тьи  11  в связи с тем, что
существует угроза войны и необходимы консультации между членами Лиги.
     Литвинов считает, что, чем скорее это будет сделано, тем лучше, так как
времени может оказаться очень мало. Далее он сказал французскому поверенному
в делах,  что  следовало бы немедленно начать переговоры между  начальниками
штабов  России, Франции  и Чехословакии о средствах и путях оказания помощи.
Советский Союз готов сразу же приступить к таким переговорам.
     В-четвертых, Литвинов напомнил  о  своем интервью  от  17 марта,  копия
которого, несомненно, есть у  Вас в  министерстве  иностранных Дел.  Там  он
защищал  идею консультаций между миролюбивыми  державами относительно лучших
методов  сохранения  мира,  возможно,   с  целью   опубликования  совместной
декларации при  участии трех заинтересованных  великих  держав  --  Франции,
России и Великобритании.  Он считает, что Соединенные Штаты оказали бы такой
декларации  моральную  поддержку. Все  эти заявления были  сделаны от  имени
Советского правительства и отражают его мнение относительно наилучшего  пути
предотвращения войны...
     Возможно, конечно, что все это стало Вам известно по другим каналам, но
заявления  Литвинова  показались  мне  настолько   важными,  что  я  не  мог
полагаться на волю случая".
     Я послал это сообщение лорду  Галифаксу, как только продиктовал  его. 5
сентября  лорд Галифакс  ответил в осторожных  выражениях,  что в  настоящее
время не  считает  полезными  действия такого рода,  которые предусматривает
статья 11, но что он будет иметь их в виду.
     7 сентября  французский посол в Лондоне  посетил лорда Галифакса, чтобы
попросить от имени  своего правительства разъяснения позиции, которую займет
Англия в случае германского нападения на Чехословакию.
     Боннэ, который был тогда министром иностранных дел, утверждает, что  10
сентября  1938  года  он задал  нашему  послу  в  Париже  сэру Эрику  Фиппсу
следующий  вопрос:  "Завтра  Гитлер  может напасть на Чехословакию. Если это
случится,  Франция немедленно  объявит  мобилизацию.  Она обратится  к вам и
скажет: "Мы выступаем, идете ли вы с нами?" Что ответит Великобритания?"
     Ниже  следует ответ, одобренный кабинетом и посланный лордом Галифаксом
через сэра Эрика Фиппса 12 сентября.
     "Я,  конечно,  понимаю,  насколько  важно   было  бы  для  французского
правительства иметь ясный ответ на этот вопрос. Однако,  как Вы уже  сказали
Боннэ, сам по  себе  вопрос,  хотя  и ясный по форме, невозможно отделить от
обстоятельств, в которых он может быть поставлен и которые сейчас могут быть
только гипотетическими.
     Кроме того, в  этом вопросе правительство его величества не может иметь
в виду  только собственную позицию, поскольку  любое принятое им решение или
любой  его  шаг  будет  фактически  обязательством  и  для   доминионов.  Их
правительства, несомненно, не захотят, чтобы их позиция  предрешалась за них
заранее, пока не известны обстоятельства, о которых они  пожелают иметь свое
суждение.  Поэтому в той мере, насколько я могу  ответить сейчас  на  вопрос
Боннэ,  этот ответ должен быть следующим: хотя правительство его  величества
никогда не  допустит угрозы безопасности Франции, оно не в  состоянии делать
точные заявления  о  характере своих  будущих действий  или  об их сроках  в
обстановке, которую оно не может сейчас предвидеть" 1.
     1  Bonnet  Georges.  De.  Washington  an  Quai  d'Orsay.  P.
360--361. 136

     В связи с  заявлением, что  "правительство его  величества  никогда  не
допустит угрозы  безопасности Франции", французы запросили, какой помощи они
могут ожидать, если она будет оказана. По словам Боннэ, из Лондона ответили,
что  в  первые  шесть  месяцев  войны  помощь  выразится  в  отправке   двух
немоторизованных  дивизий и 150  самолетов. Нужно признать, что, если  Боннэ
искал  предлогов,  для того  чтобы  покинуть чехов  на произвол судьбы,  его
поиски оказались небезуспешными.
