Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
презентовали ему.
- Ты ко мне, Костя? Извини, принять не могу, все столы заняты, -
вещал он свою всегдашнюю тонкую шутку. - Идем в кабинет, правда, в
коридоре ремонт, придется идти через секционную.
- Не стоит беспокоиться, лучше выйдем на улицу.
- Да ты что, у меня же там чистейший ректификат, настоянный на
младенческих ребрышках, пальчики оближешь.
- Как-нибудь в другой раз, я по делу. Гальского ты вскрывал?
- Что, ты имеешь к нему свой маленький интерес? Предупреждаю, это
будет дорого стоить, но зато ты получишь возможность увидеть его воочию
и даже пощупать собственными руками. Я его вчера вечером разделывал,
сейчас в холодильнике лежит, отдыхает.
- Кончай трещать, что там было?
- А что у него может быть? Что может быть у человека, навернувшегося
с десятого этажа? Мешок костей.
- Но он же упал на крышу машины, это должно было смягчить удар.
- Это теоретически, а практически он расквасил свою рожу так, что
родная мама не узнает. Не хотел бы я быть на его месте.
- В момент падения он был жив?
- Безусловно.
- Но возможно, он был без сознания?
- А вот этого я тебе сказать никак не могу, это уже из области
загадок и догадок. На столе у меня лежало месиво из костей, мозгов,
печени и мяса, натуральный кусок ливерной колбасы.
- Как же проводили опознание и вообще - проводили ли его?
- Приходили какие-то, признали его по наколке и отсутствию мизинца на
левой руке. Пошли, сам посмотришь, чего болтать попусту, если уж ты так
сомневаешься. А чего сомневаться, не понимаю. Говорят, он на глазах у
сотрудников свалился, поговори с ними. И документы при нем были.
- Что? - почти заорал я. - Какие документы? Что у него было в
карманах?
- Не знаю, его менты шмонали, у них и спрашивай. А раздевал его
Витька, наш санитар, могу его позвать.
От санитара я узнал не много, в карманах погибшего лично он ничего не
обнаружил, а вот его башмаки, за пузырь водки, показать согласился.
Старательно отпечатав подошву на чистом листе бумаги, я покинул
невеселое заведение, прикидывая, кого навестить в первую очередь.
Что же произошло? Убит инженер Гальский, в этом сомневаться не
приходилось, его опознали. Убит, возможно, неким Саньком при передаче
документов. Моя задача его разыскать до того, как Санек передаст их
выше, в какую-нибудь фирму или даже на завод. Но возможно, по
предварительной договоренности он их уже передал, тогда я просто дурю
голову себе и Крылову, причем в корыстных интересах, но он сам об этом
просил. Значит, нужно искать этого самого Санька, больше мне не остается
ничего. Но искать необходимо самым добросовестным образом, иначе я,
господин Гончаров, перестану вас уважать. Красиво сказано, но как это
сделать, у меня даже нет отправной точки. Возможно, он вообще не из
нашего города и проект продаст за границу. Нулевые у тебя шансы,
Гончаров. Но попробовать можно. Что, если этот Санек его хороший
знакомый? Это единственная жизнеспособная версия, если она окажется
ложной, то лучше сливать воду и плюнуть на гиблое дело. Начну-ка я с его
коллег. Это самый простой и перспективный вариант. А искать нужно хотя
бы потому, что убит гениальный изобретатель, по чьей вине - это другой
вопрос. Скорее всего, из-за собственной жадности, но и его понять можно.
Миллиардное изобретение Крылов покупал у него за пятнадцать тысяч в
месяц в новых, смешно. Хочешь получить сумасшедшую прибыль, тогда и
плати соответственно. Но мы же русские, хотим и рыбку съесть, и на...
сесть. Что может быть дешевле русских мозгов? Любой задрипанный
американец за изобретение пуговицы имеет куда больше. Ценит себя народ,
а мы как плевали сами на себя, так и плюем. И называется это красивым
милицейским словом "менталитет".
