оперники.
     Громадные массы избирателей  были  охвачены  тревогой  и  брожением.  В
ноябре 1932 года по всей Германии снова, в пятый раз за один год, состоялись
выборы.  Нацисты понесли  урон,  и  их  230  мандатов  сократились до 196 --
разница досталась коммунистам. Тем самым позиции Гитлера были  ослаблены. 17
ноября Папен вышел  в отставку и канцлером вместо него стал  Шлейхер. Гитлер
вместе  с  Папеном  и  националистами объединились  теперь  против  него,  а
коммунисты своей уличной борьбой с нацистами и своими антиправительственными
забастовками содействовали  тому,  что  дальнейшее его  пребывание у  власти
стало невозможным.  Папен решил  воспользоваться своим  личным  влиянием  на
президента  Гинденбурга.  Не  будет ли  в конце концов наилучшим выходом  из
положения умилостивить  Гитлера, взвалив на него  всю  ответственность и все
бремя  власти? Наконец Гинденбург  с  неохотой дал свое согласие.  30 января
1933 года Адольф Гитлер вступил на пост канцлера Германии.
     Все, кто собирался или мог  оказать сопротивление новому порядку, скоро
почувствовали  на   себе  руку   хозяина.  2  февраля  всякие  митинги   или
демонстрации  германской Коммунистической  партии  были запрещены, и по всей
Германии  началось изъятие припрятанного оружия, принадлежащего коммунистам.
Кульминационный момент  наступил вечером 27  февраля  1933  года.  В  здании
рейхстага   вспыхнул   пожар.  Были  вызваны  отряды  коричневорубашечников,
чернорубашечников и их  вспомогательные части.  За одну ночь было арестовано
четыре   тысячи   человек,   в   том   числе   члены  Центрального  Комитета
Коммунистической партии. Проведение этих мероприятий было поручено  Герингу,
в  то  время  министру внутренних дел  Пруссии.  Они служили  подготовкой  к
предстоящим выборам  и обеспечивали  поражение  коммунистов,  самых  грозных
противников  нового  режима.  За организацию избирательной  кампании  взялся
Геббельс, которому не приходилось занимать ни ловкости, ни рвения.
     Однако  в  Германии  еще  имелись  многочисленные  силы,   не  желавшие
подчиниться, оказывавшие сопротивление или проявлявшие активную враждебность
гитлеризму.   Коммунисты  и   те  многочисленные  немцы,   которые  в  своей
растерянности голосовали вместе  с ними, получили  81 мандат, социалисты  --
118 и националисты Папена и Гугенберга -- 52. Гитлер же получил 17 миллионов
300 тысяч голосов, поданных за нацистов, и 288 мандатов. Только так -- всеми
правдами  и  неправдами  -- удалось  Гитлеру получить  на  выборах поддержку
большинства германского  народа. Он имел в рейхстаге 288 мандатов против 251
мандата  остальных партий, большинство  всего в  37 мандатов. При соблюдении
обычной   процедуры  цивилизованного  парламентарного   правительства  столь
значительное  меньшинство   пользовалось  бы  большим  влиянием  и   должным
уважением в государстве. Но в новой нацистской Германии меньшинствам суждено
было убедиться в том, что у них нет никаких прав.
     21 марта  1933  года  в гарнизонной  церкви  в Потсдаме,  близ гробницы
Фридриха  Великого,  Гитлер открыл первый рейхстаг третьего рейха.  В церкви
сидели представители рейхсвера  -- символ непреходящей германской мощи --  и
старшие  офицеры  штурмовых   и  охранных   отрядов,   новые   представители
возрождающейся Германии. 24 марта большинство рейхстага, подавив или запугав
всех противников, 441 голосом  против 94  приняло  решение  о предоставлении
канцлеру  Гитлеру  чрезвычайных  полномочий сроком  на  четыре  года.  Когда
объявили  результаты  голосования, Гитлер обернулся к скамьям  социалистов и
крикнул: "А теперь вы мне больше не нужны!"
