р -- генералу Исмею для всех, кого это касается
     10 августа 1942 года
     "Я дал генералу Александеру следующую директиву, которая очень  приятна
для него и которую поддерживает начальник имперского генерального штаба:
     "1.  Ваша первая и основная обязанность будет заключаться  в том, чтобы
захватить  или уничтожить при первой возможности  германо-итальянскую  армию
под  командованием  фельдмаршала  Роммеля вместе  со  всеми  ее  запасами  и
учреждениями в Египте и Ливии.
     2.   Вы  будете  осуществлять  или   приказывать  осуществлять   другие
обязанности,  относящиеся  к  Вашему командованию,  без  ущерба  для задачи,
указанной в параграфе  1, которую надо считать наиболее важной для интересов
его величества".

        "Глава четвертая"
        "москва."
        "первая встреча"
     Во время  моего пребывания в Каире продолжались приготовления к поездке
в Москву.
     5 августа я телеграфировал Сталину:
     Премьер-министр -- премьеру Сталину 5 августа 1942 года
     "Предполагаем отправиться отсюда в один из  ближайших дней. Прибытие  в
Москву -- на следующий день, при остановке в пути в Тегеране.
     Конкретные  мероприятия   должны   быть   частично   проведены   нашими
военно-воздушными органами в Тегеране по согласованию с Вашими. Надеюсь, что
Вы  найдете  возможным  предписать последним оказать всемерную  помощь своим
содействием.
     Пока что я не  имею возможности прибавить что-либо к сделанному Вам уже
сообщению относительно даты".
     Мне хотелось также, чтобы американцы принимали непосредственное участие
в предстоящих переговорах.
     Бывший военный моряк -- президенту Рузвельту 5 августа 1942 года
     "Мне бы очень хотелось иметь Вашу помощь и поддержку в моих переговорах
с  Джо.  Не сможете  ли  Вы сделать  так, чтобы Аверелл поехал со мной?  Мне
кажется, дело пойдет успешнее,  если будет казаться,  что  мы все  вместе. У
меня  несколько неприятная задача. Пожалуйста, пошлите копию Вашего ответа в
Лондон. Я сохраню неопределенность по поводу моих ближайших передвижений".
     Президент Рузвельт -- бывшему военному моряку, Каир 5 августа 1942 года
     "Я  просил Гарримана  возможно скорее выехать в Москву.  Я  считаю, что
Ваша идея правильная, и я сообщаю  Сталину,  что Гарриман будет находиться в
его и Вашем распоряжении для любой помощи".
     Гарриман присоединился  ко  мне в Каире вовремя, чтобы поехать вместе с
нами.

     * * *
     Поздно  вечером  10  августа,   после  обеда  с  видными   деятелями  в
гостеприимном каирском  посольстве,  мы вылетели в  Москву.  В  мою  группу,
которая  разместилась  в  трех  самолетах,  входили теперь  генерал  Уэйвелл
(который говорил по-русски), маршал авиации  Теддер и сэр Александр Кадоган.
Аверелл  Гарриман  находился  в  одном  самолете  со  мной.  К  рассвету  мы
приближались к горам Курдистана.
     По прибытии в Тегеран  меня встретил посланник его величества сэр Ридер
Буллард.
     На следующее утро, в среду 12 августа, мы вылетели в 6  часов  30 минут
утра.
     Я размышлял  о  своей  миссии в  это угрюмое,  зловещее  большевистское
государство, которое я  когда-то  так настойчиво  пытался  задушить  при его
рождении и которое вплоть  до появления  Гитлера я считал смертельным врагом
цивилизованной свободы. Что должен был я сказать им теперь? Генерал Уэйвелл,
у   которого  были   литературные   способности,   суммировал  все   это   в
стихотворении, которое он показал мне накануне вечером. В нем было несколько
четверостиший, и последняя строка каждого из них звучала: "Не будет  второго
фронта в  1942  году".  Это было  все равно, что везти большой кусок льда на
Северный полюс. Тем  не менее я был уверен,  что я  обязан лично сообщить им
факты и поговорить обо  всем этом  лицом к лицу со Сталиным, а не полагаться
на телеграммы  и посредников. Это, по  крайней  мере, показывало, что  об их
судьбе  заботятся и  понимают, что означает их  борьба для  войны вообще. Мы
всегда ненавидели  их  безнравственный  режим,  и если бы германский цеп  не
нанес им  удара,  они равнодушно наблюдали  бы,  как  нас  уничтожают,  и  с
радостью разделили бы с Гитлером нашу империю на Востоке 1.
