* * *
     Сталин  предложил  немедленно передать  люблинским полякам "все  акции,
фонды  и  всякую  другую  собственность,  которая принадлежит  Польше и  еще
находится в распоряжении польского правительства в Лондоне, в какой бы форме
эта собственность ни была, где бы она ни находилась и в чьем бы распоряжении
эта собственность  ни оказалась в настоящий момент".  Он также хотел,  чтобы
польские вооруженные силы, в том числе военно-морской флот  и торговый флот,
были  переданы люблинским полякам. Это  заставило  меня выступить с довольно
пространной речью.
     Все бремя лежало  на плечах  англичан. Когда Польша была оккупирована и
они  были  изгнаны  из  Франции,  многие поляки  укрылись  в  нашей  стране.
Правительству  в  Лондоне   не   принадлежала  сколько-нибудь   значительная
собственность.  Я сказал,  что, как  полагаю,  в Лондоне и Канаде  находится
примерно 20 миллионов фунтов стерлингов золотом. Это золото было  заморожено
нами, поскольку оно принадлежало Центральному банку Польши. Размораживание и
передача  этого  золота   Центральному  банку   Польши   должны  происходить
нормальным  образом, как это принято обычно. Оно не является  собственностью
польского правительства в Лондоне,  и последнее не может распоряжаться им. В
Лондоне, правда, есть польское посольство,  которое может быть предоставлено
в  распоряжение польского  посла,  как  только новое  польское правительство
решит направить  такового в Англию,  и чем  скорее  это будет  сделано,  тем
лучше.
     В связи  с этим можно спросить, каким  образом финансировалось польское
правительство в течение пяти с половиной лет своего пребывания в Соединенном
Королевстве.  Дело  в  том,  что  оно  пользовалось  поддержкой  английского
правительства. Мы выплатили  полякам около 120  миллионов фунтов  стерлингов
для финансирования их армии и дипломатической службы и  для того, чтобы дать
им  возможность позаботиться о  поляках,  нашедших в нашей стране убежище от
гитлеровской "умы. Когда мы дезавуировали польское правительство в Лондоне и
признали  новое,  временное  польское правительство, было  решено  выплатить
трехмесячное жалованье и уволить всех его служащих. Их нельзя было увольнять
без оплаты, и этот расход пал на Англию,
     Затем я попросил разрешения президента осветить важный вопрос, ибо наша
позиция  в нем была особой, а именно, вопрос о демобилизации или возвращении
на родину польских  вооруженных сил, участвовавших  вместе с нами  в  войне.
Когда  пала  Франция,  мы   эвакуировали  всех  поляков,  которые   захотели
эвакуироваться  -- около  45 тысяч  человек, -- и создали из этих людей и из
других,   прибывших  через  Швейцарию   и  иными  путями,  польскую   армию,
составившую в  конце концов около пяти дивизий. В Германии находилось  около
30  тысяч польских войск, а в Италии --  польский  корпус из  трех  дивизий,
среди которых происходило брожение  умов  и которые пребывали в  подавленном
моральном состоянии. Эта армия,  насчитывавшая,  включая фронтовые и тыловые
части, более  180 тысяч человек, сражалась как в Германии, так  и в  Италии,
проявив исключительную  храбрость, и была хорошо дисциплинирована. В  Италии
она  понесла большие потери и удерживала свои позиции с  таким же упорством,
как  и  другие  войска  на  Итальянском  фронте. Таким  образом,  здесь была
замешана честь правительства его величества. Эти войска храбро сражались бок
о бок с нашими в то время,  когда не хватало обученных  войск. Многие поляки
сложили  головы,  и  если  бы  я  даже  не  дал обязательств на  этот счет в
парламенте, то мы все равно хотели бы относиться к ним почтительно.
     Сталин с этим согласился, и я заявил далее, что наша политика состоит в
том, чтобы  убедить  как можно больше  поляков,  и  не  только солдат, но  и
гражданских  служащих  бывшего  польского  правительства, вернуться  в  свою
страну.  Но нам нужно  немного времени для  того, чтобы  преодолеть  стоящие
перед нами трудности.
