в  маленький  ресторан.  Никто  не  пострадал,  но
ресторан  превратился  в  груду  черепков битой  посуды  и  обломков мебели.
Владелец ресторана, его  жена, повара  и служанки --  все были в слезах. Что
стало с их домом? Как они теперь будут  жить? И  вот  привилегия власти -- я
немедленно  принял решение. На обратном пути в поезде  я  продиктовал письмо
министру финансов, излагающее принцип, в силу которого все убытки от пожара,
причиненного  вражескими налетами,  должно  нести государство и  компенсация
должна немедленно  и полностью выплачиваться. Таким образом, бремя  не будет
ложиться  только  на плечи тех,  в  чьи  дома или помещения, в  которых  они
работали, попали  бомбы.  Это  бремя будет распределяться равномерно  на всю
страну. Кингсли Вуд был,  естественно,  несколько  встревожен неопределенным
характером этого  обязательства.  Но я упорно настаивал, и через две  недели
была  разработана система страхования, которая впоследствии сыграла  большую
роль в наших  делах. Сначала министерство полагало, что эта система приведет
его  к  банкротству; однако  после  мая 1941  года,  когда  воздушные налеты
прекратились  на  период  более  трех  лет,  в министерство стало  притекать
большое количество денег,  и оно поняло, что план был  предусмотрительным  и
мудрым.  Однако в  более  поздний  период войны, когда  началось  применение
самолетов-снарядов   и  ракетных   снарядов,   сумма  денег  на  этом  счете
уменьшилась  и  фактически  было выплачено 830 миллионов. Я  был этим  очень
доволен.

     * * *
     В тот  период  мы  полагали,  что  Лондон будет  постепенно  и в скором
времени  превращен  в груду  развалин,  за  исключением прочных  современных
зданий. Я проявлял глубокое  беспокойство о лондонцах, большая часть которых
с риском для жизни оставалась там, где им  приходилось быть. Число кирпичных
и бетонных убежищ быстро росло. Метрополитен также представлял собой убежище
для многих. Имелось несколько больших убежищ, и некоторые из  них вмещали до
семи тысяч человек. Люди располагались там каждую ночь с уверенностью,  мало
представляя себе, к чему могло бы привести прямое попадание в эти убежища. Я
потребовал, чтобы в  этих убежищах возможно быстрее были построены кирпичные
траверсы.
     На этой  новой  стадии войны стало необходимым добиваться  максимальной
производительности  не только на заводах, но даже  и в учреждениях  Лондона,
который  подвергался частым бомбардировкам  как днем, так и  ночью. Сначала,
когда сирены  возвещали  о тревоге, всех  работавших  в  десятке министерств
немедленно  собирали и во  что бы то ни стало вели в подвалы. Даже гордились
тем, с какой эффективностью и тщательностью это делалось. Во многих случаях,
однако, в налете участвовало всего лишь с полдюжины, а  то  и один  самолет.
Часто  самолеты  совсем  не появлялись.  Таким  образом, небольшой воздушный
налет   мог   привести  к   приостановке   работы  всего  исполнительного  и
административного аппарата в Лондоне на целый час, а то и более.
     Поэтому  я  предложил ввести еще одну степень  --  "внимание",  которая
должна  была начинаться по сигналу сирены,  в отличие от  степени "тревога",
которая  должна была объявляться, когда  наблюдатели на крышах, или, как  их
называли, "Джим крау", сообщают о "неминуемой угрозе". Последнее должно было
означать,  что  противник  фактически  над головой или где-то  поблизости. В
соответствии  с этим были разработаны и планы.  Чтобы заставить повиноваться
жестким  правилам,  когда нам  приходилось жить  под  угрозой  неоднократных
дневных   налетов,  я  предложил  каждую   неделю  учитывать  число   часов,
проведенных работниками аппарата каждого министерства в убежищах.

