Его глаза снова устремились к горизонту и приобрели мечтательное выражение. - Просто не знаю. Я запомнил две картины, и обе абсолютно реальны. Я перестал думать, что это имеет значение. А потом мне сказали, что я умираю. Мне нужно знать, а вам предстоит решить, какая из двух картин более реальна.
     - Какую из них вы собираетесь рассказать мне?
     - Ни ту, ни другую. Еще рано. Мне нужны деньги. Я открыл счет в этом банке. - Он вынул листок бумаги. - Вот его номер. Они переведут деньги по электронной сети. Это самый лучший способ.
     - Идет. - Ной сунул бумажку в карман. - Они будут там завтра.
     - Значит, завтра и поговорим.

***

     На следующее утро Ной позвонил Оливии и застал ее в кабинете центра. Он успел пробежаться по берегу, принять душ и выпить кофе. Звук ее голоса - бодрого, делового и слегка хрипловатого - вызвал у него улыбку.
     - Привет, мисс Макбрайд. Соскучились по мне?
     - Не слишком.
     - Не могу в это поверить. Ты слишком быстро узнала мой голос. - Он услышал ее преувеличенно громкий вздох.
     - Как я могла тебя не узнать, если ты болтаешь больше, чем трое любых моих знакомых, вместе взятых?
     - А ты вообще ничего не говоришь, но твой голос не выходит у меня из головы. Сегодня ночью я видел тебя во сне. Краски были мягкие, акварельные, а движения медленные. Мы занимались любовью на берегу реки. Трава была холодная, влажная, а вокруг полно цветов. Я проснулся, ощущая на губах вкус твоих губ.
     Какое-то время стояла тишина, прерывавшаяся лишь звуком дыхания.
     - Это очень интересно.
     - В твоем кабинете кто-то есть?
     - В данный момент да. Спасибо, Кэртис, я позабочусь об этом. - Потом снова настала пауза. - Берег реки - общественное место.
     Он засмеялся так, что упал на табуретку.
     - Лив, честное слово, я начинаю сходить по тебе с ума. Тебе понравились цветы?
     - Они очень красивые, но совершенно лишние.
     - Нисколько не лишние. Они заставляют тебя думать обо мне. Лив, я хочу, чтобы мой образ не выходил у тебя из головы. Это облегчит дело, когда я приеду.
     - И когда произойдет это эпохальное событие?
     - Через неделю-другую. Если сумею, приеду раньше.
     - В это время года номера нужно бронировать заранее.
     - Учту... Лив, я должен сказать тебе, что видел Тэннера и говорил с ним. Он здесь, в Лос-Анджелесе.
     - Понимаю.
     - Я думал, тебе станет легче, если ты будешь знать, где он. - Да, наверно. Мне пора идти...
     - Лив, я хочу знать, что ты чувствуешь. Книга тут ни при чем. Просто ты мне небезразлична. Ты можешь говорить со мной прямо.
     - Я сама не знаю, что чувствую. Знаю только одно. Я не могу позволить, чтобы местопребывание этого человека или его поступки изменили мою жизнь. И не позволю этого никому и ничему.
     - Со временем ты поймешь, что некоторые изменения бывают только на пользу. Я сообщу тебе день своего приезда. Продолжай думать обо мне, Оливия.
     Она положила трубку и тяжело вздохнула.
     - Продолжай мечтать, - пробормотала Оливия и провела пальцем по лепесткам маргаритки.
     Она не могла сопротивляться искушению держать эти цветы в своем кабинете. Здесь можно было любоваться ими, когда сидеть за столом становилось невмоготу и тянуло выйти на свежий воздух.

***

     Оливия прекрасно поняла, зачем он это сделал. Способ был не только галантным, но и очень умным. Присланные им цветы были именно тех сортов, которые росли в его палисаднике. В палисаднике, который полностью покорил ее. Ной прекрасно знал, что, увидев эти цветы, она будет думать о нем.
     Впрочем, она думала о нем в любом случае.
     Оливия лгала, когда говорила, что не соскучилась по нему. Ее удивляло, как сильно она соскучилась, и тревожило собственное желание. Оливия страстно хотела, чтобы они были другими людьми и оказались в другой ситуации. Тогда они могли бы стать любовниками, а то и друзьями, и никакие тени прошлого не омрачали бы их отношения.
     Но они никогда не будут друзьями и любовниками одновременно. И даже любовниками вряд ли когда-нибудь станут. Потому что это слово означает отношения более близкие и интимные, чем простой секс.

