ическом порядке. Неожиданно для СССР весь
этот вопрос,  начиная от обращения  Советского Правительства к Правительству
Великобритании  вплоть  до  рассмотрения  этого  вопроса Правительством США,
вынесен в печать и обсуждается в печати, дружественной и вражеской, вкривь и
вкось.  И после всего этого Правительство  Великобритании заявляет  о  своем
отрицательном отношении  к нашему  предложению. Для чего все  это  делается?
Неужели для того, чтобы демонстрировать разлад между СССР и Великобританией?
     3. Можете не сомневаться,  что нами принимаются все меры  к тому, чтобы
поступающее из Англии в  Архангельск вооружение своевременно доставлялось по
месту назначения. То же  будет сделано и в  отношении Ирана. Нельзя, однако,
не  сказать,  хотя это и мелочь,  что танки, артиллерия и авиация приходят в
плохой упаковке,  отдельные части артиллерии  приходят в разных кораблях,  а
самолеты настолько плохо упакованы, что мы получаем их в разбитом виде".

     * * *
     Даже  Сталин, видимо,  почувствовал через некоторое время, что он зашел
слишком  далеко  в тоне  этого  письма, на  которое  я  не пытался отвечать.
Молчание было  красноречивым.  20 ноября  советский  посол в Лондоне посетил
Идена в  министерстве  иностранных  дел. Ниже приводится запись Иденом  этой
беседы,  воспроизведенная   им   в  телеграмме   сэру   Стаффорду   Криппсу,
находившемуся в то время в Куйбышеве.
     Министр иностранных дел -- Стаффорду Криппсу 20 ноября 1941 года
     "Сегодня днем  советский посол попросил разрешения  посетить  меня.  Он
сказал, что получил инструкции от Сталина, который просил его передать  мне,
что,  посылая  свое последнее письмо  премьер-министру, он имел в  виду лишь
практические и  деловые  вопросы. В  намерение Сталина, конечно, не  входило
оскорбить кого-либо из членов правительства, а тем более премьер-министра.
     Сталин  был   очень  занят  делами  на  фронте  и  фактически  не  имел
возможности думать о чем-либо, кроме этих дел. Он поднял важные практические
вопросы  о взаимной военной помощи в Европе против Гитлера и  о послевоенной
организации мира. Эти вопросы являются весьма важными, и крайне нежелательно
осложнять их  какими бы  то  ни  было личными  недоразумениями  и чувствами.
Сталин также подавил  некоторые личные  чувства,  проводя  линию, которую он
избрал, ибо  финский  вопрос глубоко задел его и  весь  Советский Союз. "Моя
родина, --  заявил  Сталин,  --  оказывается  в унизительном положении. Наша
просьба  была  сделана  в секретном  порядке. Затем  все  это  было  предано
огласке, в том числе и тот факт, что правительство его величества не считает
возможным удовлетворить просьбу Советского Союза. Это поставило мою страну в
унизительное положение и произвело гнетущее впечатление на наш народ". Лично
Сталин  чувствовал  себя  задетым этим,  но  тем  не  менее  он  по-прежнему
преследовал  только одну цель:  достичь соглашения о взаимной военной помощи
против Гитлера в Европе и о послевоенной организации мира".
     Ответ  Сталина свидетельствовал о  том,  что при  нынешних  настроениях
русских   лидеров  чисто   военные   переговоры  дали   бы  мало  конкретных
результатов. Почти истерический тон послания Сталина о Финляндии указывал на
отсутствие  взаимопонимания  между нашими  двумя  странами.  Поэтому я решил
сделать  еще одну попытку наладить отношения, предложив  послать с миссией в
Россию самого Идена. С этой целью я телеграфировал 22 ноября Сталину:
     Премьер-министр -- премьеру Сталину 22 ноября 1941 года
     "Весьма благодарен Вам за Ваше только что  полученное послание. В самом
начале войны я вступил  с Президентом Рузвельтом в личную переписку, которая
привела к  установлению между нами весьма  основательного  взаимопонимания и
часто помогала решать  дела  быстро.  Моим  единственным  желанием  является
сотрудничество с Вами на таких же условиях дружбы и доверия.