     * * *
     Это   было   проверкой   выдержки   всех.   Фактически   эти   сведения
представлялись  восемь  раз.  Забавно,  что  военные  учреждения  в  течение
некоторого   времени   имели   самые   худшие   показатели.  Оскорбленные  и
подстегнутые этим, они  быстро  заняли  надлежащее место. Потеря  времени во
всех министерствах была сведена к минимуму. Наши истребители к этому времени
добились  того,  что  дневные налеты  стали  обходиться  противнику  слишком
дорого, и этот этап пришел к концу. Несмотря на непрерывные предупреждения и
тревоги, едва  ли  хоть одно правительственное учреждение было повреждено  в
дневное время, когда они  были заполнены  народом, и едва ли были какие-либо
потери в людях.
     Еще 1 сентября, до того как начались крупные ночные налеты, я обратился
к министру внутренних дел и некоторым другим лицам.
     Предупреждения о воздушных налетах и меры предосторожности
     "1.   Нынешняя   система  предупреждений  о   воздушных  налетах   была
разработана на случай крупных массовых налетов на определенные цели, а  не в
расчете на  следующие один за другим по  нескольку  раз в день  налеты,  тем
более не в расчете на налеты блуждающих по ночам отдельных бомбардировщиков.
Мы  не  можем  позволить  крупным  районам  страны  оставаться  в  состоянии
неработоспособности в течение многих часов каждый день и в состоянии  паники
каждую ночь. Мы не должны позволять противнику  мешать нашим военным усилиям
путем остановок работы на заводах, которые он не смог уничтожить.
     2. Поэтому следует ввести новую систему оповещения:
     "внимание",
     "тревога", -- "отбой".
     Сигнал "внимание" не должен нарушать  нормальную жизнь данного  района.
Люди,   не   занятые   на  государственной  работе,  могут,  если  пожелают,
направляться в  убежище  или отправлять своих детей  в безопасное  место. Но
вообще же  они должны приучить  себя,  и  они  действительно  приучаются,  к
опасностям  и  прибегать  только к  такого  рода предосторожностям,  которые
сообразуются с их долгом и темпераментом.
     Все службы противовоздушной обороны должны функционировать, опираясь на
увеличенный  основной  персонал,   и  не  следует  каждый  раз  по   сигналу
предупреждения  вызывать всех,  как это  делается сейчас. Служба  наблюдения
должна быть создана на всех выполняющих военные заказы заводах, и она должна
вступать в действие, когда подан сигнал  "внимание"; служба наблюдения будет
иметь  необходимые  полномочия  объявлять на  данном  заводе  или  в  данном
учреждении "тревогу".  Сигнал  "внимание"  может  быть подан в дневное время
путем   поднятия   желтых   флажков   необходимым   количеством   специально
уполномоченных  на  это людей.  Ночью  же  можно  воспользоваться  мигающими
желтыми  (или,  возможно,  красными)  лампами.  Следует  изучить возможность
использования  в  этих целях  уличного  освещения и  применения  специальных
сигналов по телефону.
     "Тревога" -- это прямой  приказ "идти  в  укрытие",  и по этому сигналу
весь  персонал  противовоздушной обороны  должен  занять  свои  посты.  Это,
по-видимому, будет совпадать со временем фактического налета или происходить
за  короткий промежуток времени  до него. Порядок  несения службы  в  каждом
отдельном случае должен разрабатываться в соответствии с местными условиями.
     Сигналом   "тревоги"   будет   сирена.   Возможно,   нет  необходимости
сопровождать этот сигнал световыми или телефонными сигналами.
     5. Сигнал "отбой" может подаваться, как и теперь. Он будет возвещать об
окончании  периода  "тревоги".  Если  период  "внимания"  не  миновал, флаги
по-прежнему  должны  быть  вывешены.  Если  противник  определенно  повернул
обратно, то флаги предупреждения и световые сигналы должны быть убраны.
     Применение сигналов "внимание" и "тревога" может  быть в разных районах
страны  различным.  В  районах,  подвергающихся  частым налетам,  таких, как
Восточный   Кент,  Южный  и  Юго-Восточный   Лондон,  Юго-Восточная  Англия,
Бирмингем, Дерби,  Ливерпуль,  Бристоль  и некоторые  другие районы,  сигнал
"внимание" будет обычным.
     Сигнал "тревога" будет  означать фактический налет. Такой порядок будет
применяться  также к району  Уайтхолла. В других  районах страны может  быть
оправдано  более  частое применение сигнала  "тревоги"  для того,  чтобы  не
допускать ухудшения постановки противовоздушной службы.
