а холме и никто не запрет перед нами его двери.
     - Никто никогда не запер бы.
     - А мне часто снилось, что двери заперты и я не могу попасть внутрь. Никто не выходил, когда я звала, все окна оставались темными и пустыми. - Джо закрыла глаза, пытаясь вспомнить весь сон. Она хотела проверить, сможет ли выдержать это теперь. - Я заблудилась в лесу. Мне было страшно, Я была одна и не могла найти дорогу. Потом я увидела себя на другом берегу реки. Только это была не я... Это была мама!
     - У тебя всегда были странные сны.
     - Может быть, я всегда была сумасшедшей? - Она криво улыбнулась и снова уставилась в ночь. - Брайан, я похожа на нее. Иногда мне становится страшно, когда я вижу свое лицо в зеркале. Скорее всего именно это толкнуло меня в пропасть. Когда стали приходить те фотографии, на всех них была я. Но мне показалось, что на одной из них - мама. Только она была мертва. Она была обнаженная, с открытыми глазами, безжизненными, как у куклы... А я так похожа на нее!
     - Джо...
     - Но этой фотографии не существовало, - быстро сказала она. - Теперь я уверена, что вообразила ее. Брайан, я терпеть не могу свои изображения, потому что вижу на них маму!
     - Джо, как бы ты внешне ни походила на нее, ты - не она. Ты сильная. Ты всегда заканчиваешь то, что начинаешь. Ты держишься.
     - Но я тоже сбежала отсюда!
     - Ты ушла, - поправил он. - Ты ушла, чтобы построить свою собственную жизнь. Ты не бросила жизнь, которую уже начала, ты не бросила людей, которые нуждались в тебе. Ты - не Аннабелл. - Он обнял ее за плечи и стал раскачивать качели. - И ты не безумнее любого из нас.
     Джо засмеялась.
     - Что ж, это очень утешительное заявление.

***

     Было поздно, когда разгневанная Сьюзен Питерс вышла из коттеджа и направилась к маленькой бухточке. Они с мужем совершенно отвратительно поругались - тем более отвратительно, что пришлось ругаться очень тихо, чтобы не потревожить друзей, которые уже неделю жили с ними.
     Том - идиот, решила Сьюзен. Сейчас она даже не могла понять, почему вышла за него замуж, и еще меньше понимала, почему оставалась его женой целых три года... не говоря уж о тех двух, что они прожили вместе до свадьбы.
     Каждый раз, когда она упоминала о покупке дома, Том становился совсем чужим и разражался тирадами о взносах, налогах и деньгах, деньгах, деньгах. Господи! Ради чего же они тогда надрываются на работе? Неужели им суждено всю жизнь снимать квартиру в Атланте?
     Пусть все катится к черту, подумала она, вскидывая голову и отбрасывая за спину копну темных кудрей. Она хочет иметь свой дворик, маленький сад, кухню, в которой сможет готовить изысканные блюда, изученные на кулинарных курсах.
     Но все, чего она до сих пор добилась от Тома, это "когда-нибудь". О, когда же наступит это "когда-нибудь"?
     Кипя от возмущения и отвращения, Сьюзен опустилась на песок, сняла туфли, устремила взгляд на волны, тихо набегавшие на арендованную ими лодку. Дурацкую лодку, на которую у
     Тома нашлись деньги, потому что, видите ли, ему хочется рыбачить каждое утро на этом дурацком острове!
     А ведь у них уже достаточно денег для первого взноса. Она оперлась локтями о колени и угрюмо посмотрела на плывущую над головой луну. Как же ей хочется жить в том милом домике на Персиковой улице. Она уже все разузнала, изучила и кредиты, и ежемесячные взносы, и ставки процентов.
     Конечно, первые пару лет им придется нелегко, но они справятся. Она была так уверена, что Том изменит свое мнение, услышав о том, как они вырвутся наконец из бесконечного круга ежемесячных платежей за квартиру! Но у нее ничего не вышло.
     И последний удар - Мэри Элис и Джим собираются поселиться в том самом прелестном квартале. С каким упоением рассказывали они о магнолии на переднем дворе и маленьком патио <Патио - внутренний дворик> за кухней!
     Сьюзен вздохнула и пожалела, что рассказала Тому о своих планах, не дождавшись возвращения в Атланту. Там было бы легче обработать его. Она прекрасно знала, как важен выбор времени в общении с ее мужем. Однако восторги Мэри Элис и Джима так расстроили ее, что она не смогла удержаться.