***

     Оливия, потерла затекшую шею, склонилась над клавиатурой и начала вводить в компьютер очередную порцию своих наработок.
     Когда в дверь постучали, она раздосадовано поморщилась.
     - Это значит "входи" или "пошел к черту"? - поинтересовался Роб и слегка потряс посылкой, которую держал в руках.
     - Для тебя "входи", а для всех остальных "пошел к черту". Я работала над осенней программой. - Она нагнула голову и развернула кресло. - Что в коробке?
     - Не знаю. Она пришла на адрес базы из Лос-Анджелеса. Выслана вчера. И адресована тебе.
     - Мне?
     - Догадываюсь, что это от того же молодого человека, который прислал тебе цветы. - Он положил посылку на стол. - А еще я догадываюсь, что у него хороший вкус.
     - И будешь настаивать, что совершенно беспристрастен.
     - Конечно. - Роб сел на край стола и потянулся к ее руке. - Как поживает моя девочка?
     - Хорошо. - В доказательство она слегка сжала его руку. - Не беспокойся обо мне.
     - Мне разрешено беспокоиться. Это предусмотрено моей должностной инструкцией. - Господи, какой напряженной, какой бледной она была, когда вернулась из Лос-Анджелеса... - Ливи, то, что он вышел на свободу, не имеет значения. Я смирился с этим. Надеюсь, что смиришься и ты.
     - Я стараюсь. - Она встала и начала поправлять папки, которые этого вовсе не требовали. - Только что позвонил Ной. Хотел предупредить, что видел его и разговаривал с ним.
     - Лучше знать.
     - Да, верно. Я благодарна Ною за то, что он понимает мои чувства и относится к ним с уважением. Он не обращается со мной так, словно я хрупкая и могу сломаться, и не считает, что меня нужно защищать от... - Она осеклась и вдруг густо покраснела. - Я не хотела сказать, что...
     - Все в порядке. Ливи, я не уверен, что мы поступили правильно, когда привезли тебя сюда и оградили от всего. Мы считали, что так лучше.
     - Привезя меня сюда, вы поступили правильно. - Она уронила папки, переступила через них и крепко обняла деда. - Никто не смог бы дать мне столько любви и обеспечить лучшие условия, чем вы с бабушкой. Мы не позволим мыслям о нем пробраться сюда и испортить нам жизнь. Не позволим! - Когда Оливия подняла голову, в ее глазах бушевало пламя.
     - Я по-прежнему хочу тебе добра. Просто теперь я не так уверен, что знаю, в чем оно заключается. Этот молодой чело век... - Он кивком указал на цветы. - Он взваливает на тебя очень большую ношу. Но взгляд у него прямой, и мне хотелось бы доверить ему тебя.
     - Дед... - Она наклонилась и поцеловала его в щеку. - Я достаточно взрослая и достаточно умная, чтобы решить это самостоятельно.
     - Для меня ты все еще малышка. Не хочешь посмотреть, что в посылке?
     - Нет. Это только поощрит его. - Оливия улыбнулась - Он пытается очаровать меня.
     - И как, успешно?
     - Более или менее. Он собирается скоро приехать. Когда мы увидимся, я решу, очарована или нет. А сейчас иди работать и не мешай мне делать то же самое.
     - Когда он приедет, я присмотрю за ним. - Роб подмигнул, поднялся и пошел к двери. Взявшись за ручку, он обернулся. - Ливи, а вдруг мы слишком пристально присматривали за тобой? И держали тебя на слишком коротком поводке? - Он покачал головой, не дав ей ответить. - Как бы там ни было, ты уже выросла. Мать гордилась бы тобой.
     Когда дверь закрылась, Оливия села и начала бороться со слезами горя и радости. Хотелось надеяться, что он прав, что мать действительно гордилась бы ею, а не видела бы в ней высокомерную, упрямую девчонку, боящуюся открыть свою душу кому-то, кроме родных, любить которых так просто и естественно.
     А вдруг красавица и умница Джулия спросила бы свою дочь: "Где твои друзья? Где мальчики, по которым ты вздыхала?
     Мужчины, которых ты любила? Скольких людей ты сумела приручить или сделать частью своей жизни?"
     "Что бы я ей ответила? - подумала Оливия. - Ни одного. Ни одного".
     Внезапно ей стало так грустно, что на глаза навернулись слезы. Она смахнула их и уставилась на посылку.
     "Ной, - подумала она. - Он пытается достучаться до меня. Разве не настало время его впустить?"
     Оливия вынула из кармана перочинный нож и разрезала узкую ленточку. Потом сделала паузу, растягивая удовольствие. Еще раз подумала о Ное и подняла крышку.
     Затем быстро вытащила полистироловые прокладки, бросила их на стол и достала какую-то коробочку. Стекло или фарфор, подумала она. Статуэтка. Ей пришло в голову, что это фигурка сурка. Заранее смеясь, она открыла коробочку.
     Смех замер на ее губах, грудь придавило ледяной лавиной паники. Собственное судорожное дыхание отдавалось в мозгу, звенело в ушах. Оливия отбросила фигурку так, словно та была ядовитой змеей, готовой нанести смертельный укус.
     И, трепеща всем телом, уставилась на доброе и прекрасное лицо Голубой феи, стоявшей на крышке музыкальной шкатулки.