     12 сентября Гитлер выступил  на съезде нацистской  партии в Нюрнберге с
яростными  нападками  на чехов,  которые  в  ответ  ввели на следующий  день
военное положение в  определенных районах республики; 14 сентября переговоры
с Генлейном были  окончательно прерваны, а 15 сентября судетский лидер бежал
в Германию.
     Наступил кульминационный момент кризиса.

        "Глава семнадцатая"
        "МЮНХЕНСКАЯ ТРАГЕДИЯ"
     В  ночь на  14  сентября  Даладье  связался  с Чемберленом.  По  мнению
французского  правительства,  совместное  обращение руководителей  Франции и
Англии лично  к  Гитлеру могло бы принести пользу.  Чемберлен,  однако,  уже
принял  решение самостоятельно. По собственной инициативе он послал  Гитлеру
телеграмму, выразив желание приехать  и повидаться с ним. На следующий  день
Чемберлен уведомил о своем шаге кабинет, а во второй половине дня получил от
Гитлера ответ с приглашением в Берхтесгаден.  Утром 15  сентября  английский
премьер-министр вылетел на Мюнхенский аэродром. Момент был выбран не во всех
отношениях   удачно.  Когда   известие  об  этом  было  получено  в   Праге,
руководители Чехословакии не могли поверить ему. Они были поражены тем,  что
английский  премьер-министр  сам нанес  визит Гитлеру  в  момент, когда  они
впервые  оказались  хозяевами  внутреннего  положения  в  Судетской области.
Чехословацкие  деятели  считали,  что  этот  визит  ослабит   их  позиции  в
отношениях с Германией. Вызывающая речь Гитлера 12 сентября и организованный
немцами  мятеж  генлейновцев  не  встретили  поддержки  местного  населения.
Генлейн бежал в Германию, и лишившаяся вождя партия судетских немцев явно не
желала   открытых   выступлений.   В   так   называемом   "четвертом  плане"
чехословацкое  правительство официально предложило  лидерам судетских немцев
такие  административные   планы  местной   автономии,  которые   не   только
превосходили  требования, выдвинутые в апреле Генлейном в  Карлсбаде,  но  и
полностью соответствовали взглядам, высказанным  Чемберленом в речи 24 марта
и  сэром  Джоном Саймоном в  речи  27  августа. Однако  даже  лорд  Ренсимен
понимал, что  немцы  меньше всего хотят приемлемого соглашения между чешским
правительством  и  лидерами   судетских  немцев.   Поездка  Чемберлена  дала
последним  возможность  повысить  требования:   по  инструкции   из  Берлина
экстремисты в  судетской  партии теперь  открыто требовали  присоединения  к
рейху.
     Самолет  премьер-министра   прибыл   на  Мюнхенский  аэродром  Днем  16
сентября. Оттуда Чемберлен поездом  выехал  в Берхтесгаден. Тем временем все
радиостанции Германии  передали заявление  Генлейна  с требованием  аннексии
рейхом  Судетской  области.  Это  было  первым  известием,  которое  услышал
Чемберлен, когда он прибыл в Мюнхен. Несомненно, было заранее запланировано,
чтобы он узнал об этом до встречи  с Гитлером. Вопрос об аннексии никогда до
тех  пор  не  поднимался  ни  германским  правительством,  ни  Генлейном.  А
несколькими  днями  раньше английское министерство  иностранных дел заявило,
что аннексия не является приемлемой для английского правительства.
     Фейлинг уже опубликовал все имеющиеся записи бесед между Чемберленом  и
Гитлером.  Главный  вывод,  который  мы  можем   сделать  из  его  рассказа,
следующий:   "Несмотря  на  суровость  и  беспощадность,  которые,  как  мне
казалось, я прочел на  его  лице, у меня сложилось впечатление,  что это  --
человек, на  слово которого можно положиться" 1. На деле, как  мы
видели,  Гитлер  уже  несколькими  месяцами раньше  предрешил  и  подготовил
вторжение  в Чехословакию,  которое  ожидало  лишь  последнего  сигнала.  По
возвращении в Лондон в субботу 17 сентября  премьер-министр созвал заседание
кабинета.  К  этому  времени лорд Ренсимен вернулся  в Лондон, и его доклад,
конечно, был выслушан с вниманием. Все  это время  Ренсимен  был нездоров, а
вследствие  огромного напряжения,  которого требовала от него его миссия, он
сильно  похудел. Теперь  он рекомендовал "политику немедленных и решительных
действий", а именно -- "передачу Германии районов с преимущественно немецким
населением". Это предложение, по крайней мере, имело то достоинство, что оно
было просто.
