акомить министерство иностранных дел с нашими предложениями;
необходимо подробно  изложить историю  англоамериканской  акции  1918 года и
выдвинуть обоснованную претензию.
     4.  Сама  операция  должна  быть  изучена  соответствующими работниками
военно-морского  министерства.  Министерство   экономической  войны  следует
информировать об этом, когда будет сочтено необходимым.
     Прошу  все время  держать меня  в курсе хода  выполнения  этого  плана,
имеющего важнейшее значение для подрыва военной промышленности противника.
     Когда все будет готово, потребуется новое решение кабинета".
     После  того   как  этот   вопрос   подробно  изучили  в  военно-морском
министерстве, 29  сентября по  просьбе  моих  коллег я  написал  для  членов
кабинета  докладную записку  по  этому поводу, а также по тесно связанному с
этим вопросу о фрахте судов нейтральных стран.
     Военно-морской министр -- помощнику начальника военно-морского штаба
     29 сентября 1939 года
     "Прошу завтра утром, пока заседает  кабинет, снова созвать совещание по
вопросу  о   железной   руде,  которое  мы  уже  проводили  в  четверг,  для
рассмотрения разработанного  мною  проекта  предложений. Бесполезно  просить
кабинет  принять  предложенные  нами  решительные  меры  против  нейтральной
страны, если результаты не будут иметь первостепенного значения.
     Мне  сказали, что нет ни одного немецкого  или шведского судна, которое
пыталось  бы взять руду южнее  Нарвика. Мне также сообщили,  что  в  связи с
наступлением  морозов  немцы,  пользуясь водным  путем,  накапливают  руду в
Окселесунде  и, таким  образом, смогут в зимние месяцы доставить грузы в Рур
по Балтийскому морю через Кильский канал.  Верны ли  эти сообщения? Было  бы
крайне   неприятно,  если   бы  я   приступил   к   минированию   норвежских
территориальных вод, а мне бы сказали, что это не достигнет цели".
     Когда все уже было согласовано и решено в военно-морском  министерстве,
я  вторично поставил этот  вопрос  перед  кабинетом. Опять  все подчеркивали
необходимость  принять такие меры, однако я не мог  получить согласия на то,
чтобы  приступить  к  действию. Доводы министерства иностранных  дел  насчет
нейтралитета  были  вескими,   и  я   не   мог   противопоставить  им  более
основательных. Как это будет видно далее,  я  продолжал  настаивать на своем
всеми средствами и при любом случае.  Однако решение, о котором  я просил  в
сентябре  1939 года,  было принято лишь  в  апреле 1940  года.  Но  уже было
слишком поздно.
     Почти в тот же  период  (как нам  теперь  известно)  взоры немцев  были
устремлены в том  же направлении. 3 октября адмирал Редер представил Гитлеру
проект,  озаглавленный  "Приобретение баз в  Норвегии". Он  просил "возможно
скорее сообщить фюреру мнение военно-морского штаба о возможности расширения
оперативной базы в  северном направлении.  Нужно выяснить, можно ли добиться
получения  баз  в Норвегии с помощью совместного  нажима России и Германии с
целью  улучшения нашего стратегического и оперативного положения". В связи с
этим он составил ряд докладных записок и 10 октября передал их Гитлеру.
     "В этих докладных записках,-- писал он,-- я подчеркивал те  невыгоды, с
которыми мы столкнулись бы в случае оккупации Норвегии англичанами: контроль
над  подходами  к  Балтике,  фланговая  угроза  нашим  морским  и  воздушным
операциям против  Англии и  прекращение  нашего давления на Швецию. С другой
стороны, я  подчеркнул,  какие  преимущества даст  нам оккупация норвежского
побережья: выход  в  Северную Атлантику, невозможность  создания англичанами
минного  барьера  по  образцу  1917--1918 годов...  Фюрер  сразу  же  оценил
значение норвежской проблемы, попросил меня оставить ему докладные записки и
заявил, что обдумает этот вопрос".
