Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
260 -
261 -
262 -
263 -
ти. Из этого числа 42 немецкие дивизии
(14 дивизий первой линии, 25 резервных и 3 дивизии ополчения) стояли на
Западном фронте от Ахена до швейцарской границы. Немецкие танковые войска
либо были заняты в Польше, либо еще не появились на свет, а громадный поток
танков еще едва начинал сходить с конвейеров военных заводов. Английские
экспедиционные войска представляли собой не более чем символический вклад.
Они могли ввести в бой 2 дивизии в первую неделю октября и еще 2 дивизии во
вторую неделю. Германское верховное командование, несмотря на огромный рост
относительной мощи немцев со времени Мюнхена, с глубочайшей тревогой
оценивало свое положение на Западе, пока Польша не была завоевана, и только
Деспотическая власть, воля и пятикратно оправдавшиеся политические суждения
Гитлера, который считал, что Франция и Англия воевать не хотят, заставили
его пуститься на то, что оно считало неоправданным риском.
Гитлер был убежден, что французская политическая система прогнила до
основания и заразила французскую армию. Он знал силу коммунистов во Франции,
знал, что ее можно будет использовать, чтобы ослабить или парализовать
действия, как только Риббентроп и Молотов достигнут соглашения и Москва
осудит французское и английское правительства за то, что они вступили в
капиталистическую и империалистическую войну 1. Гитлер был
убежден, что Англия -- пацифистская и выродившаяся страна. Он считал, что
хотя воинственное меньшинство в Англии и заставило Чемберлена и Даладье
объявить войну, оба будут вести ее в возможно меньших масштабах и, как
только Польша будет раздавлена, оба признают этот свершившийся факт точно
так же, как они это сделали годом ранее в отношении Чехословакии. В целом
ряде случаев до этого инстинкт Гитлера оказывался правильным, а доводы и
опасения его генералов -- неправильными. Он, однако, не понимал, какие
глубокие сдвиги совершаются в Англии и во всей Британской империи, когда
раздается боевой призыв. Не понимал он и того, что те самые люди, которые
ревностнее всех ратуют за мир, в мгновение ока превращаются в неутомимых
тружеников во имя победы. Он неспособен был оценить умственную и духовную
силу нашего островного народа, который при всем своем нерасположении к войне
и военным приготовлениям привык на протяжении веков считать, что победа
принадлежит ему по праву первородства. Но так или иначе, в начале войны
английская армия не могла играть сколько-нибудь существенной роли. В
отношении французского народа Гитлер был убежден, что душа его не лежит к
войне. И это действительно было так. Гитлер настоял на своем, и приказы его
были выполнены.
1 Английская компартия 3 сентября приняла манифест,
требовавший от трудящихся всемерной поддержки войны с фашистским агрессором
и одновременно борьбы за свержение правительства "умиротворителей" и замены
его другим.
Наши офицеры считали, что после разгрома польской армии Германии
придется держать в Польше приблизительно 15 дивизий, значительную часть
которых составят малобоеспособные соединения. Если у нее были какие-либо
сомнения относительно русского пакта, она, возможно, довела бы численность
своих войск на Востоке до 30 дивизий. Таким образом, исходя из наименее
благоприятных расчетов, Германия смогла бы снять с Восточного фронта более
40 дивизий, доведя численность своих войск на Западе до 100 дивизий. К тому
времени французы сумели бы отмобилизовать 72 дивизии во Франции в дополнение
к гарнизонам крепостей силой до 12--14 дивизий. Кроме того, имелось бы 4
дивизии английских экспедиционных войск. Для охраны итальянской границы
потребовалось бы 12 французских дивизий. Следовательно, против Германии
удалось бы выставить в общей сложности 76 дивизий. Таким образом, противник
имел бы превосходство над союзниками в пропорции 4:3 и, кроме того,
вероятно, смог бы сформировать дополнительные дивизии резерва, доведя в
скором времени общую численность своих войск до 130 дивизий. Французы, со
своей стороны, располагали еще 14 дивизиями в Северной Африке, часть которых
можно было перебросить на континент, а также дополнительными силами, которые
постепенно могла бы перебросить Великобритания.
Что касается авиации, то наш штабной комитет считал, что после разгрома
Польши Германия сможет сосредоточить на Западе более двух тысяч
бомбардировщиков против объединенной франко-английской авиации в количестве
950 самолетов 1. Отсюда было ясно, что, как только Гитлер
разделается с Польшей, он и на земле и в воздухе окажется гораздо сильнее
англичан и французов, вместе взятых. Следовательно, не могло быть и речи о
французском наступлении против Германии. Каковы же были шансы на немецкое
наступление против Франции?
1 В действительности немецкая бомбардировочная авиация в тот
момент насчитывала 1546 самолетов. -- Прим. автора.