     1 Fеiling. Op. cit. P. 367. 138

     И премьер-министр,  и  лорд Ренсимен  были убеждены, что только уступка
Судетской области Германии может заставить Гитлера отказаться от вторжения в
Чехословакию.   У  Чемберлена   от   встречи  с  Гитлером  осталось  сильное
впечатление,  "что  последний  в  боевом   настроении".  Английский  кабинет
придерживался также мнения, что у французов не было боевого духа. Поэтому не
могло  быть и речи о  сопротивлении  требованиям,  которые Гитлер предъявлял
чехословацкому государству. Некоторые министры нашли утешение в разговорах о
"праве   на   самоопределение",    "праве   национального   меньшинства   на
справедливость"; возникла даже склонность "стать на  сторону  слабого против
грубых чехов".
     Теперь   было  необходимо   согласовать   отступление   с   французским
правительством.  18 сентября Даладье и Боннэ приехали в Лондон. Чемберлен  в
принципе уже  решил принять требования Гитлера, которые были ему  изложены в
Берхтесгадене.  Оставалось   только  сформулировать   предложения,   которые
английские и французские представители в Праге должны  были вручить чешскому
правительству.  Французские  министры  привезли  ряд  проектов  предложений,
которые, бесспорно, были составлены  более искусно. Они не поддерживали идею
плебисцита, потому что, по их мнению,  это могло бы вызвать требование новых
плебисцитов  в  словацких  и  русинских  районах.  Они  выступали  за прямую
передачу  Судетской области Германии. Французские министры добавили, однако,
что английскому правительству  совместно  с Францией и с Россией,  с которой
они не консультировались, следует  гарантировать новые  границы  изувеченной
Чехословакии.  Английский и французский кабинеты  были  в то время похожи на
две стиснутые перезрелые дыни, в то время  как больше всего  был нужен блеск
стали. В одном они были все согласны -- с чехами не нужно консультироваться.
Их  нужно  поставить  перед  совершившимся  фактом решения  их  опекунов.  С
младенцами из сказки, брошенными в лесу, обошлись не хуже.
     Передавая  свое  решение,  или,  вернее, ультиматум,  чехам,  Англия  и
Франция  заявили:  "Французское  и  английское правительства понимают, какой
великой жертвы  ожидают от Чехословакии. Они сочли  своим  долгом откровенно
изложить  совместно  условия,  абсолютно   необходимые  для  безопасности...
Премьер-министр должен возобновить переговоры с Гитлером не позднее среды, а
если возможно, то и раньше.  Мы поэтому считаем, что должны  просить  вашего
скорейшего ответа".  Предложения,  включавшие  немедленную передачу Германии
всех  районов  Чехословакии,  где  процент немцев среди  населения составлял
больше половины, были таким образом, вручены чехословацкому правительству во
второй половине дня 19 сентября.
     В  2 часа ночи  на 21 сентября английский  и  французский посланники  в
Праге посетили президента Бенеша, чтобы  фактически уведомить его о том, что
нет надежды на арбитраж на основе германо-чехословацкого договора 1925 года,
и  чтобы  призвать  его принять  англофранцузские  предложения, "прежде  чем
вызвать  ситуацию,  за  которую  Франция  и Англия  не могут  взять  на себя
ответственность".  Французское  правительство, по  крайней мере,  достаточно
стыдилось  этого уведомления  и  предложило  своему  посланнику  сделать его
только в  устной форме.  Под этим нажимом  чешское  правительство приняло 21
сентября англо-французские предложения.
     В  тот же день,  21  сентября,  я передал в  печать в  Лондон следующее
заявление о кризисе:
     "Расчленение  Чехословакии под  нажимом  Англии  и Франции  равносильно
полной капитуляции западных демократий  перед нацистской  угрозой применения
силы. Такой крах  не принесет мира или безопасности ни  Англии,  ни Франции.
