- Не надо, отец, во всем этом с самого начала виновата я сама.
   - Да, конечно, - опомнился Ефимов, извините меня.

***

   К Степашину мы добрались в полной  темноте,  еще  не  было  и  шести.
Проехав мимо села, я велел Максу остановиться на краю поля метрах в  ста
от кирпичного завода. Проверив фонарик, я вышел из машины  и,  полагаясь
только  на  верхнее  чутье,   побрел   в   направлении   предполагаемого
транспортерного люка. Макс на всякий случай, для страховки,  должен  был
пойти следом через десять минут.
   И какого дьявола мы сразу же не замели следы? - с  досадой  думал  я,
тщетно пытаясь найти ту чертову дыру, ведущую в цех обжига. Ясное  дело:
мы страшно торопились. Валентина могла  появиться  в  любую  минуту,  но
какие-то элементарные  вещи  мы  предпринять  могли.  Например,  забрать
пистолет, окурок и замести следы наших ног. Понятно, что спрятать труп -
дело сложное и кропотливое, требующее времени и  смекалки,  но  хотя  бы
завалить его битыми кирпичами мы вполне могли. А сейчас я, скорее всего,
его не найду. Наверняка толстяк бережно и надежно его припрятал,  ожидая
лучших времен.
   После почти десятиминутных поисков я  наконец  нашел  вход.  Послушав
тишину и осмотрев окружающую темь, я спустился в траншею и только  здесь
зажег фонарик и осветил черный зев. Вроде бы спокойно. Немного  осмелев,
я сунул свой нос в проем. Слава Богу, по башке  не  получил  и,  уже  не
таясь, я проник в цех.
   Как я и  предполагал,  мой  труп  эти  шакалы  уже  утащили.  Мне  не
оставалось ничего иного, кроме как куском гнилой фанерки заровнять следы
нашего пребывания в этом гнусном месте. Немного, но хоть что-то.  То  же
самое совсем не вредно  проделать  и  в  лунинском  домике,  подумал  я,
выбираясь на поверхность.
   - Ну что там, Иваныч? - тревожно спросил Макс,  маяча  на  светлеющем
небе.
   - Труп исчез, а в остальном, прекрасная маркиза... Следы, как мог,  я
убрал, больше нам здесь делать нечего.
   - Садись, поехали, посмотрим, может, тачку найдем.
   - Тачку посмотришь ты, а меня свези к  лунинскому  домику,  я  и  там
хочу, навести марафет, а заодно и адрес Николая уточню.
   - Пойдем вместе, мало ли что, - подъехав к домику, затревожился Макс.
   - Не бойся, там никого нет, свет-то не горит. Подумай  сам,  если  бы
они хотели меня подкараулить, то  сделали  бы  это  на  развалинах,  там
гораздо сподручней. А  ты  пока  пошукай,  вдруг  повезет.  Минут  через
пятнадцать-двадцать жду тебя здесь.
   Безнадежно махнув рукой, он уехал, а я, еще раз  осмотрев  светлеющую
улицу и не найдя ничего подозрительного, быстро проскользнул за калитку.
С радостным визгом, прямо от крыльца встав на задние лапы, ко мне спешил
рыжий, шелудивый пес; полный восторг и экстаз явственно слышался  в  его
умильном и красочном скулеже.
   - Что, бобик, плохо без хозяина? - потрепал я его грязный,  скатанный
загривок. - Ничего, брат,  даст  Бог,  отыщется  твой  хозяин.  А  сопли
распускать совсем не обязательно,  -  заметил  я,  уворачиваясь  от  его
слюнявой пасти. - Погоди, сейчас что-нибудь тебе вынесу.  Хоть  я  и  не
твой  хозяин,  но  жалость  имею,  душу  твою  собачью  хорошо  понимаю.
Пропусти-ка меня.
   Оттолкнув умильную собачью морду, я  решительно  взошел  на  крыльцо,
теперь наверняка зная, что дом пуст.  Подбадриваемый  хлесткими  ударами
песьего хвоста, я открыл дверь и, минуя сени, смело вошел в дом.  Внутри
было еще темно, и я уже  собрался  включить  свет,  когда  за  меня  это
сделали  другие.  Белый  слепящий  сполох  ударил  по  моим  глазам,   а
язвительно-резкий голос по перепонкам:
   - Явился не запылился. Возвращение блудного сына домой.  И  где  тебя
только черти носили, мы совсем заждались.
