тоннажа. Приготовления следует  немедленно согласовать
с  французскими миссиями в Англии  или в случае необходимости  с французским
правительством, с тем  чтобы не было  никаких  упреков или чтобы их было как
можно  меньше.  Пожалуй,  было  бы  хорошо,  если  бы  мы  эвакуировали  две
французские дивизии  из Дюнкерка и  временно заменили их нашими собственными
войсками, упростив, таким  образом, командование. Представьте мне  наилучшие
возможные предложения и сообщите, какие меры следовало бы предпринять мне".
     30  мая я созвал в военно-морском министерстве совещание трех министров
вооруженных сил и начальников штабов. Мы обсудили  обстановку на бельгийском
побережье. Общее количество  вывезенных войск  возросло  до 120 тысяч, в том
числе только 6  тысяч французов; в операции принимали участие 860 судов всех
видов.  В  донесении  адмирала  Уэйка-Уокера  из Дюнкерка указывалось,  что,
несмотря на усиленную бомбардировку  и воздушные налеты, в  предшествовавший
совещанию  час было погружено  на суда  4 тысячи человек. Уокер  считал, что
начиная с завтрашнего дня  Дюнкерк, вероятно, уже нельзя будет удерживать. Я
подчеркнул, что совершенно необходимо  вывезти больше французских войск.  Не
сделать этого означает  нанести непоправимый  ущерб отношениям между  нами и
нашим союзником. Я также  сказал, что, когда английских  войск  останется не
больше корпуса, нам нужно будет предложить  лорду Горту сесть  на  корабль и
вернуться в Англию, оставив вместо  себя командира корпуса. Английская армия
должна  будет держаться возможно дольше,  с  тем чтобы  эвакуация  французов
могла продолжаться.
     30  мая офицеры  штаба лорда Горта, совещавшиеся с адмиралом Рамсеем  в
Дувре, сообщили  ему, что восточную часть плацдарма можно удерживать  только
до 1  июня. Эвакуация была максимально  усилена,  чтобы оставить  на берегу,
если это возможно, английский арьергард  численностью не более четырех тысяч
человек.  Позднее  выяснилось, что такой арьергард недостаточен для  обороны
последних позиций прикрытия,  и было решено удерживать английский сектор  до
полуночи  2  июня, проводя  тем временем эвакуацию французских и  английских
войск на основе полного равенства.
     Таково было  положение, когда вечером 31 мая лорд Горт в соответствии с
полученными им  приказами передал командование генерал-майору Александеру  и
возвратился в Англию.
     Во избежание недоразумений  и  с целью поддержания личного контакта мне
необходимо  было  вылететь  в  Париж  31  мая  на   заседание  союзнического
верховного военного  совета. В самолете со  мной находились Эттли,  генералы
Дилл и Исмей. Я взял  с  собой  также генерала Спирса, прилетевшего 30 мая с
последними известиями из Парижа.
     Рейно  и  маршал  Петэн  были  единственными  французскими  министрами,
встретившими  меня  и  Эттли.  Петэн,  теперь  заместитель премьер-министра,
впервые присутствовал на  совещании с нами. Он был  в штатском. С  нами были
наш посол, Дилл, Исмей  и Спирс, а с французской стороны -- Вейган и Дарлан,
начальник   личной   канцелярии  Рейно  капитан  де  Маржери   и  Бодуэн  из
секретариата.
     Первым вопросом  было  положение в  Норвегии.  Я сказал, что английское
правительство  пришло  к  выводу,  что  район  Нарвика  следует эвакуировать
немедленно. Находящиеся  там наши войска, а также  эсминцы и  сотня зенитных
орудий крайне нужны в других местах. Поэтому мы  предлагаем начать эвакуацию
2 июня.
