т понимать, что общение со взрослыми может приносить радость.
     Речь Сета еще была пересыпана ругательствами, но в этой области Анна не ожидала особых улучшений, поскольку Сет жил в доме, полном мужчин. Правда, она заметила, что Кэм легонько толкает мальчика ногой под столом, когда тот ругается уж слишком часто.
     У них получается! Вначале она сильно сомневалась, что трое взрослых мужчин - каждый со своими привычками - смогут приспособиться друг к другу. Тем более - открыть души мальчику, в общем-то навязанному им.
     Но у них действительно получается. В отчете по делу Куинов, который она должна составить на следующей неделе, она обязательно отметит, что Сет Делотер живет там, где должен жить. В своем доме.
     Конечно, временное опекунство не сразу переоформят в постоянное, но она использует свой авторитет. Ее сердце согревалось, когда она замечала, как Сет смотрит на Кэма после тех толчков под столом. И улыбается точно так, как должен улыбаться десятилетний мальчик, уличенный в озорстве.
     "Кэм был бы потрясающим отцом, - неожиданно подумала она. - Резковатый, но лишь настолько, чтобы в доме всегда было весело. Он из тех, кто катает детей на плечах, борется с ними во дворе..." Анна мысленно видела это: Кэм, а рядом с ним маленький, красивый, темноволосый мальчик и прелестная розовощекая девочка.
     - Вы не тем занимаетесь, - сказал вдруг Филип, отталкиваясь от стола и подумывая, не распустить ли ремень.
     Анна моргнула, очнулась от своих грез и слегка покраснела.
     - Неужели?
     - Вам надо открыть свой ресторан. Как только решитесь, я первый вложу капитал.
     Филип поднялся, собираясь сварить капуччино в своей ультрасовременной кофеварке, но тут затрезвонил телефон.
     Услышав хрипловатый женский голос с чувственным итальянским акцентом, Филип поднял брови.
     - Он здесь. - Филип щелкнул языком и протянул трубку Кэму:
     - Тебя, приятель.
     Кэм взял трубку, и после первых вкрадчивых слов ему почти удалось определить, кому принадлежит голос.
     - Привет, солнышко, - сказал он, пытаясь припомнить имя. - Как поживаешь?
     Филип попытался отвлечь Анну, поскольку по-настоящему любил брата.
     - Я купил этот агрегат всего полгода назад, - сказал он, придерживая стул, чтобы помочь ей встать... и чтобы увести ее подальше от телефона. - Красавец, правда?
     - О, да...
     Анну совершенно не интересовала какая-то причудливая кофеварка, тем более после ласкового приветствия Кэма. В том, что звонила женщина, Анна не сомневалась. И ему даже не пришло в голову понизить голос или подвергнуть цензуре свои слова! Кэм наконец вспомнил имя - София, соблазнительная красотка с призывным взглядом, - и начал непринужденно болтать об общих знакомых. Эта девочка любила гонки - любые гонки, и в постели тоже.
     - Нет, мне придется пропустить конец сезона... Не знаю, когда вернусь в Рим... Ты будешь первая, детка, - ответил Кэм на вопрос Софии, позвонит ли он, когда вернется. - Конечно, я помню: маленькая траттория около фонтана Треви.
     Кэм прислонился к высокому рабочему столу. Ее голос вызвал воспоминания. Не о ней - он так и не мог четко представить себе ее лицо. Но о Риме, о его деловитых узких улочках, ароматах, звуках, суете...
     О гонках!
     - Что? - Вопрос о "Порше" резко вернул
     Кэма к действительности. - Да, я пока оставил его в гараже в Ницце.
     Кэм попытался сосредоточиться, когда она спросила, не собирается ли он продать машину.
     - У меня есть друг, - щебетала София, - Карло. Ты ведь помнишь Карло, не так ли? Карло спрашивает, не хочешь ли ты продать машину, раз уж все равно так долго живешь в Штатах.
     - Я не думал об этом.
     Продать машину?! Кэма охватила паника. Это было бы признанием того, что он не вернется. Ни в Европу, ни к своей жизни.
     София говорила быстро, убедительно, смешивая итальянский с английским и совершенно сбивая его с толку:
     - У тебя ведь есть номер моего телефона? Можешь звонить в любое время. Я передам Карло, что ты подумаешь. Нам всем очень тебя недостает. Рим так скучен без тебя! Я слышала, что ты отказался от большой гонки в Австралии, и испугалась, что тебя удерживает женщина. Неужели ты наконец влюбился?
