рспективы для продвижения  через  Люблянский проход в Австрию и
Венгрию и для нанесения удара в самое сердце Германии с другого направления.
Александер согласился с этим.
     23    июня     генерал    Эйзенхауэр     рекомендовал     объединенному
англоамериканскому  штабу  сосредоточить  наши  войска  для непосредственной
поддержки  решающей битвы в Северной Франции. Он настаивал на  осуществлении
операции "Энвил"  за  счет, конечно,  наших армий в Италии, поскольку, с его
точки зрения,  "ресурсы Великобритании и  Соединенных Штатов не позволят нам
поддерживать два крупных театра военных действий в Европе, каждый из которых
имел бы решающее значение".
     Американские начальники штабов решительно поддерживали Эйзенхауэра. Они
осуждали, как  они выражались, "использование средиземноморских ресурсов для
крупных операций в Северной Италии и на Балканах". Наши же начальники штабов
придерживались  противоположного  мнения.  26 июня они заявили, что  союзные
войска на Средиземном море могут лучше  всего помочь осуществлению  операции
"Оверлорд"  уничтожением  немцев, непосредственно  противостоящих им.  Чтобы
начать 15 августа наступательную операцию  по плану "Энвил", необходимо было
бы  немедленно  перебросить войска  с  итальянского фронта, но  вместо того,
чтобы  высадить десант  на Ривьере,  они  предпочитали послать войска  морем
непосредственно к Эйзенхауэру.
     Они  настаивали на том,  чтобы Александер развернул свое наступление  в
Италии  в  таких  масштабах,  при которых  боевые  операции  завершились  бы
уничтожением всех  германских  войск, противостоящих  ему. Они  считали, что
генерал  Вильсон  должен  сделать  все,  что в его  силах, чтобы подчеркнуть
угрозу нападения 1 на юг Франции. Вильсон же должен подготовиться
к  отправке  Эйзенхауэру одной  или  более  американских  дивизий  или  всех
французских  дивизий, которые  он в  состоянии принять  и которые  наш  флот
сможет перевезти.
     1 Курсив мой. -- Прим. авт

     Это явное расхождение  во взглядах,  которое честно и горячо отстаивала
каждая из сторон, могло быть урегулировано лишь президентом и мною.
     Я изложил свое мнение Рузвельту:
     "а)  Считаю  необходимым   укрепить   фронт,  осуществляющий   операцию
"Оверлорд" непосредственно, произведя максимум высадок с запада.
     б) Отдать  затем  должное  большим возможностям войск,  расположенных в
районе   Средиземного   моря,   и   в   нынешней    фазе   ограничиться
незначительными  операциями  и  угрозами  с
целью  отвлечь  противника и сковать его  вокруг  Лионского
залива.
     в) Оставить  генералу  Эйзенхауэру  все  десантные суда,  пока  они ему
нужны, для того чтобы увеличить его десантные возможности.
     г) Обеспечить  максимальное  увеличение пропускной способности портов в
районе операции "Оверлорд".
     д) Принять  решение  не  срывать одну великую  кампанию ради
того, чтобы выиграть другую. Можно выиграть обе".
     Президент ответил сразу же, но отрицательно. Он твердо решил проводить,
как он  говорил, "большую стратегию" Тегерана, то есть использовать до конца
"Оверлорд", "победоносные  наступления  в  Италии"  и  штурмовать  в  скором
времени юг Франции.  Политические  цели,  может  быть,  и важны,  но военные
операции для  их достижения должны  быть  подчинены задаче нанесения удара в
сердце Германии в  результате  кампании  в Европе.  Сам Сталин высказался за
операцию "Энвил" и признал все другие операции на Средиземном море  имеющими
меньшее значение, и Рузвельт  заявил,  что он не может отказаться от нее без
консультации  со  Сталиным.  "Я  не  могу  согласиться,  -- писал он,  --  с
использованием американских войск для наступления на  Истрию и на  Балканы и
не думаю, что  французы согласятся  на  такое  использование их  войск... По
чисто политическим причинам внутреннего  порядка я не мог бы выдержать  даже
малейшего  поражения  в  операции  "Оверлорд", если  бы стало  известно, что
довольно крупные силы отвлечены на Балканы".