     Розенберг, специалист нацистской партии по  иностранным делам, ведавший
специальным  бюро  по  руководству пропагандой  в иностранных  государствах,
разделял  взгляды  адмирала.  Он  мечтал  о том, чтобы "убедить  Скандинавию
воспринять  идею  нордической   общины,  охватывающей  северные  народы  под
естественным руководством Германии". Еще  в начале 1939 года он полагал, что
в  лице  крайне  националистической  партии Норвегии,  возглавляемой  бывшим
военным  министром  Видкуном  Квислингом,  ему  удалось  найти  орудие   для
проведения этой идеи в жизнь.  Был  установлен контакт, и через  организацию
Розенберга и немецкого военно-морского атташе в Осло деятельность  Квислинга
была увязана с планами немецкого военно-морского штаба.
     14  декабря Квислинг со своим помощником Хагелином прибыл в Берлин, где
Редер представил  их  Гитлеру для обсуждения  плана нанесения  политического
удара в Норвегии. Квислинг прибыл с подробным планом. Гитлер, чтобы соблюсти
тайну, притворился, будто  избегает принятия на себя  новых обязательств,  и
заявил,  что  предпочел бы, чтобы  Скандинавия осталась нейтральной.  Тем не
менее, как  утверждает Редер,  в  этот  же  день Гитлер  приказал верховному
командованию подготовиться к норвежской операции.
     Разумеется,  мы  ничего  об  этом  не  знали.  Как  английское,  так  и
германское  военно-морские командования  вполне  правильно вели  расчеты  по
одним и  тем же стратегическим линиям, и  одному из них удалось добиться  от
своего правительства конкретных решений,
     Тем  временем Скандинавский полуостров превратился в театр неожиданного
столкновения,  вызвавшего  волну  возмущения  в  Англии и  во  Франции.  Это
обстоятельство  возымело   весьма   серьезное  влияние  на   ход  обсуждения
норвежской  проблемы.  Как  только  Германия  оказалась  втянутой в войну  с
Англией  и  Францией, Советская  Россия  в  духе заключенного ею с Германией
пакта  приступила  к  блокированию  всех линий, ведущих  в Советский  Союз с
запада.  Одна   из   этих  линий   проходила   из  Восточной  Пруссии  через
Прибалтийские  государства; вторая  -- через воды  Финского  залива;  третья
-через Финляндию и Карельский  перешеек и заканчивалась на финской границе в
пункте, отстоявшем от ленинградских пригородов лишь на двадцать миль. Советы
не  забыли  опасностей,  которым  подвергся  Ленинград  в  1919  году.  Даже
белогвардейское правительство Колчака уведомило мирную конференцию в Париже,
что  базы в Прибалтийских государствах и  Финляндии были необходимой защитой
для  русской столицы. Сталин высказал ту  же мысль  английской и французской
миссиям летом  1939  года.  В предыдущих главах мы видели,  как естественные
опасения этих малых государств служили препятствием англо-французскому союзу
с Россией, и проложили путь соглашению Молотова -- Риббентропа.
     Сталин  не  терял времени.  24  сентября в Москву был вызван  эстонский
министр иностранных  дел, и спустя четыре  дня  его правительство  подписало
пакт о взаимопомощи, по которому русским было предоставлено право разместить
свои  гарнизоны в  ключевых  пунктах  в Эстонии. 21 октября  Красная Армия и
военно-воздушные  силы уже были  на месте. Та же процедура была одновременно
применена в  Латвии.  Советские  гарнизоны появились также  и в Литве. Таким
образом, южный путь на Ленинград и половина береговой линии Финского  залива
оказались в кратчайший срок блокированными советскими вооруженными силами на
случай немецких  поползновений. Оставались открытыми  подступы только  через
Финляндию.
     В начале октября в Москву отправился Паасикиви, финский государственный
деятель,  в  1921  году  подписавший  с  Советским  Союзом  мирный  договор.