     Ну ничего! Когда они вернутся в Атланту, она покажет Тому тот дом на Персиковой улице, даже если ей придется тащить его за уши.
     Сьюзен услышала шаги за спиной, но не обернулась.
     - Если ты хочешь помириться со мной, Том Питерс, то зря пришел сюда. Я не перестала злиться на тебя. Может быть, никогда не перестану! - Разъяренная тем, что он даже не пытается разубедить ее, она обхватила руками колени. - Можешь возвращаться и ковыряться в своей чековой книжке, раз тебя ничего не интересует, кроме нее. Мне больше нечего сказать тебе.
     Поскольку молчание за спиной затянулось, Сьюзен стиснула зубы и все-таки повернула голову.
     - Послушай, Том... О! - Она увидела незнакомое лицо, и ее щеки вспыхнули от смущения. - Извините. Я приняла вас за кого-то другого.
     Он улыбнулся, обворожительно улыбнулся, веселые искорки зажглись в его глазах.
     - Ничего. Я тоже собираюсь думать о вас как о ком-то другом. Сигнал тревоги сразу вспыхнул в ее мозгу, но она не успела закричать. Не успела даже почувствовать удара.
     Конечно, и это не будет совершенством, решил он, изучая женщину, лежавшую без сознания у его ног. Импровизация. Он не планировал этот эксперимент. Просто ему не спалось. Полночи он думал о Джо, и сексуальное желание было сегодня особенно острым.
     Он очень, очень сильно сердился на Джо! И это только усиливало его желание.
     И вдруг - как подарок судьбы - эта прелестная брюнетка. Сидит на пляже у воды, в колеблющемся свете луны... совсем одна.
     Мудрый человек не смотрит дареному коню в зубы, подумал он, с тихим смехом поднимая ее на руки. Придется отойти немного подальше. На тот случай, если старина Том - кем бы он ни был - решит прогуляться к бухте.
     Она оказалась легкой, да он и не возражал против физической нагрузки. Фальшиво насвистывая, он поднялся в узкий проход между дюнами. Ему понадобится лунный свет, поэтому он решил остановиться на краю топкой низины. Здесь очень живописно, подумал он, опуская ее на землю.
     И пустынно.
     Он воспользовался своим ремнем, чтобы связать ей руки, и одним из шелковых шарфов, которые всегда носил с собой, - для кляпа. Сначала он раздел ее, с удовольствием обнаружив, что тело у нее аккуратное и спортивное. Когда он стаскивал с нее джинсы, она слегка застонала.
     - Не тревожься, дорогая, ты очень красива, очень сексуальна. И лунный свет тебе к лицу.
     Он достал фотоаппарат - зеркальный "Пентакс", которым обычно делал портреты, - и с удовлетворением вспомнил, что зарядил его не очень чувствительной пленкой. Большая выдержка позволит подчеркнуть детали, сделает снимок контрастным. Конечно, придется потрудиться в лаборатории, чтобы добиться совершенства.
     Как упоительно предвкушение совершенства!
     Тихо насвистывая, он закрепил вспышку и до того, как затрепетали ее веки, успел сделать первые три снимка.
     - Хорошо. Хорошо. Теперь я хочу, чтобы ты пришла в себя. Медленно. Несколько крупных планов этого красивого лица... Все-таки глаза - самое упоительное в женщинах!
     Когда ее глаза открылись, затуманенные болью, он быстро защелкал затвором.
     - Прекрасно, просто прекрасно. Смотри сюда, прямо сюда. Вот так, малышка. Смотри в объектив.
     Он с восхищением поймал момент, когда она постепенно начала понимать, что происходит, и в глазах ее отразился страх. Но стоило ей зашевелиться, он отложил камеру. Ее движения смажут отпечаток, а у него нет с собой более чувствительной пленки. Продолжая улыбаться, он поднял пистолет, лежавший на его аккуратно сложенных джинсах. И показал его ей.
     - Теперь я хочу, чтобы ты не двигалась. Я хочу, чтобы ты лежала неподвижно, абсолютно неподвижно и делала все, что я прикажу тебе. Ты поняла меня, не так ли?
     Слезы появились в ее глазах и заструились по щекам. Но она согласно кивнула: ужас затуманивал мозг, и, хотя она старалась лежать неподвижно, сильная дрожь сотрясала ее.
     - Я хочу только сфотографировать тебя. У нас просто фотосъемка. Ты же не боишься, когда тебя фотографируют? Ты ведь такая красивая женщина.
