зшие руки в карманы пальто.  -
Я ничего не понимаю ни в антиквариате, ни в том,  что  может  заинтересовать
коллекционеров.
   - Просто надо раскусить, чего люди хотят. - Эшворт зажег спичку,  щелкнув
ею по ногтю большого пальца, и вдохнул жизнь в свою трубку. - И сколько  они
готовы за это заплатить.
   - Точно. - Восхищенная новым знакомым, Дора подхватила его  под  руку.  -
Похоже, аукцион начинается. Пора поискать свободные места.
   Эшворт предложил Ли другую руку и горделиво повел красивых молодых женщин
поближе к первому ряду.
   Дора достала блокнот и приготовилась играть свою любимую роль.
   Несмотря на невысокие  цены,  аукцион  начался  довольно  энергично.  Гул
торгов, многократно отраженный высокими потолками, усиливал  решимость  Доры
не упустить свой шанс в предстоящих сделках.
   Она увела туалетный столик из-под носа явно случайной здесь  женщины,  за
бесценок отхватила лот,  включавший  молочник-туфельку,  и  быстро  победила
Эшворта в борьбе за набор хрустальных солонок.
   - Ваша взяла, - заметил он, когда Дора в очередной раз перебила его цену.
- Весьма вероятно, на Севере вы получите за них чуть больше.
   -  Одна  моя  клиентка  их  коллекционирует,  -  сказала  Дора,  мысленно
прикинув, что эта клиентка заплатит в два раза больше.
   - Неужели? В моем магазине есть набор из шести штук. Серебро с кобальтом.
Если у вас останется время после аукциона, можете взглянуть.
   - Постараюсь. Ли, за следующий лот торгуешься ты.
   - Я? - Ли с ужасом взглянула на сестру.
   - Ты, ты. Привыкай. - Ухмыльнувшись, Дора кивнула Эшворту:
   - Следите.
   Как Дора и ожидала, Ли начала очень робко, ее предложения едва  достигали
ушей аукциониста. Затем она потихоньку съехала на краешек стула, наклонилась
вперед. Ее глаза загорелись. К окончанию торга она уже выкрикивала цены, как
сержант, муштрующий на плацу новобранцев.
   - Разве она не великолепна? - Дора  обняла  сестру  за  плечи.  -  Быстро
учится. Настоящая Конрой.
   Ли прижала руку к неистово колотящемуся сердцу.
   - Я купила все! О, боже, я купила все это. Почему ты меня не остановила?
   - Зачем? Чтобы испортить тебе удовольствие?
   - Но... но... - Уровень адреналина в крови явно понизился, и  Ли  обмякла
на стуле. - Но это же сотни долларов. Сотни.
   -  И  хорошо   потраченные.   -   Заметив   абстрактную   картину,   Дора
сосредоточилась. - А теперь за дело. - И тихо добавила:
   - Моя.
   В три часа дня  Дора  уже  укладывала  полдюжины  кобальтовых  солонок  в
фургончик, полный сокровищ, купленных на аукционе.
   - Похоже, пойдет снег, - заметил Эшворт, стоявший на краю тротуара  перед
своей лавкой, и снова втянул носом морозный воздух. -  Вряд  ли  вы  успеете
добраться домой до снегопада.
   - Не имею ничего против. - Откинув с лица разметавшиеся на ветру  волосы,
Дора улыбнулась. - Какое Рождество без снега? Очень рада была познакомиться,
мистер Эшворт. - Она снова протянула руку.  -  Если  будете  в  Филадельфии,
заглядывайте.
   - Обязательно. - Старик похлопал  по  карману,  куда  сунул  ее  визитную
карточку. - А вы, девушки, берегите себя. Поезжайте осторожно.
   - Обещаем. Счастливого Рождества.
