шай каждое яйцо. Если оно не пищит, значит, все в порядке.
     Она уловила иронию, но не стала вдаваться в подробности, а деловито поинтересовалась:
     - Как тебе их приготовить?
     - Как хочешь. Я не привередливый. Ох, ты и чай заварила!
     - Я не нашла кофе.
     - Куплю сегодня в деревне. Пахнет потрясающе!
     Она накрыла стол на двоих, и эти простые действия вызвали у него восхищение. Как она прекрасна! Везде - и в постели, и на кухне. Как же он не догадался нарвать для нее полевых цветов!
     - Я не знала, что колбаса может быть такой вкусной, - сказала Шаннон, уписывая ее за обе щеки. - Обычно я ее не ем.
     - Миссис Финн только недавно сделала ее.
     - Сделала?
     - А ты думала, колбаса растет на дереве? На днях они закололи свинью... Что с тобой? Она отодвинула тарелку.
     - Я... не очень приятно, когда слышишь об этом.
     - Ну конечно. Я не подумал. Ты же не привыкла. - Мерфи смущенно улыбнулся.
     - Я чуть не заплакала недавно, когда услышала разговор Брианны с каким-то парнем из деревни о весенних ягнятах. И что с ними делают.
     - Но ведь это в порядке вещей. Так было и будет.
     - Я понимаю. Но, когда сталкиваешься так близко...
     Мерфи улыбнулся.
     - Том Конкеннан был таким же, как ты, хотя он и родился фермером. Куры у него умирали от старости, а не подавались к столу, когда были еще молодыми и в соку. То же и с коровами. В нем билось чересчур жалостливое сердце.
     - Да, я слышала историю с кроликами. Как он выпустил их всех на волю, - кивнула головой Шаннон.
     - О, это было зрелище! Мегги видела. Он не был создан для того, чтобы делать деньги. Что там делать! Даже просто зарабатывать. Зато был полон фантастических планов и душою чист, как ребенок.
     - Ты любил его?
     - Еще как! Он не походил на моего отца, не мог, наверное, считаться образцом для подражания. Но с моих четырнадцати лет он стал для меня вторым отцом. Утешал - это он умел, - когда мне было плохо, ходил со мной по окрестностям, развлекал, учил уму-разуму. По-своему, конечно. Он здорово отличался от многих других здесь, но его все любили. За чистую душу, за широкую натуру. - Мерфи усмехнулся, что-то вспомнив. - Когда я в первый раз напился, он держал мне голову, пока мне было плохо. А когда я в первый раз узнал женщину и...
     Он внезапно замолчал, углубился в еду. Шаннон подняла на него глаза.
     - Что же ты замолчал? Что произошло, когда ты впервые познал женщину?
     - Ничего интересного. Как обычно. Очень вкусный завтрак, Шаннон.
     - Не увиливай. Сколько тебе тогда было лет? Он страдальчески посмотрел на нее.
     - Неужели нужно разговаривать о таких вещах с той, которая только что приготовила мне завтрак?
     - Заячья душа!
     - Может быть.
     Он набил полный рот еды.
     - Не бойся, Мерфи. К черту подробности! Расскажи только, о чем Томас Конкеннан... мой отец... говорил тогда с тобой.
     - После... - Мерфи с облегчением проглотил остатки пищи. - После того, как это произошло со мной, я, конечно, испытывал гордость. Ну, ведь стал настоящим мужчиной. И в то же время мне было неловко, я боялся, так как знал, что от этого бывают дети. И вот сижу я на ограде в поле и размышляю. И одна моя половина рвется продолжать начатое, а другая - смертельно боится, что про это узнают взрослые и с девушкой что-нибудь такое случится.
     - Мерфи, ты так хорошо рассказываешь! Тебе надо быть писателем. Во всяком случае, ты был бы не хуже Грея.
     - Только не говори ему про это. Он убьет меня раньше, чем я напишу хотя бы одну строчку.
     - Продолжай, пожалуйста.
     Забыв о своих чувствах по отношению к убиенным животным, Шаннон подцепила вилкой изрядный кусок колбасы и с удовольствием положила в рот.