Возможны, конечно, были три варианта. Во-первых, вторжение через
Швейцарию. В этом случае возможен был обход южного фланга линии Мажино,
однако с этим вариантом был сопряжен ряд трудностей географического и
стратегического порядка. Во-вторых, вторжение во Францию через
франко-германскую границу. Этот вариант казался маловероятным, так как
считалось, что немецкая армия была тогда еще недостаточно оснащена или
вооружена для мощного наступления на линию Мажино. В-третьих, вторжение во
Францию через Голландию и Бельгию. Это означало бы движение в обход линии
Мажино и не было сопряжено с такими крупными потерями, которые пришлось бы
нести в случае лобовой атаки против долговременных укреплений. Интересы
союзников требовали, чтобы противник был, по возможности, остановлен в
Бельгии.
"Насколько нам известно, -- писал штабной комитет, -- французский план
состоит в том, что, если бельгийцы удержатся на линии Мааса, французская и
английская армии займут линию Живе, Намюр с английскими экспедиционными
войсками, действующими на левом фланге. Мы считаем нецелесообразным
принимать этот план без согласования с бельгийцами планов занятия этой линии
заблаговременно до немецкого наступления... Если отношение бельгийцев не
изменится и не удастся разработать план заблаговременного выхода на линию
Живе, Намюр (называемую также линией Маас, Антверпен), мы решительно
настаиваем на том, чтобы немецкое наступление было встречено на
подготовленных позициях на французской границе".
Необходимо напомнить последующую историю этого важнейшего вопроса. 20
сентября он был поставлен перед военным кабинетом и после краткого
обсуждения передан в верховный военный совет. Через некоторое время
верховный военный совет запросил мнение генерала Гамелена. В своем ответе
генерал Гамелен ограничился заявлением о том, что вопрос о плане "Д" (т. е.
плане выхода на линию Маас, Антверпен) уже достаточно освещен в докладе,
представленном французской делегацией. Резолютивный раздел этого Документа
гласил: "В случае своевременного приглашения англо-Французские войска
вступят на территорию Бельгии, но не для встречного боя. К числу
общепризнанных линий обороны относится линия Шельды и линия Маас, Намюр,
Антверпен". Так как в октябре не удалось достигнуть практической
договоренности с бельгийцами, считалось, что наше продвижение должно
ограничиться линией Шельды.
Тем временем генерал Гамелен в ходе секретных переговоров с бельгийцами
потребовал, чтобы, во-первых, бельгийская армия сохранила свой полный боевой
состав и, во-вторых, чтобы бельгийцы подготовили оборонительный рубеж на
более выдвинутой линии Намюр, Лувен. К началу ноября удалось договориться с
бельгийцами по этим вопросам, а с 5 по 14 ноября происходил ряд совещаний в
Венсене и Лафере. 15 ноября генерал Гамелен издал предписание номер 8,
подтверждавшее соглашение от 14 ноября, по которому, "если обстоятельства
позволят", бельгийцам будет оказана поддержка посредством выдвижения на
линию Маас, Антверпен. 17 ноября в Париже открылось заседание союзного
верховного совета. Было принято следующее решение: "Учитывая важность
удержания германских войск как можно дальше на Востоке, необходимо принять
все меры для удержания линии Маас, Антверпен в случае германского вторжения
в Бельгию". На этом заседании Чемберлен и Даладье подчеркивали, что придают
этому решению большое значение, и оно предопределило все дальнейшие
действия. По существу это было решение в пользу плана "Д", и оно заменило
собой ранее достигнутое соглашение о скромном выдвижении на линию Шельды.
Вскоре после этого в развитие плана "Д" возник вопрос об использовании
французской 7-й армии. Впервые идея выхода этой армии на приморский фланг
союзных войск возникла в начале ноября 1939 года. Генерал Жиро, который
скучал со своей резервной армией в районе Реймса, был назначен командующим
7-й армией. Цель такого расширения плана "Д" заключалась в том, чтобы
продвинуться в Голландию через Антверпен для оказания помощи голландцам, а
также в том, чтобы оккупировать часть территории голландских островов
Валхерен и Бевеланд. Все это было бы отлично, если бы немцев к тому времени
уже остановили на линии канала Альберта. Этого требовал генерал Гамелен.
Генерал Жорж, со своей стороны, считал, что нам такая операция не под силу,
и предлагал, чтобы предназначенные для этой цели войска были поставлены в
резерв на центральном участке этого фронта. Мы ничего не знали об этих
разногласиях.
В итоге в этом положении мы и провели всю зиму в ожидании весны. В
течение полугода, отделявшего нас в тот момент от начала немецкого
нападения, ни французский, ни английский штабы, ни их правительства не
принимали каких-либо новых принципиальных стратегических решений.
