ям между Турцией и Россией. Я привожу в
качестве  примера  лишь несколько  замечаний,  которые, согласно записям,  я
высказал  турецким  руководителям.  Я  заявил,  что  виделся с  Молотовым  и
Сталиным и  вынес  впечатление,  что  оба они  хотят мирных  и дружественных
отношений с Соединенным Королевством и Соединенными Штатами. В экономической
области  обе  западные  державы многое могут  дать России  и могут  помочь в
возмещении ее потерь.  Я сказал, что не могу заглядывать на 20 лет вперед, и
тем не  менее  мы  заключили  договор  на  20  лет.  Я  полагал,  что Россия
сосредоточит  свои усилия в  ближайшие  10 лет на  восстановлении. Возможно,
произойдут изменения: коммунизм уже подвергся видоизменениям.  Я считал, что
мы должны поддерживать дружественные отношения с Россией,  и  если Англия  и
Соединенные  Штаты   будут  действовать   вместе  и  сохранять  значительные
военно-воздушные  силы,  они  смогут обеспечить период устойчивости.  Россия
может  даже  выиграть  от этого.  Она  имеет  огромные слаборазвитые районы,
например в Сибири.
     Турецкий  премьер-министр  Сараджоглу  напомнил,  что  я выражал  точку
зрения, что Россия может стать империалистической. Это вынуждает Турцию быть
исключительно  благоразумной.  Я ответил,  что будет  создана  международная
организация для обеспечения мира и безопасности,  которая будет сильнее Лиги
Наций. Я добавил, что не боюсь коммунизма. Сараджоглу заметил,  что он  ищет
чего-то  более  реального.  Вся  Европа  полна  славян  и  коммунистов.  Все
побежденные страны станут большевистскими и славянскими, если Германия будет
разгромлена. Я ответил, что положение не всегда оборачивается так плохо, как
ожидают, но если и случится так, то лучше, чтобы Турция была сильной и тесно
связанной с Соединенным Королевством и Соединенными Штатами. Если Россия без
всякой причины  напала бы  на  Турцию,  то  вся международная организация, о
которой  я говорил, выступила бы в защиту Турции, а  гарантии после нынешней
войны должны быть гораздо  более твердыми не только в отношении Турции, но и
в отношении всей Европы. Я не буду другом  России, если она станет подражать
Германии. Если она  поступит таким образом, то мы должны  будем организовать
самое тесное объединение  против нее, и я  не  поколеблюсь  заявить  об этом
Сталину. Молотов предложил заключить договор, в силу  которого Прибалтийские
государства считались бы провинцией России. Мы отказались согласиться на это
потому,   что:   а)  территориальные  изменения   должны  быть  отложены  до
послевоенного урегулирования и б) мы  считали необходимым  дать  возможность
отдельным лицам свободно определить свою судьбу.

     * * *
     Во  время  этих общих  политических  переговоров  начальник  имперского
генерального  штаба и другие наши высшие  командиры вели военные переговоры.
Обсуждались  два основных  вопроса: оснащение турецких вооруженных  сил до и
после  того  или  иного политического шага  со  стороны Турции и  подготовка
планов посылки английских частей для подкрепления турецких вооруженных сил в
случае вступления Турции в войну. Результаты этих переговоров были воплощены
в военное соглашение.