     О Финляндии: я был  вполне готов посоветовать  кабинету обсудить вопрос
об объявлении войны Финляндии, когда посылал Вам телеграмму от 5 сентября. В
результате  полученных  позже сведений у  меня  сложилось  мнение, что можно
оказать большую помощь  России и общему делу, если можно будет  добиться  от
финнов прекращения  военных действий и остановить их на  месте или отправить
по  домам,  чем  если  бы  мы  посадили их  на  скамью подсудимых  вместе  с
виновниками -- державами оси путем формального объявления войны и  заставили
бы их  сражаться  до конца.  Однако  если  они не прекратят войны  в течение
ближайших пятнадцати дней и Вы все еще будете желать объявления  нами войны,
то мы  непременно  сделаем это. Я  согласен  с Вами,  что разглашение  этого
вопроса было совершенно неправильным. Мы отнюдь не были виновны в этом.
     Если наше наступление в Ливии приведет, как мы  надеемся, к уничтожению
германских и итальянских армий там, то окажется возможным произвести широкое
рассмотрение проблем войны  в целом с большей свободой, нежели это удавалось
Правительству Его Величества до сего времени.
     С  этой  целью мы готовы  командировать  в  ближайшем  будущем Министра
Иностранных Дел Идена, с которым Вы знакомы. Он направится через Средиземное
море для встречи с Вами в Москве  или в другом месте. Его будут сопровождать
высокопоставленные  военные  и другие эксперты,  и  он сможет обсудить любой
вопрос, касающийся войны, включая посылку войск не только на Кавказ, но и на
линию  фронта  Ваших  армий  на  Юге.  Ни  наши  судовые  ресурсы,  ни  наши
коммуникации  не позволят  ввести в действие значительные  силы, и даже  при
этом Вам придется выбирать между войсками и поставками через Персию.
     Я вижу, что Вы  желаете  также обсудить послевоенную организацию  мира.
Наше намерение  состоит  в том,  чтобы вести войну  в  союзе и  в постоянной
консультации с Вами при  максимальном напряжении наших сил и сколько бы  она
ни продлилась. Когда война  будет выиграна, в  чем я уверен, мы ожидаем, что
Советская Россия,  Великобритания  и  США встретятся за  столом  конференции
победы как три главных участника и как те, чьими  действиями будет уничтожен
нацизм.  Естественно, первая  задача  будет состоять в  том,  чтобы помешать
Германии и в особенности  Пруссии напасть на нас в третий раз. Тот факт, что
Россия является  коммунистическим  государством  и  что  Британия  и США  не
являются такими государствами и не намерены ими быть, не является каким-либо
препятствием для составления нами хорошего плана  обеспечения нашей взаимной
безопасности  и  наших законных  интересов.  Министр  Иностранных Дел сможет
обсудить с Вами все эти вопросы.
     Вполне  возможно,  что  оборона  Москвы  и  Ленинграда,  так  же как  и
блестящее сопротивление,  оказываемое  захватчику  на всем  русском  фронте,
нанесет смертельные раны  внутренней структуре нацистского режима.  Но мы не
должны  рассчитывать  на  такой  очень счастливый  исход,  а  должны  просто
продолжать наносить им удары изо всех сил".
     Сталин ответил два дня спустя, на этот раз в более спокойном тоне:
     Премьер Сталин -- премьер-министру 23 ноября 1941 года
     "Благодарю Вас за послание.
     Выраженное в Вашем послании желание сотрудничать со мной  путем  личной
переписки на основе  содружества и доверия я искренне приветствую и надеюсь,
что это будет во многом содействовать успеху нашего общего дела.
     Что касается  Финляндии,  то СССР,  по крайней  мере  на  первое время,
ничего   другого  и  не   предлагал,  как  прекращение  военных  действий  и
фактический выход Финляндии из войны. Если же Финляндия не сделает и этого в
указанный  Вами  короткий  срок,  то  я  считаю  объявление  Великобританией
состояния войны  с  Финляндией  целесообразным  и  необходимым.  В противном
случае может создаться впечатление, что  в вопросе о  войне против Гитлера и
его наиболее рьяных соучастников у нас нет единства  и  соучастники агрессии
Гитлера  могут безнаказанно  творить  свое  гнусное  дело.  Насчет Венгрии и
Румынии, по-видимому, можно подождать.
