воскресеньям. Последний раз он
у меня ужинал, а на следующий день, в  обед,  не  пришел.  К  вечеру  мы
узнали, окочурился профессор.
   - А ты не помнишь, в тот последний вечер он был один или с  женщиной?
Может быть, здесь кого-нибудь снял?
   - Ясно, какой ты майор КГБ, ну да  нам  скрывать  нечего.  Профессор,
насколько я помню, пришел один. Я, конечно, могу  ошибаться,  времени-то
прошло более трех месяцев, но мне  кажется,  это  было  именно  так,  он
пришел один, а уже здесь прикадрил телку.
   - Ты не помнишь, какая она была  из  себя,  черная,  белая,  высокая,
маленькая? Толстая или, наоборот, худая?
   - Сейчас трудно вспомнить,  мне  кажется,  это  была  высокая  темная
бабенка. Что я помню хорошо, так это яблоко.
   - Яблоко? Какое яблоко?
   - У них на столике лежало здоровенное красное яблоко.
   - Спасибо, мужики, вы меня здорово выручили.
   Яблоко, вот оно что. Теперь понятно и козе, что работала одна и та же
брюнетка, это видно по почерку. Самое  время  нанести  визит  вежливости
заведующему   отделением   сосудистых   заболеваний   товарищу    Семену
Менделевичу. Время уже позднее, и на работе его уже  нет,  а  времени  у
меня более чем достаточно, не грех еще раз утвердиться в своих догадках.
   В Первом Железнодорожном тупике седьмой дом бывшего  зубного  техника
Кислицкого выгодно отличался от своих собратьев. На мой тактичный звонок
тут же грубо ответила злющая овчарка. На ее клич  вскоре  вышел  хозяин,
здоровенный бородатый цыган.
   - Чего надо? - спросил он.
   - Мне бы господина Кислицкого.
   - Нет Кислицкого, умер совсем.
   - Какая жалость, а вы кем ему приходитесь?
   - Послушай, тебе какая разница, брат я ему, понимаешь.
   - Понимаю, - согласился я, садясь в машину.
   - Подожди. Куда торопишься? Ты по какому делу?  Я  ведь  тоже  зубной
мастер и тоже принимаю на дому.
   - Мастер в смысле разового удаления всей челюсти?
   - Зачем обижаешь, нехорошо говоришь, я уже десять лет работаю.
   - Первый раз вижу цыгана-зубника.
   - Кто тебе сказал, что я цыган? Арутюнян я, есть разница?  Ашот  меня
зовут. Что ты хочешь?
   - А вы хорошо знали Кислицкого?
   - Ты спрашиваешь глупые вещи. Как я мог плохо знать Броника, когда он
был моим начальником? Что ты про него хотел знать и кто ты такой?
   Мне ничего не оставалось делать, как  объяснить  ему  суть  проблемы.
Бородатый армянин долго сопел, соображая, можно  ли  мне  верить,  потом
открыл дверцу и сел рядом.
   - Покажи свои корочки, дорогой, извини, но сегодня злых людей  много.
Документы у тебя правильные, пойдем в дом Броника.  Нехорошо  с  хорошим
человеком на улице разговаривать.
   - Но только на секунду, - зная армянское гостеприимство,  предупредил
я, - мне еще два часа домой добираться.
   - Конечно, - сразу же усаживая меня за стол, согласился Ашот,  -  так
что ты хочешь знать, конкретно?
   - Я хочу знать, где был Бронислав Кислицкий накануне своей смерти.
   - Зачем это тебе?
   - Возможно, я найду человека, который способствовал его смерти.
   - Почему ты думаешь, что его убили?
   - Да потому, что произошло несколько  аналогичных  случаев  и  всегда
накануне фигурировала высокая брюнетка.
   - Вот теперь я понял.  Зачем  нервничаешь,  дорогой,  нервные  клетки
восстанавливаются очень плохо. Я тебе расскажу все, что знаю, но сначала
надо выпить за упокой души Броника.