     Никто  из участников  этой дискуссии  никогда не помышлял о продвижении
армий  на  Балканы;  но  Истрия  и  Триест представляли  собой  определенные
стратегические и политические  позиции, следовательно, как  это ясно понимал
президент, последствия  могли бы оказаться глубокими и  серьезными, особенно
после наступлений русских.
     В  ходе дискуссии  президент предложил,  чтобы мы  изложили  свои точки
зрения Сталину. Я сказал,  что не  представляю себе,  как бы  он реагировал,
если  бы этот  вопрос  был поставлен перед ним, С  военной точки зрения  он,
возможно,  был  бы  весьма  заинтересован  в  продвижении  на  восток  армий
Александера,  которые,  не  вступая  на  Балканы,  оказали  бы  значительное
воздействие  на  все  находящиеся  там  войска, и  вместе с  наступательными
операциями, которые  Сталин  предпринял  бы  против  Румынии  или  вместе  с
Румынией против  Трансильвании, это  продвижение  могло бы привести  к очень
серьезным  результатам.  С  точки  же  зрения  политической  он,   возможно,
предпочел бы, чтобы английские и американские  войска  Делали  свое  дело во
Франции в предстоявших ожесточенных боях и  чтобы Восточная, Средняя и Южная
Европа,  естественно, оказались в  его руках. Однако  я  считал,  что  лучше
решить этот вопрос Между нами и в нашу пользу.  Я  был уверен,  что, если бы
нам Удалось встретиться, как я часто предлагал,  мы достигли бы  счастливого
соглашения.
     В  данный  момент  я уступил, и в тот  же день  генералу  Вильсону было
приказано начать наступление на юг Франции 15 августа. Сразу же приступили к
приготовлениям.  Но  следует  предупредить  читателя,  что  отныне  операция
"Энвил" стала называться операцией "Дрэгон". Это было сделано на тот случай,
если  бы  противник разгадал  значение  первоначального  условного  названия
операции.

     * * *
     Следует отметить, что к этому  периоду (в июле) впервые за время  войны
численность американских армий, действовавших в Европе и на Дальнем Востоке,
превысила  численность наших  армий. Влияние  на  операции союзников  обычно
увеличивается  в  результате  крупного притока  подкреплений.  Следует также
иметь в виду, что если  бы была принята во внимание  английская точка зрения
по  этому  стратегическому  вопросу,  то  тактическая  подготовка  могла  бы
привести  к  некоторой  задержке,  что  опять-таки  ослабило  бы  силу наших
доводов.

        "Глава пятая"
        "БАЛКАНСКИЕ СУДОРОГИ: ПОБЕДЫ РУССКИХ"
     Продвижение советских армий в Центральную и Восточную Европу летом 1944
года создало настоятельную необходимость прийти к политическому соглашению с
русскими  относительно  этих  районов. Казалось, что  вырисовывались контуры
послевоенной  Европы. В  Италии уже  начались  трудности  вследствие русских
интриг 1. Мы стремились  достигнуть уравновешенного  результата в
югославских  делах путем прямых переговоров  с Тито. Но  пока еще не удалось
добиться от Москвы  какого-либо прогресса в  решении  вопросов,  связанных с
Польшей, Венгрией, Румынией и Болгарией. Вся эта проблема  была обсуждена на
заседании имперской конференции в Лондоне в мае.
     1   Видимо,  автор   имеет   в   виду   просьбу   Советского
правительства  к  правительству Великобритании дать согласие  на организацию
советской военной авиационной базы в Бари (Италия). Эта база была необходима
для  переброски военных грузов для Народно-освободительной  армии  Югославии
(НОАЮ). Ранее доставка грузов в Югославию осуществлялась с авиабаз в районах
Киева и Винницы. Наличие авиабазы в Италии позволяло сократить  время полета
до двух-трех часов, что было чрезвычайно  важно для успешного снабжения всем
необходимым  НОАЮ.  Однако  английское  правительство,  стремившееся   через
эмигрантское   правительство   Югославии   усилить   свой    контроль    над
народно-освободительным движением в Югославии  и  ослабить  связи Советского
Союза с армией Тито, уклонялось от оперативного решения вопроса. Лишь в июле
1944  г. после неоднократных напоминаний о просьбе СССР было дано разрешение
на создание советской авиабазы в Бари.