     Ваше  предложение   направить  в   ближайшее  время  в   СССР  Министра
Иностранных Дел  г. Идена  я всемерно поддерживаю. Обсуждение вместе с ним и
принятие соглашения о совместных действиях советских и  английских войск  на
нашем фронте  и осуществление этого дела в срочном  порядке имели бы большое
положительное  значение.  Совершенно правильно, что  обсуждение  и  принятие
плана  послевоенной организации мира должно исходить из того, чтобы помешать
Германии и прежде всего Пруссии снова  нарушить мир и ввергнуть снова народы
в кровавую бойню.
     Я   согласен   с   Вами  также  в  том,   что   различие  в   характере
государственного  строя СССР,  с одной стороны,  и  Великобритании и США,  с
другой стороны, не должно  и  не может помешать нам в благоприятном  решении
коренных  вопросов об  обеспечении нашей  взаимной безопасности  и  законных
интересов. Я надеюсь, что, если есть в этой  области какие-либо недомолвки и
сомнения, они будут рассеяны в результате переговоров с г. Иденом.
     Прошу   принять  мое  поздравление   по   случаю  успешно   начавшегося
наступления великобританских войск в Ливии.
     Борьба советских войск с войсками Гитлера  продолжает оставаться весьма
напряженной. Но, несмотря на все трудности, сопротивление наших войск растет
и будет расти. Наша воля к победе над врагом непоколебима".

     * * *
     Ввиду настойчивой просьбы Сталина  было решено принять меры  к вручению
финнам, а также  Румынии  и  Венгрии ультиматума, ограниченного определенным
сроком.
     В  то же время я счел нужным обратиться с ведома и согласия  Советского
правительства   с   последним   личным  воззванием   к   финляндскому  вождю
фельдмаршалу Маннергейму.
     Премьер-министр -- фельдмаршалу Маннергейму 29 ноября 1941 года
     "Я  глубоко огорчен надвигающимися событиями,  а именно тем, что  через
несколько  дней мы будем  вынуждены  из  чувства лояльности  по отношению  к
нашему союзнику России объявить войну Финляндии. А уж  если мы  это сделаем,
мы будем  вести эту  войну,  насколько позволят обстоятельства. Ваши войска,
несомненно, про- * двинулись достаточно далеко для  обеспечения безопасности
страны и могли бы теперь остановиться. Совершенно  незачем делать какое-либо
публичное заявление. Можно просто выйти из боя, прекратить военные операции,
что  будет вполне оправдано суровой  зимой, и выйти из войны де-факто. Я был
бы рад, если бы мне удалось убедить Ваше превосходительство, что мы разобьем
нацистов. Я чувствую себя гораздо более уверенным, чем в 1917 или 1918 году.
Многочисленным друзьям Вашей страны  в Англии было бы очень тяжело,  если бы
Финляндия оказалась в одном лагере с побежденными нацистскими преступниками.
Мои воспоминания о  наших приятных  беседах и переписке относительно прошлой
войны побуждают меня  послать,  пока еще не поздно,  для Вашего рассмотрения
это сугубо личное и частное послание".
     2 декабря я получил ответ фельдмаршала Маннергейма:
     Фельдмаршал Маннергейм -- премьер-министру Черчиллю
     2 декабря 1941 года
     "Я имел честь получить вчера через американского посланника в Хельсинки
Ваше письмо от 29 ноября 1941 года, и я благодарю Вас за любезность, которую
Вы проявили, послав  это  личное письмо. Вы, несомненно,  поймете,  что я не
могу прекратить свои нынешние военные операции, пока мои войска не достигнут
позиций,  которые, по моему  мнению, обеспечат  нам  требуемую безопасность.
Было бы  жаль,  если бы эти  операции,  проводимые для того, чтобы  оградить
Финляндию,  вовлекли  мою  страну в  конфликт  с Англией, и  я  буду глубоко
огорчен, если Вы сочтете себя вынужденным  объявить войну Финляндии. С Вашей
стороны было очень любезно послать мне в эти тяжелые дни личное письмо,  и я
вполне оценил это".
     Этот ответ  показал, что Финляндия не собиралась отводить свои войска к
границам 1939 года,  и  поэтому английское правительство начало готовиться к
объявлению  войны. Аналогичные  меры  были  приняты  в отношении  Румынии  и
Венгрии.