     Мерфи начал рассказывать дальше:
     - В общем, сижу я на камне и думаю обо всем этом, и тут появляется Том. Он садится рядом и молчит какое-то время. И глядит вдаль на всю нашу красоту. А потом обнимает меня за плечи и говорит. Стал мужчиной, говорит, и прекрасно. Поздравляю. Ну, ну, я же вижу, парень, по твоему лицу, о чем ты думаешь и что у тебя произошло. Только гордись, да не зарывайся. Оттого, что овладел девушкой, ты еще не стал настоящим представителем сильного пола. Так что будь готов нести ответственность, как и полагается мужчине.
     Мерфи покачал головой, как если бы снова сидел на ограде рядом с Томом Конкеннаном и готовился ответить ему. Но вместо этого сделал несколько глотков чаю.
     - Как и положено мужчине, - повторила Шаннон, удивляясь, почему ей так интересна эта, в общем-то, обычная история. - Ну и что дальше?
     Голос Мерфи чуть дрогнул, когда он заговорил вновь.
     - Мне вдруг сделалось страшно. Я представил, что должен жениться на ней, а мне только семнадцать, и я люблю ее не больше, чем она меня, оба мы не влюблены друг в друга, а так. Молодость, любопытство.
     Я сказал это Тому, и он кивнул. Просто кивнул и не стал ругать меня или поучать. Мне казалось, я даже понимаю его молчание. А потом он все-таки заговорил.
     Не стал утешать меня, а сказал, если бог и судьба будут ко мне милостивы и все обойдется, то мне стоит запомнить на всю оставшуюся жизнь этот знак. И в следующий раз, говорил он, - а следующий раз непременно будет, потому что мужчина, ступив на эту удивительную тропу, уже не сойдет с нее, - так вот, в следующий раз, говорил он, ты проявишь большую осторожность, а вернее, бережность и заботливость. Женщина, говорил он, лучшее, что есть в жизни мужчины. А женщина любимая, если нашел ее, согреет твою жизнь лучше, чем солнце. Не упусти ее, Мерфи, говорил он, пока идешь по дороге, видишь и нюхаешь цветы, что встречаются на пути; не срывай их без надобности, не повреди стебли и лепестки. И даже если в твоей любви больше доброты, чем постоянства, - все равно, ты найдешь свой цветок, заслужишь его. Так он говорил, - закончил Мерфи, - и смотри, как мне запомнились его слова.
     Шаннон не сразу обрела голос.
     - Многие тут считают, - сказала она потом, - что он хотел быть поэтом, да только ему не хватало слов. Из того, что ты рассказал, вижу, что слова у него были.
     Она опустила голову, посмотрела на свои руки - узкие, с длинными пальцами, как у матери. От отца у нее, она знала об этом, цвет глаз - зеленый. Что же еще он передал ей?
     - Ты можешь сделать одну вещь для меня, Мерфи? - вдруг спросила она.
     - Я сделаю для тебя все.
     Она знала, что это не пустые слова. Но всего ей не было нужно. Сейчас.
     - Отвези меня на Луп Хед. Ладно?
     Он поднялся, начал собирать тарелки со стола.
     - Надень куртку, дорогая. Там сегодня резкий ветер.
     Пока они ехали, она думала: сколько же раз проходил и проезжал по этой самой дороге Том Конкеннан, совершая те же повороты, поднимаясь и спускаясь по тем же склонам. Так же, как она сейчас, видел он полуразрушенные каменные сараи без крыш, коз на длинной привязи, поедающих никому не принадлежащую траву.
     Вывеска, прикрепленная к стене белого здания, вызвала у нее улыбку. Там было написано: "Последняя пивная перед Нью-Йорком".
     Мерфи остановил грузовик, они вышли, и Шаннон была рада, что, кроме них, здесь сейчас никого нет. Никто не пришел в это утро глядеть на могучие скалы и на океанские волны. Только она и Мерфи, и еще - стонущий ветер, зазубренные каменные глыбы, шорох волн. И шепот предков, если души могут шептать.
     Она подошла вслед за Мерфи к самой кромке океана, туда, где кончалась земля Ирландии.
     Ветер стегал им лица, подхлестывал волны, украшая их белыми бурунами. Шум от всего этого казался прекрасной музыкой. К северу от того места, где они стояли, можно было видеть скалистую гряду Мор и три острова Аран.
     - Они встретились здесь, - сказала она, сцепляя свои пальцы с пальцами Мерфи. - Мать говорила мне незадолго до смерти. В тот день шел дождь и было очень холодно. Он стоял совсем один, мой отец. И сразу привлек ее чем-то. Она в один миг влюбилась. Так бывает?