     Я  перешел  затем  к  вопросу о Дюнкерке.  О северных  армиях французы,
по-видимому, знали  не больше, чем мы  о  положении  на главном  французском
фронте.  Они были  поражены, когда  я  сообщил  им,  что вывезено 165  тысяч
человек, в том числе 15 тысяч французов. Их внимание, естественно, привлекло
то  обстоятельство,  что  англичан  эвакуировано  значительно  больше,   чем
французов. Я объяснил,  что это вызвано  главным образом тем  фактом, что  в
тыловом  районе  имелось   много  английских   административно-хозяйственных
подразделений, которые смогли погрузиться до прибытия  боевых частей. К тому
же французы до  сих пор не получили приказов об эвакуации. Одной из  главных
причин  моего  приезда  в Париж является  стремление  добиться  того,  чтобы
французским  войскам  был отдан  такой  же  приказ,  как  и  английским. Три
английские  дивизии,  удерживающие  центр,  будут прикрывать  эвакуацию всех
союзных войск. Мы  обсудили  вопрос  о том,  что  можно было бы сделать  для
воссоздания английских сил во Франции.
     Затем разговор перешел  на  Италию. Я выразил английскую точку  зрения,
что, если Италия вступит в войну, нам нужно будет немедленно ударить по  ней
самым действенным образом. Я  предложил,  чтобы мы нанесли  удар посредством
воздушной бомбардировки  по северо-западному  индустриальному  треугольнику,
образуемому городами Милан,  Турин и  Генуя. Рейно  согласился, что союзники
должны  ударить сразу же; адмирал  Дарлан сказал,  что у  него наготове план
бомбардировки  флотом  и авиацией нефтяных запасов  Италии, которые хранятся
главным образом вдоль побережья между границей и Неаполем. Мы договорились о
необходимом техническом обсуждении этого плана.
     Коснувшись вопроса о Танжере  и о том,  как важно  держать Испанию  вне
войны, я перешел потом к общей перспективе. Я сказал:
     "Союзники должны  сохранять нерушимый фронт против всех своих врагов...
Соединенные Штаты возбуждены последними событиями и, хотя  они не вступили в
войну, вскоре  будут  готовы оказывать  нам  огромную  помощь.  Вторжение  в
Англию,  если   оно  будет  предпринято,  произведет   еще  более   глубокое
впечатление  на  Соединенные  Штаты. Англия  не  боится вторжения, она будет
сопротивляться ему самым  ожесточенным  образом в каждом  поселке,  в каждой
деревушке.  Только  после  того,  как  будут  удовлетворены  все   важнейшие
потребности в войсках, остаток ее вооруженных сил сможет быть предоставлен в
распоряжение   французского  союзника...   Я  абсолютно  убежден,  что   для
достижения победы нам нужно лишь продолжать сражаться. Если даже один из нас
будет  побит,  то  другой  не  должен  отказываться  от  борьбы.  Английское
правительство  готово  вести  войну  из  Нового  Света,  если  в  результате
какой-либо катастрофы Англия  будет опустошена. Если Германия победит одного
из союзников  или  обоих,  она будет беспощадна, нас  низведут  до положения
вечных вассалов  и  рабов. Будет гораздо  лучше,  если цивилизация  Западной
Европы со всеми  ее  достижениями  испытает свой  трагический,  но блестящий
конец,  нежели допустить,  чтобы две великие  демократии  медленно  умирали,
лишенные всего того, что делает жизнь достойной".
     Когда мы встали  из-за стола, некоторые из главных участников совещания
завязали у окна беседу, проходившую в  несколько иной атмосфере. Центральной
фигурой среди французов  был маршал Петэн. Со мной был Спирс, помогавший мне
говорить по-французски и сам принимавший участие в  беседе. Молодой француз,
капитан де Маржери, уже высказал мнение  о необходимости сражаться в Африке.
Но  от  позиции  маршала  Петэна, отчужденной  и  мрачной,  у  меня осталось
впечатление, что  он  пойдет  на  сепаратный  мир. Ночью  опять  происходили
небольшие налеты, а утром мы покинули Париж.
     31  мая  и 1 июня наступил кульминационный  момент, хотя это не был еще
конец Дюнкерка. В эти два дня в  Англию было  благополучно доставлено  свыше
132 тысяч человек, причем примерно  одна  треть была вывезена с побережья на
небольших судах в условиях ожесточенных воздушных налетов  и артиллерийского
огня. 1  июня, начиная  с  самого рассвета,  неприятельские  бомбардировщики
напрягали  все  усилия, зачастую  приуроченные к  тому моменту,  когда  наши
истребители улетали  для  пополнения  горючим.  Эти налеты  влекли  за собой
большие потери среди сгрудившихся  судов, и они пострадали не меньше, чем за
всю предыдущую неделю. Только в  этот день наши потери от воздушных налетов,
мин,  торпедных  катеров  и  от  других  злополучных  причин  составили   31
потопленное судно и 11 поврежденных судов.