     В  обстановке всеобщего  возбуждения,  порожденного выборами,  ликующие
колонны  членов  национал-социалистской партии продефилировали  мимо  своего
вождя  по  улицам Берлина  в языческом факельном  шествии.  Их  борьба  была
долгой.  Смысл ее трудно  постигнуть иностранцам, в особенности тем, которые
не испытали боли поражения. И вот наконец явился Адольф Гитлер. Но он был не
один.  Он вызвал из глубин поражения  темные первобытные страсти, скрытые  в
самом  многочисленном, самом крепком, жестоком, противоречивом и злополучном
народе  Европы.  Он  магически  воскресил  страшного  идола,  всепожирающего
Молоха, став одновременно его жрецом и воплощением.
     В мою задачу не  входит  описание невероятной жестокости и подлости,  с
помощью которых создавался этот  аппарат  ненависти  и тирании,  подлежавший
теперь  дальнейшему  совершенствованию.  Для целей  настоящего повествования
необходимо  лишь  указать читателю  на  новый и страшный  факт,  перед лицом
которого очутился  все еще ничего не подозревавший мир:  Германия  была  под
властью Гитлера, и Германия вооружалась.
     В  то  время  как в  Германии  совершались  все  эти страшные перемены,
правительство Макдональда --  Болдуина  считало  себя  обязанным  в  течение
некоторого  времени  продолжать  навязанную  финансовым   кризисом  политику
резкого  сокращения и  ограничения  наших и без того скромных  вооружений  и
упорно закрывало глаза на тревожные симптомы в Европе.
     Французы,  хотя их политическая жизнь по-прежнему отличалась текучестью
и   непрерывными   изменениями,   не   имевшими,   впрочем,   сколько-нибудь
существенного  значения, упорно цеплялись за свою армию, видя в ней  центр и
главную жизненную  опору Франции и всех ее союзов. Эта позиция вызвала по их
адресу нарекания как со стороны Англии, так и со стороны Соединенных Штатов.
Мнения  печати  и  общественности  основывались  отнюдь   на  действительном
положении вещей, но враждебные настроения были сильны.
     Когда  в  мае  1932  года  все  партии  превозносили  в   палате  общин
достоинства разоружения,  министр  иностранных дел  предложил новый  принцип
классификации видов оружия, употребление которых  должно  быть разрешено или
осуждено. Он назвал это качественным разоружением.  Разоблачить ошибку  было
легче, чем убедить депутатов. В своем выступлении я заявил:
     "Министр иностранных дел сказал нам, что  трудно подразделить оружие на
категории наступательного  и оборонительного  оружия. Это действительно так,
ибо почти любое оружие  может быть использовано как  для обороны, так  и для
наступления,  как  агрессором, так и  его невинной жертвой. Чтобы затруднить
действия   захватчика,   тяжелые   орудия,  танки   и  отравляющие  вещества
предполагается  отнести  к  зловредной категории наступательного  оружия. Но
германское вторжение  во  Францию в  1914  году достигло  своего  наивысшего
размаха без применения какого-либо из указанных видов оружия. Тяжелое орудие
предлагается считать  наступательным  оружием. Оно допустимо в крепости: там
оно добродетельно и миролюбиво по своему характеру. Но выдвиньте его в поле,
а в случае необходимости  это, конечно,  будет делаться, -- и  оно тотчас же
становится   гадким,   преступным,   милитаристским  и  подлежит  запрету  в
цивилизованном обществе. Возьмем теперь  танк. Немцы,  вторгшись во Францию,
закрепились там и за  каких-нибудь  пару  лет уничтожили 1 миллион 500 тысяч
французских и  английских солдат, пытавшихся  освободить французскую  землю.
Танк был  изобретен для  того,  чтобы подавить  огонь  пулеметов,  благодаря
которым  немцы держались во Франции, и он спас огромное множество жизней при
очищении   французской  территории  от   захватчиков.  Теперь,  по-видимому,
пулемет,  являвшийся  тем  оружием, с помощью которого  немцы удерживали  13
французских  провинций,  будет  считаться  добродетельным  и  оборонительным
оружием, а танк, послуживший средством спасения жизни союзных солдат, должен
всеми справедливыми и праведными людьми быть предан позору и поношению...