Советские требования были большими:  отодвинуть  на  значительное расстояние
финскую  границу   на  Карельском  перешейке,  чтобы  Ленинград  не  был  на
расстоянии  действия  вражеской   артиллерии;   уступить  некоторые  финские
острова, расположенные в Финском заливе, сдать в аренду полуостров Рыбачий с
его единственным финским  незамерзающим арктическим портом Петсамо и главное
--  сдать в аренду порт Ханко у входа  в Финский залив для устройства в  нем
русской  военно-морской и  военно-воздушной базы 1.  Финны готовы
были  уступить  по всем  пунктам, кроме последнего.  Они считали, что с того
момента,  как  ключи  от  Финского  залива  окажутся  в  руках  русских,  со
стратегической  и национальной  безопасностью Финляндии будет покончено.  13
ноября переговоры  были  прерваны,  и  финское  правительство  приступило  к
мобилизации и усилению своих войск на карельской  границе. 28 ноября Молотов
денонсировал  пакт  о ненападении,  заключенный между Финляндией и  Россией.
Спустя два дня русские перешли в наступление в восьми пунктах, расположенных
на   тысячемильном   финском   фронте,   причем  в   то  же   утро   красные
военно-воздушные силы бомбили финскую столицу Хельсинки.
     1 Автор не  указывает, что взамен предлагалась вдвое большая
территория Северной Карелии, которую СССР был готов передать Финляндии.

     Вся   тяжесть  русского  удара  была  прежде  всего  направлена  против
пограничных укреплений финнов  на Карельском перешейке. Это  был укрепленный
район глубиной около двадцати  миль, простиравшийся с  севера  на  юг, через
лесистую местность,  покрытую  толстым  слоем  снега.  Укрепления  эти  были
названы линией Маннергейма, по имени финского главнокомандующего, спасшего в
1917 году Финляндию от большевистского  владычества. Возмущение, вызванное в
Англии, во Франции и в еще более острой форме в  Соединенных Штатах при виде
неспровоцированного нападения  гигантской  Советской  державы  на маленькую,
отважную и высокоцивилизованную нацию, вскоре сменилось чувством изумления и
облегчения. В первые недели боев  советские  войска, укомплектованные  почти
целиком  из  состава Ленинградского округа, успеха не имели. Финская  армия,
общий боевой состав которой составлял не более  200 тысяч человек, сражалась
отлично. Финны мужественно действовали против русских танков, применив новый
тип ручных гранат, которые вскоре получили название "молотовский коктейль".
     Возможно, Советское  правительство рассчитывало  на  военную  прогулку.
Хотя первоначально советские налеты на Хельсинки и другие пункты и не носили
особенно интенсивного характера, они  были рассчитаны на  то, чтобы  вселить
глубокий страх. Советские войска,  начав  военные действия, численно намного
превосходили  противника,  но уступали ему в боевых качествах и  были  плохо
подготовлены.  Воздушные  налеты  и вторжение на  их землю  вызвали у финнов
подъем,  и они,  как  один человек,  сплотились против агрессора и дрались с
предельной решимостью  и  великолепным искусством.  Правда, русской дивизии,
наступавшей  на Петсамо,  не стоило особого  труда отбросить семьсот финнов,
оборонявших этот район.  Однако наступление  на  "талию" Финляндии оказалось
катастрофическим для захватчиков. Местность в этом районе  почти вся покрыта
сосновым лесом, а почва в ту пору была прикрыта твердым слоем снега.  Холода
стояли   жестокие.  Финны   были   хорошо   обеспечены   лыжами   и   теплым
обмундированием, в то время как у русских не было  ни того ни другого. Кроме
того,  финны  оказались  напористыми  бойцами, отлично  подготовленными  для
боевых действий в  лесу.  Тщетно возлагали русские свои надежды на численное
превосходство  и  более тяжелое  вооружение. По всему  этому фронту  финские
пограничные  части  медленно  отступали по  дорогам,  преследуемые  русскими
колоннами. Но  как только  последние углублялись приблизительно на  тридцать
миль, на них со всех  сторон набрасывались финны.  Колонны эти натыкались на
финские оборонительные  сооружения  в  лесах  и  подвергались  днем и  ночью
ожесточенным  фланговым атакам;  их  коммуникации в  тылу  перерезались,  их
уничтожали, а в лучшем случае они уходили восвояси, понеся тяжелые потери. К
концу декабря весь русский план наступления через "талию" провалился.