     * * *
     Премьер-министр -- премьеру Сталину 2 февраля 1943 года
     "1.  Благодарю Вас  за Вашу телеграмму  о Турции. Я встретился со всеми
главными  турками  в  Адане  30 января и  имел  с  ними  длительные и  самые
дружеские беседы. Нет  сомнений в  том, что  они значительно пошли нам обоим
навстречу, а также в том, что их собственная информация из Германии убеждает
их в плохом положении там. Первая  задача  состоит в том, чтобы  снабдить их
современным  оружием,  которого  мы  пока   могли  выделить  лишь  небольшое
количество.  Я сделал  все возможное, чтобы  отправлять  все, что  они могут
перевезти  по   Таврской  железной  дороге,  которая  является  единственной
подходящей дорогой, а также дать им взаймы несколько пароходов для перевозки
более значительного количества снабжения из Египта. Я даю им также некоторое
количество германского вооружения, захваченного нами в пустыне. Мы создаем в
Анкаре  смешанную англо-турецкую военную комиссию для  того, чтобы  улучшить
коммуникации для  перевозки военных  материалов.  Мы  составляем  совместные
планы  оказания им  помощи,  если  они  подвергнутся  нападению  со  стороны
Германии или Болгарии.
     2.  Я  не  просил  о каком-либо  точном  политическом обязательстве или
обещании относительно их вступления в войну  на нашей стороне, но, по  моему
мнению,  они сделают это  до  конца этого  года. Вероятно,  до  этого  путем
широкого  толкования нейтралитета, подобно тому, как  это делали Соединенные
Штаты до вступления в войну, они разрешат нам воспользоваться их аэродромами
для заправки самолетов горючим  в  целях осуществления  налетов британских и
американских бомбардировщиков  на  нефтяные источники Плоешти, которые имеют
жизненно  важное значение для Германии,  в особенности  теперь,  когда  Ваши
армии вернули Майкоп. Я повторяю, что я не просил и не получил определенного
политического  обязательства  и сообщил им, что они могут так и заявить. Тем
не менее  их встреча  со  мной,  их позиции в целом и совместное  коммюнике,
текст которого я направляю Вам по телеграфу, вовлекают их более открыто, чем
раньше, в антигитлеровскую систему, и именно так  это  будет воспринято всем
миром.
     Они, конечно,  озабочены  тем положением, в  котором они окажутся после
войны, ввиду большой силы Советского Союза.  Я сообщил им, что, на основании
моего опыта, Союз Советских Социалистических Республик никогда не нарушал ни
обязательств,  ни  договоров, что  сейчас  для  них  настало время заключить
выгодное соглашение и что самое надежное место для Турции -- это место возле
победителей, как воюющей страны,  за столом  мирной конференции. Все  это  я
сказал, исходя из наших общих интересов, в соответствии  с нашим союзом, и я
надеюсь,  что Вы это  одобрите. Я  уверен, что  они откликнулись бы на любой
дружеский  жест со стороны Союза Советских Социалистических Республик. Я был
бы  весьма  рад  получить Ваше  искреннее  мнение по  всем этим  вопросам. Я
установил очень тесные личные отношения с  ними, в особенности с Президентом
Иненю.
     В Вашей  недавней телеграмме, которую Вы послали  Президенту Рузвельту,
Вы спрашивали относительно замедления операций  союзников в Северной Африке.
Что касается британской 8-й армии, то с тех пор мы заняли Триполи  и Зуара и
надеемся в скором времени  вступить  значительными силами  в Тунис и изгнать
противника  с позиций Марета и  Габеса. Очищение  и  восстановление  порта в
Триполи  идет полным  ходом. Но в  настоящее время линии наших  коммуникаций
простираются до Бенгази и отчасти  даже до Каира, имея протяженность до 1600
миль. Наша 1-я армия,  подкрепленная значительными соединениями американских
вооруженных сил, подтягивает  свои тылы и, как  только это  будет  возможно,
перейдет  в наступление  совместно с 8-й  армией. Дождливая  погода является
серьезным фактором, так же как и коммуникации, которые, как железнодорожные,
так и шоссейные, весьма немногочисленны  и протяженность которых  составляет
500  миль. Однако  я надеюсь,  что  противник будет полностью  уничтожен или
изгнан  с африканского  побережья к  концу  апреля,  а  возможно  и  раньше.
Согласно моей собственной оценке,  основывающейся на достоверной информации,
5-я германская танковая армия в  Тунисе имеет  80 000 немцев и вместе с ними
от  25  000  до  30  000  итальянцев,  состоящих   на  довольствии.  Роммель
располагает  150  000 немцев  и  итальянцев, состоящих  на  довольствии,  из
которых,  возможно,  лишь  40  000  составляют  боевые  части, но  они плохо
вооружены. Уничтожение этих сил является нашей непосредственной задачей.
     Я   отвечу   Вам   позже   на  Ваши  совершенно  справедливые  вопросы,
направленные мне  и Президенту, относительно конкретных операций,  о которых
принято решение в Касабланке.
     Примите,   пожалуйста,   мои   поздравления   по   случаю   капитуляции
фельдмаршала  Паулюса  и   по  случаю  конца  6-й  германской   армии.   Это
действительно изумительная победа".
     Победа,  однако, не  сделала  Советы  более дружелюбными.  6  февраля я
получил довольно холодный ответ.
     Премьер Сталин -- премьеру Черчиллю 6 февраля 1943 года
     "2 и 3 февраля  я получил Ваши послания по турецкому вопросу. Благодарю
Вас за  информацию, которую  Вы  дали по вопросу о переговорах  с  турецкими
руководителями в Адане.
     1. По поводу Вашего заявления о том, что турки откликнулись бы на любой
дружеский жест со стороны Советского Союза, я считаю уместным напомнить, что
с нашей стороны  по отношению к  Турции как за  несколько месяцев  до начала
советско-германской  войны,  так и  после начала этой войны был  сделан  ряд
заявлений,    дружественный    характер    которых    известен   Британскому
Правительству.  Турки  не  реагировали  на  эти   шаги,   опасаясь,  видимо,
разгневать немцев. Можно предположить,  что предлагаемый Вами  жест встретит
со стороны турок такой же прием.
     Международное  положение Турции  остается довольно  щекотливым. С одной
стороны,  Турция связана  с СССР  договором  о  дружбе и  нейтралитете  и  с
Великобританией -- договором о  взаимопомощи для сопротивления агрессии, а с
другой стороны,  она связана с  Германией договором о дружбе, заключенным за
три дня до нападения  Германии на СССР. Мне не известно, как Турция думает в
теперешних  условиях совместить выполнение  своих обязательств перед СССР  и
Великобританией с  ее обязательствами перед  Германией. Впрочем, если  турки
хотят  сделать свои отношения  с СССР более дружественными  и тесными, пусть
заявят об этом. Советский Союз в этом случае готов пойти навстречу туркам.
     С  моей  стороны,   разумеется,  не  будет   возражений  против  Вашего
заявления,  что  по вопросу  об англо-турецкой  встрече  я  получил  от  Вас
информацию, хотя я не могу ее назвать полной.
     Желаю всяческих успехов в  предстоящем наступлении 1-й и 8-й британских
армий  и   американских   войск   в  Северной  Африке  и   скорого  изгнания
германо-итальянских войск с африканского побережья.
     Примите  мою  благодарность за дружеское  поздравление  по случаю сдачи
фельдмаршала  Паулюса  и  успешного  завершения  ликвидации  окруженных  под
Сталинградом вражеских войск".