     6. В правительственных учреждениях Лондона не следует никого принуждать
идти  в  укрытие  до  того,   как  начнется  стрельба  и  прозвучит  сирена,
возвещающая состояние "тревоги" в соответствии с  новым положением. Никто не
должен прекращать работу лишь потому, что в Лондоне подан сигнал "внимание".

     * * *
     Парламент также нуждался в руководстве своей работой в эти опасные дни.
Члены парламента  считали, что их долг  показать пример. Это было правильно,
но  дело  могло зайти  слишком далеко. Мне  приходилось  уговаривать  членов
палаты  общин  соблюдать  элементарную  осторожность и  приспосабливаться  к
особым  условиям момента. На закрытом заседании  палаты  я убедил их принять
необходимые  и  хорошо продуманные меры предосторожности. Они согласились не
объявлять о днях и  часах своих заседаний и прерывать их, когда  "Джим крау"
сообщит  спикеру  о  "непосредственной  опасности". В  таком случае все  они
послушно  спускались в  тесные  ненадежные  убежища,  которые были  для  них
устроены.  К  чести  английского  парламента  надо  сказать, что  члены  его
продолжали заседать и выполнять свои обязанности  на протяжении всего  этого
периода. Члены палаты общин очень щепетильны к такого рода вопросам, и можно
было легко  ошибиться  в  оценке их  настроения.  Когда  одно помещение было
повреждено, они перешли в другое, и я прилагал  все усилия, чтобы убедить их
следовать мудрому  совету. Короче  говоря, все вели себя здраво и с чувством
достоинства. К счастью также, когда  несколько  месяцев спустя здание палаты
общин было разрушено, это произошло ночью, а не днем, когда оно бывало полно
народу. Когда мы  научились бороться с дневными налетами, то стало возможным
обеспечить  больше  личных удобств.  Но  в  первые несколько месяцев меня не
покидало  беспокойство  о  безопасности  членов  парламента.  В конце концов
именно  свободный   и  суверенный  парламент,  свободно  избранный  всеобщим
голосованием, могущий в любой момент сместить правительство,  но с гордостью
поддерживавший его в тяжелые времена, был одним  из элементов, участвовавших
в борьбе с врагом. И парламент победил.
     Я сомневаюсь в том, имел ли кто-либо  из диктаторов  столь  эффективную
власть над всем народом, как  английский военный  кабинет. Когда мы выражали
свои желания,  нас  поддерживали представители  народа и  все с  готовностью
подчинялись  нам. Однако никогда не  ущемлялось право  критики. Почти всегда
критики уважали  интересы народа. Когда они иногда бросали нам вызов, палаты
голосовали  абсолютным  большинством  против  них,  и  это  происходило  без
малейшего подкупа, вмешательства или применения  полиции и секретной службы,
как  это  имеет  место  при  тоталитарных методах. Вызывает восхищение,  что
парламентарная  демократия,  или   каким  бы  другим   именем  ни   называли
государственную систему Англии,  может  выдержать, преодолеть и пережить все
испытания.   Даже   угроза  уничтожения  не  могла  запугать  членов  нашего
парламента, но этому, к счастью, не суждено было случиться.

        "Глава третья"
        "ЛОНДОН ВЫДЕРЖИТ"
     То было  время,  когда англичане,  и  в  особенности  лондонцы, которым
принадлежало почетное место, проявляли свои лучшие качества.
     В  обстановке непрекращающихся бомбардировок продолжалось строительство
убежищ  и   укрепление   обороны.   Меня   беспокоили  главным  образом  три
обстоятельства Прежде всего канализация.  В городе, где шесть-семь миллионов
людей живет  на территории, густо застроенной домами, разрушение канализации
и  водопровода,  казалось мне, представляло собой большую угрозу. Удастся ли
нам  сохранить  канализационную  систему или возникнет эпидемия?  Что будет,
если сточные воды попадут  в  водопровод? И действительно,  в начале октября
главная канализационная  линия была повреждена  и нам пришлось  отвести  все
сточные воды в Темзу, которая стала распространять сначала запах нечистот, а
затем запах химикалиев, которые мы в нее лили. Но нам удалось  справиться со
всем   этим.  Во-вторых,  я  опасался,  что  необходимость  миллионам  людей
проводить  ночи в переполненных убежищах,  к  тому же защищавших  только  от
взрывной  волны, может  вызвать  эпидемии  инфлуэнцы,  дифтерии, простуды  и
других  заболеваний. Но, видимо, природа уже позаботилась об этой опасности.