     Конечная фаза была завершена с большим искусством  и точностью. Впервые
оказалось возможным составлять  планы  на ближайший  отрезок  времени вместо
того,  чтобы полагаться  на  ежечасные  импровизации. На рассвете 2  июня со
значительными  французскими   войсками,  удерживавшими   сужавшийся  участок
обороны  Дюнкерка,  оставалось  примерно  4  тысячи  англичан с  7 зенитными
орудиями и 12 противотанковыми пушками.
     Теперь эвакуация была возможна только в темноте, и адмирал Рамсей решил
сделать в  эту ночь массированную высадку в гавань  всеми  имеющимися  в его
распоряжении ресурсами. Помимо  буксира и  мелких  судов,  в этот  вечер  из
Англии  были  отправлены  44  корабля,  включая  11  эсминцев  и  14  минных
тральщиков. Участвовали также 40 французских и бельгийских судов. Английский
арьергард был посажен на суда до полуночи.
     Однако это не означало конца дюнкеркской  истории.  Мы готовы были в ту
ночь погрузить значительно большее  количество французов,  чем они сами  это
предлагали.  В результате, когда нашим кораблям, многие  из которых были еще
пустые, пришлось сняться с якоря на рассвете, большое количество французских
войск,  значительная   часть   которых   находилась   в  соприкосновении   с
противником,  осталось  на  берегу.  Необходимо  было  предпринять  еще одно
усилие.  Команды кораблей,  несмотря  на  изнеможение  после  многосуточного
напряжения  без отдыха и передышки, откликнулись на  призыв. 4 июня в Англии
было высажено 26 175 французов, причем свыше 21 тысячи прибыли на английских
кораблях и судах.

        "Численность английских и союзных войск, высадившихся в Англии"
     Дата
     С побережья
     Из Дюнкеркской гавани
     Итого
     Всего
     27 мая
     0
     7 669
     7 669
     7 669
     28 "
     5 930
     11 874
     17 804
     25 473
     29 "
     13 752
     33 558
     47 310
     72 783
     30 "
     29 512
     24 311
     53 823
     126 606
     31 "
     22 942
     45 072
     68 014
     194 620
     1 июня
     17 348
     47 081
     64 429
     259 049
     2 "
     6 695
     19 561
     26 256
     285 305
     3 "
     1 870
     24 876
     26 746
     312 051
     4 "
     622
     25 553
     26 175
     338 226 1
     Итого...
     98 671
     239 555
     338 226

     1  Эти  цифры взяты  из окончательных данных военно-морского
министерства. По  данным  военного министерства,  в Англии было высажено 336
427 человек. -- Прим. автора.

     Наконец  в  2  часа  23  минуты пополудни  в этот  день  военно-морское
министерство в согласии с французами объявило, что  операция "Динамо" сейчас
завершена.  К  сожалению,  на  берегу  осталось  несколько  тысяч   человек,
доблестно прикрывавших эвакуацию своих товарищей.
     4  июня  собрался парламент;  я обязан был полностью рассказать ему обо
всем как на открытом, так и  на закрытом  заседаниях. Для изложения  событий
требуется привести только  несколько выдержек  из моей  речи,  текст которой
сохранился.
     "Нам  нужно  весьма  остерегаться  того,  чтобы  не  приписывать  этому
избавлению атрибутов  победы.  Эвакуациями  войны  не выигрывают. Но в самом
этом  избавлении  заключается  победа, которую  следует отметить.  Она  была
завоевана военно-воздушными силами.
     Это  было  великое испытание сил  английской  и  германской  авиации. В
состоянии ли вы представить себе, чтобы у немцев была в воздухе более важная
задача, чем сделать невозможной эвакуацию наших войск с побережья и потопить
все  корабли  и суда, которые скапливались там чуть ли не тысячами? Могла ли
стоять задача большей военной важности и значения  для всего хода войны? Они
делали  все возможное, но  потерпели провал;  выполнение  этой  задачи  было
сорвано.  Мы  вывезли  армию; и они заплатили  в четырехкратном  размере  за
нанесенные  нам  потери...  Все   наши  самолеты  и   пилоты  показали  свое
превосходство над противником.