   - И вам того же, - откликнулся Эшворт. В последний раз  помахав  старику,
Дора завела двигатель и выехала на дорогу.  Ее  взгляд  метнулся  в  зеркало
заднего вида, и она улыбнулась: Эшворт все еще стоял на тротуаре с трубкой в
зубах и с поднятой в прощальном приветствии рукой.
   - Какой милый. Я рада, что ему досталась та статуэтка.
   Ли дрожала от холода, с  нетерпением  ожидая,  когда  же  наконец  машина
прогреется.
   - Надеюсь, он не слишком много взял с тебя за солонки.
   - Ну, что сказать. Он кое-что  заработал,  я  кое-что  заработаю,  миссис
О'Малли пополнит свою коллекцию, и все будут довольны.
   - Могу  себе  представить.  До  сих  пор  не  верю,  что  ты  купила  эту
безобразную картину. Тебе никогда ее не продать.
   - О, со временем продам.
   - Хорошо, что ты заплатила за нее всего пятьдесят долларов.
   - Пятьдесят два доллара семьдесят пять центов, - поправила Дора.
   Развернувшись на сиденье, Ли взглянула на  коробки,  сложенные  в  задней
части салона.
   - И куда ты денешь весь этот хлам?
   - Найду место. Как ты думаешь, Мисси понравится карусель?
   Ли представила огромную заводную игрушку в бело-розовой спальне дочери  и
содрогнулась.
   - О, только не это.
   Дора пожала плечами. Она вычистит карусель, поставит в своей гостиной и с
удовольствием будет играть сама.
   - Ладно. Только Мисси точно в нее влюбится. Не хочешь позвонить  Джону  и
сообщить, что мы возвращаемся?
   - Попозже. - Ли вздохнула и откинулась на спинку сиденья. - Завтра в  это
время я буду как сумасшедшая метаться по кухне.
   - Сама напросилась, - напомнила Дора. - Ты хотела выйти  замуж,  нарожать
детей, купить дом. А где семье обедать в Рождество, если не дома?
   - Я бы не возражала, если бы мама не навязалась помогать мне.  Ты  можешь
вспомнить, когда она приготовила хоть один приличный обед, не  говоря  уж  о
рождественском?
   - Не могу.
   - Ну вот. А теперь каждое Рождество  она  вертится  у  меня  под  ногами,
размахивая каким-нибудь рецептом, вроде приправы из люцерны и каштанов.
   - Это было ужасно, хотя лучше, чем ее картофель с карри или сакоташ.
   -  Даже  не  напоминай.  И  от  папы  никакой  помощи.  Надевает   колпак
Санта-Клауса и до полуночи прикладывается к пуншу.
   - Может, Уилл отвлечет их. Он приезжает один или с какой-нибудь из  своих
пассий?
   - По последним сведениям, один. Дора, ты видишь этот грузовик?
   - Вижу. - Дора дала полный газ и  обогнала  огромную  шестнадцатиколесную
фуру, чуть не задев ее. - Так когда приезжает Уилл?
   - В канун Рождества последним поездом из Нью-Йорка.
   -  Как  всегда,  в  последний  момент,  чтобы  никто  не  пропустил   его
торжественное появление, -  предсказала  Дора.  -  Послушай,  если  он  тебя
раздражает, я могу... О, черт.
   - В чем дело? - Ли испуганно раскрыла глаза.
   - Только что вспомнила: сегодня въезжает  новый  жилец,  с  которым  папа
подписал договор.
   - Ну и что?
   - Надеюсь, папа не забудет принести ключи. Он  безупречно  демонстрировал
квартиру последние две недели, но ты же знаешь,  как  он  рассеян  в  разгар
сезона.
   - Прекрасно знаю и  именно  поэтому  не  понимаю,  как  ты  доверила  ему
подбирать тебе соседа.
   - У меня не было времени, я же была занята в магазине, -  пояснила  Дора,
прикидывая,  успеет  ли  поговорить  с  отцом  между  дневным   и   вечерним
спектаклями. - Кроме того, папе это нравилось.