Наоборот, он поставил эти Две страны в  положение, которое будет становиться
все  слабее  и  опаснее.  Одна  лишь  нейтрализация  Чехословакии   означает
высвобождение  25  германских  дивизий,  которые  будут  угрожать  Западному
фронту;  кроме того, она откроет торжествующим нацистам путь к Черному морю.
Речь идет об  угрозе не только Чехословакии, но и свободе и  демократии всех
стран. Мнение, будто можно обеспечить безопасность, бросив малое государство
на съедение волкам, -- роковое заблуждение. Военный потенциал Германии будет
возрастать в течение короткого времени гораздо быстрее, чем Франция и Англия
смогут завершить мероприятия, необходимые для их обороны".
     21 сентября  на  заседании  ассамблеи Лиги Наций  Литвинов  выступил  с
официальным предостережением:
     "...В  настоящее время  пятое  государство  -- Чехословакия  испытывает
вмешательство  во  внутренние  дела   со  стороны  соседнего  государства  и
находится под угрозой громко провозглашенной агрессии...
     Один  из старейших, культурнейших, трудолюбивейших европейских народов,
обретший    после    многовекового     угнетения     свою    государственную
самостоятельность, не сегодня завтра может оказаться вынужденным с оружием в
руках отстаивать эту самостоятельность...
     Такое  событие,  как  исчезновение  Австрийского   государства,  прошло
незамеченным для  Лиги Наций. Сознавая значение, которое это событие  должно
иметь для судеб всей Европы  и  в первую очередь для Чехословакии, Советское
правительство сейчас же после аншлюса обратилось официально к другим великим
европейским  державам с  предложением  о немедленном коллективном обсуждении
возможных  последствий   этого   события  с   целью  принятия   коллективных
предупредительных мер. К сожалению,  это предложение, осуществление которого
могло  избавить  нас  от  тревог,  испытываемых  ныне всем миром,  о  судьбе
Чехословакии, не было оценено по достоинству.
     Когда  за  несколько  дней  до   моего  отъезда  в  Женеву  французское
правительство  в  первый раз обратилось к  нам с запросом о нашей  позиции в
случае нападения  на  Чехословакию,  я  дал  от  имени  своего правительства
совершенно четкий и недвусмысленный  ответ,  а именно: мы намерены выполнить
свои   обязательства  по   пакту  и  вместе  с   Францией  оказывать  помощь
Чехословакии   доступными  нам  путями.  Наше  военное   руководство  готово
немедленно  принять  участие  в  совещании с  представителями французского и
чехословацкого  военных  ведомств   для  обсуждения  мероприятий,  диктуемых
моментом...   Только  третьего   дня   чехословацкое  правительство  впервые
запросило  Советское   правительство,  готово   ли  оно,  в  соответствии  с
чехословацким пактом, оказать немедленную и  действенную помощь Чехословакии
в случае, если Франция, верная своим обязательствам, окажет такую же помощь,
и  на  это Советское правительство  дало  совершенно  ясный и  положительный
ответ".
     Поистине поразительно,  что это публичное и  недвусмысленное  заявление
одной из величайших заинтересованных держав не оказало влияния на переговоры
Чемберлена  или  на поведение  Франции  в  данном кризисе.  Мне  приходилось
слышать  утверждения, что в  силу  географических  условий Россия  не  имела
возможности послать войска в Чехословакию и что помощь России в случае войны
была бы ограничена скромной поддержкой с  воздуха. Согласие Румынии, а также
в меньшей степени Венгрии на пропуск русских войск через их территорию было,
конечно,  необходимо. Такого  согласия вполне  можно  было  бы добиться,  по
крайней мере,  от Румынии,  как  указывал мне  Майский, с  помощью нажима  и
гарантий великого союза  под  эгидой Лиги Наций.  Из России  в  Чехословакию
через  Карпаты  вели  две  железные  дороги: северная, от  Черновцов,  через
Буковину,  и  южная,  по  венгерской  территории,  через  Дебрецен. Одни эти
железные  дороги, которые  проходят далеко от  Бухареста и Будапешта, вполне
могли бы обеспечить снабжение русской армии в 30 дивизий. В качестве фактора
сохранения мира эти возможности оказали бы серьезное сдерживающее влияние на
Гитлера и почти наверняка  привели  бы  к гораздо более серьезным событиям в
случае  войны.  Вместо  этого все время  подчеркивалось  двуличие Советского
Союза и его  вероломство. Советские предложения фактически игнорировали. Эти
предложения не  были использованы для влияния на Гитлера, к ним  отнеслись с
равнодушием,  чтобы не сказать  с презрением,  которое  запомнилось Сталину.