     За последние  два месяца положение в Польше значительно улучшилось, и я
от души надеялся  на  успех нового  правительства, которое, хотя и не являло
собой всего того, чего мы хотели бы  в нем видеть, все же было большим шагом
вперед и  появилось  в результате кропотливой работы трех великих держав.  Я
сообщил  палате общин, что  если  найдутся такие  польские солдаты,  которые
сражались на  нашей  стороне и  не  хотят возвращаться, то  мы  примем их  в
Британской империи. Конечно, чем лучше будет положение  в Польше, тем больше
поляков  захочет  возвратиться,  и было  бы хорошо, если  бы  новое польское
правительство  гарантировало им средства  к  существованию и  свободу  и  не
преследовало их за их прошлые  связи.  Я выразил надежду, что  с  улучшением
положения  в  Польше большинство этих  людей  возвратится  и станет хорошими
гражданами страны своих отцов, освобожденной храбрыми русскими армиями.
     Сталин  сказал, что  он понимает, какие проблемы стоят  перед нами.  Мы
дали убежище бывшим правителям  Польши, и,  невзирая на наше гостеприимство,
они создали для нас  много трудностей. Но лондонское польское  правительство
все еще существует.  У  него есть возможности продолжать свою деятельность в
печати  и другими средствами,  и  у него есть  свои агенты.  Это  производит
плохое впечатление на всех союзников.
     Я сказал, что мы должны считаться с  фактами. Лондонское  правительство
было  ликвидировано в  официальном  и  дипломатическом смысле, но невозможно
помешать отдельным его членам жить и разговаривать с людьми, в  том числе  с
журналистами и своими бывшими сторонниками. Кроме того, нам нужно обходиться
осторожно с польской армией, ибо если неправильно обходиться с ней, то может
возникнуть бунт. Я попросил Сталина доверять правительству  его величества в
этом отношении и  дать нам время. С другой стороны, должно быть сделано все,
дабы Польша стала такой, чтобы поляки захотели в нее вернуться.
     Трумэн  заявил,  что он не видит  коренных  разногласий  между нами.  Я
просил дать время, а Сталин обязался отказаться от любых  своих предложений,
которые  осложнили  бы  проблему.  Лучше  всего  министрам  иностранных  дел
обсудить эти вопросы. Но он выразил надежду,  что Ялтинское соглашение будет
претворено в жизнь как можно скорее.
     Сталин затем предложил передать всю проблему министрам иностранных дел.
     "В том числе и выборы", -- сказал я.
     "Временное правительство  никогда  не  отказывалось провести  свободные
выборы", -- ответил Сталин.
     На этом закончилось второе заседание.

     * * *
     Третье и четвертое  заседания Потсдамской  конференции  были  посвящены
различным  вопросам,  и  ни по одному не было  принято определенных решений.
Сталин хотел, чтобы Объединенные Нации прекратили всякие  отношения с Франко
"и помогли демократическим силам  в Испании"  установить  режим, "приемлемый
для испанского народа". Я  воспротивился этому предложению, и в конце концов
вопрос был  снят. Вопросы о судьбе  германского  военно-морского и торгового
флота, условия мира с  Италией и оккупация союзниками Вены  и Австрии  также
вызвали дискуссию и не были решены. Большинство  проблем было передано нашим
министрам иностранных  дел для изучения  и  доклада. Моя политика состояла в
том, чтобы отложить  эти вопросы,  а затем  заняться их решением после того,
как  будут известны результаты наших выборов. Мы не возвращались к вопросу о
Польше до нашего пятого заседания 21 июля. Советская делегация хотела, чтобы
западная граница Польши шла к западу от Свинемюнде до  реки  Одер,  оставляя
Штеттин у  поляков, а затем вверх  по реке Одер до устья  Западной  Нейсе, а
оттуда вдоль ее течения до Чехословакии.
     Трумэн  напомнил,  что  мы  договорились разделить  Германию на  четыре
оккупационные зоны, исходя из  ее границ  1937 года.  Англичане и американцы
отвели  свои  войска  в  свои   новые  зоны,  но   Советское  правительство,
по-видимому, дало полякам особую зону, не проконсультировавшись с нами. Если
эту  зону не  считать  частью  Германии, то  как  мы будем решать  вопрос  о
репарациях и все другие германские вопросы?
