал им лекарство, которое давали моей маме. Она быстро засыпала и не чувствовала боли.
     - Сегодня вечером ты привез в указанное место сержанта Троя Трухарта в том же состоянии и с той же целью?
     - Да. - Он с облегчением кивнул. - Я помог им всем избавиться от их бренных тел. Делая портрет сразу после смерти, я вбираю в себя их свет, присоединяю его к своему, сохраняю его и даю им бессмертие. Они живут во мне! Когда я присоединю последний свет, работа будет закончена. Я узнаю все, что знали они. А они узнают меня. Навсегда.
     - Понятно. Запись закончена.
     - Значит, я могу идти?
     - Нет. Мне очень жаль, но есть другие люди, с которыми тебе придется поговорить. Объяснить случившееся.
     - Ох, только, пожалуйста, поскорее. - Он равнодушно обвел взглядом комнату. - Мне нужно вернуться к работе.
     "Граница между нормальным состоянием и безумием зыбка, - подумала Ева. - Джерри перешел ее. Если теперь он и будет продолжать действовать, планировать, создавать образы, то только в обитой войлоком палате больницы для умалишенных".
     - Надеюсь, это не займет много времени, - сказал Джерри полицейскому, который пришел, чтобы отвести его в камеру.

***

     Видя, что Ева продолжает сидеть, Пибоди налила два стакана воды и поставила их на стол.
     - Мой папа любил старые комиксы. Я помню один из них. Там сошел с ума говорящий кот. Шизанулся абсолютно. Чтобы показать это, художник нарисовал птичек. Они летали вокруг головы кота и чирикали. - Она залпом выпила воду. - Тут тот же самый случай. Вокруг его головы летают птички. Но все это слишком печально и страшно для птичек.
     Ева безучастно смотрела на свой стакан.
     - Иногда делаешь свою работу, заканчиваешь дознание, а дверь так и не закрывается. Думаю, это дело как раз такого рода. Рорк был прав: мне жалко Джерри. Когда преступник - человек ожесточенный, жадный и злобный, бывает легче. Но когда он вызывает жалость, дверь остается открытой...
     - Вам пора домой, Даллас. Нам всем пора домой.
     - Ты права. - Ева потерла глаза, как усталый ребенок.
     Но сначала она составила отчет и ввела его в файл, надеясь, что это позволит плотнее закрыть дверь. Отдел расследования убийств свое дело сделал. Теперь пусть с Джерри возятся другие. Он может потребовать адвокатов, но все равно больше никогда не выйдет из палаты для буйных...

***

     Ева сделала крюк и заехала в больницу, чтобы взглянуть на Трухарта. Он спал как младенец, цвет лица у него был хороший, дыхание легкое; мониторы отмечали ровное биение его сердца. В кресле рядом с кроватью храпел ссутулившийся Бакстер. К изголовью был привязан воздушный шар в форме гигантских женских грудей.
     Ева наклонилась и слегка потрясла Бакстера за плечо. Храп тут же прекратился. Бакстер проснулся и инстинктивно потянулся за оружием.
     - Вольно, детектив, - прошептала она.
     - Как малыш? - Он выпрямился. - Черт побери, я отрубился.
     - Я догадалась. Ты храпел, как носорог. Ума не приложу, как ты не разбудил Трухарта. Отправляйся домой, Бакстер.
     - Я хотел немного посидеть с ним и удостовериться...
     - Отправляйся домой, - повторила она. - На несколько часов прими горизонтальное положение. Его выпишут ближе к полудню. Тогда можешь вернуться и отвезти его домой. На это время я освобождаю тебя от заданий.
     - Ага. - Бакстер зевнул. - Спасибо. Он хорошо потрудился, Даллас.
     - Хорошо.
     - А что Стивенсон?
     - Сидит.
     - Это тоже хорошо. - Бакстер поднялся. - Ну что, по домам?
     - По домам, - подтвердила Ева. Но когда Бакстер ушел, она села на его место и наблюдала за Трухартом целый час.