     1  Автор  неоднократно  приписывает Советскому правительству
стремление вместе с Гитлером разделить Британскую империю. Но факты этого не
подтверждают. Известно,  что  в  ходе  визита Молотова  в Берлин  в  1940 г.
германская сторона  предлагала СССР  присоединиться  к  Тройственному  пакту
Германии, Италии и Японии  и  участвовать  в "разделе"  Британской  империи,
объявив  сферой  советских  интересов  территории,  выводящие  к  Индийскому
океану. Однако СССР не пошел на это.

     Примерно  в 5  часов  показались  шпили и  купола Москвы. Мы  кружились
вокруг  города  по  тщательно указанным маршрутам, вдоль которых все батареи
были предупреждены, и  приземлились на аэродроме, на котором мне  предстояло
побывать еще раз во время войны.
     Здесь  находился  Молотов  во  главе группы  русских генералов  и  весь
дипломатический корпус,  а также,  как  и всегда  в  подобных случаях, много
фотографов  и репортеров. Был произведен  смотр большого  почетного караула,
безупречного в отношении одежды и выправки. Он прошел перед нами после того,
как  оркестр  исполнил  национальные гимны  трех  великих  держав,  единство
которых решило  судьбу  Гитлера. Меня  подвели  к  микрофону,  и я  произнес
короткую  речь. Аверелл Гарриман  говорил  от  имени Соединенных  Штатов. Он
должен был остановиться в  американском посольстве. Молотов доставил  меня в
своей машине в предназначенную для меня резиденцию, находящуюся в 8 милях от
Москвы,  --  на государственную дачу номер 7. Когда  мы проезжали по  улицам
Москвы, которые казались  очень  пустынными,  я опустил  стекло, чтобы  дать
доступ воздуху, и, к  моему  удивлению, обнаружил,  что стекло имеет толщину
более  двух  дюймов. Это  превосходило все известные  мне  рекорды. "Министр
говорит, что это более надежно", --  сказал переводчик Павлов. Через полчаса
с небольшим мы прибыли на дачу.

     * * *
     Все   было  подготовлено  с   тоталитарной   расточительностью.  В  мое
распоряжение был предоставлен в  качестве адъютанта  огромного роста офицер,
обладавший  великолепной внешностью  (я думаю,  он принадлежал  к  княжеской
фамилии при царском режиме), который выступал  также в роли нашего хозяина и
являл  собой  образец  вежливости  и внимания. Много  опытных  слуг в  белых
куртках и с  сияющими  улыбками следили за  каждым пожеланием или  движением
гостей.  Длинный  стол в столовой  и различные буфеты были заполнены разными
деликатесами  и напитками, какие только может предоставить верховная власть.
Меня провели  через  обширную  приемную комнату в спальню и ванную,  которые
имели  почти  одинаковые размеры.  Яркий,  почти ослепительный электрический
свет показывал  безупречную  чистоту.  Хлынула  горячая и холодная вода. Я с
нетерпением ждал  горячей  ванны после  продолжительного путешествия в жаре.
Все  было  приготовлено  моментально.  Я  заметил,  что над  раковинами  нет
отдельных кранов для холодной и  горячей воды,  а в  раковинах нет  затычек.
Горячая и  холодная  вода,  смешанная  до желательной  температуры, вытекала
через один кран. Кроме того, не приходилось  мыть руки в раковине, это можно
было делать  под  струей  воды  из  крана. В скромной форме я  применил  эту
систему  у себя  дома.  Если  нет недостатка в воде,  то  это  самая  лучшая
система.
     После  всех  необходимых погружений и омовений  нас  угощали в столовой
всевозможными  отборными блюдами и напитками,  в том числе, конечно, икрой и
водкой.  Кроме того, было много других  блюд и  вин из  Франции  и Германии,
гораздо больше, чем мы могли или хотели  съесть. К тому  же у нас оставалось
мало  времени  до  отъезда в Москву.  Я  сказал  Молотову,  что  буду  готов
встретиться  со  Сталиным  этим  вечером,  и  он  предложил,  чтобы  встреча
произошла в 7 часов.