     В тот день я написал:
     "Мы,  очевидно,  приближаемся  к  моменту,  когда  нужно  будет  начать
открытое  объяснение  с русскими  по  поводу  их коммунистических  интриг  в
Италии, Югославии и Греции.  Я считаю, что взаимоотношения с ними становятся
с каждым днем все более затруднительными".
     18 мая советский посол в Лондоне  посетил министерство иностранных дел,
чтобы  обсудить  предложение  общего порядка, сделанное Иденом  относительно
того, чтобы СССР временно считал румынские  дела, главным образом, предметом
своей заботы в условиях  войны,  оставив Грецию  нам.  Русские  были  готовы
принять  это,  но  хотели  узнать, консультировались  ли  мы  с Соединенными
Штатами. Если да, то они были бы согласны.
     Я послал соответствующую личную телеграмму Рузвельту:
     Премьер-министр -- президенту Рузвельту 31 мая 1944 года
     "1.  В  последнее  время  наблюдаются   тревожные  признаки   возможных
политических  расхождений  между нами  и  русскими  относительно  Балканских
стран,  и  в  особенности  относительно   Греции  1.  Мы  поэтому
высказали   здешнему  советскому  послу   мысль,  что  мы  должны  прийти  к
практической договоренности о том,  чтобы Советское  правительство взяло  на
себя  ведущую  роль  в румынских  делах и чтобы мы играли  такую  же  роль в
греческих делах, причем каждое  правительство будет оказывать другому помощь
в  соответствующих  странах.  Такая договоренность  была  бы естественной  в
существующей военной обстановке, поскольку Румыния находится в сфере русских
армий, а Греция -- в сфере союзного командования на Средиземноморском театре
военных действий, возглавляемого генералом Вильсоном.
     1  В марте 1944 г. руководители национально-освободительного
фронта  Греции (ЭАМ)  и Коммунистическая партия Греции после  ряда неудачных
попыток  договориться  с   эмигрантским  правительством  Греции  и  отрядами
Сопротивления, сформировали политический комитет национального  освобождения
(ПЕЕА).  В его состав вошли  представители всех партий, объединенных в  ЭАМ.
Создание ПЕЕА было с одобрением встречено населением Греции. Греческий народ
выразил это широким  участием в выборах  в Учредительное собрание (1, 8 млн.
человек), проведенных  по всей стране.  В  апреле 1944 г.  ПЕЕА  был признан
народным    правительством   Югославии    (НКОЮ),   Установившим   с    ПЕЕА
дипломатические отношения.
     Консервативные  круги  греческой эмиграции  и  их покровители  в Англии
относились к созданию ПЕЕА крайне враждебно. Отсюда и "злонамеренность ЭАМ",
о которой говорит Черчилль.

     Здешний  советский   посол   сообщил   Идену  18   мая,  что  Советское
правительство  согласно   с   этим   предложением,  но,   прежде   чем  дать
окончательное   заверение  по  этому   вопросу,  оно   хотело   бы   узнать,
консультировались   ли   мы    с   правительством
Соединенных  Штатов  и согласилось  ли  последнее  с  такой
договоренностью.
     Надеюсь, что Вы  сочтете возможным благословить такое предложение.  Мы,
конечно,  не  желаем  делить Балканы  на  сферы  влияния и,  соглашаясь
с такой договоренностью, ясно укажем,
что  она  применима  только к условиям военного времени и не
затрагивает прав и  обязанностей каждой  из великих держав при  мирном
урегулировании  и  после  него  в  отношении   всей  Европы.  Эта
договоренность, конечно,  не повлечет за собой никакого изменения в нынешнем
сотрудничестве между  Вами  и нами  в  выработке  и проведении  союзнической
политики в отношении этих стран. Мы считаем, однако, что предложенная сейчас
договоренность  была  бы  полезным   средством  для   предотвращения   любых
политических разногласий между нами и ими на Балканах".