     Сталин  отрицал,  что он  дал  полякам  особую  зону.  Он  заявил,  что
Советское  правительство  не  смогло  остановить  их.  Германское  население
отступало   на  запад  с  германскими  армиями.  Оставались  только  поляки.
Советским  армиям  нужен  был кто-то  для того, чтобы  управлять их тыловыми
районами. Они  не привыкли воевать, освобождать территорию и  в то же  время
создавать свою собственную администрацию. Почему не предоставить сделать это
полякам?
     "Мы  должны  придерживаться  зон, о которых мы договорились в  Ялте, --
сказал президент. -- Если мы не сделаем этого, то будет трудно решать вопрос
о репарациях и всякие другие вопросы".
     "Репарации нас не беспокоят", -- сказал Сталин.
     "Соединенные  Штаты  вовсе  не  будут получать  репараций,  --  ответил
Трумэн, -- но они будут также стараться избегать каких-либо платежей".
     "В Ялте не было ничего  точно определено относительно западной границы,
-- сказал Сталин. -- Никто из нас не связан".
     Это  была правда.  Президент указал, что, по  его мнению,  мы  не можем
решить вопрос сейчас. Нам придется подождать до мирной конференции.
     "Будет еще труднее восстановить  германскую  администрацию",  -- сказал
Сталин.
     "Вы можете  использовать польскую  администрацию в своей зоне оккупации
Германии", -- сказал президент.
     "Все  это  очень хорошо,  -- ответил Сталин,  --  но  немцы  бежали,  и
естественное  и, конечно, единственное  решение состоит в том, чтобы создать
дружественную администрацию из  поляков. Это  не  связывает нас  ни с  какой
определенной границей, и если  конференция не сможет договориться о границе,
то можно оставить этот вопрос нерешенным".
     "Разве  можно?  -- вмешался  я.  -- Это  очень  важные районы,  которые
кормили Германию".
     "А кто будет выращивать хлеб? --  возразил  Сталин.  --  Там никого  не
осталось, кто мог бы обрабатывать землю, кроме поляков".
     "А что стало с немцами?" -- спросили мы оба.
     "Они бежали".
     Я принимал мало участия в этой беседе, но тут я заговорил.
     Я  спросил,  как  мы  будем  кормить  немцев,  которые бежали? Четверть
пахотных  земель   Германии  сейчас  будет  утрачена.   Если  Польше   будет
предоставлен район, предложенный Англией и  Америкой, то придется переселить
около  трех или  четырех миллионов  поляков, а советский план будет означать
переселение более восьми миллионов немцев. Найдется ли для них место на  той
территории Германии,  которая  осталась?  Я  не был даже  уверен  в том, что
Сталин был прав, когда утверждал, что все немцы бежали. По мнению некоторых,
более двух миллионов еще осталось там.
     Сталин опроверг мои данные, указав, что немцы призвали многих мужчин из
этих районов, а остальные бежали.  В районе,  который он предлагает передать
полякам, не осталось  ни  единого немца.  Немцы  покинули  свои  земли между
Одером и  Вислой. Эти земли обрабатываются поляками, и  они едва ли позволят
немцам возвратиться на них.
     Президент  все  еще  настаивал, чтобы мы  отложили  вопрос  о  западной
границе до мирной конференции, но я упорствовал.
     Польша,  сказал  я, заслуживает  компенсации  за земли  восточнее линии
Керзона,  которые она отдаст России, но  сейчас она требует больше того, что
она  отдала. Если  восточнее  линии  Керзона насчитывается  три  или  четыре
миллиона  поляков, то  для  них  нужно  найти место  на  западе. Даже  такое
массовое переселение  потрясет народ Великобритании, но переселение восьми с
четвертью миллионов людей я уже не смогу отстаивать. Компенсация должна быть
соразмерна потере.  Польша не  получит никакой  выгоды, приобретая так много
дополнительной территории. Если немцы бежали оттуда, то им следует разрешить
вернуться обратно. Поляки не имеют права ставить под угрозу снабжение немцев
продовольствием.  Мы  не хотим иметь у  себя  обширное германское население,
отрезанное от своих источников продовольствия. Рур находится в нашей зоне, и
если мы не найдем достаточного количества продовольствия для жителей, то там
создадутся  такие же  условия,  какие  были  в  германских  концентрационных
лагерях.