   Момент был упущен; все равно я потянулся к пистолету, но, как  понял,
совершенно  напрасно,  потому  что  с  обеих  сторон  на  меня  грамотно
навалились два амбала, и  я  тоскливо  понял,  что  проиграл.  Наверное,
сейчас опять будут бить, а я от этого страшно устал.  Поэтому,  стараясь
больше не делать лишних движений, я  послушно  лег  на  пол,  безропотно
позволив  связать  себе  руки.  Ничего  не  поделаешь,  если  голова  не
работает, то отвечать приходится всему  организму.  А  бить  меня  будут
непременно, об этом толстяк намекал еще по  телефону.  И  поделом,  надо
было слушаться Макса, он хоть и омоновец, но в жизни повидал достаточно.
Не попался бы и он на их удочку, тогда у меня пропадет последний шанс.
   - Что с ним будем делать,  Командир?  -  закончив  перематывать  меня
веревками, спросил вязавший и  для  пущего  унижения  похлопал  меня  по
заднице.
   - Как это что делать? В машину  -  и  вперед.  Пончик,  подавай  свой
"каблучок". Кажись, нас Барыня уже заждалась, то-то будет ей подарочек к
завтраку, а, мужики? И нам,  глядишь,  презент  подкинет.  Грузите  его,
господа хорошие, только аккуратнее.
   Двое подхватили меня под мышки и мордой вперед  поволокли  к  выходу.
Вплотную к калитке уже успели подогнать грузовой "Москвич", и дверцы его
фургона были гостеприимно распахнуты. Неосторожно, совсем не заботясь  о
последствиях, мое бренное тело было варварски  заброшено  в  глубь  этой
собачьей будки. Ударившись головой  об  острый  угол  крыла,  я  потерял
сознание.
   Когда  я  очнулся,  "Москвич"  уже  трясло  и  его  жесткие   рессоры
добросовестно  передавали  моим   куриным   мозгам   малейшую   дорожную
неровность. Окон моя  карета  была  лишена,  и  потому  я  не  мог  даже
предположить, куда меня везут. Но  зато  я  хорошо  знал,  зачем  везут.
Правда, вызывало легкое недоумение  отсутствие  знакомых  лиц  толстяка,
тушканчика и Валентины. Но не нужно сожалеть,  господин  Гончаров,  тебе
еще предстоит с ними встретиться, встретиться и вдоволь  поболтать.  Все
впереди, какие твои годы. Интересно, заметил ли Макс, как меня  паковали
в этот чертов "каблучок"? Если заметил, то мне нужно приготовиться к его
появлению. Для начала было бы совсем не плохо развязать руки, а потом  и
ноги.
   Немного  подергавшись  дохлой  рыбой,  я   понял,   что   мои   мечты
неосуществимы. Спеленован я был опытной и добросовестной рукой.  Мне  не
оставалось ничего другого, как послушно, в такт движению  перекатываться
по металлическому  полу  и  вспоминать  детство.  Да  еще  надеяться  на
мастерство и изобретательность Ухова. Если он  вообще  видел,  как  меня
умыкнули.
   По равномерной скорости, урчанию мотора  и  шуму  встречных  машин  я
понял, что мы едем по скоростной трассе, должно быть направляясь обратно
в родимый город. Что ждет меня там? Я мог только предполагать, что вновь
и вновь  меня  будут  склонять  выступить  в  роли  Григория  Лунина.  И
угораздило же меня уродиться похожим на него? Если бы не этот  случайный
фактор, то сейчас бы я занимался каким-нибудь полезным делом. Я  бы  мог
за чашечкой ароматного густого кофе слушать вальс-фантазию Глинки, а  не
кататься глупым,  бесформенным  мешком  по  грязному  и  холодному  полу
фургона. А не слишком ли мы долго едем?  Прошло  не  меньше  часа  после
того, как я пришел в себя. Время вполне достаточное, чтобы добраться  до
города. Не означает ли это, что мы его уже миновали и теперь углубляемся
в неведомые дали? Скверно, господин Гончаров, таким макаром можно уехать
черт знает куда, а главное - Максу будет трудно меня  отыскать.  К  кому
меня везут? Насколько я помню, была упомянута какая-то барыня.  Как  это
понимать? Как кличку или  как  уважительное  обращение  к  начальнице  и
хозяйке? Возможно, то и другое, вместе взятое. Но кто она? Валентина  на
роль Барыни не тянет. Наверное, это  та,  вторая  баба,  которую  видела
Милка. Но зачем ей  свидание  со  мной?  Может  быть,  она  не  доверяет
толстяку и хочет провернуть дельце без посредников? А  возможно,  просто
желает познакомиться с  приятным  и  интеллигентным  молодым  человеком.