     Более правильной классификацией явилось бы  запрещение оружия массового
уничтожения, применение которого несет смерть и  ранения не только  солдатам
на  фронте, но и  гражданскому населению  --  мужчинам,  женщинам  и  детям,
находящимся далеко  от  этих районов.  Вот в каком направлении  объединенные
нации, собравшиеся в Женеве, могли бы, мне кажется, действительно  надеяться
продвинуться вперед..."
     В   конце   своего  выступления   я  сделал  свое  первое   официальное
предостережение относительно надвигающейся войны.
     Я  весьма  сожалел бы,  если  бы  увидел, что  военная мощь Германии  и
Франции в какой-либо мере уравновешивается. Тот, кто говорит об этом,  как о
чем-то справедливом, или даже  видит в этом проявление честности, совершенно
недооценивает серьезности обстановки в Европе".
     В   период   пребывания   у   власти  так   называемого   национального
правительства английское  общественное  мнение все более  склонялось к тому,
чтобы  отбросить в сторону всякие заботы относительно Германии. Тем не менее
когда  в  1932  году германская  делегация  на  Конференции  по  разоружению
категорически  потребовала   отменить   всякие   ограничения   ее   прав  на
перевооружение,  она  встретила  серьезную  поддержку в  английской  печати.
"Тайме" писала  о "своевременном  устранении неравенства", а "Нью стейтсмен"
-- о "безоговорочном признании принципа равенства государств". Это означало,
что 70  миллионам немцев следовало разрешить перевооружиться и готовиться  к
войне,  в  то  время как страны,  вышедшие победителями из недавней  ужасной
битвы,  не имели даже  права  что-либо  возразить  против  этого.  Равенство
статуса победителей и побежденных, равенство между  Францией с населением  в
39 миллионов человек и Германией, население которой почти вдвое больше!
     Правительство его  величества опубликовало 16 марта 1933 года документ,
получивший   по   имени   своего  автора   и  вдохновителя   название  "план
Макдональда".  Исходным пунктом плана было  принятие  французской  концепции
армий с  кратким  сроком службы -- в данном случае он определялся  в  восемь
месяцев, после  чего устанавливалась точная  численность  войск  для  каждой
страны. Численность французской армии, составлявшая в мирное время 500 тысяч
человек,  сокращалась  до   200  тысяч,  а  германской   --   соответственно
увеличивалась  до  такого же размера. К этому времени германские вооруженные
силы, хотя и  не  располагавшие  еще массовыми обученными резервами, которые
может  дать  лишь  систематическое обучение  новых  контингентов  рекрутов в
течение  ряда  лет,  по  всей  вероятности, уже  насчитывали  более миллиона
ревностных  добровольцев,  отчасти   уже  вооруженных.  При   этом   заводы,
поддающиеся  конверсии  и  частично  уже   переведенные  на  выпуск  военной
продукции,   производили   для  этих  добровольцев  многие   виды  новейшего
вооружения.
     К концу первой мировой войны Франция, как и Великобритания, располагала
огромным количеством  тяжелых артиллерийских  орудий, в то время  как орудия
германской  армии  были  уничтожены,  как  того  требовал   мирный  договор.
Макдональд  стремился ликвидировать это явное неравенство, предлагая  с этой
целью установить для орудий подвижной  артиллерии  предельный  калибр  в 105
миллиметров, или 4,2 дюйма. Существующие орудия  калибром до  6 дюймов могли
быть сохранены,  но  при  замене старых орудий новыми  допускался  калибр не
свыше  4,2  дюйма. Собственно  британские  интересы, отличные  от  интересов
Франции, ограждались  сохранением  до 1935  года  ограничений военно-морских
вооружений Германии, установленных  мирным договором,  по истечении же этого
срока предлагалось созвать новую  морскую  конференцию. Германии запрещалось
иметь военную авиацию на период действия соглашения,  но три союзные державы
должны   были  сократить  свои  собственные  военно-воздушные  силы  до  500
самолетов каждая.
     Я  с  величайшим  возмущением наблюдал  за  этой  атакой на французские
вооруженные  силы  и  за  попытками  установить равенство  между Германией и
Францией.