     11 июня Рузвельт телеграфировал:
     Президент Рузвельт-- премьер-министру 11 июня 1944 года
     "...   Короче,  мы  признаем,  что   правительство,   несущее   военную
ответственность  на  любой  данной  территории,  неизбежно  будет  принимать
решения,  диктуемые  военной обстановкой,  но мы убеждены, что  естественная
тенденция  таких решений  охватывать другие области,  помимо военной,  будет
укреплена соглашением предложенного типа. По нашему мнению, это, безусловно,
приведет к  углублению разногласий между Вами и Советами и к разделу  района
Балкан на сферы влияния вопреки намерению ограничиться военными делами.
     Мы  считаем,  что следует  предпочтительно сделать  усилия  к  созданию
консультативного  механизма  с  целью  рассеять  недоразумения  и ограничить
тенденцию к образованию исключительных сфер".
     Премьер-министр -- президенту Рузвельту 11 июня 1944 года
     "Я весьма озабочен полученным от Вас посланием. Действие  парализуется,
если каждый должен консультироваться с каждым другим относительно  всего  до
того,  как  действие  предпринимается.  События  всегда  обгонят  меняющиеся
ситуации в этих балканских  районах. Кто-то должен быть вправе планировать и
действовать.  Консультативный комитет был бы лишь  помехой, которая  в любых
чрезвычайных  условиях  будет  преодолена  путем  прямого  взаимного  обмена
мнениями между Вами и мною или между каждым из нас и Сталиным...
     Резюмируя, я предлагаю, чтобы  мы согласились  установить  трехмесячный
испытательный срок для мероприятий, изложенных  в  моем послании  от 31 мая,
после чего он должен быть пересмотрен тремя державами".
     13  июня президент согласился  с  этим  предложением, но  добавил:  "Мы
должны  постараться  сделать  ясным,  что  мы  не  устанавливаем  каких-либо
послевоенных сфер влияния".
     Я согласился с его мнением.
     Во второй половине того же дня на заседании военного кабинета я сообщил
о создавшейся ситуации и насчет оговорки о трехмесячном сроке;  было решено,
что  министр иностранных дел должен информировать Советское правительство  о
том, что мы приняли это общее разделение ответственности. Это и было сделано
19 июня. Президент, однако, не был удовлетворен способом наших действий, и я
получил от него послание,  выражавшее недовольство. В послании было сказано:
"Мы обеспокоены тем, что Ваши  люди подняли  этот  вопрос  перед нами только
после  того, как он был поставлен перед русскими". В связи с этим 23  июня я
обрисовал президенту в ответ на его  упрек положение в том виде, в каком оно
мне представлялось в Лондоне.
     В  ответе  президента  от  27  июня  этот  спор   между   друзьями  был
урегулирован. "Оказывается,  -- писал он, --  оба мы без умысла  предприняли
односторонние действия в направлении, которое, с чем мы оба сейчас согласны,
в данное время было целесообразным. Существенно  важно, чтобы мы всегда были
согласны в делах, касающихся наших союзных военных усилий".
     Я ответил в  тот же  день:  "Можете быть уверены,  что  я  всегда  буду
добиваться нашего согласия во всех делах на всех этапах".
     В  правительственной  инстанции   затруднения,   однако,   существовали
по-прежнему. Русские настаивали на прямой консультации с американцами...

     * * *
     Наше  внимание привлекал и  другой вопрос.  Русские армии находились  у
границ Румынии. Теперь  у Турции имелся последний  шанс вступить в войну  на
стороне союзников, и ее вступление на этой стадии оказало бы сильное влияние
на будущее  Юго-Восточной Европы. Теперь  она  выражала готовность пойти  на
разрыв отношений с осью.
     Я сообщил Сталину мои взгляды на эти события.
     Премьер-министр -- маршалу Сталину 11 июля 1944 года
     "1. Несколько недель тому назад  г-н Иден предложил Вашему Послу, чтобы
Советское Правительство взяло на себя инициативу  в Румынии и чтобы британцы
сделали то же  самое в Греции. Речь шла лишь  о рабочем соглашении для того,
чтобы по возможности  избежать затяжного  и  трудного  дела с  трехсторонним
обменом  телеграммами,  парализующим  действия.  Затем  г-н  Молотов  весьма
уместно предложил, чтобы я  информировал  Правительство Соединенных  Штатов,
что я  и  сделал и все время хотел  сделать, и  после некоторого  обсуждения
Президент согласился  с тем,  чтобы  это  было осуществлено в  виде опыта  в
течение трех месяцев.  Эти  месяцы -- июль, август и сентябрь -- могут быть,
Маршал Сталин,  весьма  важными месяцами. Теперь,  однако, я  вижу,  что  Вы
усматриваете некоторые трудности в этом. Я хотел бы спросить, не согласны ли
Вы с тем, чтобы этот план был  испробован в течение трех  месяцев. Никто  не
сможет сказать, что он затрагивает будущее Европы или разделяет ее на сферы.