     - Да нет... - У него кружилась голова. - Просто возникли некоторые сложности, милочка. Но я буду держать связь. - Кэм не мог не засмеяться, когда София зашептала, как они проведут его первую ночь в Риме. - Я не забуду. Дорогая, как я могу забыть? Да. Чао.
     Филип деловито взбивал сливки и отчаянно пытался занять Анну беседой о разных сортах кофейных зерен. Этан, обладая прекрасно развитым инстинктом самосохранения, уже ретировался из кухни. А Сет беззаботно скармливал чесночную гренку Глупышу, прятавшемуся под столом.
     Не замечая наэлектризованной атмосферы, Кэм удивленно взглянул на миксер в руках Филипа.
     - Я предпочитаю черный кофе, - начал он и улыбнулся подошедшей к нему Анне. - Я помню твои пирожные с... - И задохнулся, когда она внезапно двинула его кулаком в живот. Не успел Кэм вдохнуть, как Анна прошествовала мимо него на улицу, хлопнув дверью.
     - В чем дело? - растирая живот, Кэм недоуменно уставился на Филипа. - Господи, что ты ей сказал?
     - Ты просто ублюдок, - пробормотал Филип и ловко налил первую чашку капуччино.
     - А здорово она разозлилась! - заметил Сет и понюхал воздух. - Можно попробовать эту дрянь, которую вы делаете?
     - Конечно.
     Филип добавил в следующую чашку побольше сливок.
     Кэм нашел Анну на причале. Она стояла, сложив руки на груди, совершенно взбешенная.
     - За что, черт побери?!
     - О, даже не знаю, Кэм. Просто так! - Анна резко повернулась к нему, ее глаза сверкнули в темноте. - Женщины, видишь ли, такие странные существа! Злятся, когда их любовники флиртуют по телефону - прямо при них - с итальянскими шлюхами.
     До него наконец дошло, но, к его чести, он и бровью не повел.
     - Да брось ты, солнышко...
     Кэм замолчал, потому что она снова подняла кулак. Ему было смешно, но он сдерживался, не желая лишний раз раздражать ее.
     - Не называй меня солнышком. Ты что, считаешь меня идиоткой? "Солнышко", "детка", "милочка" - так говорят, когда даже не помнят имени женщины, на которой лежат!
     - Да подожди ты одну минуту!
     - Нет, это ты подожди минуту. Ты хоть понимаешь, как оскорбительно стоять и слушать, как ты назначаешь свидание в Риме своей итальянской девке, когда моя лазанья еще не улеглась в твоем животе?
     "Все хуже, гораздо хуже, - подумала Анна. - Кэм сделал это как раз в тот момент, когда я строила воздушные замки - для него и детей. Наших детей... О, какое унижение! Какое оскорбление!"
     Анна разъярилась еще больше.
     - Я не назначал свидание, - начал Кэм и снова умолк, завороженный потоком выразительнейших итальянских проклятий. - Этому ты научилась явно не от дедушки с бабушкой. - Когда Анна оскалилась и зашипела, Кэм уже не мог сдерживать улыбку:
     - Неужели ты ревнуешь?
     - Дело не в ревности, а в приличиях! - Анна потрясла головой, пытаясь успокоиться. Она прекрасно понимала, что этим взрывом ставит себя в еще более глупое положение. Ну и черт с ним! Она еще не закончила. - Ты свободный человек, Кэмерон. Как и я. Никаких претензий, никаких обещаний. Прекрасно. Но я не потерплю телефонного секса, пока нахожусь в одной комнате с тобой!
     - Это не был телефонный секс, это был обычный разговор...
     - Вот как? "Маленькая траттория у фонтана Треви"... "Как я могу забыть"... "Ты будешь первой"... Кэм, если ты хочешь какую-то итальянскую девку, это твое дело. Но не смей больше так вести себя у меня под носом! - Анна перевела дух и высокомерно закончила:
     - Впрочем, я тоже была не права. Мне жаль, что я ударила тебя. Тем более при ребенке.
     Кэм попытался оценить ее настроение. Пожалуй, еще раздражена, но уже успокаивается.
     - Нет, тебе не жаль.
     - Ладно, не жаль. Ты все разрушил!
     - Анна, это ничего не значило.