   - Только не удивляйся, если в конце концов тебе  придется  жить  рядом  с
психопатом или мамашей с тремя детьми и кучей татуированных приятелей вместо
мужа.
   Дора чуть улыбнулась.
   - Я особо предупредила папочку: никаких психопатов, никаких татуированных
приятелей. Надеюсь, новый жилец умеет готовить и будет подлизываться ко мне,
регулярно угощая собственной выпечкой. И раз уж мы вспомнили о еде, ты  есть
не хочешь?
   - Хочу. Тем более что  это  последняя  трапеза,  когда  мне  не  придется
ухаживать ни за кем, кроме самой себя.
   Дора свернула к съезду с магистрали,  подрезав  "Шевроле"  и  не  обратив
никакого внимания на яростные сигналы разгневанного водителя. В этот  момент
она представляла, как распаковывает свои новые приобретения, и на  ее  губах
порхала мечтательная улыбка. Первым делом необходимо найти  идеальное  место
для картины!

***

   Небоскреб,  сверкающий  зеркальными  окнами,  словно  парил  над  шумными
улицами  Лос-Анджелеса.  Эдмунд  Финли,  высокий   худощавый   мужчина   лет
пятидесяти, свободно раскинулся  за  массивным  письменным  столом  красного
дерева, наслаждаясь еженедельной процедурой маникюра.  Стена  напротив  него
беззвучно  мерцала  дюжиной  телевизионных  экранов:  Си-эн-эн,   "Последние
Новости", "Магазин  на  диване".  Остальные  телевизоры  были  подключены  к
видеокамерам, установленным в различных офисах его фирмы, давая  возможность
наблюдать за подчиненными.
   Тишина огромного кабинета нарушалась лишь оперой  Моцарта  и  непрерывным
поскрипыванием пилочки для ногтей. Звук  своей  телесистемы  Финли  включал,
лишь когда у него было настроение послушать или подслушать.
   Финли вообще любил следить за другими.
   Для своего кабинета он выбрал верхний этаж, потому что отсюда открывалась
панорама  Лос-Анджелеса.  Здесь  он  чувствовал  себя  всемогущим  и  часами
простаивал у широкого окна, просто уставившись на  людишек,  снующих  далеко
внизу.
   В его доме, расположенном  в  горах  высоко  над  городом,  телевизионные
камеры и экраны были установлены в каждой комнате. И окна, окна, бесконечные
окна, выходившие на бухту  Лос-Анджелеса,  сверкавшую  по  ночам  множеством
разноцветных огней. Каждый вечер Финли стоял  на  балконе  своей  спальни  и
представлял, что владеет всем и всеми, попавшими в поле его зрения.
   Эдмунд Финли был одержим манией обладания. Кабинет  отражал  его  вкус  к
прекрасному и исключительному. Две девственно-белых стены  и  ковер  служили
отличным фоном для  его  сокровищ.  Китайская  ваза  XV  века  на  мраморном
пьедестале. В стенных нишах - скульптуры Родена. Над комодом эпохи  Людовика
XIV - подлинник Ренуара в золоченой раме.  Два  столика  красного  дерева  с
тонкой резьбой времен викторианской Англии. Между ними -  бархатное  канапе,
принадлежавшее самой Марии-Антуанетте.
   В двух высоких застекленных шкафчиках - потрясающая,  открытая  лишь  для
избранных  коллекция  произведений  искусства:   флаконы   из   лазурита   и
аквамарина, нэцкэ из слоновой  кости,  статуэтки  из  дрезденского  фарфора,
музыкальные шкатулки из лиможского  фарфора,  кинжал  XV  века  с  усыпанной
драгоценными камнями рукояткой, африканские маски...
   Эдмунд Финли приобретал самозабвенно, а потом припрятывал свои сокровища.