     Однако  французы имели мужество  настоять на том,  чтобы уничтожение их
тяжелого вооружения было отсрочено на  четыре года. Английское правительство
приняло  эту поправку с условием,  что согласие  Франции на  уничтожение  ее
артиллерии будет зафиксировано  в специальном документе, который должен быть
подписан немедленно. Франция подчинилась этому требованию, и 12 октября 1933
года  сэр Джон  Саймон, посетовав  на то, что Германия изменила за последние
недели свою позицию,  представил  проект этих  предложений  на  рассмотрение
Конференции по разоружению.
     Результат  был совершенно  неожиданным.  Гитлер, ныне канцлер  и хозяин
всей Германии,  со  дня  своего  прихода  к власти  отдал приказ  решительно
развертывать по всей  стране подготовку к войне как в учебных лагерях, так и
на предприятиях и теперь ощущал свою силу. Он не  потрудился даже принять те
донкихотские предложения, которые ему навязывали.  С презрительным жестом он
приказал   германским   представительствам   покинуть   и   Конференцию   по
разоружению, и Лигу Наций. Такова была судьба "плана Макдональда".
     Читатель,  надеюсь,  простит,  если я  позволю  себе личное отступление
менее серьезного характера.
     Летом  1932 года  в связи с работой  над моей книгой "Жизнь Мальборо" я
посетил  его  старые поля сражений в  Нидерландах  и Германии. Наша семейная
экспедиция  совершила  приятную  поездку  по  маршруту   знаменитого  похода
Голландия --  Дунай, проделанного Мальборо в  1705  году.  Мы  переправились
через  Рейн  у Кобленца. Пока  мы продвигались по  этим красивым  местам  от
одного знаменитого древнего города к другому, я, естественно, расспрашивал о
гитлеровском  движении  и  убедился, что это -- главный  предмет размышлений
каждого немца. Я, так сказать, ощутил атмосферу гитлеризма. Проведя  день на
поле битвы в Бленхейме, я отправился в Мюнхен и прожил там несколько дней.
     В  отеле  "Регина"  один  джентльмен   представился  кому-то  из   моих
спутников.  Фамилия  его  была  Ганфштенгль.  Он много говорил о  фюрере,  с
которым, по-видимому, был весьма близок. Так как он  показался мне веселым и
разговорчивым человеком  и  к  тому  же  прекрасно  говорил  по-английски, я
пригласил его к обеду. Он чрезвычайно  интересно  рассказывал о деятельности
Гитлера и о его взглядах. Чувствовалось, что он совсем  им очарован. По всей
вероятности, ему было поручено  войти в контакт со мной, и он  явно старался
произвести приятное впечатление.  После обеда он сел  за рояль и так  хорошо
исполнил множество пьес и песен, что мы получили огромное удовольствие.  Он,
казалось, знал все мои любимые английские песни. Он прекрасно  умел развлечь
общество.  Как оказалось, в то  время он был любимцем фюрера. Он сказал, что
мне следовало бы встретиться с Гитлером и что устроить это нет ничего легче.
Гитлер ежедневно  приходит в этот отель около  5 часов дня и будет очень рад
увидеться со мной.
     В  то  время у  меня  не  было какого-либо  национального предубеждения
против Гитлера. Я мало знал  о его доктрине и о его прошлом и  совсем ничего
не знал  о его личных  качествах. Я  восхищаюсь  людьми, которые  встают  на
защиту своей потерпевшей поражение родины,  даже если сам нахожусь на другой
стороне.  Он имел  полное  право быть  германским патриотом, если  он  желал
этого. Я всегда  хотел,  чтобы Англия,  Германия  и  Франция были  друзьями.
Однако в разговоре с Ганфштенглем я между прочим спросил: "Почему ваш  вождь
так жестоко  ненавидит  евреев?  Я могу  понять ожесточение  против  евреев,
которые  в чем-нибудь  провинились или  выступают против  своей  страны, мне
понятно  также, когда противодействуют их  попыткам захватить господствующее
положение в какой бы то ни было области. Но  как можно быть против  человека
только потому, что он от рождения принадлежит к той или другой  нации? Разве
человек властен  над  своим  рождением?" По-видимому, он  все это пересказал
Гитлеру,  так как  уже  на следующий день, около полудня,  явился  с  весьма
серьезным видом и сообщил, что мое свидание с Гитлером, о котором он со мной
договорился, не состоится,  так  как  в этот день фюрер  в отель не  придет.