Глава 24

     - Я никогда не хотел быть один. - Сэм взял протянутую Ноем чашку кофе и прищурился на солнце. - Одиночество было для меня наказанием. Неудачей. А вот Джулии оно нравилось. Она часто выбирала уединение. Ей не так хотелось быть на виду, как хотелось мне.
     - Хотелось или хочется? - спросил Ной, заставив Сэма улыбнуться.
     - Я теперь научился понимать, что в одиночестве есть свои преимущества. Джулия знала это всегда. Когда мы разъехались и я купил дом в Малибу, необходимость жить там одному была так же ужасна, как жизнь без нее. Я мало что помню про этот дом. Думаю, он был похож на этот.
     Он обвел взглядом светлое деревянное бунгало с прозрачными полосами стекла и цветами в каменных вазонах.
     - Вид отсюда почти такой же. А вам нравится одиночество?
     - Этого требует моя работа.
     Сэм только кивнул в ответ.
     Ной сомневался в том, что поступил правильно, решив провести интервью у себя дома. Конечно, в этом были свои преимущества. Им никто не помешал бы. Кроме того, можно было посидеть на галерее. Сэм предпочитал находиться на воздухе. Ной не стал спорить. Тем более что Тэннер уже знал его адрес.
     Он ждал, пока Сэм раскурит новую сигарету.
     - Расскажите мне о вечере двадцать восьмого августа.
     - Я не хотел быть один, - снова сказал Сэм. - Я был без работы и только что уволил своего агента. Я злился на Джулию. Какого черта она выставила меня из дома, если сама была во всем виновата? Я позвонил Лидии. Мне хотелось компании, хотелось сочувствия. Она ненавидела Джулию, поэтому я знал, что она будет говорить то, что мне хотелось слышать. Думал, что мы найдем с ней общий язык и переспим, как в старые добрые времена. Это будет Джулии уроком.
     Рука Сэма, лежавшая на колене, сжалась в кулак, и он стал ритмично постукивать по бедру.
     - Ее не было дома. Горничная сказала, что она у кого-то на вечеринке. Это разозлило меня еще больше. Ни на кого нельзя положиться. Когда они нужны, их где-то носит. Я дошел до белого каления. Можно было позвонить кому-нибудь другому, но я плюнул на все. Принял дозу, чтобы взбодриться, сел в машину и поехал в Лос-Анджелес.