Человек -- стадное животное, и, по-видимому, все вредные микробы, которые он
выделяет, борются  между собой,  взаимно нейтрализуя друг  друга,  а человек
остается невредимым.  Может  быть, это и неверно с научной точки  зрения, но
так должно  было  бы быть.  Так или иначе,  нельзя  отрицать,  что  здоровье
лондонцев в эту суровую зиму было фактически в лучшем состоянии, чем обычно.
Более  того, способность  простого народа всякой  страны переносить лишения,
когда он испытывает подъем духа, видимо, не имеет границ.
     Третьим обстоятельством, вызывавшим  мои опасения, была острая нехватка
стекла.  Иногда стекла в окнах  на целой  улице бывали выбиты взрывом  одной
бомбы.  В ряде моих распоряжений я с тревогой запрашивал, как обстоит дело с
этим,  предлагал немедленно прекратить всякий экспорт стекла. Однако факты и
цифры успокоили меня, и эта опасность миновала.

     * * *
     В  середине  сентября  против нас начали применять  новую тяжелую форму
налетов. На нас  стали сбрасывать множество бомб замедленного  действия, что
создавало  сложную  проблему.  Десятки   раз  нам  приходилось  закрывать  и
переставать пользоваться большими участками железных дорог, важными узловыми
станциями, ветками к  важным заводам, аэродромами и  основными магистралями.
Надо было откапывать и  взрывать бомбы, тем самым обезвреживая  их. Это была
крайне  опасная  задача,  особенно  вначале, когда  способы  и  средства  ее
разрешения  постигались на  тяжелом  опыте. Для  решения этой  проблемы была
создана специальная организация во главе с генералом Кингом.
     В каждом городе, местечке  или районе  были созданы специальные отряды.
Множество   добровольцев  вызвалось  выполнять  эту  страшную  задачу.  Были
образованы  команды; одним из них  везло, другим  не везло. Некоторые из них
пережили эту фазу наших испытаний, а  некоторые удачно справлялись с этим по
20--30 или даже 40 раз, прежде чем их постигла печальная судьба. Всюду, куда
бы я ни ездил, я встречал эти отряды по обезвреживанию невзорвавшихся бомб.
     Очень быстро, но  ценой тяжелых жертв, ценой жизни наших благороднейших
сынов самоотверженные отряды по обезвреживанию устранили эту угрозу.

     * * *
     Приблизительно в  то  же время  противник начал сбрасывать на парашютах
морские  мины  такого  веса и такой  взрывной  силы,  каких никогда  еще  не
сбрасывали с самолетов. Произошло много сильных взрывов. Против  них не было
никакой  защиты,  кроме ответных действий.  Отказ немцев  даже от  видимости
ограничения воздушной войны военными объектами привел к постановке вопроса о
возмездии.  Я  стоял  за  возмездие,   но  наталкивался   на  многочисленные
возражения чересчур щепетильных людей.
     Премьер-министр -- заместителю начальника
     штаба военно-воздушных сил 6 сентября 1940 года
     "Я  никогда  не  предлагал  отходить  от нашей  основной  политики,  но
полагаю, что мы приобретем моральное преимущество  над Германией в настоящее
время, если две или три  ночи  в месяц  будет совершаться ряд незначительных
неожиданных налетов  на небольшие германские центры. Мы должны помнить,  что
этим  людям  никогда не  говорят  правду и что  там,  где не  побывала  наша
авиация, им, видимо,  заявляют, что  германская оборона  непроницаема.  Надо
принимать во внимание многие факторы,  а  некоторые  из  них не  относятся к
категории чисто технических. Поэтому я надеюсь, что  Вы учтете мое желание и
представите  мне предложения  для  претворения  его  в  жизнь,  когда  будет
возможно".