     "Нет, - устало подумала она, - значило". Для нее это значило очень много. Но это ее вина, ее маленькое поражение.
     - Это было пошло и грубо.
     - Ты же знаешь, я никогда не отличался хорошими манерами. А этой девушкой я не интересуюсь. Я даже не могу вспомнить её лицо!
     Анна чуть наклонила голову.
     - Неужели ты искренне веришь, что подобное заявление делает тебе честь?
     "Черт побери, что она хочет этим сказать?" - удивился Кэм, но решил, что лучше не уточнять.
     - Анна, вот твое лицо я не могу забыть. Она вздохнула.
     - Теперь ты пытаешься меня задобрить.
     - Получается?
     - Не слишком. - "Мои чувства - моя проблема", - напомнила она себе. - Ладно, давай просто согласимся, что даже несерьезные отношения имеют границы, которые нельзя нарушать.
     Кэм не был уверен, что "несерьезные" - именно то слово, которое характеризует их отношения. Но в данный момент он был согласен на все, лишь бы она была счастлива.
     - Хорошо. С этой минуты ты - единственная итальянская девка, с которой я флиртую! - Но так как Анна не улыбнулась, просто в упор смотрела на него, Кэм совсем растерялся. - Потрясающая лазанья. Ни одна из моих девок никогда не умела готовить.
     Ее взгляд смягчился, и в тот же момент из раскрытых окон дома донеслась музыка - не магнитофонная, живая.
     - Кто это играет на скрипке?
     - Этан. - Кэм узнал быструю джигу - Рэй и Стелла ее очень любили; вступило пианино, и Кэм улыбнулся:
     - А это Филип.
     - А ты на чем играешь?
     - На маленькой гитаре.
     - Мне хотелось бы послушать...
     В знак примирения Анна протянула руку. Кэм поднес ее пальцы к губам.
     - Анна, ты - единственная, кого я хочу! Ты - единственная, о ком я думаю!
     "Пока", - подумала она, когда он обнял ее. Но сейчас только настоящее имело для нее значение.

18

     Глядя на Кэма, сосредоточенно настраивающего старую гитару, Анна пыталась разобраться в своих чувствах. Как мало, оказывается, она знает о нем!
     Эти трое мужчин играли и пели так гармонично, что Анна растрогалась. Только сейчас она по-настоящему поняла, что их связывают неразрывные семейные узы.
     Несомненно, в их жизни было немало таких вечеров. Анна легко могла представить, как братья много лет назад играли и пели в этой же комнате перед мужчиной и женщиной, которые подарили им и музыку, и цель в жизни, и семью.
     И этот образ, и эту музыку она унесла с собой наверх, когда наконец отправилась спать. В постель Кэма.
     Напомнив себе, что в доме ребенок, Анна заперла дверь... на тот случай, если Кэм вдруг решит покинуть диван внизу и прокрадется сюда. Она сказала себе, что не отопрет, даже если он станет стучаться. И неважно, что он выглядел таким сексуальным, когда играл на гитаре! В основном Куины пели старые ирландские баллады, которых Анна не знала. Баллады показались ей печальными, даже душераздирающими, хотя мелодии были веселыми. Еще братья играли рок-н-роллы, и все трое насмешливо улыбнулись, когда Сет предложил сыграть что-нибудь современное.
     В общем, все это было удивительно мило и трогательно, хотя сами братья, наверное, никогда бы так не подумали. Как прекрасно они понимают друг друга! И они не просто приютили ребенка, но взяли его в семью.
     Когда Сет заявил, что скрипки - для девчонок и слабаков, Этан только улыбнулся и заиграл такую зажигательную и быструю мелодию, что явно поразил Сета. А когда Этан сухо заметил:
     "Пусть слабак так сыграет". Сет пожал плечами и ухмыльнулся.
     Кончилось тем, что Сет заснул, растянувшись на ковре в гостиной, и щенок задремал, положив морду на его попку. Их так и оставили там, и в этом Анна видела подтверждение того, что мальчик здесь свой.
     Она натянула ночную рубашку и взяла щетку для волос. В этом доме так легко чувствовать себя своей! Светлые просторные комнаты, ничего лишнего, но все необходимое под рукой. Она заметила несколько чисто, женских штрихов, которых раньше не было: мебель блестит, в вазах весенние цветы. Наверняка следует благодарить их помощницу, хотя сами мужчины, вероятно, и не замечают изменений.