     Он отложил пистолет, снова поднял фотоаппарат и победно улыбнулся.
     - Теперь вот чего я хочу от тебя. Согни колени. Ну же, вот так. И поверни их влево. У тебя красивое тело. Почему же нам не сфотографировать его в самом выгодном свете?
     Она сделала то, что он приказал, но ее взгляд не отрывался от пистолета. Металл блестел, сверкал. Он просто хочет фотографировать, сказала она себе, еле дыша и содрогаясь. А потом он оставит ее в покое. Он уйдет. Он не причинит ей вреда.
     Ужас набухал в ее глазах, окрашивал кожу в молочно-белый цвет и заставлял его тело бешено пульсировать от желания. Его руки задрожали, и он понял, что не может дольше тянуть, пора переходить к следующему этапу.
     Когда он аккуратно положил камеру на рубашку, у него уже нестерпимо стучало в висках. Очень нежно он положил руку на ее горло и заглянул в глаза.
     - Ты прекрасна, - прошептал он. - И беспомощна. Ты знаешь это, не правда ли? Ты ничего не можешь сделать. Я контролирую ситуацию. Вся власть в моих руках.
     Шелковый кляп приглушал тихие рыдания. Когда его ладонь легла на грудь и сжала ее, женщина застонала, бешено замотала головой, дернулась, пытаясь освободиться.
     - Это тебе не поможет! Чем больше ты сопротивляешься, тем мне приятнее. Попробуй закричать. - Он снова сжал ее груди, затем наклонился и стал кусать их. - Кричи, черт побери. Кричи.
     И она закричала. Хриплый, резкий звук обжег ее горло, но не смог вырваться наружу. Она в отчаянии боролась с кляпом - зубами, языком, губами, - и это только сильнее возбуждало его.
     Он развел ее бедра, намеренно причиняя боль. И, насилуя ее, думал о Джо. Думал о длинных ногах Джо Эллен. О сексуальных губах и синих глазах Джо Эллен. Он думал о Джо Эллен, яростно вонзаясь в ее замену!
     Оргазм был таким неистовым, таким мощным, что вызвал у него слезы удивления и триумфа. Несравненно лучше, чем в последний раз, понял он, рассеянно смыкая пальцы на ее горле, и надавил лишь чуть-чуть, только чтобы она перестала бороться.
     На этот раз он хорошо выбрал момент. Он нашел своего пробного ангела.
     Он поднялся за камерой, и легкий ветерок приятно охладил его потное тело.
     Он вспомнил, как этот этап был описан в дневнике, и решил, что необходимо не только повторить, но и усовершенствовать процесс.
     - Я могу еще раз изнасиловать тебя, а могу и не делать этого, - он улыбнулся, привлекательные морщинки образовались вокруг его рта и глаз. - Могу причинить тебе боль, а могу и не причинять. Все зависит от твоего поведения. Теперь просто лежи, ангел, и думай об этом.
     Удовлетворенный ее временной неподвижностью, он сменил объектив. Ее зрачки превратились в огромные черные луны с тонким светло-коричневым ободком, она дышала часто, поверхностно. Он довольно присвистнул, перезарядил камеру... и отщелкал всю пленку перед тем, как изнасиловать ее во второй раз.
     Он решил все-таки причинить ей боль. В конце концов, выбор всецело в его руках. Он обладает неограниченной властью!
     Она давно перестала сопротивляться. Ей казалось, что душа ее уже отлетела, а там, в дюнах, осталось лишь тело - онемевшее, принадлежащее кому-то другому. Мысленно она была в безопасности, с Томом... Они сидели вместе в патио их прелестного нового дома на Персиковой улице.
     Она почти не чувствовала, как он вынул кляп. Из ее горла вырвалось лишь тихое всхлипывание - жалкая попытка вдохнуть воздух, даже закричать.
     - Ты ведь знаешь, что уже слишком поздно? - ласково, почти с любовью, спросил он, обматывая шарф вокруг ее горла. - Сейчас ты станешь моим ангелом.
     Он медленно стянул шарф, желая продлить это мгновение, и смотрел, как в попытке глотнуть воздух раскрывается ее рот. Ее пятки забарабанили по песку, тело дернулось.