     Тем  временем  не  лучше  обстояло  дело  и  с  наступлением  на  линию
Маннергейма  на  Карельском   перешейке.  Обходное  движение  к  северу   от
Ладожского  озера силами  двух  советских дивизий окончилось  так  же, как и
операция   на   севере.  Против  линии   Маннергейма   был   предпринят  ряд
массированных атак силой  около  двенадцати дивизий. Атаки начались в первые
дни декабря и  продолжались весь месяц. Обстрел русской артиллерией оказался
недостаточным,  у русских  были в основном  легкие танки,  и  их фронтальные
атаки были отбиты, они понесли тяжелые потери  и не добились успеха. К концу
года неудача  на всем фронте в конце концов убедила Советское правительство,
что оно  имеет дело с совершенно  иным  противником, чем предполагало. Тогда
Советское  правительство  решило  предпринять  более  основательные  усилия.
Поняв,  что на севере  в лесистой  местности одним  численным превосходством
нельзя преодолеть сопротивление лучше обученных и  тактически  более  гибких
финнов, Советское правительство решило сосредоточить  силы на  прорыве линии
Маннергейма  по  способу  осадной войны,  которая  позволяет  в  полной мере
использовать  мощь  массированной  тяжелой артиллерии  и тяжелых танков. Это
потребовало  больших приготовлений, поэтому с конца года боевые действия  на
всем финском фронте затихли.
     Финны  к  тому   моменту  вышли   победителями   из  схватки  со  своим
могущественным противником. Такой неожиданный поворот  событий был воспринят
с чувством удовлетворения  во всех странах, как  воюющих, так и нейтральных.
Для  Красной  Армии это  оказалось  довольно  плохой рекламой.  В английских
кругах многие  поздравляли  себя  с тем,  что мы  не  очень рьяно  старались
привлечь  Советы на нашу сторону, и гордились  своей  дальновидностью.  Люди
слишком поспешно заключили, что  чистка погубила русскую армию и что все это
подтверждало органическую гнилость и упадок государственного и общественного
строя  русских. Этих взглядов придерживались не  только  в  Англии. Можно не
сомневаться,  что Гитлер  со  всем своим генералитетом глубоко задумался над
финским уроком и что это сыграло большую роль в формировании его намерений.
     Чувство  негодования против  Советского  правительства,  вызванное в то
время пактом Риббентропа -- Молотова, ныне, под влиянием грубого запугивания
и агрессии, разгорелось ярким пламенем. К этому  примешивалось презрение  по
поводу неспособности советских  войск и  восторженное отношение к доблестным
финнам.
     Несмотря на уже начавшуюся всемирную войну, повсюду проявлялось большое
желание  помочь  финнам  авиацией и другими ценными военными  материалами, а
также  добровольцами  из Англии,  Соединенных  Штатов  и  в  особенности  из
Франции.  Но  для  доставки военного  снаряжения и  добровольцев в Финляндию
существовал только  один путь. Порт Нарвик с  его горной железной дорогой  к
шведским железным рудникам приобрел  новое моральное, если не стратегическое
значение.  Использование  Нарвика  для  снабжения  финских войск затрагивало
нейтралитет Норвегии  и  Швеции.  Оба  эти  государства,  в  равной  степени
страшившиеся Германии и России,  хотели только одного -- не быть втянутыми в
войны, которые уже начинали разгораться вокруг и готовы были поглотить и их.
Нейтралитет казался  им единственным  средством  самосохранения.  Английское
правительство  не  хотело,  конечно,  совершить  даже  формальное  нарушение
норвежских территориальных вод, минировав норвежский коридор для обеспечения
себе  преимущества  перед  Германией.  Но,  подчиняясь   более  благородному
побуждению, лишь  косвенно  связанному  с  нашими  военными  интересами, оно
предъявило Норвегии и Швеции гораздо более серьезное  требование  свободного
пропуска людей и поставок для Финляндии.