     "Германии всегда приходилось импортировать  продовольствие,  --  сказал
Сталин. -- Пусть она покупает его у Польши".
     "Правительство  его  величества,  -- ответил  я, --  никогда  не сможет
согласиться  с  тем, чтобы восточногерманская  территория, оккупированная во
время войны, стала польской".
     "Но ее населяют поляки, -- сказал  Сталин, -- и они обрабатывают землю.
Мы не можем заставить их выращивать хлеб и отдавать его немцам".
     Я возразил, что сейчас необычная обстановка.  Поляки, очевидно, продают
силезский  уголь Швеции,  в то  время  как Великобритания  испытывает  самую
жестокую  нехватку  топлива,  какой  она не  ощущала  даже  во время  войны.
Продовольствие  и топливо  из  Германии  в  границах 1937  года должно  быть
предоставлено  в   распоряжение  всех  немцев,  живущих  в  этих   пределах,
независимо от зоны. Сталин  спросил,  кто будет добывать уголь. Его добывают
не немцы,  а поляки. Немецкие  собственники силезских шахт  бежали. Если они
вернутся, то поляки, возможно, повесят их. Я напомнил Сталину его  замечание
на предыдущем заседании о том, что не нужно допускать, чтобы воспоминания об
ущербе или чувство мести влияли на нашу политику, и я попросил его понять, с
чем нам приходится сталкиваться, а именно, что нам приходится сталкиваться с
большим  числом немцев, втиснутых в нашу зону, которых может  кормить только
район, оккупированный поляками.
     Сталин  сказал,  что  его  прежние замечания  не относились  к  военным
преступникам.
     "Но не  все  восемь  с  четвертью миллионов бежавших являются  военными
преступниками", -- ответил я.
     Затем  Сталин  сказал,  что  он  имел  в  виду  немецких  собственников
силезских  угольных шахт. У России у самой  не хватает  угля, и она покупает
его  у  поляков.  Здесь  меня  поддержал  Трумэн.  Он  сказал, что  передача
Восточной   Германии  Польше,  видимо,  свершившийся  факт,  но   ее  нельзя
рассматривать отдельно, когда вопрос идет о репарациях и поставках. Он готов
обсуждать западную  границу Польши,  хотя этот вопрос можно решить только на
мирной  конференции, но он  не желает видеть, как  отдельные части  Германии
раздаются направо и налево. Сталин  продолжал настаивать, что  только поляки
могут  обрабатывать эти земли. У русских нет рабочей силы, а немцев там нет.
Мы можем либо остановить всякое производство, либо предоставить его полякам.
Поляки лишились ценного угольного бассейна, перешедшего к России,  и  вместо
него получили Силезский  бассейн. Я  отметил, что поляки  всегда  работали в
силезских шахтах и я не возражаю, чтобы они продолжали это делать в качестве
агентов русского правительства.  Но я возражаю против  того,  что с Силезией
сейчас  обращаются  так,  как  будто она уже  стала  частью  Польши.  Сталин
настаивал на том,  что  невозможно  изменить  сложившееся ныне  положение. У
самих немцев не  хватало  рабочей силы. Когда русские наступали в  Германии,
они  обнаруживали,  что  на   промышленных  предприятиях  работали  насильно
увезенные итальянцы, болгары  и рабочие других национальностей, в том  числе
русские и  украинцы.  Когда Красная  Армия прибыла, эти  иностранные рабочие
вернулись домой. В  самой Германии было мобилизовано колоссальное количество
мужчин,  и  большинство  их  было  либо убито,  либо  захвачено  в плен.  На
многочисленных германских  предприятиях  работало мало немецких  рабочих,  и
работа  этих предприятий  зависела  главным образом  от иностранной  рабочей
силы,  которая сейчас исчезла. Их нужно либо  закрыть, либо дать возможность
полякам работать на них.  То, что произошло, это результат не преднамеренной
политики,  а стихийного хода событий.  И в  этом нужно  винить  только самих
немцев. Он  согласился, что  предложения  польского  правительства  создадут
трудности для Германии.