     * * *
     Лишь  2  марта   я  получил  новое   послание  от  Сталина  по   поводу
советско-турецких отношений. Были достигнуты некоторые успехи.
     "... Считаю нужным  информировать  Вас, что 13 февраля Турецкий Министр
Иностранных  Дел  заявил Советскому  Послу  в  Анкаре  о  желании  Турецкого
Правительства  начать переговоры  с Советским  Союзом относительно улучшения
советско-турецких отношений.  Советское Правительство ответило через  своего
Посла  в  Анкаре,  что  оно  приветствует  желание  Турецкого  Правительства
улучшить советско-турецкие  отношения, и выразило  готовность  приступить  к
переговорам.  В  настоящее время  ожидается  возвращение в Москву  Турецкого
Посла, с которым и предполагается начать переговоры... "

     * * *
     Мои  переговоры  с   Турцией  должны  были  подготовить  почву  для  ее
вступления в войну  осенью 1943 года. То, что  это  не произошло после краха
Италии, в условиях дальнейшего  наступления русских против Германии севернее
Черного моря, объясняется неблагоприятными событиями в районе Эгейского моря
в конце года, на чем я остановлюсь подробнее ниже.
     Конечно,  после победы все выглядит прекрасно. Но  в описываемый период
предстояло много  долгих и  страшных битв, и я уверен,  что если бы мне было
позволено  осуществить  свой  план,  ясная  цель  которого  была   отчетливо
изложена, то я мог бы добиться вступления Турции в войну на нашей стороне до
конца 1943 года без ущерба для наших основных планов и с большой выгодой для
союзников, и  в особенности  для  Турции. Теперь, в  эти послевоенные  годы,
когда  мы  видим,  что  Соединенные  Штаты  поддерживают  Турцию всем  своим
могуществом, все стало на свое место, если не считать  того, что мы лишились
важных преимуществ  турецкой  помощи  со всем, что отсюда  вытекало  с точки
зрения положения на Балканах в первые месяцы 1944 года.