Больше мне  не  пришлось видеться с Путци (это  было его ласкательное  имя),
несмотря на то,  что мы прожили в этом  отеле еще несколько дней. Так Гитлер
упустил  единственный  представлявшийся  ему  случай  встретиться  со  мной.
Впоследствии,  когда  он был уже  на вершине своего могущества, мне довелось
получить  от  него  несколько  приглашений.  Однако к  тому  времени  многое
изменилось, и я уклонился от них.
     Пока  в  Европе  совершались эти  угрожающие  изменения  в  соотношении
военной мощи победителей и побежденных,  на Дальнем Востоке  также выявилось
полнейшее отсутствие  согласия  между неагрессивными  миролюбивыми странами.
События  здесь  приняли  точно  такой  же катастрофический  оборот,  как и в
Европе, и  причиной этого  послужил  все  тот же  паралич мысли и  действий,
поразивший руководителей бывших и будущих союзников.
     Экономический  шквал  1929--1931 годов  затронул Японию  не меньше, чем
весь остальной  мир.  За период с 1914  года ее население увеличилось  с  50
миллионов до 70 миллионов человек. Число металлургических заводов возросло с
50 до 148. Стоимость жизни непрерывно повышалась. Производство риса в стране
оставалось на  неизменном уровне, а импорт его обходился дорого. Потребность
в  сырье  и  во  внешних  рынках  была  настоятельной. В  условиях  жестокой
депрессии Англия и сорок других стран ощущали с течением времени все большую
необходимость применять ограничения или устанавливать высокие тарифы на ввоз
японских  товаров,  производившихся на  фабриках с  такими  условиями труда,
которые не могли идти ни в какое  сравнение с европейскими или американскими
нормами. Китай  в большей, чем когда-либо,  мере являлся  для Японии главным
рынком сбыта текстильных и других изделий и почти единственным ее источником
угля и железной руды.  Поэтому утверждение контроля над Китаем стало главной
задачей японской политики.
     В   сентябре   1931  года  под  предлогом  местных  беспорядков  японцы
оккупировали Мукден  и зону Южно-Маньчжурской железной дороги. В январе 1932
года  они  потребовали  роспуска  всех  китайских  организаций антияпонского
характера. Китайское правительство ответило отказом. Тогда японцы высадились
28  января  в северной части международного  сеттльмента  в Шанхае.  Китайцы
мужественно сопротивлялись.  Несмотря на  то  что у них  не  было самолетов,
противотанковых  орудий и  другого современного вооружения, они более месяца
оказывали сопротивление. В конце февраля, понеся чрезвычайно тяжелые потери,
они  были вынуждены  отойти со своих  фортов в заливе Усун и занять  позиции
примерно на  расстоянии 12  миль  от побережья.  В  начале 1932  года японцы
создали  марионеточное  государство  Маньчжоу-Го.  Через  год  к  нему  была
присоединена захваченная японцами китайская провинция  Жэхэ, а  в марте 1933
года японские войска, проникшие далеко в глубь беззащитных районов, достигли
Великой  Китайской  стены.  В этой  агрессивной  акции  нашли свое выражение
возросшая  мощь   Японии  на  Дальнем  Востоке  и  изменившийся  уровень  ее
военно-морских сил.
     В феврале 1933 года Лига Наций  заявила, что государство Маньчжоу-Го не
может быть признано. Хотя на Японию не  было  наложено санкций, равно как не
было  принято  каких-либо  других мер в отношении  нее, 27  марта 1933  года
Япония вышла из  Лиги Наций. Во время войны  Германия и Япония находились  в
противоположных  лагерях, теперь же  они смотрели друг на друга  уже  совсем
по-иному.  В  то  самое  время,  когда  от Лиги  Наций особенно  требовались
активность  и  сила,  обнаружилось,  что  ее  моральный  авторитет не  имеет
какой-либо физической опоры.

        "Глава шестая"
        "АТМОСФЕРА СГУЩАЕТСЯ (1934 г.)"
     В Риме без восторга отнеслись к вступлению  Гитлера в 1933 году на пост
канцлера Германии.  Нацизм  рассматривали там как  грубую  и крайнюю  версию
фаши