     Премьер-министр -- министру авиации и
     начальнику штаба военно-воздушных сил 16 октября 1940 года
     "Я  видел  сообщение  о том,  что вчера вечером  было  сброшено большое
количество воздушных  мин,  многие из которых еще не  взорвались, и  что был
нанесен большой ущерб.
     Сообщите мне немедленно свои предложения  об эффективных ответных мерах
против Германии.
     Мне  сообщили,  что вполне  возможно  сбрасывать  подобные же  мины или
крупные  бомбы на  Германию  и что  авиаэскадрильи  хотят применить  их,  но
министерство авиации не разрешает. Я надеюсь, что моим взглядам и пожеланиям
будет  уделено должное внимание.  Прошло  уже около трех недель, как я начал
требовать  проведения против германских  военных объектов действий, подобных
тем,  которые  немцы проводят  против  нас.  Кто виновен  в  том, что  такие
действия парализованы?"
     Трудно сравнивать испытания, которые пришлось перенести лондонцам зимой
1940/41 года, с тем, что пережили немцы в  последние три года войны. На этом
более позднем этапе бомбы были гораздо более мощными и налеты гораздо  более
ожесточенными.  С  другой стороны, длительная подготовка  и присущая  немцам
тщательность  дали  им  возможность  завершить   создание  системы  надежных
бомбоубежищ,  в  которых  заставляли  укрываться  всех  с  помощью  железной
дисциплины.  Когда  в  конце  концов мы вступили в Германию,  то  обнаружили
полностью разрушенные города, в которых, однако, уцелели прочные  сооружения
и просторные  подземные галереи, где население спало по ночам, хотя на земле
повсюду разрушались их дома и уничтожалось  их имущество. Во многих  случаях
бомбы попадали лишь в старые развалины. Но  в Лондоне меры  предосторожности
были гораздо менее  совершенными, хотя и  налеты были менее сокрушительными.
Помимо метрополитена, по существу, не  было действительно безопасных убежищ.
Было  очень мало подвалов  и погребов,  которые  могли бы  выдержать  прямые
попадания.  По существу,  все население Лондона  жило и спало после тяжелого
трудового  дня  у  себя  по  домам  и в андерсеновских  убежищах  под  огнем
противника  со свойственной англичанам  флегмой. Даже у  одного  человека на
тысячу  не было иной защиты,  кроме защиты от взрывной волны и осколков.  Но
они так же не пали духом, как  не  ослабли и физически. Конечно,  если  бы в
1940 году против Лондона применялись бомбы образца 1943 года, то мы  были бы
поставлены в условия, которые могли бы полностью уничтожить всю человеческую
организацию. Однако все происходит своим чередом и  взаимно связано, и никто
не имеет права сказать, что  Лондон, который, бесспорно, не был побежден, не
является также непобедимым.
     До войны и в спокойный ее период было сделано мало или вовсе ничего для
создания прочных бомбоубежищ, в  которых  правительство могло бы  продолжать
свою  работу.  Разрабатывались  сложные  планы  перевода   правительства  из
Лондона. Целые отделы многих управлений уже были переведены в Харрогит, Бат,
Челтнем и другие места. Во многих  районах  были реквизированы помещения для
того, чтобы обеспечить всех министров и важных чиновников в случае эвакуации
Лондона. Однако теперь в  условиях бомбардировок  правительство и  парламент
решили остаться в Лондоне, и я целиком разделял это стремление.

     * * *
     В связи с нашим желанием остаться во что бы  то ни стало в Лондоне надо
было  построить  всевозможные  укрытия,  наземные  и  подземные,  в  которых
исполнительные  органы со многими  тысячами сотрудников могли  бы продолжать
работу. Для военного  кабинета была уже приготовлена цитадель близ Хэмпстеда
с  кабинетами,  спальнями,  с простой, но  надежной  телефонной  связью. Она
носила  название  "загон". 29 сентября я  распорядился  провести генеральную
репетицию, чтобы каждый знал, что ему  делать, если станет слишком жарко. "Я
считаю,  что надо попробовать  "загон".  Поэтому в следующий