     - Бывает, - ответил Мерфи, еще крепче сжимая ей пальцы.
     - Она узнала, что он женат. Что у него дети. Понимала, что поступает плохо. Это и правда плохо. Я не могу думать иначе.
     - Они оба заплатили немалую цену. Разве не так?
     - Да, это так. Я много думала об этом. Но мне... - Она осеклась, потом заговорила снова:
     - Мне было гораздо легче, когда я не знала, что он любил ее, а она его. Не имела понятия, каким человеком он был, каким отцом... Каким мог быть и для меня, если бы все повернулось по-другому. Но у меня уже был отец, которого я знала с детства, который любил меня. И я любила его! - добавила она с ожесточением. - И люблю.
     - Ты вовсе не должна меньше любить одного человека из-за любви к другому, - попытался успокоить ее Мерфи.
     - Не знаю. - Она покачала головой. - Разве тем самым я не предаю кого-то одного из них? Не проявляю неверности? Может, оно не совсем правильно и разумно, но для меня так. Я не хочу, чтобы у меня были глаза Тома Конкеннана! - В голосе у нее послышались слезы. - Не хочу, чтоб его кровь текла во мне! - Она вырвала свою руку, прижала ко рту. - В ту минуту, когда мать рассказала мне об этом - понимаешь, Мерфи? - в ту самую минуту я словно лишилась чего-то важного. Как если глядишь в зеркало и вдруг видишь там не себя, а кого-то другого. И ты роняешь его, и оно разбивается на сотни осколков, которые не слепить.
     Он погладил ее по голове.
     - А что теперь ты в нем видишь, если смотришь?
     - Оно... оно треснуло. Я вижу в нем себя, однако не совсем такой, как была. И боюсь, что такой уже никогда не увижу. - Она подняла к нему голову, в глазах была безысходность. - Из-за меня она потеряла семью, в которой родилась. Столкнулась с позором, с одиночеством. Из-за меня вышла замуж за человека, которого не любила. - Она отерла слезы тыльной стороной ладони. - Знаю, со временем она полюбила его. Ребенок все это чувствует, когда речь идет о его родителях. Но все равно она никогда не могла забыть Тома Конкеннана, выбросить его из сердца. Даже перед смертью вспоминала эти скалы и дождь и как увидела его два с лишним десятка лет назад.
     - А ты бы хотела, чтоб она забыла?
     - Да, хотела. Хотя ненавижу себя за это. Потому что в этот момент думаю не о ней и не о моем отце - о Колине, - а только о самой себе.
     - Не суди себя слишком строго, Шаннон. Ты не заслуживаешь такого осуждения. Ведь для тебя это было как снег на голову.
     - Ты не представляешь, какая спокойная, даже безмятежная, была у меня жизнь в семье. Как меня любили, уважали, оберегали. Надежный дом, хорошие школы, хотя их было несколько. И главное, спокойствие, твердая основа в семье, и в то же время почти никакого давления на меня, не говоря уж о насилии. А теперь оказывается, все держалось на лжи, на обмане. Это вызывает порою такую злость, которой я сама боюсь и за которую ужасно стыдно.
     - Ты наговариваешь на себя, дорогая, - сказал он тихо, но она хорошо слышала его сквозь шум ветра, потому что его губы были возле ее уха. - Тебя мучает не злость, а всего-навсего печаль.
     - Но как от нее больно!
     - Да, дорогая. Потому что она теснит сердце. - Он крепче обнял ее и повернулся так, чтобы видеть перед собой одно лишь море. - Как прекрасно тут, правда? На самом краю земли. Когда-нибудь, довольно скоро, ты принесешь сюда свои кисти и краски и нарисуешь то, что чувствуешь.
     - Не знаю, смогу ли. Здесь так много воспоминаний. Здесь призраки прошлого. - И оттого что она заговорила об этом, ей захотелось узнать подробности о вещих снах Мерфи, и она, набравшись смелости, спросила:
     - Ты говорил, что видел во сне всадника на белом коне и женщину. Это правда?
     Не отрывая глаз от неспокойного океана, он медленно начал говорить:
     - Чистая правда. Сначала - очень смутно, когда еще был мальчишкой. Потом видение повторилось, оно было более ясным. Это случилось после того, как я нашел ту медную пряжку в каменном кругу. А яснее всего - когда впервые увидел тебя на кухне у Брианны. Когда ты посмотрела на меня глазами, которые я уже видел раньше.