     Он тяжело дышал, ощущение неограниченной власти вновь нахлынуло на него, ударило в голову, стремительно погнало кровь. Ему не хотелось, чтобы все кончалось так быстро, и поэтому он позволил ей снова прийти в себя. Надо подняться, взять камеру, подумал он. Ведь решающий момент не один, их много. Страх смерти, осознание неизбежности конца. Искра надежды при возвращении жизни. Капитуляция, когда жизнь снова исчезает.
     О как жаль, что нет штатива и автоспуска.
     Наконец его тело взорвалось, вышло из-под контроля, и он закончил процесс.
     Задыхаясь, он шептал ласковые слова, благодарно целовал ее. Она вывела его на какой-то новый уровень - этот неожиданный ангел, которого судьба швырнула к его ногам. Все предначертано свыше. Теперь он понимал это. Ему надо еще многому научиться, прежде чем он встретится с Джо.
     Он снял шарф, свернул его и благоговейно положил на пистолет. Укладывая ее в нужную позу, он не спешил. Сначала сложил руки на груди, но рубцы на запястьях слегка встревожили его, и он завел ее руки под голову.
     Он назовет эту фотографию "Дар Ангела"!
     Он оделся, связал в узел ее одежду. Болото слишком далеко, решил он. Там, в глубине, надежно похоронено то, что аллигаторы и другие хищники оставили от Джинни. Но сейчас у него нет ни времени, ни сил идти туда.
     И в реке есть удобные глубокие места. На этот раз сойдет. Он отнесет ее к последнему пристанищу, привяжет к телу что-нибудь тяжелое, и она будет мирно отдыхать на скользком дне.
     И тогда можно будет считать, что ночь не прошла даром.

Глава 22

     Заря уже золотила небо, когда Джиф выскользнул из комнаты Лекси и стал тихонько спускаться по задней лестнице. Он вспомнил, что собирался уйти до восхода, и подумал с ленивой улыбкой, что Лекси умеет убедить мужчину не спешить.
     В эту ночь Джиф впервые понял, что необходим ей. Сначала Лекси просто хотелось кому-то пожаловаться на Брайана, потом она рассказала о неприятностях сестры, ну а после они уже стали болтать обо всем на свете. Им легко было говорить друг с другом, и Джиф понял, что эта легкость - одно из преимуществ любви к женщине, которую знаешь с детства.
     Зато какой внезапный прилив изумления накатывает, когда узнаешь давно знакомого человека с другой, более интимной стороны! Джиф громко вздохнул. Вид Лекси Хэтуэй в крохотной шелковой ночной рубашонке, купленной в Саванне, заставил бы самого сильного мужчину упасть на колени и воздать хвалу всевышнему за то, что ему пришла в голову гениальная идея сотворить Еву.
     И освобождение Лекси от того клочка шелка никак нельзя назвать неприятной обязанностью. Напротив, Джиф решил отвезти ее в субботу в Саванну и купить ей еще одну рубашонку...
     Эротическое видение Лекси в кремовом шелке улетучилось, когда Джиф обнаружил, что стоит лицом к лицу с ее отцом. Неизвестно, кто из мужчин смутился больше: взлохмаченный после бессонной ночи любовник Лекси или ее отец, сжимавший в руках миску с кукурузными хлопьями.
     Оба откашлялись.
     - Мистер Хэтуэй.
     - Джиф.
     - Я... э-э... я был...
     - Снова прорвало трубу наверху?
     Предложенный выход из ситуации был очень заманчивым, однако Джиф расправил плечи, приказал себе не малодушничать и прямо встретил взгляд Сэма.
     - Нет, сэр.
     Испытывая отвратительную неловкость, Сэм поставил миску на кухонный стол и полил хлопья молоком.
     - Ну, хорошо, - сказал он, не придумав ничего лучшего.
     - Мистер Хэтуэй, я не хочу, чтобы вы думали, будто я крадусь из вашего дома, - начал Джиф, но тут же осознал, что именно это он и делает.
     - Ты бегал по "Приюту" с тех пор, как научился ходить, и никому не мешал, - сказал Сэм и мысленно взмолился: "Замолчи, мальчик, оставь все, как есть, и двигайся дальше". - Пожалуйста, приходи и уходи когда хочешь, как всегда.
     - Да, я бываю здесь уже много лет, мистер Хэтуэй. И большую часть этих лет я... Думаю, вы знаете, как я всегда относился к Лекси.
     Эти проклятые хлопья насквозь промокнут, с сожалением подумал Сэм.
     - Ты хочешь сказать, что с возрастом не избавился от этих чувств?