"Глава шестая"
"БОРЬБА ОБОСТРЯЕТСЯ"
Используя свои успехи, Гитлер предложил союзникам свой план мира. Одним
из печальных последствий нашей политики умиротворения и нашей позиции в
целом в связи с его приходом к власти было то, что Гитлер уверовал, что ни
мы, ни Франция не способны вести войну. Объявление войны Англией и Францией
3 сентября явилось для него неприятной неожиданностью, однако Гитлер твердо
верил, что зрелище быстрого и полного разгрома Польши заставит разлагающиеся
демократии понять, что дни, когда они еще могли влиять на судьбы Восточной и
Центральной Европы, прошли безвозвратно. На том этапе Гитлер не испытывал
желания продолжать войну с Францией и Англией. Он был уверен, что
правительство его величества охотно примет решение, достигнутое Гитлером в
Польше, и что своим предложением мира он поможет Чемберлену и его старым
коллегам, спасшим свою честь объявлением войны, выбраться из свалки, в
которой их заставили принять участие воинственные элементы в парламенте.
Гитлеру и в голову не пришло, что Чемберлен вместе со всей остальной
Британской империей и Содружеством наций отныне решился добиться его гибели
или погибнуть в борьбе.
Следующим шагом России после раздела Польши с Германией было заключение
трех "пактов о взаимной помощи" с Эстонией, Латвией и Литвой. Эти
Прибалтийские государства были самыми ярыми антибольшевистскими странами в
Европе. Все они освободились от Советского правительства в период
гражданской войны 1918--1920 годов и грубыми методами, свойственными
революциям в этих районах, создали общества и правительства, главным
принципом которых была враждебность к коммунизму и России 1. 20
лет отсюда, в частности из Риги, по радио и всевозможным другим каналам на
весь мир шел поток острой антибольшевистской пропаганды. Тем не менее, эти
государства, за исключением Латвии, не связывались с гитлеровской Германией.
Немцы охотно пожертвовали ими при заключении сделки с русскими.
1 Договоры о взаимной помощи СССР и Эстонии (28.9. 1939 г.),
Латвии (5. 10. 1939 г.) и Литвы (10. 10. 1939 г.) были заключены в
обстановке, когда Европа была охвачена войной и Прибалтийским странам,
сохранявшим нейтралитет, необходимо было остаться вне военной грозы.
Советско-германский пакт о ненападении (секретный протокол к нему) исключал
Прибалтийские страны из сферы интересов Германии. Это позволило им заключить
соглашение с СССР, которое было воспринято тогда общественностью этих стран
как наименьшее из зол. В противном случае им пришлось бы связать свою судьбу
с фашистской Германией, что грозило им германизацией и участием в войне.
Договоры с СССР позволили Эстонии, Латвии и Литве поддерживать и
развивать экономические связи с Советским Союзом, снизить безработицу,
поддержать стабильность народного хозяйства в условиях, когда традиционные
контакты с Западом были разорваны войной. Советские гарнизоны и базы после
ввода ограниченных контингентов Красной Армии в эти страны на внутренние
дела не влияли (кроме самого факта их присутствия), политика Советского
правительства строилась на невмешательстве во внутренние дела (См.: Полпреды
сообщают... М., 1990).
В 1940 г., в связи с ростом угрозы войны против СССР после поражения
Франции, интересы безопасности СССР требовали срочных мер по укреплению
западных рубежей, в том числе в республиках Прибалтики. Но методы, которыми
достигались эти цели (ультимативные ноты, требование изменения состава
правительств, ввод новых советских соединений, прибытие сталинских эмиссаров
и т. д.), носили противоправный характер. Стратегические приоритеты
отодвинули на второй план нормы международного права.
У себя на родине мы укрепляли армию и авиацию и предпринимали все
необходимое для усиления военно-морского флота. Я по-прежнему представлял
премьер-министру свои предложения и доказывал другим своим коллегам
необходимость их осуществления.
Военно-морской министр -- премьер-министру 1 октября 1939 года
"Накануне воскресного отдыха я решил написать Вам о целом ряде важных
вопросов.
Несмотря на то что у нас под ружьем около миллиона человек, наш вклад в
настоящее время незначителен и останется таким в течение многих предстоящих
месяцев. Мы должны сказать французам, что наши нынешние усилия столь же
велики, как и в 1918 году, хотя они носят иной характер. Мы должны сказать
им, что создаем армию в 55 дивизий, которые будут действовать везде, где
необходимо, как только они будут обучены и оснащены, и что при этом надо
учитывать тот большой вклад, который вносит наша авиация.