     - У Тома Конкеннана?
     - И у него тоже. Но те глаза - я говорю о моих видениях - были спокойными. В твоих же я сразу увидел боль, гнев и страсть. Поэтому я так глупо вел себя в первое время. Мне было не по себе.
     - Человек так устроен, что поддается разным влияниям, - медленно, стараясь быть спокойной, заговорила Шаннон. - На него действует атмосфера тех мест, где живет, люди с их нормами жизни, характерами. Ну и, конечно, многое другое, не всегда известное и понятное нам. А в общем... - Она стала говорить быстрее. - В общем, в жизни много чудес или того, что мы называем так, до тех пор, пока не разберемся в них. Но тогда появляются новые чудеса.
     - И лишают нас спокойствия.
     - Да. Когда я только приехала сюда, я почувствовала... ощутила что-то такое...
     - Тревогу? - подсказал он. - Смятение?
     - Что-то странное и в то же время знакомое. С первого же дня меня мучили видения. Бушевала буря. - Она снова вспомнила свой самый первый сон на новом месте. - Холодные молнии через все небо. Словно ледяные копья. Земля, твердая от мороза.
     И хорошо слышен топот копыт. Еще до того, как появился всадник на коне...
     - И ветер раздувает ее волосы, - подхватил Мерфи. - А она ждет. И он видит ее, и сердце его стучит громче, чем копыта коня.
     Продолжая вглядываться в даль, обхватив руками плечи, она пробормотала, словно разговаривая с океаном:
     - А еще было так. В небольшой темной комнате горит очаг. Женщина отирает ему лицо влажным куском материи. Он без сознания. У него лихорадка из-за многочисленных ран.
     - Он знает, что умирает, - продолжил Мерфи, - и только ее рука, которую он сжимает в своей, удерживает его в этой жизни. И еще звуки голоса, запах волос и кожи.
     - Но он останется жив. - Шаннон глубоко вздохнула. - И видела потом, как они любили друг друга при свете костра, в каменном кольце. Смотрела и ощущала себя на ее месте. А потом проснулась как в огне, желая только тебя! - Она круто повернулась к нему. - Все! Больше не будем об этом говорить.
     Его удивил ее внезапно гневный тон.
     - Скажи, чем я тебя обидел? Чем восстановил против себя? - недоумевал Мерфи. - Что с тобой?
     - Не знаю.
     - Но все-таки что я сделал? - настаивал он.
     - Говорю, что не знаю! - Шаннон почти кричала. - А если бы знала, все равно не сказала. Здесь не мой мир, Мерфи, и не затягивай меня в него. Он для меня чужой. Не настоящий. Пойми это!
     - Почему ты дрожишь?
     - Не хочу больше говорить об этом! Думать. Это сводит меня с ума!
     - Шаннон...
     - Нет.
     В полном отчаянии Шаннон судорожно поцеловала его, стараясь прекратить все разговоры.
     - Этого не всегда достаточно, чтобы успокоиться, - Мерфи помрачнел. Поцелуи Шаннон никогда не оставляли его равнодушным, но на сей раз он даже не сделал попытки обнять ее.
     - Другого способа у нас сейчас нет. Поедем обратно, Мерфи! Поедем к тебе, и мы найдем способ, как утешиться.
     Грей увидел грузовик Мерфи на дороге к дому и, радостно замахав рукой, остановил. Заглянув в кабину, он сразу почувствовал что-то неладное. Там царила какая-то напряженная атмосфера. Больше того: он понял, что Шаннон только недавно плакала, хотя она всячески старалась не показывать этого.
     Он выразительно взглянул на Мерфи, как бы желая сказать: понимаю и сочувствую, но не одобряю тех, кто доводит женщину до слез.
     Вслух же он произнес совсем другое:
     - Я только что от тебя, Мерфи. Брианна забеспокоилась, что у вас никто не отвечал на телефонные звонки, а ведь мы собирались съездить в галерею Рогана.
     - Я попросила Мерфи свозить меня на Луп Хед, к океану, - объяснила Шаннон чуть дрожащим голосом.
     - А как насчет галереи?
     - С удовольствием. Ты сможешь поехать? - повернулась она к Мерфи.
     - У меня кое-какие дела. Если часа через два, то присоединюсь.
     - Договорились, - обрадовался Грей. - Мегги и ее маленький бандит тоже поедут, а Роган будет ждать на месте.