     Я прибыл в Кремль и впервые встретился с великим революционным вождем и
мудрым  русским  государственным  деятелем  и  воином,  с которым в  течение
следующих трех лет мне предстояло  поддерживать близкие, суровые,  но всегда
волнующие, а  иногда  даже сердечные отношения. Наше  совещание продолжалось
около  четырех  часов. Поскольку наш  второй  самолет, в котором  находились
Брук,  Уэйвелл и Кадоган, не прибыл, присутствовали только Сталин,  Молотов,
Ворошилов, я, Гарриман, а также наш  посол  и переводчики.  Я  составил этот
отчет на основании записей, которые мы  вели, на основании моих  собственных
воспоминаний, а также телеграмм, которые я посылал в Англию в то время.
     Первые два часа были  унылыми и мрачными. Я сразу же начал  с вопроса о
втором фронте, заявив, что хочу говорить откровенно и хотел бы, чтобы Сталин
тоже  проявил полную откровенность. Я не приехал бы в Москву, если бы не был
уверен, что он сможет обсуждать реальные вещи. Когда Молотов был  в Лондоне,
я говорил ему,  что мы пытаемся составить планы диверсии во Франции. Я также
разъяснил  Молотову, что не могу дать  никаких  обещаний  относительно  1942
года, и вручил Молотову меморандум по этому вопросу. После этого англичанами
и американцами было проведено исчерпывающее изучение  проблемы. Английское и
американское правительства не считают для себя возможным предпринять крупную
операцию в сентябре, являющемся последним месяцем,  в течение которого можно
полагаться на  погоду.  Однако,  как  это известно Сталину, они  готовятся к
очень большой операции  в  1943 году. С этой  целью сейчас установлены сроки
прибытия  в  Соединенное  Королевство  миллиона  американских солдат  на  их
сборный  пункт весной  1943  года,  что  составит экспедиционную армию в  27
дивизий, к  которым английское правительство  готово  добавить  21  дивизию.
Почти  половину  этих  войск  составят  бронетанковые  войска.  Пока  что  в
Соединенное  Королевство  прибыли только 2,  5  американской дивизии, однако
большие перевозки будут осуществлены в октябре, ноябре и декабре.
     Я  сказал Сталину, что хорошо понимаю, что  этот  план не  дает никакой
помощи  России в 1942  году, но считаю  возможным, что, когда план 1943 года
будет  готов,  вполне может  оказаться, что немцы будут иметь более  сильную
армию  на Западе, чем теперь. В этот момент лицо Сталина  нахмурилось, но он
не прервал  меня. Затем  я сказал,  что у  меня есть серьезные доводы против
атаки на французское побережье в 1942 году. Имеющихся у  нас десантных судов
хватит лишь  для высадки первого эшелона десанта на укрепленном побережье --
их  хватит для того, чтобы  высадить  шесть дивизий и поддерживать  их. Если
высадка окажется успешной, могли  бы  быть  посланы  и  другие  дивизии,  но
лимитирующим  фактором  являются десантные  суда, которые теперь  строятся в
очень большом количестве в Соединенном Королевстве, а особенно в Соединенных
Штатах. Вместо одной дивизии, которая могла бы быть доставлена в  этом году,
в будущем году окажется возможным доставить восемь или десять.
     Сталин  становился все мрачнее и  мрачнее; казалось, он не  был убежден
моими  доводами  и  спросил,  разве  невозможно  атаковать какую-либо  часть
французского  побережья.  Я  показал  ему  карту,  из  которой  было  видно,
насколько   трудно  создать   воздушное  прикрытие   где-либо,   кроме   как
непосредственно по ту сторону Ла-Манша. Он, казалось, не понял этого и задал
несколько вопросов о радиусе действия самолетов-истребителей.
     Разве  они не  могли  бы, например, все  время  прилетать и улетать?  Я
разъяснил,  что они, конечно,  могли  бы прилетать  и улетать, но при  таком
радиусе у них  не оставалось бы  времени, чтобы сражаться, и я  добавил, что
воздушное  прикрытие  необходимо  держать  развернутым  для  того, чтобы оно
приносило какую-то  пользу.  Он  затем сказал, что  во Франции  нет ни одной
германской дивизии,  представляющей какую-нибудь ценность. Я возражал против
этого заявления. Во Франции находится 25 германских дивизий, причем 9 из них
являются  дивизиями  первой линии. Он покачал головой. Я сказал, что взял  с
собой начальника имперского генерального штаба, чтобы подобные вопросы могли
быть подробно рассмотрены с  русским генеральным штабом. Существует граница,
за пределами которой  государственные  деятели  не  могут  вести  переговоры
такого рода.