   - Не могу, за рулем я, Ашот.
   - Зачем на ночь глядя ехать, переночуешь в  доме,  а  утром  поедешь.
Если правда ему эта баба помогла помереть и ты ее найдешь, то я тебе дам
денег. Он хороший человек был. Я сам убежал из Карабаха. Ничего  у  меня
не было, только жена и двое детей, да еще портфель с инструментами. Кому
я здесь был нужен? А он меня  на  работу  взял,  помог  снять  квартиру.
Хороший человек.
   "Вот еще один подозреваемый, -  автоматически  подумал  я,  -  налицо
корыстные мотивы, каким образом ему удалось оттяпать дом Кислицкого?"
   - Ты что замолчал? Наверное, думаешь, почему Ашот  Арутюнян  живет  в
чужом доме? Не думай! Я его сторожу. Жду, когда из Америки  приедет  его
брат, может, он мне продаст дом. На полдома у меня деньги есть.
   - Хорошо, но вернемся к моему вопросу:  где  был  Кислицкий  накануне
смерти?
   - Со мной был, в ресторане "Жигули" сидели.
   - Вы там одни были?
   - Неужели я поведу в ресторан жену, конечно одни. Я  раньше  ушел.  У
меня семья. Броник один остался. Утром прихожу на работу, а он  мертвый.
Я сразу "скорую" вызвал, хотел милицию, а они говорят, не надо, так  все
ясно, второй обширный  инфаркт,  говорят,  сразу  увезли.  Потом  я  его
похоронил.
   - Так он что, на работе умер?
   - Зачем на работе, дома умер, в своей кровати, совсем голый был.
   - Но ты только что сказал: пришел на работу...
   - Конечно, у нас зубопротезный кабинет за стенкой.
   - Понятно, Ашот, а ты не помнишь, где в то утро была собака?
   - Выла, скотина, он ее зачем-то в бане закрыл.
   - Суду все ясно. Скажи, Ашот, на твой  взгляд,  что-нибудь  ценное  в
доме пропало?
   - А что тут взглядывать, в мастерской полкило золота не могу найти.
   - И последний вопрос: когда и где последний  раз  Кислицкий  лежал  с
инфарктом?
   - В нашей больнице, это было, кажется, в августе.
   - Что и требовалось доказать. А теперь, Ашот, наливай.
   Я подумал, что завтра с утра  мне  просто  необходимо  встретиться  с
Семеном Менделевичем, а гнать машину туда  и  обратно  для  того,  чтобы
переночевать, просто не имеет смысла. Самое лучшее в  моем  положении  -
переночевать здесь, тем более общительный Ашот  мне  это  предлагает,  и
нужно  быть  полным  идиотом,  чтобы   променять   хороший   коньяк   на
сомнительный гостиничный номер.
   Часа через два, основательно почтив  светлую  память  хозяина,  мы  с
трудом закатили машину во двор и улеглись спать.
   Поутру, поблагодарив бородача, я  подъехал  к  нужной  мне  больнице,
сооруженной еще в прошлом веке.  После  долгих  поисков  и  рысканья  по
коридорам мне наконец  удалось  настигнуть  "сердечного"  профессора.  С
видимым огорчением толстое светило науки согласилось выделить мне десять
минут. Когда он понял, что речь идет о его товарище Гридневе, стал более
словоохотлив.
   - Да что вы говорите? Неужели вы кого-то  подозреваете  в  умышленном
убийстве Жени? Не может такого быть.
   - Но вы ведь его нашли совершенно нагим.
   - Конечно, лично я думаю,  что  он  кого-то  шпандорил,  а  во  время
оргазма  сердчишко  не  выдержало.  Представляю,  как   напугалась   его
партнерша, бедная девочка.