     - Я пойду с Греем, - Шаннон вышла из машины. Чтобы не совсем обидеть Мерфи, она добавила:
     - Мне надо переодеться.
     - Прекрасно. - Мерфи включил скорость. - До встречи.
     Он уехал, и Шаннон старалась не смотреть на удаляющуюся машину.
     - Тяжелое утро? - посочувствовал Грей после того, как некоторое время они шли молча.
     - В какой-то степени. Оказалось, я совсем не могу говорить с ним о том, что должно произойти в самое ближайшее время.
     - А это действительно должно произойти?
     - Но я же уеду, Грей! Я должна была сделать это уже неделю назад. У меня ведь там работа. Они уже вошли через калитку в сад.
     - Я несколько раз бывал в том месте, на скалах, - немного невпопад сказал Грей. - Откуда ты сейчас. Там всегда что-то давило на меня. Сам не пойму, что именно. - И без паузы добавил:
     - Если бы я прямо спросил тебя: чего ты хочешь от жизни, в жизни? Ты могла бы ответить?
     - Не с такой легкостью, как месяц назад, - сказала Шаннон после короткой паузы, глядя на траву, на цветущие лютики и наперстянку. - Ты веришь в видения?
     - Это непростой вопрос.
     - Я тоже так думаю. И не стала бы тебя спрашивать, если бы ты не был американцем. Стопроцентным янки. - Он улыбнулся, и она продолжала:
     - Твой дом и семья теперь в Ирландии, но ты остался каким был, верно? Человеком двадцатого века, который окружен компьютерами, факсами.
     - У Рогана они тоже есть, между прочим. А у Мерфи - компьютерная дойка, трактор последней модели.
     - Зато навоз он убирает лопатой, - с улыбкой сказала Шаннон. - Но я не о том. У него кельтская кровь, а в ней полно мистики. И какая-то его часть, наверное, верит в сверхъестественное - в духов, приходящих из далекого прошлого, в перевоплощение, в передачу мыслей на расстоянии и во всякое такое.
     - А ты не веришь? - удивился Грей.
     - Ну вот, теперь ты задаешь мне тот же самый вопрос. Ответь сначала сам.
     - Я верю.
     - О, Грей! И ты говоришь это на пороге двадцать первого века? - Потрясенная, Шаннон сделала несколько быстрых шагов, затем вернулась.
     - То, что мы называем сверхъестественным, - сказал он не совсем обычным для него серьезным тоном, - было, есть и будет всегда, пока существует человечество. И потом тоже. Так я думаю.
     - Лягушки будут превращаться в принцесс, люди летать по воздуху, а ведьмы делать свои темные дела?
     И опять у него был вполне серьезный, даже немного торжественный вид, когда он ответил:
     - А разве мы уже давно не летаем в небесах? Не превращаем что-то в совершенно необычное, порою страшное для самих себя? И разве не носим в себе, в своих генах память о прошлом? - Он помолчал. - Знаешь, когда я приехал сюда, в Ирландию, я не думал оставаться надолго. Месяцев пять-шесть. Думал закончить новую книгу - и привет. Но загад не бывает богат. Конечно, главная причина - Бри. Однако дело не только в ней. Я... я узнал эти места, хотя никогда в жизни здесь не был.
     - Не может быть! - воскликнула Шаннон, всплеснув руками.
     - Я бродил тут повсюду - по дорогам, по скалам, по кладбищам, бывал в селениях, на развалинах замка. И ощущал какую-то ничем не объяснимую связь со всем этим. Нет, у меня не было никаких видений, галлюцинаций, но я твердо знал, что уже бывал здесь и должен был вернуться.
     - Прямо мурашки по коже!
     - Меня тоже поначалу оторопь взяла. Особенно когда в Брианну влюбился. - Он весело подмигнул. - А тебя это напугало, старушка?
     - Не знаю... У меня были сны.
     - Ты уже говорила как-то. Можешь рассказать подробней? Если есть желание.
     - Да, пожалуй. Когда я начинала говорить об этом же с Мерфи, мне делалось вдруг жутко. Будто кто-то завладевал мною и говорил вместо меня. Я совсем не истеричка, Грей, не с причудами какими-то, не суеверная.
     - Расскажи, что ты видела, - попросил он еще раз.
     Она начала с первого сна и постаралась описать его как можно обстоятельнее - все подробности и свои ощущения. Ей было проще говорить об этом с Греем, нежели с Мерфи. Слова лились