События  шли своим чередом так, как будто Советской России не  существовало.
Впоследствии мы дорого поплатились за это.
     Униженное англо-французскими  предложениями чешское правительство вышло
в  отставку. Было  создано беспартийное  правительство во главе  с генералом
Сыровы, который во время первой мировой войны  командовал чешскими легионами
в Сибири. 22 сентября президент Бенеш обратился по радио к чешскому народу с
исполненным  достоинства  призывом  к спокойствию. В  то самое время,  когда
Бенеш  готовился  к  выступлению,  Чемберлен  летел  на  второе  свидание  с
Гитлером,  на  этот  раз  в   Годесберге,  в  Рейнской  области.  Английский
премьер-министр вез  с  собой  как основу  для окончательных  переговоров  с
фюрером    детальные   англо-французские   предложения,   принятые   чешским
правительством.  Он  встретился  с Гитлером  в том самом отеле в Годесберге,
откуда  Гитлер поспешно выехал четырьмя годами раньше, чтобы расправиться  с
Ремом. С самого начала Чемберлен понял, что ему приходится иметь дело с тем,
что он  назвал  "совершенно  неожиданной ситуацией". По  возвращении  он так
рассказал палате общин об этой сцене:
     "Я  надеялся,  что  по  возвращении  в  Годесберг мне нужно будет  лишь
спокойно  обсудить  с  ним  привезенные  мной  предложения.  Я  был  глубоко
потрясен, когда в начале беседы мне сказали, что эти предложения неприемлемы
и что они будут заменены такими  новыми предложениями, каких я вовсе не имел
в виду..."
     Переговоры  были  прерваны  до  следующего  дня.  Все утро  23 сентября
Чемберлен  прошагал  по  балкону  отеля. После  завтрака он  послал  Гитлеру
письмо, заявив  о  готовности передать новые германские предложения чешскому
правительству, но  указав на ряд  серьезных  затруднений. Ответ,  присланный
Гитлером во второй половине Дня, мало свидетельствовал о намерении уступить.
Чемберлен попросил,  чтобы  при заключительном свидании  вечером ему вручили
официальный  меморандум  с приложением  карт.  Чехи проводили мобилизацию, и
правительства Англии  и Франции официально  сообщили  своим представителям в
Праге, что  они  не могут  дальше  брать на себя ответственность  советовать
чехам отменить мобилизацию.  В 10  часов  30  минут  вечера Чемберлен  снова
встретился с Гитлером. Предоставим лучше слово самому Чемберлену:
     "Меморандум  и  карта  были  вручены  мне   при  последнем  свидании  с
канцлером,  которое началось  в  половине одиннадцатого  и  продолжалось  до
глубокой ночи.  Впервые  в  меморандуме  был указан определенный срок. Ввиду
этого  я говорил  в данном случае очень  откровенно.  Я  подчеркнул со  всей
возможной решительностью  весь риск,  сопряженный с  настойчивым требованием
подобных  условий,  а   также  страшные   последствия  войны   в  случае  ее
возникновения. Я заявил, что язык  и тон  этих  документов, которые я назвал
скорее ультиматумом, чем меморандумом, глубоко шокируют общественное  мнение
в  нейтральных  странах.  Я горько упрекнул канцлера за  то, что он никак не
откликнулся на мои усилия по сохранению мира.
     Я должен добавить, что Гитлер подтвердил со всей серьезностью сказанное
им  мне в Берхтесгадене,  а именно, что  это  последнее его  территориальное
притязание в Европе и  что у него нет желания включать в  рейх народы других
рас, кроме германской".
     Чемберлен  вернулся  в Лондон  днем  24  сентября.  На  следую