   - Эта ваша бедная девочка отправила  на  тот  свет  по  крайней  мере
четверых мужиков. И не просто тихонько их загасила, но еще  и  при  этом
хорошенько почистила. Вы знаете о фамильном серебре Гриднева?
   - Черт возьми, как я раньше не подумал! Но что от меня требуется?
   - От вас требуется не много. Сообщите, кто из  медперсонала,  начиная
от санитарки и кончая врачом, уволился или был уволен за  последние  два
месяца.
   - Никто, в наше время за место держатся.
   Мое настроение резко ухудшилось, выходит,  я  ловил  черную  кошку  в
темной комнате, когда ее там не было. Оставалась  последняя  надежда,  в
которую я не очень  верил  сам.  Без  прежней  уверенности  в  голосе  я
спросил:
   - Может быть, кто-нибудь уволился из регистратуры?
   -  Этого  я  не  знаю,  но  можно  проверить.  Через  пять  минут  он
докладывал:
   - Есть такое дело,  пятого  декабря  прошлого  года  из  регистратуры
уволилась Варвара Михайловна Пузанкова. Устраивает вас эта кандидатура?
   - Она высокая брюнетка, - сразу воспрял духом я, - длинноногая бестия
с шикарным черным волосом?
   - Должен вас разочаровать,  совсем,  наоборот,  невысокая  крепенькая
блондиночка, с короткой прической.
   Вся моя головоломка, так старательно собранная, разлетелась в  пух  и
прах, но кто же, в конце концов, виноват,  если  у  господина  Гончарова
дефицит головного мозга. Уже на всякий случай, просто чтобы  вопрос  был
исчерпан, я попросил о последнем одолжении:
   - Семен Менделевич, последняя просьба. Как бы  мне  взглянуть  на  ее
личное дело?
   Поморщившись, он кому-то позвонил, потом перезвонил, еще раз позвонил
и выдал итог своего немыслимого труда:
   - Первый этаж, второй кабинет, Мария Ивановна будет вас ждать.
   Мария Ивановна растерянно смотрела на меня, хлопая белесыми короткими
ресницами, беспомощно разводя руками.
   - Ничего не понимаю. Не знаю, что и думать. Я все  перерыла.  У  меня
всегда все в порядке. Что делать? Но у меня Пузанковой  хоть  тресни,  а
нет. Я тридцать лет проработала в отделе кадров, а такого еще не было.
   - Время нынче другое, не  расстраивайтесь,  Мария  Ивановна,  не  Бог
весть какая потеря, не миллион ведь украли.
   Я веселел на глазах: если листок по учету кадров  исчез,  значит,  он
кому-то нужен, и этот кто-то наверняка сама эта бестия.  А  это  значит,
что мастер сыскного дела господин Гончаров на верном пути. Гип-гип-ура!
   Так, по приезде первым делом заглянем в гостиницу, наверняка там  нас
ожидает куча новостей. Разрешив их,  господин  Гончаров  с  чувством,  с
толком и с расстановкой займется маленькой, крепенькой  Пузанковой.  Где
ее лучше искать? А мы начнем по  порядку,  не  спеша,  с  удовольствием,
начнем с  ближайшей  больницы,  куда  был  приписан  раб  Божий  Иванов,
сраженный коварным оргазмом. Все  хорошо,  только  вот  одна  неувязочка
получается. Почему она пухленькая, маленькая блондинка, когда мне  нужна
высокая, стройная брюнетка? Если бы вопрос стоял только в окрасе, то его
бы я разрешил  запросто.  Можно  перекраситься,  можно  напялить  парик,
излюбленное  средство  преступников,  но  как  отрубить  или  надставить
конечности? Остается два варианта: либо госпожа  Пузанкова  тут  ни  при
чем, либо у нее есть подруга и они работают  в  паре.  Хм,  вскрытие,  а
почему я не узнал, что показало вскрытие любвеобильного Иванова?