     "А также для Англии", -- вставил я.
     Но Сталин сказал, что не возражает против того, чтобы создать трудности
для немцев.  Такова его  политика,  да к тому  же это не даст им возможность
начать  новую  войну. Лучше создавать трудности для немцев, чем для поляков,
и, чем  меньше промышленности будет у  Германии, тем  больше  рынков будет в
Англии.

     * * *
     Когда мы  встретились  на следующий день,  в воскресенье  22  июля,  мы
нисколько  не  приблизились  к соглашению. Я повторил  и подчеркнул наиболее
важные причины, в силу которых правительство его величества не может принять
требования Польши, и я изложил их следующим образом:
     "I. Окончательное решение всех вопросов  о границах  может быть принято
только на мирной конференции. (Сталин сказал, что он согласен с этим. )
     II.   Польской  нации  невыгодно  получить  такой
большой район, какой поляки сейчас просят.
     Это нарушит  экономическое единство Германии и возложит слишком тяжелое
бремя  на  державы, оккупирующие  западные  зоны,  в частности  в  отношении
продовольствия и топлива.
     У    англичан   есть    серьезное
сомнение    морального    порядка   относительно
массовой    переброски    населения.    Мы   можем    согласиться    на
переселение  такого  же  числа немцев
из  Восточной  Германии,  какое  число  поляков  будет
переселено из Восточной Польши  восточнее линии Керзона, скажем, два или три
миллиона. Но переброска восьми или девяти миллионов немцев, как это вытекает
из    согласия   с    требованием   Польши,   это
уж  слишком  большая  цифра,   и
это было бы совершенно неправильно.
     V.  Относительно  информации  о  числе  немцев  в  спорных  районах  не
существует  единого мнения. Советское правительство говорит,  что  все немцы
бежали.   Английское   правительство   считает,   что   большое   число
немцев,  достигающее  миллионов,  все   еще
находится там. Мы, конечно, не имели возможности  проверить
эти цифры  на месте,  но  мы должны принять  их  до тех  пор, пока не  будет
доказано, что они неправильны".
     Сталин  все  еще  настаивал,  что  Германия может  получать  достаточно
топлива из Рура  и  Рейнской  области  и  что на территории,  оккупированной
поляками, не осталось немцев.
     Мы  договорились,  что  новая  Польша  должна продвинуть свои  западные
границы  до линии, которую можно  назвать  линией  Одера. Разногласие  между
Сталиным  и  мной  сейчас  состояло  в  том,  до  каких  пределов  следовало
продвинуть эту линию.
     Трумэн зачитал нам важнейший абзац из Ялтинской декларации:
     "Главы  трех Правительств считают,  что восточная граница Польши должна
идти вдоль линии Керзона с  отступлениями от нее в некоторых районах от пяти
до восьми километров в  пользу Польши. Главы трех Правительств признают, что
Польша  должна получить существенное  приращение территории  на  севере и на
западе. Они считают, что по  вопросу о размере этих приращений в  надлежащее
время  будет спрошено  мнение  нового Польского  Правительства Национального
Единства и что,  вслед за тем,  окончательное определение  западной  границы
Польши будет отложено до мирной конференции". Это  соглашение, -- сказал он,
--  было  достигнуто президентом  Рузвельтом,  генералиссимусом  Сталиным  и
премьер-министром Черчиллем. Я согласен с этим решением".
     "В  Тегеране, -- сказал Сталин, -- Рузвельт и  Черчилль  хотели,  чтобы
граница шла вдоль  реки Одер до  того пункта,  где в  нее впадает  Восточная
Нейсе, а  я настаивал  на  линии  Западной  Нейсе.  Кроме того,  Рузвельт  и
Черчилль собирались оставить Штеттин  и Бреслау на германской стороне. Решим
этот вопрос сейчас или отложим его?
     Если президент, -- добавил он, -- думает, что в этом кто-то виноват, то
виноваты не столько поляки, сколько русские и обстоятельства