     Я   горячо   сочувствовал   финнам  и  поддерживал   все   предложения,
направленные им на пользу. Я был рад этим новым и благоприятным настроениям,
считая,  что они помогут нам добиться  крупного стратегического преимущества
перед Германией, которая, таким образом, оказалась  бы отрезанной от  важных
для нее  источников железной руды. Если  бы  Нарвик стал своего рода союзной
базой  снабжения  финнов,  несомненно, было  бы нетрудно  помешать  немецким
кораблям  грузиться  там  рудой  и  беспрепятственно  плыть  по  коридору  в
Германию. Если бы удалось урегулировать  вопрос с норвежцами и  шведами,  то
более   значительные   меры   потребовали   бы   меньше   усилий.   Внимание
военно-морского министерства  в  тот момент  было  приковано  к  большому  и
мощному русскому ледоколу, который отправился из Мурманска  в Германию якобы
для ремонта, а вероятнее всего -- для расчистки фарватера, затянутого сейчас
льдом  балтийского  порта  Лулео,  на  предмет  приема   немецких  кораблей,
приходивших за рудой.  Я  снова  предпринял  попытку  добиться  согласия  на
простейшую  и  бескровную  операцию  минирования норвежского  коридора,  тем
более, что прецедент  был установлен в первую мировую  войну. Поскольку этот
вопрос  имеет  и моральную  сторону,  я  считаю  нужным  изложить его в  той
окончательной форме, в какой я его представил после длительных размышлений и
обсуждения.
     Норвегия. Перевозка железной руды
     Замечания военно-морского министра 16 декабря 1939 года
     "1. Действенное  прекращение перевозки  железной  руды  из  Норвегии  в
Германию было  бы  равносильно  крупной наступательной военной  операции.  В
течение многих  предстоящих  месяцев у  нас не  повторится такая  прекрасная
возможность  уменьшить  ущерб и  разрушения,  причиняемые войной,  или даже,
возможно,  ослабить  то  ужасное  кровопролитие,   которое  начнется,  когда
столкнутся главные силы армий.
     2.  Перевозка  железной  руды  из  Лулео  (в   Балтийском   море)   уже
приостановилась из-за льда,  и надо не допустить, чтобы его сломал советский
ледокол, если  он попытается  это  сделать. Доставку  руды из Нарвика  нужно
прекратить,  установив  в   двух   или   трех  соответствующих   пунктах   в
территориальных водах Норвегии ряд небольших минных полей,  которые заставят
суда с железной рудой для  Германии  покинуть территориальные воды и выйти в
открытое море, где они  будут захвачены, если это  будут  немецкие суда, или
подвергнуты осмотру, если  это  будут нейтральные суда. Надо  также помешать
отправке руды из главного незамерзающего порта на Балтике Окселесунде такими
методами, которые не будут  ни  дипломатическими, ни военными.  Против  всех
этих трех портов надо принять различные меры и как можно скорее.
     4.  Если  мы добьемся того, что  к  маю  германские металлургические  и
военные  предприятия  будут  испытывать  острый  недостаток  в  руде,  тогда
недопущение открытия вновь порта в Лулео может  стать главной задачей нашего
флота.  Создание   около   Лулео  минного   поля,  включая  магнитные  мины,
английскими подводными лодками -- это один путь, но есть и другие пути. Если
бы можно было теперь отрезать Германию от шведской руды вплоть до конца 1940
года, это был бы такой удар по ее военному производству, который равнялся бы
первоклассной победе на суше или в воздухе, и при этом без серьезных людских
потерь. Это могло бы дать немедленно решающие результаты.
     Симпатии  Норвегии на  нашей  стороне,  и ее  будущая независимость  от
германского владычества связана с победой союзников.
     Германия, несомненно,  применит к ней грубую силу, независимо от нашего
образа   действий,  если   только  она  сочтет,  что  ее  интересы   требуют
установления насильственного  господства  над Скандинавским полуостровом.  В
таком  случае война распространится на Норвегию  и  Швецию,  и поскольку  мы
господствуем  на море, то почему  бы  французским  и  английским войскам  не
встретить  германских захватчиков на скандинавской  земле. Во всяком случае,
мы, безусловно, можем  занять и удержать любые острова или любые угодные нам
пункты на норвежском побережье. Тогда наша блокада Германии на севере станет
полной.  Мы можем, например,  оккупировать Нарвик и  Берген, использов