***

     Тэннер сделал паузу, слегка потер висок, словно почувствовал головную боль, а потом снова начал постукивать кулаком по бедру.
     - Не знаю, сколько клубов я объехал. На суде многие говорили, что видели меня в разных концах города. Говорили, что я был настроен воинственно и искал приключений. Откуда они знали, чего я ищу, если я сам не знал этого?
     - Свидетели показывали, что вы искали Лукаса Мэннинга, подрались с охранником в одном из клубов и перевернули поднос с напитками в другом.
     - Должно быть. - Сэм беспечно пожал плечом, но его кулак продолжал методично стучать по бедру. - Все это слилось у меня в одно сплошное пятно. Яркие огни, яркие цвета, лица, фигуры... В машине я принял еще одну дозу. Кажется, по дороге к нашему дому принял третью. Кроме того, я был пьян. Во мне проснулись энергия, гнев, и думал я только о Джулии. Черт побери, нам нужно было помириться. Раз и навсегда. Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
     - Я помню, как на фоне неба вырисовывались деревья. Это было похоже на живопись. А фары встречных машин напоминали маленькие солнца и слепили глаза. Я слышал биение собственного сердца... А потом, потом начинаются варианты.
     Он открыл яркие голубые глаза и посмотрел на Ноя.
     - Ворота заперты. Я знаю, что он там. С ней. Этот сукин сын. Когда она отвечает мне по интеркому, я говорю, чтобы она открыла ворота, потому что мне нужно потолковать с ней. Стараюсь изо всех сил, чтобы мой голос звучал спокойно. Понимаю, что она не откроет мне, если поймет, что я под градусом. Не впустит, если почувствует, что я принял. Она говорит, что уже поздно, но я настаиваю, убеждаю. Она открывает. Я подъезжаю к дому. Луна светит так ярко, что у меня болят глаза. Она стоит в дверях, свет падает на нее сзади. На ней белая шелковая ночная рубашка, которую я подарил ей на прошлую годовщину. Волосы распущены по плечам, ноги босые. Она так красива и так холодна... Лицо у нее холодное, как будто высечено из мрамора. Говорит, чтобы я поторопился, потому что она устала, и идет в гостиную.
     На столике стоит бокал вина и лежат журналы. Ножницы. Серебряные, с длинными концами. Лежат на стеклянной крышке. Она берет бокал. Уже видит, что я под кайфом, и сердится. Спрашивает: "Зачем ты это делаешь? Зачем мучаешь себя, меня и Ливи?"
     Сэм поднес руку к губам и с силой потер их.
     - Я говорю ей, что в этом виновата она. Она, потому что позволяет Мэннингу лапать себя и потому что работа для нее важнее семьи. Это старый спор, старый довод, но теперь все оборачивается по-иному. Она говорит, что устала от меня, что у нас больше нет ничего общего, что она меня терпеть не может, что ее от меня тошнит и я ей отвратителен.
     Актер всегда останется актером. Сэм чеканил слова, соблюдал паузы и делал логические ударения.
     - Она не повышает голоса, но я будто вижу, как слова слетают с ее губ. Они похожи на темно-красный дым и причиняют мне боль. Она говорит, что была безумно счастлива, когда выставила меня и наконец избавилась от головной боли из-за моих наркотиков. Мэннинг - паршивый артист, но зато хороший любовник. Я был во всем прав, и ей надоело отпираться. Он дает ей все то, чего не могу я.
     Ной заметил, что глаза Сэма стали безжизненно-стеклянными, и прищурился.
     - Она отвернулась от меня с таким видом, словно я ничтожество, - пробормотал Сэм, а потом едва не закричал. - Словно все, что было между нами, ничего не стоит! Красный дым ее слов окутывает мне лицо, обжигает горло. В моей руке оказываются серебряные ножницы с длинными концами. Я хочу всадить в нее, всадить как можно глубже. Она кричит, роняет бокал, тот разбивается. Кровь хлещет из ее спины. Как будто я вытащил пробку из бутылки хорошего красного вина. Она спотыкается и падает на пол. Я ничего не вижу из-за дыма и продолжаю всаживать в нее ножницы. Горячая кровь заливает мне руки и лицо. Мы лежим на полу, она ползет, а ножницы прирастают к моей руке. Я не могу остановить их. Не могу остановиться.
     Его веки снова опустились, а руки сжались в кулаки с такой силой, что побелели костяшки пальцев.
     - Я вижу стоящую на пороге Ливи, которая смотрит на меня глазами матери.
     Когда Сэм поднес к губам чашку, его рука дрожала. Он сделал глоток, жадный и долгий глоток человека, который долго бродил по пустыне и умирает от жажды.
     - Это один вариант того, что я помню... А холодного ничего нет? Воды?