Скорее всего, так оно и есть, правда, ее  приглашение  к  утреннему  чаю
носит несколько необычный характер. Но ничего не поделаешь, Барыня она и
есть Барыня. Мне остается только смириться, трепетно и терпеливо  ожидая
нашего свидания. Но куда мы,  в  конце-то  концов,  курс  держим?  Таким
кандибобером недолго и в Ташкент угодить. Уже около  двух  часов  пилим.
Машина идет ходко, значит, мы покрыли расстояние  не  менее  полутораста
километров. Жрать хочется, напрасно я отказался от  Милкиного  завтрака.
Как сейчас помню, кусок пирога был румяный и аппетитный.  Так,  кажется,
добрались...
   По начавшимся остановкам, перегазовкам  и  рывкам  я  понял,  что  мы
въехали в город, а еще через десять минут, услышав многоголосые  сигналы
и брань водителей, пришел к выводу, что город этот не маленький.
   Покрутив  несколько  минут  по  невидимым  мне   улочкам,   "Москвич"
остановился. Следом, почти вплотную остановилась какая-то вторая машина.
Открылись дверки, и вязавший меня умелец простуженным голосом спросил:
   - Что дальше, Командир?
   - Ждите здесь, а я к Барыне.
   - А этого барина открывать или как? В темноте-то, поди, зачах.
   - Пусть пока так  лежит,  ему  теперь  свет  вреден.  Ослепнет,  чего
доброго, - удаляясь, загоготал Командир.
   Негромко переговариваясь, трое или четверо  похитителей  закурили,  и
кто-то помочился на мое колесо, из чего я сделал вывод, что находимся мы
не в самом центре города.
   Командир вернулся минут через пять. Как человек,  хорошо  выполнивший
свою  работу  и  получивший  заслуженную  похвалу,  он   стал   добр   и
многословен.
   - Сейчас Барыне  не  до  него.  Внеплановая  проверка.  Сказала,  что
займется им вечером. Велела всем передать спасибо и вот  это...  Премия.
По куску на брата. Налетай, только не удушите меня.
   Довольно урча, сообщники колготились под самым моим боком,  обсуждая,
как лучше потратить свой нефиксированный доход.
   - И еще, чуть не забыл, - вновь взял слово Командир.  -  Всем,  кроме
Пончика и Бобра, сегодня выходной.
   - А мы что же, хуже других? - обиженно заныли двое.  -  Мы  тоже  всю
ночь глаз не сомкнули. На нас хотите выехать.
   - Ша, козлы. Завтра отдыхаете со мной. Сейчас отвезете груз в терем и
закроете его в той, ну, знаете, комнате. Бобр останется сторожить, а ты,
Пончик, сразу назад. Надо муки привезти, а Глеб сломался.  Бобр,  смотри
там у меня, не как в прошлый раз. На волоске висишь.
   - Да что ты, Командир, мог бы не говорить, сам все понимаю.
   - Хреново ты понимаешь, я через час заеду, проверю. Держи ключи.
   Звякнул металл, хлопнули дверки, и мы опять куда-то поехали. На  этот
раз наше путешествие было  совсем  коротким.  Прошло  не  больше  десяти
минут, и мы остановились.  Кто-то  вышел  из  машины,  с  лязгом  открыл
металлические ворота, и мы вкатились  вовнутрь.  После  серии  поворотов
"Москвич" попятился назад и остановился. Надо думать, что  на  этом  мое
путешествие подошло к концу. Отворились двери, по  обе  стороны  которых
застыли мои конвоиры. По их характерным признакам я сразу определил, что
стоящий по левую сторону пухлый короткий человечек, вероятно, Пончик,  а
его черноусый неказистый товарищ, скорее всего, Бобр.
   - Ну, землячок, вылазь,  приехали,  -  бодренько  сообщил  Пончик.  -
Только смотри у меня, без глупостей, А то мы  пацаны  крутые,  враз  уши
отрежем.
   - Какие там глупости, - чуть слышно пробормотал я. - Как я выйду?  Не
видите, что ли? Я же перетянут, как "Докторская" колбаса. Вытащите  меня
отсюда немедленно, или я буду жаловаться Барыне.
   - Гляди-ка, Пончик, а он, оказывается, серьезный мужик,  Барыней  нам
грозит.
   - Кончай базар, открывай его гостиницу, да я  поеду,  а  то  она  мне
холку намылит в самом деле. Пошустрей, что ты как баба возишься.
   Где-то с левой стороны невидимая мне дверь наконец  была  открыта,  и
меня уже проверенным приемом затащили и бросили в темное  помещение.  По
пути  следования  я  успел  заметить,  что  волокли  меня   в   шикарный
трехэтажный дом, очень похожий  на  русский  терем.  Сделав  свое  дело,
стража удалилась.