     Сталин,  мрачное   настроение  которого  к  этому  времени  значительно
усилилось, сказал,  что, насколько он понимает, мы не можем  создать  второй
фронт  со сколько-нибудь крупными  силами  и  не  хотим даже  высадить шесть
дивизий.  Я  ответил,  что дело  обстоит так.  Мы  могли бы  высадить  шесть
дивизий, но их высадка принесла бы больше  вреда, чем пользы, ибо она сильно
повредила  бы  большой  операции, намечаемой на будущий  год.  Война  -- это
война,  но не безрассудство, и было бы глупо навлечь катастрофу, которая  не
принесет пользу никому. Я выразил опасение, что привезенные мною известия не
являются хорошими известиями. Если бы, бросив в дело 150--200 тысяч человек,
мы могли  оказать  ему  помощь,  отвлекая  с  русского  фронта  существенные
германские  силы, мы не отказались бы от такого курса из-за  потерь. Однако,
если это не отвлечет с русского фронта солдат и  испортит  перспективы  1943
года, то такое решение было бы большой ошибкой.
     Сталин, который стал держать себя нервно, сказал, что он придерживается
другого мнения  о  войне.  Человек,  который  не готов рисковать,  не  может
выиграть войну. Почему мы так боимся  немцев?  Он не может этого понять. Его
опыт показывает, что войска должны быть  испытаны в  бою. Если не испытать в
бою  войска,  нельзя  получить  никакого  представления  о  том,  какова  их
ценность. Я спросил, задавался ли он когда-нибудь вопросом, почему Гитлер не
вторгся в  Англию в  1940  году, когда  его мощь  была наивысшей, а мы имели
только  20 тысяч обученных солдат, 200 пушек и 50 танков 1. Он не
вторгся.  Факт таков,  что Гитлер  испугался  этой операции.  Не  так  легко
преодолеть Ла-Манш.  Сталин  ответил,  что  здесь  не  может быть  аналогии.
Высадка  Гитлера в  Англии встретила  бы сопротивление народа,  тогда как  в
случае английской высадки во Франции народ будет на стороне англичан.
     1  Черчилль  умалчивает  о  том,  что  для  успешной высадки
вермахта в Англии (операция "Морской лев") требовалось иметь превосходство в
воздухе  и на море. Немцы этого превосходства  не  имели. Но Англия и  США в
1942  г. имели в зоне  Ла-Манша значительное превосходство и в воздухе, и на
море. Кроме того,  они могли  высадить не  150--200  тысяч  войск, а гораздо
больше. Только  на  Британских островах  имелось  27 английских дивизий. США
предполагали доставить в Англию 10  дивизий. Необходимые десантные  средства
имелись.   Однако   союзники  вместо  того,  чтобы  сосредоточить  силы   на
форсировании 30-километрового пролива, предпочли  направить 13 дивизий и 850
кораблей и судов в далекую Африку.

     Я указал, что  поэтому  тем более важно, чтобы в результате отступления
народ Франции не  оказался перед угрозой  мести Гитлера и чтобы  не потерять
зря этих людей, которые будут нужны во время большой операции в 1943 году.
     Наступило гнетущее молчание. В конце концов Сталин сказал, что, если мы
не можем  произвести высадку во Франции в этом году, он не вправе  требовать
этого или настаивать на этом, но он должен сказать, что не согласен с  моими
доводами.

     * * *
     Затем  я развернул карту  Южной  Европы, Средиземного  моря  и Северной
Африки. Что представляет собой второй фронт? Представляет ли он собой только
высадку на  укрепленном  побережье против  Англии?  Или он способен  принять
форму  какого-нибудь  другого  большого   предприятия,  которое  может  быть
полезным  для  общего  дела? Я  считал,  что лучше постепенно  обратить  его
внимание на  Юг.  Если бы,  например, мы могли удерживать врага у Па-де-Кале
путем концентрации наших войск в Англии и  в то же время атаковать в  другом
месте, например, на Луаре, на Жиронде или, возможно,  на Шельде, -- это было
бы многообещающим делом. Была, конечно, дана общая картина большой  операции
будущего  года. Сталин опасался,  что  она  неосуществима.  Я  сказал,  что,
конечно, будет  трудно высадить миллион солдат, однако нам придется проявить
настойчивость и попытаться.