   Дурак ты, хоть и Гончаров, ну кто тебе будет вскрывать мертвеца после
второго обширного инфаркта, там у них и здоровых-то трупов полно,  скоро
с ними совсем сопьется бедный Сизый Нос.
   С такими вот невеселыми  мыслями  я  доехал  до  гостиницы.  Дежурный
администратор встретила меня как  любимого  и  долгожданного  мужа.  Она
восторженно сообщила, что я уже целые сутки являюсь подлым  должником  и
если я тотчас не заплачу, то меня заберут в тюрьму, а  мои  личные  вещи
предадут сожжению, и еще для меня имеется корреспонденция, но  получу  я
ее только в случае немедленной уплаты. А если и дальше товарищ  Гончаров
будет себя так вести, то ничего хорошего ему ожидать не придется.
   Заткнув ей пасть  деньгами,  я  надорвал  обычный  почтовый  конверт.
Стандартный лист писчей бумаги был сложен вчетверо. Ее  почерк  я  узнал
сразу.

***

   "Милый Костя, прости меня за все, что я натворила, только помоги. Мне
очень плохо, надо мною постоянно  издеваются.  Бьют,  выкручивают  руки,
требуют деньги. Костя, я знаю, что у тебя  уже  ничего  нет,  но  продай
машину и отдай этим подонкам  деньги,  иначе  я  просто  умру,  ты  ведь
помнишь, что я для тебя сделала, выручи и ты меня. Сделай так,  как  они
говорят. Когда меня отпустят, я отсужу половину квартиры у мужа. Пожалей
меня. Твоя Валя".

***

   -  Кто  вам  его  принес?  -   спросил   я   почему-то   побледневшую
администраторшу. - Когда принесли?
   - Около часа назад, - быстро ответила она,  отодвигаясь.  -  Какой-то
мальчишка лет десяти, я его никогда раньше не видела. А что случилось?
   - Ничего хорошею, живите долго.
   В номер я  зашел  вместе  с  телефонным  звонком.  Опять  звонила  та
женщина.
   - Добрый день, Константин Иванович, как съездили?
   - Никуда я не ездил.
   - Вот  как,  а  нам  показалось,  что  вы  путешествовали  в  Самару!
Наверное, мы ошиблись, но это роли  не  играет.  Самое  главное,  вы  не
продали машину, а это печальный факт, но ничего страшного, по  некоторым
источникам до нас дошли сведения, что у вас и без того появились деньги,
даже известна сумма. Вам придется ее  отдать  нам,  если,  конечно,  вам
дорога ваша подруга.
   - Идите вы все на...
   - Конкретные  директивы  вы  получите  другим  путем,  и  советую  им
подчиниться, в противном случае я не отвечаю за жизнь вашей жены.  И  на
этот раз настоятельно рекомендую милицию в известность не  ставить.  Это
закончится плачевно для всех. С наилучшими  пожеланиями,  и  не  вешайте
носа, деньги - это пыль.
   Бухнувшись на кровать, я забился в истерике. Стыдно сказать, но я был
бессилен перед этими сволочами, взявшими меня за горло, как  щенка.  Что
делать? Отдать последнее и ждать очередного требования и вымогательства?
Нет, денег они от  меня  не  получат.  Но  тогда  погибнет  Валя.  Какая
разница, они ее прикончат так или иначе. Но каково будет  моей  совести?
Ведь я всю оставшуюся жизнь себе этого не прощу.
   Откуда мерзавцы узнали о том, что у меня появились деньги? Вопрос это
очень непростой. Что они следят за каждым моим шагом, это понятно, но не
могли же они проверить наличие моего счета и конкретную  сумму  на  нем.
Впрочем, сегодня все возможно. Что делать?
   Затрещал телефон. Наверняка из милиции, опять расскажут старую сказку
о том, что засечь удалось, а вот отловить не получилось.
   - Я слушаю, - брезгливо плюнул я в трубку.