В настоящее время наша регулярная армия готовит четыре или пять
дивизий, которые, вероятно, будут самыми лучшими на фронте. Но не думайте,
что дивизии нашей территориальной армии после полугодовой подготовки смогут
без излишних потерь и неудач выступать против солдат германской регулярной
армии, лучше оснащенных и уже находящихся в строю не менее двух лет. Они не
смогут тягаться и с французскими солдатами, многие из которых служат в армии
уже три года. Единственная возможность быстро увеличить наши войска во
Франции -- это доставить из Индии профессиональных солдат и использовать их
в качестве ядра для формирования воинских частей из территориальных войск и
призывников. Этих солдат следует отправить в лагеря на юг Франции, где зима
более благоприятна для прохождения подготовки, чем у нас, и где имеется
много военных сооружений. Они должны будут стать ядром и костяком восьми или
десяти хороших боевых дивизий. К концу весны эти войска по своему составу не
уступят тем, против которых или на стороне которых им придется сражаться.
Сам факт сосредоточения этих войск во Франции и подготовки их там в зимние
месяцы приободрил бы французов и вызвал удовлетворение у них".
Катастрофы, происшедшие в Польше и Прибалтийских государствах, все
больше побуждали меня к тому, чтобы не допустить вступления Италии в войну и
всеми возможными средствами создать базу для общих с ней интересов. Тем
временем война продолжалась, и я был занят многими административными делами.
В разгар всех этих дел произошло событие, нанесшее нашему морскому
министерству удар в самое чувствительное место. В 1 час 30 минут утра 14
октября 1939 года немецкая подводная лодка, преодолев сильные морские
течения, проникла через наши оборонительные линии и потопила стоявший на
якоре линкор "Ройал Оук". При первом залпе только одна из торпед попала в
носовую часть и вызвала приглушенный взрыв. Адмиралу и капитану,
находившимся на борту корабля, возможность взрыва торпеды в защищенной
стоянке Скапа-Флоу показалась настолько невероятной, что они решили, что
взрыв произошел внутри самого корабля. Прошло двадцать минут, пока немецкая
подводная лодка -- а это была именно немецкая подводная лодка --
перезарядила свои торпедные аппараты и произвела второй залп. Три или четыре
торпеды ударили одна за другой в корпус линкора и вырвали дно корабля. Не
прошло и двух минут, как корабль перевернулся и затонул. Большая часть
экипажа в этот момент находилась на боевой вахте, но из-за быстроты
погружения корабля почти никому, кто находился внизу, спастись не удалось.
Погибло 786 офицеров и матросов, в том числе контрадмирал Блэгров. Подводная
лодка U-47 тихо проскользнула обратно через узкий проход.
Этот эпизод, который можно с полным основанием рассматривать как
воинский подвиг командира немецкой подводной лодки, потряс общественное
мнение. Это событие вполне могло оказаться в политическом отношении роковым
для любого министра, отвечающего за довоенные меры предосторожности. Как
новичок, я был избавлен от подобных упреков в эти первые месяцы пребывания
на своем посту. Я обещал провести строжайшее расследование.
Премьер-министр сообщил в связи с этим палате общин также о налете
немецкой авиации на Ферт-оф-Форт 16 октября. Это была первая попытка немцев
нанести нашему флоту удар с воздуха. Немцы, летая парами или тройками (в
общей сложности двенадцать, а может быть, и больше самолетов), бомбили наши
крейсера, базировавшиеся на Ферт. Незначительные повреждения получили
крейсера "Саутгемптон" и "Эдинбург" и эсминец "Мохок". 25 офицеров и
матросов были убиты или ранены. Четыре вражеских бомбардировщика были сбиты,
из них три -- нашими истребителями и один -- зенитной артиллерией. Вполне
вероятно, что на базу возвратилось менее половины самолетов, участвовавших в
налете. Эти потери явились весьма действенным фактором устрашения.
На следующее утро 17 октября был произведен налет на Скапа-Флоу и
близкими разрывами поврежден старый корабль "Айрон Дьюк", с которого к тому
времени были сняты вооружение и броня и который использовался в качестве
плавучей базы. Корабль сел на мель и продолжал служить по назначению всю
войну. Во время налета был сбит вражеский самолет. К счастью, флот в это
время не находился там. Эти события показали, насколько важно было
обеспечить защиту Скапа-Флоу от любого нападения, прежде чем пользоваться
этой базой. Но прошло почти полгода, пока Нам удалось воспользоваться
огромными преимуществами этой стоянки.
Нападение на Скапа-Флоу и потеря "Ройал Оук" немедленно побудили
адмиралтейство к действиям. 31 октября я вместе с начальником
военно-морского штаба отправился в Скапа-Флоу для проведения второго
совещания по этим вопросам на флагманском корабле адмирала Форбса.