   Его импортно-экспортный бизнес процветал,  а  контрабандная  часть  этого
бизнеса процветала еще больше. В конце концов, где, как  не  в  контрабанде,
можно попробовать  свои  силы  и  насладиться  ощущением  риска.  Незаконные
приобретения  требуют,  кроме  безупречного   вкуса,   известной   ловкости,
изобретательности, безжалостности.
   Финли  начал  "приобретать"  еще  в  юности,  когда   работал   в   доках
Сан-Франциско. Совсем нетрудно было  поменять  местами  контейнеры,  вскрыть
ящик и продать добычу. К тридцати годам Эдмунд собрал капитал  для  создания
собственной компании,  накопил  достаточно  опыта  для  успешной  работы  за
рамками закона и достаточно  связей  для  того,  чтобы  не  оскудевал  поток
товаров.
   Разбогатев, Финли смог  воплотить  в  жизнь  свои  мечты  об  итальянских
костюмах, французских женщинах  и  швейцарских  франках.  После  десятилетий
сложных  экономических  операций  он  получил  возможность  оставлять   себе
понравившиеся вещи. А нравились ему вещи старинные и бесценные.
   - Все готово, мистер Финли. - Маникюрша осторожно положила руку Финли  на
безупречно чистую салфетку. Она  знала,  что,  пока  будет  складывать  свои
инструменты и лосьоны, клиент тщательно проверит ее работу.  Как-то  раз  он
орал на нее минут десять из-за крошечного заусенца. Однако сейчас, когда она
осмелилась  поднять  глаза,  Финли  довольно  улыбался,   разглядывая   свои
отполированные ногти.
   - Отличная работа. - Он  поочередно  потер  подушечками  пальцев  друг  о
друга, затем достал из кармана пачку банкнот, скрепленную  золотым  зажимом,
отделил бумажку в пятьдесят долларов и, помедлив, с обезоруживающей  улыбкой
добавил еще сотню. - Счастливого Рождества, милочка.
   - О... благодарю вас. Огромное спасибо, мистер Финли. И  вам  счастливого
Рождества.
   Продолжая улыбаться, Финли  отпустил  ее  царственным  взмахом  ухоженных
пальцев.  Его  редкая  щедрость  проявлялась  так  же  естественно,  как   и
постоянная жадность. Он наслаждался и тем, и  другим.  Не  успела  дверь  за
маникюршей закрыться, как он повернулся на вращающемся кресле,  сложил  руки
на шелковом жилете и уставился на купающийся в солнечных лучах Лос-Анджелес.
   Рождество, думал он. Какое чудесное время года. Время доброжелательности,
перезвона  колоколов,  цветных  фонариков.  Конечно,   это   еще   и   время
беспросветного одиночества, отчаяния, доводящего до самоубийства, но  мелкие
человеческие трагедии не имеют к нему никакого  отношения.  Деньги  вознесли
его на вершину, далекую от потребности в дружбе  и  родственных  отношениях,
сделали неуязвимым.  Дружбу  можно  купить.  Потому  он  и  выбрал  один  из
богатейших городов мира, где можно купить и продать все, что угодно; владеть
всем, что пожелаешь.
   Больше всего здесь восхищаются молодостью, богатством и властью, а власть
и богатство у него есть. Что касается молодости,  деньги  могут  создать  ее
иллюзию.
   Зеленые глаза Финли заблестели. С некоторым удивлением  он  вдруг  понял,
что счастлив.
   Стук в дверь отвлек его от приятных мыслей. Он повернулся и отчеканил:
   - Войдите.
   Эйбел  Уайнсэп,  маленький  сутулый  человечек,  казалось,   еще   больше
сгорбившийся под тяжестью своего  громкого  титула  "Ответственный  помощник
президента компании", робко вошел и откашлялся.
   - Сэр. Мистер Финли.
   - Эйбел, ты знаешь истинный смысл  Рождества?  -  тихо,  почти  сердечно,
спросил Финли.