Но мы можем обеспечить ясную политику на каждом театре, и мы  будем сообщать
другим все, что мы делаем. Однако, если Вы сообщите мне, что это безнадежно,
я не истолкую это в дурном смысле.
     2. Имеется еще один вопрос, который я хочу поставить перед Вами. Турция
готова немедленно порвать отношения с державами оси. Я  согласен с Вами, что
она должна  объявить войну, но я  боюсь, что, если  мы скажем, чтобы она это
сделала, она будет  упираться,  требуя для защиты  своих  городов самолетов,
которые нам трудно  будет  выделить или  послать туда  в настоящий момент, и
совместных  военных действий в Болгарии и на Эгейском море, для  чего у  нас
нет в настоящее время средств.  И, кроме всего этого,  она  снова  потребует
всякого  рода вооружение, которое мы  не  сможем  выделить,  так как запасы,
приготовленные  для нее  в  начале  года, уже  были использованы по  другому
назначению. Поэтому, мне кажется, разумнее  принять  этот разрыв отношений с
Германией  как первый вклад. Затем мы сможем подбросить  кое-что  для  того,
чтобы  помочь ей защищаться от предпринятого из мести нападения с воздуха, и
это, пока  мы действуем вместе, могло  бы привести к вступлению ее  в войну.
Союз  с  турками в  прошлую войну был очень  дорог  немцам,  и тот факт, что
Турция  порвет  отношения,  будет  похоронным звоном  для  германской  души.
Кажется, сейчас  как раз весьма  подходящее время для того, чтобы ударить  в
похоронный колокол... "
     Его ответ был уклончив.
     Маршал Сталин -- премьер-министру 15 июля 1944 года
     "1.  В отношении  вопроса о  Румынии  и Греции здесь нет  необходимости
повторять то, что Вам уже известно из переписки между нашим Послом в Лондоне
и  г-ном  Иденом.  Одно  мне  ясно,  что у  Американского Правительства есть
какие-то  сомнения в этом  вопросе, и будет лучше  вернуться к  этому  делу,
когда  мы  получим  американский  ответ на  наш  запрос.  Как  только станут
известными замечания Американского Правительства, я не  премину написать Вам
по этому вопросу дополнительно.
     2. Вопрос о Турции  следует рассмотреть  в  свете  тех фактов,  которые
Правительствам Великобритании,  Советского  Союза и США хорошо  известны  со
времени переговоров с  Турецким Правительством  в конце  прошлого  года. Вы,
конечно,  помните  о  том,  как настойчиво  Правительства трех  наших  стран
предлагали Турции вступить в войну  против гитлеровской Германии на  стороне
союзников еще в ноябре и  декабре 1943 года.  Из этого ничего не  вышло. Как
Вам известно, по инициативе Турецкого Правительства в мае -- июне этого года
мы снова вступили в переговоры с Турецким Правительством и дважды предлагали
ему  то  же  самое,  что  предлагали  в  конце  прошлого  года  три  союзных
Правительства. Из этого  также ничего не вышло. Что же касается тех или иных
полумер со стороны Турции, то в настоящее время  я не вижу пользы в этом для
союзников.  Ввиду  занятой  Турецким  Правительством  уклончивой  и  неясной
позиции в отношении Германии лучше оставить Турцию в покое и предоставить ее
своей  воле, не делая новых нажимов на Турцию. Это, конечно, означает, что и
претензии    Турции,   уклонившейся   от   войны   с   Германией,    на
особые   права   в  послевоенных
делах также отпадут... "
     Таким  образом,  мы не  смогли  достигнуть  какого-либо  окончательного
соглашения относительно разделения обязанностей