   Через  несколько  минут  после  того,  как  отъехал   фургон,   дверь
отворилась и  вспыхнул  яркий  слепящий  свет.  Мой  новый  надзиратель,
бесцеремонно перевернув меня на живот, внимательно осмотрел мои руки.  С
чего бы такая забота? И что это за  помещение?  В  пяти  сантиметрах  от
своего носа я увидел ворс ковра. Довольно  странная  камера,  и  парашей
здесь не пахнет, а напротив - благоухает  чем-то  забытым  и  волнующим.
Странно  все  это,  господин  Гончаров.  Смотри,  кабы  худо  не  вышло,
засмеялся я про себя, а вслух спросил:
   - Ну что ты там у меня в заднице нашел интересного?
   - Руки у тебя, зема, совсем почернели, как бы чего плохого не вышло.
   - Так развяжи их скорее, идиот.
   - Вот и я думаю, что  развязать  надо,  а  только  нельзя,  вдруг  ты
дебоширить начнешь? Фокусы разные выделывать, меня ведь потом Командир с
дерьмом съест. Ничего, полежишь до его прихода, а там как он скажет, так
и сделаем.
   - Дурак, тебе же Барыня за меня все гениталии оторвет.
   - Не знаю, что и делать.
   - Если не знаешь, что делать, тогда хоть дай мне пожрать и выпить.
   - А вот это я сделаю с удовольствием, только давай сядем на диван.
   С высоты сидящего человека  лучше  чем  с  пола  видно  помещение,  в
котором  ты  находишься.  С  удивлением  я  взирал  на   свою   темницу,
меблированную в лучших традициях новых русских. По большому счету, здесь
не хватало только обычного телефона, с которого я бы мог позвонить Максу
и  пригласить  его  в  гости.  Интерьер   немного   портили   капитально
зарешеченные окна и такая же дверь.
   - Зема, а что ты будешь пить?  -  поставив  передо  мной  тарелки  со
всевозможными бутербродами, заботливо осведомился Бобр.
   - А что у тебя есть?
   - Да все, что захочешь,  только  говори,  -  колдуя  возле  открытого
холодильника, гордо ответил он.
   - Тогда будь добр, мой добрый Бобр, тащи мне водки.
   - А чего так слабо? Там всяких заморских коньяков полно.
   - Коньяком я еще в детском садике печень посадил. А тебе не приходила
в голову мысль, какой конечностью я буду брать пищу, чтобы отправить  ее
в рот?
   - Будешь есть из моих рук, так безопасней. Пей, только потихоньку, не
захлебнись, вот так, хорошо, - ворковал он, вливая в меня водку.
   Наверное, так воркует мать над своим дитятей, только что отлучив  его
от  груди.  Когда  процесс  кормления  был  благополучно   завершен,   я
потребовал сигарету. С наслаждением ее выкурив, я попросился  в  туалет,
напряженно ожидая, как он поступит  в  такой  непростой  ситуации.  Бобр
оказался в очень затруднительном положении. И отказать он  мне  не  имел
права, и согласиться самолюбие не позволяло. И все же у  него  оставался
только один путь - освободить мои руки и ноги. И он, стараясь  сохранить
видимость мужского достоинства, на это пошел. В туалете я просидел целую
вечность, разминая и массируя руки, готовясь  к  подлому  и  вероломному
нападению.
   Когда, с сожалением оставив уютное убежище, я вышел, он уже  стоял  с
заготовленной веревкой, чтобы вновь меня стреножить.
   - Бобр, а может, не надо? - просительно заныл я, идя ему навстречу.
   - Да что ты, сейчас Командир явится, такой шум поднимет. Давай руки.
   - На!
   С большим сожалением я ткнул ему в глаза и, пока он орал и катался по
полу, сумел быстро и надежно скрутить его угловатое, нескладное  тельце.
И зачем только таких берут в охрану?
   Ключи торчали в дверях. На ходу их выдернув, я  помчался  к  воротам,
ориентируясь по  признакам,  известным  только  собакам  и  сумасшедшим.
Первый же лихорадочно вставленный ключ подошел. Уже ликуя  и  пьянея  от
свободы, я распахнул ворота и прямо  перед  собой  увидел  ошарашенного,
испуганного Командира. Не давая ему времени опомниться, я резко  толкнул
его в грудь и, по-заячьи петляя,  побежал  вдоль  пустынной,  незнакомой
улицы, стараясь как можно дальше оторваться от погони.