   - А... - Уайнсэп нервно затеребил узел галстука. - Что вы имеете в  виду,
сэр?
   - Приобретение. Чудесное слово, Эйбел. И в этом истинный смысл  чудесного
праздника Рождества. Ты со мной согласен?
   - Да, сэр. - Уайнсэпа бросило в дрожь.  Он  пришел  с  дурной  вестью,  а
радостное настроение шефа делало его миссию  еще  более  затруднительной.  -
Мистер Финли, боюсь, у нас проблема.
   - Неужели? - Финли еще улыбался, но глаза его стали суровыми. -  И  какая
же?
   Уайнсэп чуть не задохнулся от страха. Он знал, что ледяная  ярость  Финли
бывает более смертельной, чем приступ  бешенства  любого  другого  человека.
Как-то  на  его  глазах  Финли   разделался   со   служащим,   уличенным   в
мошенничестве. Вряд ли ему удастся  забыть,  как  спокойно  Финли  перерезал
бедняге глотку драгоценным кинжалом XVI века.
   Финли свято  верил  в  то,  что  предательство  заслуживает  немедленного
наказания и определенного церемониала.
   Уайнсэп помнил и то, что именно ему было поручено избавиться от трупа.
   Не в силах подавить страх, он продолжил:
   - Груз из Нью-Йорка, который вы ожидали, сэр.
   - Задержка с поступлением?
   - Нет... то есть, некоторым образом, да, сэр. Груз прибыл сегодня, как  и
ожидалось, но вот товар... - Эйбел нервно облизнул пересохшие губы. - Это не
то, что вы заказывали, сэр.
   Финли  оперся  о  край  стола  ухоженными  руками.  Суставы  его  пальцев
побелели, но голос прозвучал спокойно:
   - Повтори, пожалуйста.
   - Товар, сэр. Это не то, что вы заказывали.  Очевидно,  где-то  произошла
ошибка. - Уайнсэп уже не говорил, а скулил. - Я подумал, что лучше  доложить
вам немедленно.
   - Где груз? - словно змея, прошипел Финли.
   - В отделе доставки, сэр. Я думал...
   - Принести сюда. Немедленно.
   - Да, сэр. Я мигом, сэр.
   Уайнсэп исчез, благодаря бога за отсрочку.
   Куча денег была уплачена за сам товар и еще больше за  его  контрабандный
ввоз в страну. Каждый предмет был украден, надежно замаскирован и  доставлен
из разных мест в нью-йоркское отделение его  фирмы.  Одни  взятки  достигали
шестизначной цифры.
   Чтобы успокоиться, Финли подошел к  бару,  щедро  плеснул  сока  гуавы  и
выпил.
   Теперь он мог думать более трезво. Если произошла  ошибка,  ее  исправят.
Тот, кто допустил эту ошибку, кем бы он ни оказался, будет наказан.
   Финли бережно отставил тончайший бокал и стал изучать  свое  отражение  в
овальном зеркале эпохи Георга III.  Аристократическое  лицо,  густая  темная
шевелюра. Он провел рукой по волосам, восхищаясь блеснувшим в них  серебром.
Последняя косметическая операция  разгладила  мешки  под  глазами,  укрепила
линию подбородка, стерла глубокие морщины вокруг рта.
   На вид не дашь больше сорока лет, решил Финли, придирчиво оглядывая  себя
в профиль.
   Какой идиот сказал, что нельзя купить молодость?
   Стук в дверь прервал его раздумья, испортив настроение.
   - Войдите! - рявкнул Финли, и один из  служащих  отдела  доставки  вкатил
ящик. - Оставь там. - Он указал пальцем в центр комнаты. -  И  можешь  идти.
Эйбел, останься. Дверь.
   Уйансэп бросился закрывать дверь за вышедшим из кабинета служащим.
   Финли молчал, и Уайнсэп, бледный как мел, вернулся к ящику.