     - Именно так, сэр. Я только еще глубже увяз в них. Я люблю ее, мистер Хэтуэй! Мои чувства к ней - давние и прочные. Вы знаете меня и мою семью всю мою жизнь. Я не лодырь и не дурак. У меня есть кое-какие сбережения. Я вполне могу заработать на приличную жизнь.
     - Я в этом не сомневаюсь, - Сэм нахмурился. Пусть он еще не прикончил свою первую чашку кофе, но голова ясная и работает достаточно прилично, чтобы понять, куда клонит парень. - Джиф, если ты просишь разрешения... заходить к моей дочери, то мне кажется, ты уже открыл нужную дверь, вошел и расположился, как дома.
     Джиф покраснел и понадеялся, что не очень шумно сглотнул комок в горле.
     - Да, сэр, не могу отрицать вашу правоту. Но я не об этой двери говорю, мистер Хэтуэй.
     - О... - Сэм открыл ящики и стал искать ложку, надеясь, что Джиф поймет намек и смотается, пока атмосфера не наэлектризовалась еще больше, Но потом он вдруг с грохотом отбросил ложку и уставился на Джифа. - Господи Иисусе, мальчик, неужели ты говоришь о женитьбе?
     Джиф сжал губы, его глаза сердито засверкали.
     - Да, я собираюсь жениться на ней, мистер Хэтуэй. Я, конечно, хотел бы получить ваше благословение, но в любом случае Лекси будет моей.
     Сэм покачал головой, потер глаза. Жизнь наотрез отказывается от простоты, подумал он. Человек жил себе, никому не мешал, занимался собственными делами, не хотел ничего, кроме того, чтобы и другие занимались своими делами. Но судьба не перестает бросать острые гвозди под босые ноги...
     - Мальчик, если она тебе нужна, я не намерен стоять на твоем пути. Вы оба совершеннолетние и способны понять, чего хотите. - Сэм бессильно опустил руки. - Но поскольку я всегда любил тебя, то должен сказать... Я думаю, что ты взваливаешь на себя целый воз неприятностей. Тебе повезет, если у тебя будет хоть одна минута покоя с того момента, как ты скажешь "да" перед алтарем, и до твоего последнего вздоха.
     - Покой для меня - не самое главное.
     - Лекси растранжирит все твои сбережения до последнего цента и не сможет даже вспомнить, на что их потратила!
     - Она не так глупа, как вы думаете. А кроме того - я всегда смогу заработать еще.
     - Я вижу, ты уже все решил, и не собираюсь попусту тратить силы, отговаривая тебя.
     - Я подхожу ей!
     - В этом никто не сомневается. Возможно, ты даже сделаешь ее человеком... - Смирившись, Сэм протянул руку. - Желаю тебе удачи.
     Сэм смотрел вслед Джифу, удалявшемуся пружинистым шагом. Он не сомневался, что мальчик влюблен, а если бы дал себе волю, то вспомнил бы, как сам испытывал это легкое головокружение, это нетерпение. Этот жар в крови...
     Устроившись в уголке со второй чашкой кофе и превратившимися в кашу хлопьями, Сэм смотрел, как дерзкая летняя синева побеждает предрассветную серость неба. Когда-то Аннабелл ошеломила и ослепила его так же, как Лекси Джифа. Одного взгляда хватило, чтобы сердце выпрыгнуло из его груди и упало к ногам Белл.
     Господи, как же они были молоды! В то лето ему стукнуло восемнадцать, и он приехал на остров поработать на дядином корабле для ловли креветок. Он забрасывал и вытягивал сети под палящим солнцем, его руки были ободраны до крови, а спина безжалостно ныла.
     И он наслаждался каждой секундой.
     Он влюбился в этот остров с первого взгляда. Влюбился в туманную зелень, в укромные уголки, в непостижимые тайны, ожидавшие за каждой излучиной реки, за каждым поворотом дороги.
     А потом он увидел Белл Пендлтон. Она брела по пляжу, собирая морские раковины. Длинные, позолоченные закатом ноги, гибкое тело, роскошный водопад рыжих волос. Глаза, прозрачные, как вода, и синие, как летнее небо.
     У него затуманилось зрение, сжалось горло.
     Он пропах креветками, потом и машинным маслом и пришел на пляж искупаться, расслабить ноющие после тяжелого дня мышцы. Но она улыбнулась ему и завела разговор. Сэм до сих пор помнил розовую витую раковину в ее руке.
     Тогда он сторонился женщи