     Затем  мы  перешли  к   бомбардировкам  Германии,  что   вызвало  общее
удовлетворение. Сталин подчеркнул, что очень важно наносить удары моральному
состоянию германского населения. Он сказал, что  придает величайшее значение
бомбардировкам  и  что  ему  известно,  что  наши  налеты  имеют   громадные
последствия в Германии.
     После  разговора  на  эту  тему,  который  ослабил  напряжение,  Сталин
заметил, что в результате  нашей долгой беседы создается впечатление, что мы
не  собираемся предпринять ни "Следжхэммер",  ни "Раунд-aп"  и что  мы хотим
довольствоваться бомбардировками Германии. Я  решил покончить с самым худшим
вначале и  создать подходящую  атмосферу для  проекта,  сообщить о котором я
прибыл.  Поэтому  я  не  пытался  сразу  же  рассеять  мрачную атмосферу.  Я
специально  просил, чтобы в  момент  опасности между друзьями  и  товарищами
проявлялась  полная  откровенность.  Однако  во время беседы  господствовала
обстановка вежливости и достоинства.

     * * *
     Наступил  момент пустить  в ход  "Торч". Я сказал, что хочу вернуться к
вопросу о втором фронте в 1942 году, ради чего я  приехал. Я не  считаю, что
Франция является единственным местом  для такой операции. Есть другие места,
и  мы с американцами  приняли  решение относительно  другого плана,  который
американский президент  разрешил  мне  сообщить  секретно Сталину. Сейчас  я
приступил к этому.
     Я  подчеркнул  большое значение секретности. При  этом Сталин привстал,
улыбнулся и сказал,  что, как он надеется, никакие сообщения по этому поводу
не появятся в английской печати.
     Затем я точно разъяснил операцию "Торч". Когда я закончил свой рассказ,
Сталин проявил живейший интерес. Прежде всего он задал вопрос, что  случится
в Испании и вишистской Франции. Несколько позднее  он заметил, что  операция
правильна с военной точки  зрения, однако у  него есть политические сомнения
относительно  ее влияния на Францию. Он, в частности,  спросил о сроках, и я
сказал  -- не  позднее  30  октября,  однако  президент и  все мы  стараемся
передвинуть  срок на 7 октября.  Это, казалось, вызвало большое облегчение у
троих русских.
     Я затем говорил о том, какие военные преимущества принесет освобождение
Средиземного моря -- оно даст возможность открыть еще один фронт. В сентябре
мы должны  одержать победу в  Египте, а в октябре -- в Северной Африке,  все
время удерживая врага в Северной Франции.
     Если  к концу  года мы сможем  овладеть Северной  Африкой,  мы могли бы
угрожать  брюху гитлеровской Европы, и эта операция должна рассматриваться в
сочетании с операцией 1943 года. Это и есть то, что мы с американцами решили
сделать.
     Чтобы  проиллюстрировать свои разъяснения,  я  тем  временем  нарисовал
крокодила и  объяснил  Сталину с помощью этого рисунка, как мы  намереваемся
атаковать  мягкое брюхо  крокодила, в то время  как мы  атакуем его  жесткую
морду.  Сталин, который был  теперь очень заинтересован,  сказал:  "Дай бог,
чтобы это предприятие удалось".
     Я подчеркнул, что мы  хотим облегчить бремя русских. Если мы попытаемся
сделать это в Северной  Франции, то натолкнемся на отпор. Если мы предпримем
попытку в  Северной  Африке, то у нас будут хорошие шансы на победу, и тогда
мы могли бы помочь  в Европе. Если бы мы могли овладеть Северной Африкой, то
Гитлеру  пришлось  бы  отозвать свои воздушные силы,  в противном  случае мы
уничтожили бы его союзников, даже, например, Италию, и произвели бы высадку.
Операция окажет серьезное влияние на Турцию и на всю Ю