   - Мистер Финли, я открыл, как  вы  приказали,  а  когда  начал  проверять
товар, то понял, что произошла ошибка.
   Уайнсэп  осторожно  сунул  руку  в  кучу  резаной  упаковочной  бумаги  и
дрожащими  пальцами  вытащил  фарфоровый  чайник,   расписанный   крошечными
фиалками.
   Финли взял чайник, повертел в руках. Английский. Неплохая  работа.  Стоит
долларов двести в свободной продаже. Но это массовая продукция. Тысячи точно
таких же чайников в свое время продавались по всему миру. То есть  для  него
эта штуковина не представляет абсолютно никакой ценности. Он ударил чайником
о край ящика, и осколки полетели во все стороны.
   - Что еще?
   Дрожа, Уайнсэп запустил руку поглубже в ящик и вытащил стеклянную вазу  с
"ледяным" узором.
   Итальянская, решил Финли, осматривая  вазу.  Ручная  работа.  Сто  -  сто
пятьдесят долларов. Он размахнулся,  и,  пролетев  в  миллиметре  от  головы
Уайнсэпа, ваза вдребезги разбилась о стену.
   - Еще... еще чайные чашки. - Взгляд Уайнсэпа  заметался  между  ящиком  и
неумолимым лицом шефа. - И  серебро...  два  серебряных  блюда,  конфетница.
П-пара Хрустальных бокалов с гравировкой... с-свадебные колокольчики.
   - Где мой товар? - грозно спросил Финли, отчеканивая каждое слово.
   - Сэр, я не могу...  то  есть  я  полагаю,  что  произошла...  ошибка.  -
Последнее слово несчастный Уайнсэп уже прошептал.
   - Ошибка.
   Финли сжал кулаки. Его глаза стали похожи на осколки нефрита.  Ди  Карло,
подумал он,  вызывая  в  памяти  образ  своего  представителя  в  Нью-Йорке.
Молодой, способный, честолюбивый. Но не дурак. Ди Карло не так  глуп,  чтобы
попытаться надуть босса. Однако ему придется заплатить за эту ошибку, дорого
заплатить.
   - Соедини меня с Ди Карло.
   - Да, сэр. - Поскольку ярость Финли явно нашла новую  мишень,  Уайнсэп  с
некоторым облегчением бросился к телефону.
   Пока он набирал номер, Финли прошел к ящику, с хрустом втаптывая  осколки
фарфора в ковер, и начал методично крушить остатки доставленного товара.

Глава 2

   Джед Скиммерхорн хотел выпить. И ему было все  равно,  что  пить.  Виски,
обжигающее глотку, бренди, согревающее внутренности, или пиво -  все  равно.
Однако придется потерпеть, пока он не перетащит все коробки в новую квартиру
по этой чертовски шаткой черной лестнице.
   Не то чтобы у него  было  много  вещей.  Бывший  напарник,  Брент,  помог
втащить наверх диван, матрац и самую тяжелую мебель. Осталось лишь несколько
картонных коробок с книгами, кухонной утварью и всякой мелочью. Правда, Джед
не мог взять в толк, зачем ему даже это. Не проще ли было  бы  отправить  на
склад все?
   И вообще, в последнее время он многого не понимал. Он, например,  не  мог
объяснить ни Бренту, ни самому себе, зачем понадобилось переезжать на другой
конец города и менять огромный особняк в колониальном стиле на квартиру.
   Если речь идет о начале новой жизни, то как можно где-то  начинать,  если
не покончено с прошлым?
   В последнее время Джед пытался покончить с великим множеством вещей.
   Первым шагом был рапорт об отставке. Первым и, вероятно,  самым  трудным.
Полицейский комиссар долго спорил, отказываясь принимать рапорт, и  в  конце
концов отправил Джеда в длительный отпуск. Какая разница, как это  называть,
думал Джед. Он больше не полицейский. Он больше не может  быть  полицейским.
Та часть его души, кот