К башне я подошел, когда рабочий день был уже в разгаре. Охрана
встретила меня как родного, а вот шеф сидел мрачнее тучи. Даже не встав
при моем появлении, он хмуро показал мне на стул.
- Что, товарищ, ты не весел? - бодро начал я, заодно переходя на
"ты".
- Большая радость у меня: Вольский, Столяров и Жданов пропали.
- Кто такие, почему не знаю?
- Те самые три ближайших помощника Гальского, с которыми ты вчера
хотел поговорить. Как видишь, не тебе одному они понадобились. Тебя
опередили. Только недавно от меня ушли их бабы, голосили, как на
поминках.
- Если они не повязаны с нашим мокрушником, то, скорее всего, от них
побыстрее постарались отделаться, зачем нужны лишние свидетели? Скорее
всего, из них выпотрошат нужную информацию и концы в воду, в
Волгу-матушку реку. Это первый вариант, но возможно, они и были главными
инициаторами убийства Гальского, тогда расклад другой. Но все равно
жаль, что я с ними не успел переговорить. У них большие семьи?
- В том-то и дело! - взорвался директор. - У одного аж трое короедов,
что же мне, их всех кормить прикажете? Явились, чуть ли не меня
обвиняют, это за все хорошее, что я для них сделал.
- А сколько ты им платил?
- Почти по пять лимонов, а до меня они получали гроши.
- Не важно. Какую прибыль ты хотел в итоге извлечь из их труда?
Молчишь. Трудно в цифрах вообразить эту сумму. Благодетель долбаный.
- Ты что, профсоюзный лидер, мораль мне сюда пришел читать? Да пошел
бы ты куда подальше, и чтоб вони твоей здесь больше не было.
Вытащив совершенно нетронутый вчерашний аванс, я с великим
удовольствием швырнул деньги ему в рожу. Наш контракт таким образом
оказался расторгнут в двустороннем порядке. Он нажал на какую-то кнопку,
но я уже шел кольцевым коридором, а мне навстречу бежал охранник.
- Не заходи туда, зема, он как черт злой, чуть было на меня кипящий
самовар не опрокинул, обожди немного.
Парень в нерешительности остановился, не зная, что делать.
Зря, конечно, погорячился, думал я, хрумкая искрящимся морозным
снегом. Сдуру отдал кровно заработанные доллары, а он, вместо того чтобы
с извинениями вручить мне их назад, вызвал своего мордоворота. Скотина.
Ну да хрен с ним, что с воза упало, то, считай, пропало. Где наша не
пропадала, выживем и на сей раз. Не так еще обували.
В таком оптимистичном настроении я добрался до дома. И здесь меня
ожидало смертоубийство. Количество аквариумных рыб резко сократилось, а
мокрые ляпы лапок на полу красноречиво говорили о том, кто совершил этот
чудовищный акт вандализма. По количеству воды вокруг аквариума можно
было понять, что преступные акции по захвату заложников предпринимались
не единожды. Сам террорист, во избежание суровой, но справедливой кары,
сидел под потолком на шифоньере, наблюдая за моей реакцией. Клетку с
попугайчиками я предусмотрительно подвесил к потолку, рядом с люстрой.
Желтая птица хотя и взъерошенная, все же сидела на жердочке, а вот синий
попугай лежал на спинке, нелепо раскорячив лапки. Видимо, зоолог из меня
никудышный. Кому бы сбагрить оставшихся, еще живых тварей?
Прокляв всех пернатых и земноводных, я выпил рюмку водки и завалился
спать. Но и в этом сладостном деле мне помешали мои собственные
неугомонные мысли. Почему Ефимов, первым осмотревший место происшествия,
заявил, что обнаружил следы только одной пары башмаков? Догадка на этот
счет у меня была давно, но теперь я могу ее подкрепить или отбросить.