     * * *
     В такой  обстановке шли приготовления к поездке  Идена в  Москву. Идена
должен был сопровождать заместитель начальника имперского генерального штаба
генерал Най. Целью московских  переговоров было обсуждение чисто  военных, а
также  общих  аспектов войны  и, если  возможно,  оформление  союза  в  виде
официального письменного договора.
     5 декабря я составил для министра  иностранных дел общую  директиву,  в
которой  излагалась  наша   точка   зрения  на  некоторые  моменты  военного
положения. Битва в Пустыне, которая будет описана ниже, была в это время уже
в полном разгаре.
     Премьер-министр -- министру иностранных дел 5 декабря 1941 года
     "1. Затягивание военных  действий в  Ливии,  отвлекающих  столь большие
силы держав  оси, вероятно, потребует от нас использования как  50-й,  так и
18-й  английских дивизий, которые  мы надеялись выделить для обороны Кавказа
или для действий на русском Фронте. Поэтому в ближайшем  будущем эти дивизии
нельзя будет  выделить.  Лучший  способ,  каким  мы можем помочь (не  считая
поставок),  --  это  разместить  на   южном  фланге  русских  армий  сильное
авиационное  соединение,   скажем,  10  эскадрилий,  которые   могли  бы,  в
частности,  помогать защите русских военно-морских баз на  Черном  море. Эти
эскадрильи будут переброшены из Ливии, как только там будет достигнут успех.
Переброска  аэродромного  личного  состава  и  материалов  не вызовет  такой
загрузки Трансперсидской железной  Дороги,  как переброска пехотных дивизий.
Верховному  командованию  вооруженными  силами на Среднем Востоке  приказано
разработать  планы  этой  переброски,  завершение  которых  будет,  конечно,
зависеть от того, будут ли предоставлены возможности для детальной разведки.
     2. Все большее значение как для России,  так и  для Англии  приобретает
позиция  Турции.  Турецкая  армия,  состоящая  из  50 дивизий,  нуждается  в
поддержке авиации. Мы обещали, что предоставим Турции, если она подвергнется
нападению, минимум 4 и максимум 12 эскадрилий истребителей. В этом случае мы
могли бы потребовать отзыва части эскадрилий, которые предполагается послать
на  Южный  фронт русских.  Вопрос  о том,  как лучше всего использовать наши
самолеты на обоих берегах Черного моря, и о типах этих машин должен решаться
в зависимости  от обстановки  путем консультаций между английским и  русским
правительствами и штабами".

     * * *
     Наши  переговоры с  Советским Союзом, протекавшие на дальнейших стадиях
как будто благоприятно, начались перед  самым наступлением генерала Окинлека
в  Пустыне,  которое  нам  предстоит  теперь  описать.  Но  и  переговоры, и
наступление были отодвинуты на задний план нападением японцев на Перл-Харбор
7 декабря. Мы  вернемся  к этим вопросам в  свое время  при совершенно  ином
соотношении мировых сил.

        "Глава девятая"
        "Предстоящий путь"
     Политические соображения и  личная склонность в  равной  мере  побудили
меня  поддерживать  самую  оживленную  переписку с  президентом  Рузвельтом.
Еженедельно, а часто почти ежедневно я  самым подробным  образом сообщал ему
обо  всем,  что  знал о мыслях  и  намерениях англичан  и  об общем  военном
положении. Нет  никакого  сомнения, что он  с  большим вниманием относился к
этой  переписке,  возбуждавшей у  него  живейший интерес  и сочувствие.  Его
ответы были, конечно,  более  сдержанными, но к этому  времени  я уже  очень
хорошо знал, какова была его позиция и чего он хотел. На мне лежала забота о
борющейся стране,  осажденной смертельными  врагами.  Он,  величественный  и
далекий, возглавлял могущественную  нейтральную  державу, которую он  больше
всего хотел вовлечь в  борьбу за свободу.  Но  пока что он не  знал, как это
сделать.  Между  тем  Англии  приходилось  составлять свои собственные планы
войны: как  вести  борьбу с Гитлером, используя  для этого все наши  силы  в
максимально   возможных   масштабах;   как   помочь  русским  поставками   и
отвлекающими операциями, которые могли быть лишь незначительными, а  главное
-- как уцелеть!