***

     Домой она ехала на рассвете. Гроза прошла, и над городом разливался мягкий и ясный свет. В этом было что-то символическое, но Ева слишком устала, чтобы ломать себе голову над расшифровкой символов.
     Когда она свернула на подъездную дорожку, свет стал ярче, а стоило Еве миновать ворота, как солнечные лучи омыли дом - великолепный дом на фоне неба, которое вдруг решило стать по-летнему густо-синим.
     "Стало прохладнее, - заметила Ева, выйдя из машины. - Так прохладно не было несколько дней. Или недель. А может быть, лет? Проклятие, наконец-то проснулся бриз!"
     Она вошла в вестибюль, сняла, жакет и бросила его на пол.
     Из гостиной вышел Рорк.
     - Доброе утро, лейтенант.
     - Похоже, предстоит очень хороший день.
     - Похоже. - Он подошел, коснулся пальцем ямочки на ее подбородке и заглянул в усталые глаза. - Как ты?
     - Бывало и лучше, но чаще - куда хуже. Трухарт пришел в себя. Сегодня его выпишут. С его головы не упал ни один волос, но Бакстер трясся над ним, как наседка. Это ужасно трогательно.
     - Ты подала рапорт о его повышении?
     Ева негромко рассмеялась:
     - Я что, прозрачная?
     - Для меня - да. - Рорк обнял ее и привлек к себе.
     - А как он выглядел во время твоего визита?
     Он улыбнулся ей в макушку:
     - Похоже, ты тоже видишь меня насквозь. Он выглядел молодым, энергичным, но немного усталым. Бакстер купил ему неприличный воздушный шар в форме огромных грудей. Трухарт смутился, но, кажется, обрадовался, и привязал шар к изголовью.
     - Да. Я увидела его сразу же, как только вошла. В мире снова порядок! Во всяком случае, что-то похожее.
     - Ты... жалеешь его?
     Ева знала, что Рорк говорит не о Трухарте.
     - Больше, чем хотелось бы. Он совсем свихнулся. Может быть, так на него повлияла смерть матери. А может быть, он все равно кончил бы этим. Пускай им занимаются специалисты. Я свое дело сделала. Собираюсь подняться к себе, рухнуть пластом и проспать несколько часов. Устала как собака.
     - Могу себе представить. Раз так, свидание придется отложить.
     - Какое свидание?
     Рорк обнял ее за талию и повернул к лестнице.
     - То самое, которое мы назначили на день отъезда Соммерсета в отпуск.
     - Стоп. Минутку... - Ева обернулась и осмотрела вестибюль. - Так он ушел? Дом свободен от Соммерсета?!
     - Не далее как двадцать минут назад. Правда, еще слегка прихрамывая, но...
     - Господи, я совсем плохая. Мне следовало почувствовать это! Почуять!
     Она пнула жакет так, что тот подлетел в воздух, и, пританцовывая, прошлась по коридору.
     - Похоже, ты нашла скрытый источник энергии.
     - Я возродилась! - Ева резко повернулась и прыгнула на Рорка, обхватив ногами его талию. - Давай займемся жарким сексом!
     - Ну, если ты настаиваешь... Кстати, в гостиной стоит пинта отличного шоколадного соуса.
     - Ты шутишь?
     - Разве можно шутить, когда речь идет о таких серьезных вещах, как жаркий секс под шоколадным соусом?
     Ева захохотала как сумасшедшая, а затем впилась в его губы. Поцелуй был таким страстным и пылким, что Рорк зашатался. А когда они упали на пол, Еве послышался негромкий скрип. Кажется, ей все-таки удалось прикрыть дверь...


   Нора РОБЕРТС
   ПРИГОВОРЕННЫЕ К БЕЗУМИЮ

Перевод с английского В.В.Тирдатова. OCR Galina


Анонс

     С такими преступлениями Ева Даллас еще не сталкивалась, хотя за время работы в полиции повидала всякое. Один за другим погибают люди, посидев несколько часов за компьютером. Но сначала они фактически сходят с ума, ослепленные головной болью и ненавистью ко всему человечеству. У Евы Даллас возникает невероятное объяснение этому преступлению: она считает, что компьютерный вирус поражает мозг человека...

ПРОЛОГ

     Духота была убийственной. Июль метким ударом отправил весь Нью-Йорк в летнюю парилку. Некоторым удавалось спасаться в домах на побережье, где можно было потягивать холодные напитки и наслаждаться морскими ветрами, ведя дела по телефону. Другие запасались всем необходимым и закрывались в снабженных кондиционерами жилищах, словно племя дикарей во время осады.
     Но большинству приходилось терпеть.
     Конца жаре не предвиделось, поэтому дезодоранты исчезали с прилавков с невероятной быстротой, настроение ухудшалось с каждым днем, а мелкие неприятности подталкивали к насильственным действиям даже самые кроткие души. Многие из тех, чьи правонарушения при обычных обстоятельствах исчерпывались неосторожным переходом улицы, оказывались в полицейских участках и камерах предварительного заключения, вынужденные срочно звонить своим адвокатам и объяснять, почему они пытались задушить своего сослуживца или толкнуть абсолютно незнакомого человека под колеса автомобиля. Придя в себя, они, как правило, сами не знали, почему это сделали, и выглядели ошеломленными, словно вышедшие из состояния транса.
     Но Луи К. Когберн точно знал, что он делает, как и почему. Луи был мелким торговцем наркотиками, промышлявшим в основном "Зонером" и "Джазом". Дабы увеличить прибыль, он добавлял в "Зонер" сухую траву из городских парков, а в "Джаз" - пекарский порошок, который добывал на складах. Клиентуру Луи составляли главным образом дети из семей среднего класса в возрасте от десяти до двенадцати лет, чьи школы находились в трех районах неподалеку от его квартиры в Нижнем Истсайде. Это экономило время и расходы на поездки.
     Луи предпочитал средний класс, так как у бедных, как правило, имелись источники снабжения в семейном кругу, а богатые слишком быстро разоблачали трюк с травой и порошком. Что касается возрастной группы, то он логично рассуждал, что клиент, которого подцепили в юности, остается таковым на всю жизнь. До сих пор это кредо оправдывало себя - обычно Луи продолжал поддерживать связи со своими клиентами и после окончания школы.
     К своему бизнесу он относился серьезно. Каждый вечер, пока его клиенты делали уроки, он сидел за компьютером, скрупулезно подсчитывая убытки и прибыли. Луи гордился своей бухгалтерией и наверняка зарабатывал бы больше в качестве счетовода какой-нибудь фирмы среднего уровня, но считал, что настоящий мужчина должен работать на себя.
     Чувство неудовлетворенности, раздражения и даже отчаяния, охватывающее его в последнее время после каждого часа работы, Луи приписывал жаре и непрерывной головной боли, которую не могли облегчить даже лошадиные дозы его товара. Он потерял три рабочих дня из-за того, что боль стала центром его существования. Луи изнывал от духоты в однокомнатной квартирке, включая на полную мощность древнюю стереосистему, чтобы заглушить музыкой бурю, свирепствующую у него в голове.
     Он мог думать только об одном: кто-то дорого заплатит за его мучения.
     Лентяй управляющий опять не отрегулировал кондиционер. Луи сидел в одних шортах у открытого окна, сквозь которое в комнату проникал, увы, не благословенный ветерок, а уличный грохот - гудки автомобилей, скрежет шин по мостовой, люд