        "Глава семнадцатая"
        "ДОМОЙ, К ТРЕВОГАМ"
     После  неудачной  попытки захватить  в  декабре порт  Тунис сила нашего
первоначального  удара  в  Северо-Западной  Африке  была  израсходована,   и
германское верховное  командование смогло временно восстановить положение  в
Тунисе. Отказываясь признать, что он не может защитить с моря или  с воздуха
даже короткий путь  между Сицилией и  портом Тунис, Гитлер приказал  создать
новую  армию  в  Тунисе,  для  того  чтобы  отразить предстоящее наступление
союзников как с  востока, так и с  запада. Потрепанному Африканскому корпусу
Роммеля было предоставлено  продолжать отступление  под сильным  нажимом 8-й
армии.
     На Мальту было вновь завезено продовольствие и вооружение, и  там снова
началась активная деятельность. С наших новых баз в Алжире и  Киренаике наши
военно-морские  и  военно-воздушные  силы  действовали  в  широком  радиусе,
охраняя  суда   союзников  и  уничтожая  много  материалов  и  подкреплении,
направляемых противнику.  Помимо блокады  порта Тунис,  где все еще  имелись
сильные  немецкие  военно-воздушные  силы,  мы   добрались   до   портов   в
континентальной Италии. Палермо, Неаполь и Специя ощущали на себе наши удары
по  мере  того,  как  усиливалась  наша  мощь,  а бомбардировщики английских
военно-воздушных   сил,  действовавшие  с  баз  в  Англии,  взяли   на  себя
бомбардировку  Северной  Италии.  Итальянский  флот не  предпринимал попыток
вмешаться. Помимо присутствия английского флота ощущалась сильная нехватка в
нефти.  Были дни, когда во всей Сицилии  не было ни одной тонны топлива  для
кораблей, эскортирующих суда со снабжением для Туниса.
     На  суше  генерал  Эйзенхауэр  проследил  за тем, чтобы  его  войска  в
Северо-Западной  Африке  получили передышку, которую можно было использовать
для  перегруппировки  сил.  На  севере  необходимо  было  укрепить  позиции,
захваченные   английскими   78-й  и  6-й  бронетанковыми   дивизиями.  Южнее
растянутый фронт, с трудом удерживаемый французским 19-м корпусом в центре и
частью   американского  2-го  корпуса  на  правом  фланге,  представлял  для
противника  соблазнительную  возможность сделать  прорыв  и обойти всю линию
фронта  союзников.  Части  союзников  были  сильно  перемешаны,  и  проблема
осложнялась  отказом  генерала Жиро разрешить передачу французских войск под
английское командование. Сильная атака против  французского 19-го  корпуса в
середине  января  заставила  перебросить  на помощь  ему  новые английские и
американские части, и Эйзенхауэру пришлось издать приказ -- принятый Жиро --
о  подчинении всего  фронта  приказам  командующего  английской  1-й  армией
генерала Андерсона.

     * * *
     В течение января 8-я  армия значительно  продвинулась. В  начале месяца
она была остановлена  перед вражескими позициями у Буэрат-эль-Хсуна. Генерал
Монтгомери счел  нужным задержать свое наступление до  тех пор, пока  он  не
будет  уверен в  том,  что сможет быстро  развить  его.  Армия снабжалась из
Бенгази,  Тобрука и,  как только стало  возможно,  --  из Триполи. 15 января
Монтгомери начал  атаку по  прибрежной дороге силами 51-й дивизии, имея 22-ю
бронетанковую  бригаду  в  центре,  в  то  время  как  7-я  бронетанковая  и
новозеландская 2-я дивизии обошли фланг со стороны Пустыни. Триполи был взят
точно  23  января. Оказалось,  что  порт сильно  разрушен.  Вход  в порт был
полностью  забит потопленными  судами,  а подходы сильно минированы. Мы  это
предвидели, и первое  судно с  материалами вошло в гавань 2  февраля. Неделю
спустя доставлялось уже по две тысячи тонн в день. Хотя  8-й  армии  все еще
предстояло  пройти  большое расстояние, ее снабжение  во время 1500-мильного
наступления  от  Эль-Аламейна,  увенчавшегося быстрым  восстановлением порта
Триполи,   было  выдающимся  организационным  достижением,   честь  которого
принадлежит генералу Линдселлу, находившемуся в Каире, и генералу Робертсону
из 8-й  армии. В  конце  месяца к 8-й  армии присоединился  генерал Леклерк,
который  возглавлял  смешанный  контингент свободных французов  численностью
примерно  2500  человек,  прошедший  1500  миль по  Пустыне  из  Французской
Экваториальной   Африки.  Леклерк  безоговорочно   подчинился   командованию
Монтгомери. Ему и его  солдатам  предстояло  сыграть  важную роль  во  время
остальной части Тунисской  кампании. 8-я  армия пересекла границу  Туниса  4
февраля,  таким  образом  завершив  завоевание  Великобританией  Итальянской
империи. В соответствии с решениями, принятыми на конференции в  Касабланке,
эта  армия теперь перешла  под командование генерала Эйзенхауэра, а  генерал
Александер стал его заместителем, ответственным за сухопутные операции.