     Если принять во внимание,  что это преимущество нашей авиации проявится
в еще  большей  степени при обороне с  воздуха  нашего острова от заморского
нападения,  я должен сказать,  что  считаю эти  факты  надежной  основой для
практических и успокаивающих  мыслей.  Я считаю необходимым воздать  должное
нашим молодым летчикам. Разве не может случиться так, что и дело цивилизации
будет защищено мастерством и преданностью нескольких тысяч летчиков?
     Нам говорят, что Гитлер имеет план вторжения  на Британские острова. Об
этом часто думали и раньше.
     Большое влияние  на  весь вопрос  об  обороне  отечества  от вторжения,
конечно,  оказывает  тот  факт,  что  мы  имеем  сейчас  на  нашем  острове,
несомненно, более могущественные военные  силы,  чем  когда-либо  в  эту или
прошлую   войну.  Но   так  продолжаться  не  будет.  Мы  не  удовлетворимся
оборонительной войной. На нас лежит  долг  перед нашим союзником. Нам  нужно
снова воссоздать английскую экспедиционную  армию,  возглавляемую доблестным
главнокомандующим лордом Гортом. Все это находится в процессе выполнения, но
в промежуточный период мы должны придать нашим оборонительным сооружениям на
этом острове  такую  высокую  организованность, чтобы потребовалось возможно
меньшее количество людей для обеспечения  эффективной  безопасности  и чтобы
был максимальный потенциал для будущего наступления. Именно этим мы сейчас и
заняты".
     Я  закончил   словами,  которые  подтвердили,  как   это  будет  видно,
своевременность и важность решений Соединенных Штатов:
     "Несмотря на то, что значительные пространства Европы и многие старые и
славные государства  подпали  или  могут подпасть под власть гестапо и всего
отвратительного  аппарата  нацистского  господства,  мы  не  сдадимся  и  не
покоримся. Мы пойдем  до  конца,  мы будем сражаться во  Франции,  мы  будем
сражаться  на  морях  и  на  океанах,  мы  будем  сражаться  с  возрастающей
уверенностью и растущей силой в воздухе; мы будем оборонять наш остров, чего
бы это  ни  стоило, мы будем сражаться  на побережье,  мы будем сражаться  в
пунктах высадки, мы будем сражаться на полях и на улицах, мы будем сражаться
на холмах, мы не сдадимся никогда".

        "Глава шестая"
        "ПОГОНЯ ЗА ДОБЫЧЕЙ"
     Теперь,  когда катастрофическое развитие битвы за Францию привело нас к
столь  критическому положению, мой  долг как  премьер-министра,  безусловно,
обязывал  меня приложить  все усилия, чтобы  удержать  Италию в  стороне  от
конфликта,  и,  не увлекаясь тщетными надеждами, я  все же сразу использовал
все средства и влияние, какими располагал.
     Спустя шесть  дней  после того, как я стал  главой правительства, я  по
желанию кабинета обратился  к Муссолини с  посланием,  которое вместе с  его
ответом   было   опубликовано   через   два   года   при   совершенно   иных
обстоятельствах.
     Премьер-министр -- Муссолини 16 мая 1940 года
     "В  настоящий момент, когда я занял  пост  премьер-министра и  министра
обороны,  я вспоминаю наши встречи в  Риме  и испытываю  желание  обратиться
через   нечто,   подобное   быстро   расширяющейся   пропасти,  со   словами
доброжелательства к  Вам как к  главе итальянской  нации. Разве уже  слишком
поздно помешать тому, чтобы между английским  и итальянским народами потекла
река крови?  Мы, несомненно, можем нанести друг другу тяжелые  раны, жестоко
изувечить  друг  друга  и  омрачить Средиземноморье  нашей  борьбой. Если Вы
решите, что так должно быть, пусть так и будет; но я заявляю, что никогда не
был  противником величия Италии и в душе никогда  не был врагом итальянского
законодателя.  Тщетно было бы  предсказывать  ход великих сражений, бушующих
сейчас в  Европе,  но я уверен,  что  независимо от  того, что произойдет на
континенте,  Англия  пойдет  до  конца,  даже в  полном  одиночестве, как мы
действовали и в прошлом, и я имею основание полагать, что нам в возрастающей
степени будут помогать Соединенные Штаты и, по существу, вся Америка.