     - Сейчас. - Ной выключил диктофон, встал, пошел на кухню и уперся ладонями в стол. По спине тек холодный пот. Картина убийства была страшной. Он читал сообщения, изучал отчеты. Знал, чего ждать. Но от художественного описания Сэма сводило внутренности. И от мысли об Оливии, выбирающейся из кровати и становящейся участницей ночного кошмара.
     Сколько раз она переживала это?
     Он налил два стакана минеральной, добавил льда, собрался с силами и вернулся.
     - Вы сомневаетесь, что можете оставаться объективным, - увидев его, сказал Сэм. - Сомневаетесь, что сможете сидеть со мной и дышать одним воздухом.
     - Нет. - Ной протянул ему воду и сел. - Это часть моей работы. Я ломаю себе голову над тем, как вам удается выжить. Что вы видите, когда каждое утро смотрите в зеркало.
     - Они два года следили за мной, боясь самоубийства. И были правы. Но когда проходит время, ты овладеваешь искусством доживать до следующего дня. Я любил Джулию, и ничего лучшего у меня не было. Но этого оказалось недостаточно, чтобы сделать меня человеком.
     - А двадцать лет тюрьмы вас изменили?
     - Двадцать лет тюрьмы заставили меня жалеть, что я уничтожил все, что было мне дано. А рак заставил воспользоваться тем, что мне еще осталось.
     - И что же осталось?
     - Правда. И возможность посмотреть ей в лицо. - Он сделал глоток воды. - Но я запомнил тот вечер и по-другому. Второй вариант начинается так же. Та же марихуана, та же гонка по городу, те же наркотики, распаляющие гнев. Но на этот раз, когда я подъезжаю к дому, ворота открыты. Я выхожу из себя. О чем она думает, черт побери? Сейчас я скажу ей все, что думаю об этом. Если Мэннинг в доме... Я прекрасно знаю, что он там. Вижу, как он накачивает мою жену. Думаю о том, что задушу его голыми руками на глазах у Джулии. Входная дверь открыта нараспашку. Оттуда вырывается свет. Это злит меня еще больше. Я вхожу, готовый рвать и метать. Иду к лестнице, уверенный, что застану их в постели, но слышу музыку, доносящуюся из гостиной. Должно быть, они трахаются там под музыку, с открытой дверью, хотя наверху спит моя дочь. И тут я...
     Он сделал паузу, допил воду и отставил стакан.
     - Всюду кровь. Сначала я этого не понял. Ее слишком много. Так в жизни не бывает. Повсюду битое стекло. Лампа, которую мы купили во время медового месяца, валяется на полу. У меня все путается в голове от коки и водки, но я думаю: боже, боже, это взлом. И вижу ее. О господи, вижу ее на полу.
     Его голос дрожал, срывался, пропадал и передавал страх и отчаяние так же виртуозно, как в первом варианте передавал агрессию и ярость.
     - Я опускаюсь рядом с ней на колени, окликаю ее, пытаюсь поднять. Кровь, она вся в крови. Я знаю, что она мертва, но все равно пытаюсь докричаться до нее, хочу, чтобы она очнулась. Я вытащил ножницы у нее из спины. Вынул, чтобы ей было не так больно. А потом появилась Ливи, смотревшая на меня во все глаза...
     Он вынул сигарету из лежавшей на столе пачки, зажег спичку, и огонек закачался, словно подхваченный ветром.
     - Полиция на это не купилась. - Он выдохнул струю дыма. - И присяжные тоже. Спустя какое-то время я и сам перестал на это покупаться.
     - Сэм, я не собираюсь ни на что покупаться.
     - Нет. - Он кивнул и бросил на него лукавый взгляд заговорщика. - И все же вам предстоит изрядно поломать голову, верно?

***

     - Если верить Мэннингу, они с Джулией никогда не состояли в связи. И не из-за того, что он не предпринимал таких попыток. Он сказал об этом достаточно недвусмысленно. - Ной и Фрэнк стояли у заново заасфальтированной баскетбольной площадки, на которой азартно сражались две команды мальчишек. - Он любил ее без памяти, проводил с ней много времени, но она считала его всего лишь другом.
     - Именно так он говорил во время расследования.
     - Ты ему верил?
     Фрэнк вздохнул и покачал головой, не сводя глаз с паренька, владевшего мячом.
     - Он был убедителен. Экономка говорила то же самое. Клялась, что ни один мужчина не ночевал в доме, кроме мужа ее хозяйки. Она была беззаветно предана Джулии и могла прикрывать ее. Но мы так и не смогли сбить ее. Против этого говорили только убежденность Сэма Тэннера и обычные сплетни. Впрочем, в данном случае это значения не имело. Тэннер верил в их связь, что стало одним из мотивов преступления.
     - Тебе не кажется странным, что всего через несколько месяцев Мэннинг и Лидия Лоринг стали любовниками?
     - Малыш, и