   Удар в спину, короткий и резкий, как выстрел, отключил мое сознание и
опрокинул на землю. Это конец,  успел  подумать  я,  сдирая  об  асфальт
ладони.
   Очнулся я от дикой боли. Миловидная садистка  развлекалась  тем,  что
поливала на мои ободранные руки йод. Негромко, но внятно выругавшись,  я
посоветовал ей смазать собственную... Никак на это не отреагировав,  она
перебинтовала мне  кисти  и  занялась  лбом.  Когда  все  мои  страдания
остались позади и мучительница ушла, ей на смену пришел Командир. Сейчас
ударит по морде, обреченно подумал я, и зачем только меня ремонтировали,
если опять хотят бить? Но я ошибся. Командир понуро  и  виновато  сел  в
кресло напротив и несмело заговорил:
   - Вы уж меня  извините,  сам  не  знаю,  как  это  получилось.  Чисто
автоматически сработал рефлекс, и я бросил в вас дубинку.
   - Лучше бы ты ею стукнул себя  по  голове,  сразу  же  уловив  нужную
волну, наглел я. - Учти, я все расскажу Барыне, и ты у  меня  пожалеешь,
что вообще появился на этот свет. Рефлекс  у  него  сработал!  Обезьяна,
лучше бы у тебя мозги сработали.
   - Это верно, - услужливо хихикнул мужик, - это вы точно  заметили.  С
мозгами  у  меня  напряженка.  А  спина-то  сильно  болит?  -  осторожно
поинтересовался он и притих, томительно ожидая ответа.
   - Не  то  слово,  -  страдальчески  скривившись,  ответил  я.  -  Ты,
наверное, мне хребтину перешиб, ублюдок!
   - Да нет, - радостно возразил он. - Если бы хребет был поврежден,  вы
бы вообще не смогли двигаться. Просто сильный удар.
   - Умный ты больно, как я погляжу. Который час-то?
   - Скоро одиннадцать..
   - А где Бобр? Я его не сильно покалечил?
   - Насчет него можете не беспокоиться.  Я  его  хорошенько  помесил  и
сделал пинком под зад. Больше он здесь не появится.
   - Немедленно верни его назад, он отличный парень, и я не  допущу  его
увольнения.
   - Как скажете, сейчас позвоню ему домой.
   - Барыня-то придет сюда?
   - Да, конечно, куда же еще?
   - А где это я?
   - То есть как это где? В своем  доме.  Не  понимаю,  чем  он  вам  не
нравится? Избегаете его прямо как черт ладана.  Где  это  видано,  чтобы
сбегать из собственного дома.
   Так, господин Гончаров, спокойно  и  без  резких  движений,  закрывая
глаза, успокаивал я себя. Это что-то  новенькое,  значит,  ни  много  ни
мало, а ты теперь владелец роскошного особняка  о  трех  этажах.  Совсем
недурственно. Знать бы, с какого боку тебе такое счастье подвалило, хотя
если пораскинуть мозгами, то и  коту  ясно,  что  я  нахожусь  на  месте
Григория Лунина. Меня на его роль сватают  уже  пятый  день,  а  сегодня
кое-чего добились. Но почему  произошла  такая  разительная  перемена  в
обращении со мной? Решили поменять тактику? Не мытьем так катаньем?  Да,
видимо, есть ради чего копья ломать. Скорее всего, я сейчас  нахожусь  в
покоях Николая Лунина. Не слабый домишко, у  меня,  в  смысле  у  Гриши,
поплоше будет. Однако не хилое наследство оставил  братик  Коля  братику
Грише, так надо понимать? Это если  говорить  о  недвижимости,  но  надо
думать, что какие-то копеечки у него завалялись и в банках,  разумеется,
кроме тех, что вложены в дело. Теперь понятно,  почему  у  толстяка  при
мысли об этом происходит перманентный оргазм и слюновыделение. Но что же
случилось с моим симпатичным двойником? Если верить словам толстяка,  то
он решил обойтись без посредников, попросту  говоря,  он  "кинул"  своих
дружков. А собственно говоря, почему он должен был с ними делиться, если
он вступал в наследование на законных правах? Кажется, для этого отведен
полугодовой срок. Теперь становится понятным, почему  толстяк  медлил  с
подписанием документов и блекотал о двухнедельной задержке.  Видимо,  по
истечении этого времени кончается определенный  законом  срок,  Григорий
вступает в право наследования  и  становится  полновластным,  юридически
подтвержденным хозяином всего движимого и недвижимого имущества.
   Предположим, все это так и мои  умозаключения  верны,  но  каким  тут
боком пристроился толстяк и компания