     Прошу  Вас  поверить,  что я  обращаюсь  к  Вам  с  этим  торжественным
призывом,  который войдет в  историю,  отнюдь  не  вследствие  слабости  или
страха.  На протяжении веков над всеми другими призывами возвышается возглас
тех,   кто  требует,  чтобы   общие  наследники  латинской  и   христианской
цивилизации  не противостояли друг  другу  в смертельной борьбе.  Я  со всей
честью и уважением прошу Вас прислушаться к  этому призыву прежде, чем будет
дан ужасный сигнал. Он никогда не будет дан нами".
     Ответ был холодный. Но он, по крайней мере, был прямой.
     Муссолини -- премьер-министру 18 мая 1940 года
     "Отвечаю  на послание, в котором Вы называете причины,  заставившие обе
наши страны  оказаться в  противоположных  лагерях. Не  обращаясь  к слишком
далекому  прошлому,  я напомню Вам об  инициативе, проявленной  в  1935 году
Вашим  правительством с целью организовать в  Женеве принятие санкций против
Италии, стремившейся обеспечить  себе небольшое пространство под африканским
солнцем  без малейшего ущерба для интересов  и территорий  Вашей страны  или
других  стран.  Я  напоминаю Вам также о  подлинном и фактическом  состоянии
крепостной  зависимости, в которое  Италия  поставлена в  своем  собственном
море. Если Ваше правительство объявило Германии  войну из  уважения  к своей
подписи, то вы поймете, что то же чувство чести и уважения к обязательствам,
взятым   по  итало-германскому  договору,  руководит  итальянской  политикой
сегодня  и  будет руководить завтра  при любых событиях,  какими бы  они  ни
были".
     С  этой  минуты у  нас  не  могло  быть  никаких  сомнений в  намерении
Муссолини  вступить в  войну  в  самый благоприятный  для  него  момент.  По
существу, его решение уже было принято, когда разгром французских армий стал
очевидным. 13  мая он сообщил Чиано, что на  протяжении месяца объявит войну
Франции и Англии. Его официальное решение объявить войну в  любой подходящий
момент после 5 июня было передано итальянским  начальникам штабов 29 мая. По
требованию Гитлера эта дата была перенесена на 10 июня.
     26 мая, когда положение северных армий было критическое и никто  не мог
с  уверенностью  сказать,  удастся  ли  какой-либо  из  них спастись,  Рейно
прилетел в Англию, чтобы побеседовать с нами по этому вопросу, о котором  мы
не  забывали ни на минуту. Объявления Италией войны следовало ждать  в любой
момент. Таким образом,  во Франции  запылал  бы еще один  фронт и новый враг
жадно  набросился бы на  нее  с юга. Нельзя ли  что-либо предпринять,  чтобы
откупиться от Муссолини? Вопрос был поставлен именно так.  Я полагал, что ни
малейшей возможности для этого  нет, и все, что французский премьер приводил
в качестве аргументов в пользу таких  попыток, еще больше убеждало меня, что
никакой надежды на успех нет. Но на  Рейно оказывали сильное давление в  его
собственной  стране, а мы со своей стороны  хотели полностью пойти навстречу
нашему союзнику, единственное жизненно важное оружие  которого --  его армия
-- выходило из строя.
     Уже 25  мая  мы по  требованию французского правительства обратились  к
президенту  Рузвельту с совместной просьбой о вмешательстве. В этом послании
Англия и Франция  уполномочивали  его заявить,  что нам известны итальянские
территориальные претензии в Средиземном  море, что  мы  согласны  немедленно
рассмотреть  любые  обоснованные  требования  Италии,  что  союзники  готовы
допустить Италию  на мирную конференцию  на равных началах  с любой  воюющей
стороной  и  что  мы  просим  президента  проследить за  выполнением  любого
соглашения, которое было бы достигнуто.  Президент поступил в соответствии с
этой  просьбой,  но его  обращение  было  в  самой  резкой  форме  отклонено
итальянским диктатором.  Когда мы совещались  с  Рейно, нам уже был известен
этот