     "Если бы это был мой дом, я, пожалуй, мало что изменила бы, - решила Анна, расчесывая волосы и мечтая. - Может, только добавила бы несколько цветных пятен тут и там". Но она точно захотела бы расширить сады! Она уже немного прочитала о многолетних растениях - каким лучше жить на солнце, какие разрастаются в тени - и приметила отличное местечко для лилий и барвинка.
     Разве не чудесно копаться субботним утром в земле, сажать цветы на клумбах, подбирая растения по цвету и высоте? И наблюдать, как они растут и цветут год за годом...
     Внезапно Анна заметила отразившееся в зеркале движение за окном. Ее сердце ушло в пятки, когда за темным стеклом появилась тень. Окно со скрипом поползло вверх, и она медленно повернулась, выставив щетку вперед, как оружие.
     Кэм перелез через подоконник.
     - Привет! - Ему очень нравилось наблюдать, как Анна причесывается, и было жаль, что она перестала. - А я вот принес тебе кое-что...
     Кэм протянул ей пучок диких фиалок, и Анна подозрительно взглянула на них.
     - Как ты сюда попал?!
     - Вскарабкался.
     Он сделал шаг вперед - и она отступила.
     - Вскарабкался? По трубе?
     - В основном по стене. Раньше взбирался и по трубе, но тогда я весил меньше.
     Он подошел ближе, и Анна снова попятилась.
     - Очень умно! А если бы ты упал? Кэм взбирался на отвесные скалы в Монтане, Мексике и во Франции, но не стал ей ничего объяснять, а только улыбнулся. Ему понравилось, что она тревожится о нем.
     - Ты бы пожалела меня?
     - Не думаю. - Поскольку Кэм стоял уже на расстоянии вытянутой руки, Анна взяла у него слегка помятые цветы. - Спасибо за фиалки. Спокойной ночи.
     Все это показалось Кэму забавным: такой чопорный голос, такое строгое лицо, несмотря на то, что она стоит перед ним в одной белой футболке. Почему-то он нашел это сочетание необычайно сексуальным. Может быть, в конце концов все-таки удастся соблазнить ее?
     - Я не мог спать.
     Кэм потянулся к выключателю, и комната погрузилась в полумрак: остался только теплый золотистый свет лампы у кровати.
     - Ты не очень долго старался уснуть, - заметила Анна, снова включая верхний свет.
     - А мне кажется, много часов. - Кэм легко провел пальцем по ее руке от запястья к локтю. На фоне белой материи ее кожа казалась темным золотом. - Все, что я мог, - это думать о тебе, прекрасная Анна с итальянскими глазами.
     Пальцы Кэма скользили по ее щеке, подбородку, и в ответ на его прикосновение у нее ослабли колени, сердце затрепетало.
     - Кэм, в доме маленький мальчик!
     - Который спит мертвым сном, - его пальцы коснулись ее горла, дотронулись до быстро пульсирующей жилки, - храпит на ковре в гостиной.
     - Надо было отнести его в кровать.
     - Почему?
     - Потому что... - Наверняка есть важная причина, но как можно что-нибудь вспомнить, когда он смотрит на нее этими серыми, как сталь, глазами, так сосредоточенно, так напряженно? - Ты все это спланировал, - прошептала она.
     - Не совсем так. Я хотел уговорить тебя прогуляться в лес, когда все улягутся. И заняться с тобой любовью под небом, в свете звезд, - Кэм взял ее руку, повернул ладонью вверх, прижался губами к середине, - но собирается дождь.
     - Дождь? - Анна взглянула в окно и увидела клубящиеся тучи. Когда она снова посмотрела на Кэма, он был совсем рядом, его руки уже обнимали ее, легонько гладили спину.
     - А кроме того, я хочу тебя в постели. В моей постели! - Кэм склонил голову, и его губы скользнули под ее подбородок, туда, где кожа была нежной и мягкой, как вода. - Я хочу тебя, Анна. Днем и ночью.
     - Завтра...
     - Сегодня! И завтра.
     Слово "всегда" уже вертелось на кончике его языка, но Кэм нашел губами ее губы и не произнес этого слова.
     Анна вздохнула, когда его язык скользнул между ее раскрытыми губами, и поняла, что больше не может сопротивляться. Он целовал ее, пока она не сдалась окончательно, не утонула в его поцелуе. Прелестные маленькие цветы скользнули на пол из ее разжавшихся пальцев.