   - Немов беспокоит, я в курсе, мы их засекли...
   - Но поймать не удалось, - продолжил  я  насмешливо.  -  Квалификация
всего  вашего  РОВД   позволяет   вам   работать   не   больше   как   в
медвытрезвителе, там вы вполне сможете  догнать  ползущего  на  карачках
алкаша. Откуда эти суки могли знать о том, что я получил деньги?
   - Не знаю, может быть, сами пацаны рассказали.
   - Они же у тебя закрыты.
   - Да нет, отпустил я их, штраф выписал и отпустил.
   - ...твою мать! Да что  ж  ты  сделал!  Ты  ж  их  на  верную  смерть
отпустил. Не пойму,  Немов,  или  ты  сообщник,  или  дурак.  Немедленно
поезжай по их адресам и вези в кутузку. А впрочем, черт с  ними.  Теперь
так: в мои дела больше не вмешивайтесь, увидишь Ухова, передай ему,  что
он мне очень нужен. Все.
   Со злостью я бросил трубку,  и  она,  уже  ранее  треснувшая,  теперь
разлетелась вдребезги. Черт с ней, вся жизнь вдребезги.
   В дверь робко постучали. Кого еще сегодня послать и куда?
   - Войдите! - визгливо крикнул я.
   Показалась испуганная рожица Светки. Через узкую щель она протягивала
мне конверт, не решаясь при этом даже пискнуть. Так же  молча  я  вырвал
письмо и захлопнул дверь. Руки дрожали так,  что  я  с  трудом  разодрал
пакет. Под  ним  оказался  второй,  скрепленный  сургучной  печатью.  На
сургуче  явственно  просматривался  скорпион.  Видимо,  печать   ставили
перстнем. Удивительное легкомыслие, ведь  это  -  вопиющая  улика.  Чуть
поколебавшись,  я  сломал  сургуч  и  вытащил  уже  знакомый,   вчетверо
сложенный лист. Опять писала Валя.

***

   "Милый мой Костя, снова они заставляют меня писать, а у меня уже  нет
ни силы, ни желания. Мне уже все равно, поскорее бы убили. Они  говорят,
чтобы ты, как только получишь письмо, ни секунды не мешкая, шел в банк и
снял сто миллионов. Потом тебе нужно поехать в Антоновку, но не  доезжая
до деревни полтора километра  с  правой  стороны  будет  полуразрушенный
сарай. Там под ржавое ведро ты должен положить деньги. После того как ты
уедешь и они убедятся, что приезжал ты  один,  они  их  заберут  и  меня
отпустят. Они говорят, что письму можно верить только в том случае, если
будет цела печать. Если  печать  сломана,  тогда  жди  других  известий.
Ничего не говори милиции, а то они сразу меня убьют.
   Валя".

***

   Заскрипев зубами, я порвал письмо.  Кажется,  я  принял  долгожданное
решение. Из-под кровати вытащил большую спортивную сумку и вытряхнул  из
нее меховой камуфляжный костюм, недавний подарок Ухова. Сам я не надевал
его ни разу, но видел, как это делает Макс. Веревка вокруг пояса, кобура
к ноге, нож в специальный карманчик, еще кобура за пазухой. Господи, как
они ходят в такой амуниции?
   Но почему не звонит Макс? С ним задуманное мной предприятие выполнимо
легче. Кое-как собрав трубку, я позвонил ему сам.
   - Он на задании, - сухо ответил голос дежурного, и я понял,  что  мне
придется действовать одному.  Это  значительно  снижало  мои  шансы,  но
медлить было нельзя.
   Они следят за каждым моим шагом, и, если я не заеду в  банк,  встреча
просто не состоится.
   В Сбербанке снять  все  деньги  мне  не  позволили,  ссылаясь  на  их
отсутствие (удивительная страна), пришлось  ограничиться  половиной,  но
для меня теперь это не имело значения. В четырнадцать часов я выехал  на
дорогу, ведущую в Антоновку. До нее было километров десять.