     * * *
     Положение в Алжире было чрезвычайно напряженным. После убийства Дарлана
все еще приходилось принимать меры предосторожности в отношении всех  видных
лиц. Кабинет продолжал беспокоиться по поводу моей безопасности и, очевидно,
хотел, чтобы я возможно скорее вернулся в Англию. Это во  всяком случае было
лестно.  С другой  стороны,  я вскоре понял, что мне придется  задержаться в
Алжире.
     Я имел длительную беседу с Эйзенхауэром  и узнал от него многое,  о чем
нельзя было сообщить в телеграммах. На завтраке присутствовали как де Голль,
так и Жиро. Нужно было урегулировать так много вопросов, что я не мог уехать
до вечера субботы. 6 февраля  я встретился с Ногесом и Пейрутоном.  Оба  эти
француза   занимали   влиятельное   положение  и   испытывали   чрезвычайные
затруднения.  Несмотря  на  действия  Ногеса  во время высадки  американских
войск,  он все еще занимал пост генерал-губернатора Марокко. Пейрутон только
что  прибыл  по приглашению  американцев из  Аргентины, где  был  вишистским
послом, чтобы занять  пост генерал-губернатора Алжира. Я заявил им, что если
они пойдут вместе с  нами, то мы не будем вспоминать о прежних разногласиях.
Они держали себя с достоинством, но были взволнованы.

     * * *
     Первой моей задачей  по возвращении  в Англию  было выступить  в палате
общин с подробным  заявлением о конференции в Касабланке, о моей поездке  по
району Средиземного моря и об общем положении.

     * * *
     Моя речь 11 февраля продолжалась более  двух часов.  Я считал, что могу
сообщить хорошие вести. Я  обрисовал далее  общее  положение  во Французской
Северо-Западной  Африке  и  сообщил, как  я об этом  условился с президентом
Рузвельтом,   о  новых  назначениях,  в  том  числе  о  назначении  генерала
Эйзенхауэра главнокомандующим.

     * * *
     Хотя   темпы  наступления  с  Востока  превзошли   ожидания,  положение
союзников в середине февраля  было  тревожным. Жестокие  потери,  нанесенные
флотом  и  авиацией,  не  помешали  противнику   сосредоточить  четырнадцать
дивизий,  в том числе  дивизии  из армии Роммеля.  Большинство  немцев  было
доставлено  воздушным  путем.  Четыре  дивизии  --   три  немецкие   и  одна
итальянская -- были танковыми. Союзники же  имели для операции  всего девять
дивизий, из которых  две дивизии  из французского  19-го  корпуса были плохо
оснащены.  Американский  2-й корпус был  все  еще недоукомплектован;  из его
четырех  дивизий  только  1-я пехотная  и  1-я  бронетанковая  находились на
фронте.  Северный  участок от моря до Бу-Арады  удерживался  английским  5-м
корпусом,  состоящим  из  трех  дивизий.  На  его  правом  фланге  находился
французский   19-й  корпус,  состоявший   из   одной  французской   дивизии,
американской  1-й  пехотной  дивизии и двух английских бригад.  Этот  корпус
удерживал горные  перевалы,  которые вели к прибрежной