     Так он целовал ее лишь однажды - с такой невыразимой нежностью, обнажавшей ее душу. Если бы она могла говорить, то, наверное, залепетала бы, как любит его. Но ее ноги подкосились, она забыла обо всем, она не смогла бы вспомнить ни одного слова.
     Кэм едва касался ее, его ладони легко скользили по ее спине, а его рот словно тянул из нее волшебную влагу... и покорял ее сердце.
     - На этот раз никакой гонки, - услышал он свой собственный шепот и не понял, с ней говорит или с самим собой. Он только знал, что хочет продлить это мгновение - такое медлительное, болезненно медлительное, - до бесконечности, насладиться каждым мигом, каждым движением, каждым стоном.
     Кэм снова выключил свет, и Анна больше не возражала.
     - Я хочу тебя всю, - прошептал он, и снова его губы отправились в путешествие вдоль волшебной линии под ее подбородком к нежной шее, теплой и душистой. - И это местечко, и это...
     Когда Кэм отступил и снял через голову свою рубашку, Анна затаила дыхание и подумала, что сможет ответить ему такой же нежностью. Она потянулась к нему, встала на цыпочки, и теперь их глаза и губы оказались на одном уровне. Кэм целовал ее виски, ее лоб, ее закрывшиеся глаза, трепещущие веки.
     - Я люблю смотреть на тебя, - сказал он, приподнимая подол ее футболки дюйм за дюймом. - Даже когда тебя нет рядом, я мысленно вижу тебя.
     Кэм положил ее на кровать, лег рядом и в одну ослепительную, захватывающую дух долю секунды вдруг понял, что никогда не хотел ни одной женщины так, как хочет Анну. Ему не надо было принуждать себя к нежности или сдерживать желание соединиться с ней. Она так тихо вздыхала под его прикосновениями, так плавно двигалась под его руками и понимала все прежде, чем он просил.
     Кэм исследовал ее тело с таким изумлением, как будто все это происходило с ним в первый раз. Первая женщина, первое желание... И совершенно новым было стремление не спешить. Пить маленькими глотками, а не жадно глотать. Скользить, а не мчаться. Под ее блуждающими руками его кожа дрожала и согревалась.
     Никто из них не слышал, как по крыше забарабанили первые капли дождя. Анна достигла вершины гребня мерцающей волны - и соскользнула вниз, выдохнув его имя. Наслаждение, прозрачное и светлое, как утренняя роса, необъятное, как темное море, пронизывало ее, шевелилось, ширилось, захватывая и увлекая на новую вершину, где не было никого, кроме Кэма.
     Анна прижималась губами к его горлу, плечам, она вобрала бы его в себя всей кожей, если бы знала, как это сделать. Никто никогда не владел ею так всецело! И когда она обхватила его лицо ладонями и впилась в его рот, сливаясь с ним в поцелуе, она знала, что он полностью принадлежит ей.
     Когда он наполнил ее, это было всего лишь еще одним звеном в сияющей цепи. Она раскрылась, принимая его и отдавая себя. Они медленно двигались, не сводя глаз друг с друга, их дыхание смешивалось. Этот медленный плавный ритм доводил наслаждение до абсолютного совершенства.
     Новый оргазм, ослепительный и головокружительный, разрастался в ней.
     - Поцелуй меня! - потребовала Анна с последним дрожащим вздохом.
     Их губы снова встретились, слились, и последняя плавная волна накрыла их.
     Когда ее руки безвольно упали на кровать, Кэм не вымолвил ни слова, не посмел заговорить. Ему казалось, что он летит кувырком с утеса, а его обнаженное распухшее сердце полностью принадлежит ей.
     "Если это любовь, то я должен бы испугаться до смерти", - подумал Кэм, он не мог шевельнуться, не мог отпустить ее. Анна лежала под ним, и это было так хорошо, так... правильно! Его тело ослабло, в голове была пустота, и только сердце, дрожа, еще гнало кровь по жилам.
     Кэм решил, что подумает обо всем позже, ни слова не говоря, соскользнул с нее, по-хозяйски прижал к себе и задремал, убаюканный дождем.
     Анна проснулась, когда солнце брызнуло в глаза, и, потрясенная, обнаружила себя в уютных объятиях Кэма. Ег