     Я  все  же  составил на остаток  1941  и  на 1942 год план, в  основном
принятый  начальниками штабов.  В  то  время  в основе  этого  плана лежало,
разумеется,  предположение,   что  Соединенные   Штаты   будут   по-прежнему
оставаться  вне войны, оказывая нам всю помощь, какую разрешит конгресс.  Из
своей  переписки  с  президентом  я  узнал, что  он  с  особенным  вниманием
относится  ко  всем  военно-морским  операциям и  что  Французская  Северная
Африка,  включая Дакар, а также  атлантические острова Испании  и Португалии
вызывают  у него особый интерес  не только с общеамериканской,  но и  с  его
личной точки зрения. Эта точка зрения согласовалась  также с моими взглядами
и  отвечала  (как,  я  надеюсь, это будет признано)  стратегическому  плану,
который отражал максимум того, что мы могли  сделать одни,  а также вместе с
Соединенными Штатами, если бы они стали воюющей державой.
     Я надеюсь, что нам удастся одержать решающую  победу в Западной пустыне
и прогнать  Роммеля обратно через  Ливию и Триполитанию. Если бы  все  пошло
хорошо, это могло бы привести к отпадению  от Виши Туниса, Алжира и Марокко,
а может быть, и к присоединению к нам самого Виши. Эта цель была всего  лишь
надеждой, в основе которой лежала другая надежда. Но пока германская авиация
была занята  в России,  мы  держали наготове в Соединенном  Королевстве одну
бронетанковую  и  три полевые  дивизии с  достаточным количеством  кораблей,
чтобы перебросить эти силы в любой  пункт западного Средиземноморья. Если бы
мы  захватили Триполи и Франция при этом  не  выступила,  обладание  Мальтой
позволило бы  нам  напасть  на  Сицилию  и  тем  самым  открыть  единственно
возможный для нас, пока мы были одни на Западе, второй фронт в  Европе. Я не
видел, что еще, если не считать операций в Норвегии, мы могли бы осуществить
самостоятельно в 1942 году,  как бы нам ни везло на поле боя. План вторжения
на  Сицилию  был   тщательно  подготовлен  начальниками  штабов  и  плановым
комитетом. Мы назвали его "Уипкорд".
     Как  только Роммель  был бы разгромлен,  его  небольшая  храбрая  армия
уничтожена,  а  Триполи оказался  бы  в  наших  руках,  четыре дивизии наших
отборных  войск,  то  есть  около  80 тысяч  человек,  вероятно,  смогли  бы
высадиться  на  Сицилии и захватить ее.  Германская авиация, причинившая нам
столько  вреда  своими действиями с аэродромов на Сицилии,  была отозвана  в
Россию, и теперь  на  острове  не  было  германских войск.  Наша экспедиция,
вышедшая  в Средиземное море,  была бы, конечно, выслежена,  но противник не
мог знать, куда мы направляемся: к Французской Северной  Африке --  Бизерте,
Алжиру,  Орану, или же  к Сицилии,  или Сардинии. Такие выгодные перспективы
открывались перед нашими военно-морскими силами. Какой другой  план активной
наступательной войны могли бы принять в течение 1942 года  Англия и империя?
Как  могли бы мы вести  с немцами  бои в широком масштабе? Какой другой план
предоставлял нам  возможность  такого  широкого  выбора,  столь желательного
среди  превратностей  войны? Такая операция  могла оказаться не под силу нам
одним. Она могла бы оказаться неудачной. Но во  всяком случае она не ставила
под угрозу наши  коммуникации через Атлантический океан или нашу способность
защищаться против вторжения в метрополию.
     Одно дело  видеть путь, лежащий впереди, а другое --  быть в  состоянии
вступить на него. Но  лучше  иметь  честолюбивый  план, чем  не иметь вообще
никакого.  Все  зависело  в первую очередь от успеха давно подготовлявшегося
наступления войск Окинлека в Западной пустыне. Необходимо было рассматривать
все в свете неведомых опасностей,  которые навлекло бы на нас  проникновение
немцев к Каспийскому морю, или  их возможное  продвижение через Турцию в том