   Мой план был примитивен и прост, поэтому я надеялся на успех.  Сейчас
я доеду до этого гребаного сарая. Покурив там пару минут, я выйду,  сяду
в машину и поеду в обратном направлении. Дорога  пустынна,  и  никто  не
заметит,  если  я  остановлю  какую-нибудь   задрипанную   машину   типа
"Запорожца". Выкину из нее водителя и попрошу его отогнать мою "девятку"
подальше, с глаз долой. Сам сяду за руль  его  машины  и  буду  неспешно
контролировать дорогу. Когда увижу остановившуюся возле сарая машину, то
попросту прострелю ей скаты, и  тогда  голуби  окажутся  в  моих  цепких
руках. Что и говорить, умен  и  дерзок  господин  Гончаров,  к  тому  же
коварен, как змей. Что будет потом, я представлял плохо, но  "потом"  на
то и "потом", чтобы рисовалось оно неясно.
   На горизонте показалось ветхое деревянное сооружение, очевидно, это и
был намеченный пункт передачи денег.  Сбросив  скорость,  я  внимательно
осмотрелся кругом. Пустынная дорога, безмолвное белое  поле,  и  на  нем
черная отметина сарая, а в километре за ним чахлая лесопосадка.  Лучшего
места для намеченного действа  не  придумаешь.  До  строения  расстояние
метров сто. Я остановился  строго  напротив,  несколько  минут  постоял,
слушая  тишину,  потом  вышел  из  машины  и  прошелся  вдоль   обочины,
внимательно  разыскивая  возможные  следы.  Нет,  все  нормально.   Снег
оказался нетронутым. Поудобней пристроив  пистолет,  я  побрел  на  свою
Голгофу. Чем дальше я шел, тем  муторнее  становилось  на  сердце,  хотя
вроде бы оснований для этого не было никаких.  Если  не  считать  черных
горластых ворон, вокруг не было ни души.  Приблизившись,  я  понял,  что
сарай когда-то выполнял функции насосной станции,  потому  что  из  него
торчало  несколько  труб,  теперь  почти  скрытых   под   снегом.   Вход
располагался со стороны дороги, и здесь снег  был  девственно  чист.  По
крайней мере, сюда никто не заходил  со  вчерашнего  вечера.  Я  потянул
отвратительно скрипящую дверь и на вытянутой руке просунул  туда  шапку.
Никакой реакции, даже обидно. Водрузил шапку назад на бестолковую голову
и уже смело вошел. Было бы гораздо лучше, если б я  этого  не  делал.  Я
думал,  что   в   сарае   темно,   но   глубоко   заблуждался,   мириады
празднично-ярких огней, словно воды Ниагары, стремительно обрушились  на
мою голову. Я упал, захлебываясь в этом праздничном море света и тьмы.
   Естественно, я не помню, какой промежуток времени я пребывал  в  этом
блаженном  состоянии.  Вывела  меня  из  него  дикая  головная  боль.  Я
застонал, но, услышав голоса, остатками разума понял, что самое лучшее в
моем положении дышать в  тряпочку.  Меня  обыскивали  и  при  этом  вели
неторопливый, содержательный разговор. Мужчина и женщина. Оба голоса мне
были смутно знакомы. Обыскивала баба, эх, если бы она была одна... то  я
бы все равно ничего не сделал, потому что лежал обездвиженной куклой.
   - ...кажется, деньги принес, пересчитайте. Ствол, фонарик,  нож,  еще
ствол, какие-то ключи, опять деньги. Ой, шеф, он, кажется, живой, с чего
бы это? Вы так его навернули по голове, что слона уложить можно.
   - Не болтай. Давай  побыстрее,  а  по  башке  его  перманентно  бьют.
Скотина, он принес только пятьдесят миллионов, но теп