Откинув одеяло, я прошлепал в переднюю. Вытащил подметки преступника и
сличил их с оттиском обуви убитого. Получилось то, что я и ожидал,
полная идентичность. Что это, случайное совпадение? В совпадения я не
верю давно. Скорее всего, преступник заранее высмотрел обувь, в которой
ходит Гальский. Это значит, что с самого начала он запланировал его
грохнуть. Об этом свидетельствует и то, что после убийства он поменял
обувь, хорошо, это мы знали давно, но вот один маленький нюанс все-таки
пропустили. Откуда преступнику было знать, какую обувь Гальский наденет
именно в этот день? Думай, Гончаров, думай! Кто мог знать об этом? В
первую очередь домочадцы, но таковых на день убийства не наблюдалось.
Кроме... Правильно, кроме живущего с ним охранника. Но это не все,
вполне возможно, что убийца сам сотрудник фирмы и давно заготовил
несколько пар башмаков, аналогичных обуви Гальского. Что вытекает
отсюда? Во-первых, не надо искать ветра в поле, а можно прямо на месте
проверить, с кем был особенно дружен инженер. Во-вторых, этот умник, как
только утихнет шум, предпримет попытку увольнения.
Плавное течение моих мыслей прервал телефонный звонок.
- Засранец, ты не забыл, где ты должен быть через час? -
требовательно проскрипела Солнышко Галина Павловна.
- Ну что ты, моя радость, как можно, уже два часа, как собираюсь.
- Смотри у меня, попробуй опять какой-нибудь фортель выкинуть,
удавлю. Костик, ты там особо не суетись, подаришь мне флакон туалетной
воды, понял? Ничего больше не надо, не выпендривайся.
Черт возьми, а ведь я в самом деле забыл о сегодняшнем вечере. Это
большое свинство с твоей стороны, гражданин Гончаров. Нужно немедленно
собираться и топать за цветами, а потом в универмаг. Какая туалетная
вода ей нужна, одному Богу известно, куплю что дадут. Времени в обрез,
душ принять уже не успею, но сивую, растрепанную гриву помыть просто
необходимо.
Именно это занятие и прервал наглый телефонный звонок. Чертыхаясь, я
снял трубку, втайне желая звонившему провалиться в тартарары.
Звонил Крылов, с первой же секунды умоляя простить его за досадную
несдержанность и мерзопакостный характер. Первым и естественным моим
желанием было послать его в задницу уже вслух, но, здраво рассудив, я
подумал, что сделать это никогда не поздно, а доллары на дороге не
валяются.
- Хорошо, - буркнул я, - завтра с утра я буду дома, можешь подойти.
С получасовым опозданием, но зато с отличным подарком я заходил в
почти что родной мне дом, который я посещал не более одного раза в год.
Ждали только меня и потому сразу же сели за стол. Уже через полчаса я
вышел на свою крейсерскую скорость потребления народного нашего напитка.
- Ты, Костик, не слишком налегай, - предупредила Галина Павловна. -
Еще успеете, а мне сегодня нужно тебе многое сказать.
- Почему именно сегодня? У нас будет возможность сделать это в другой
раз, - легкомысленно возразил я.
- Это у вас времени полно, а у меня с моей астмой и гипертонией его
может и не быть. А то, что я должна тебе рассказать, дело, не терпящее
отлагательства. Много ли ты знал о своем отце?
- Нет, он ведь умер, когда мне было лет пять. А мать старалась о нем
ничего не говорить, ссылаясь на то, что и сама о нем мало что знала.
- Нет, знала она о нем много, не меньше моего. Может быть, не ведала
только об одном пикантном эпизоде нашего альянса. Не ведала, но
наверняка догадывалась, прости, Толик, но ты о нем тоже наслышан, хотя
это было еще до тебя. Костя, твой отец, Иван Константинович Гончаров,
умер тридцать восемь лет назад. Последнее время он сильно болел. За
полгода до смерти, не особенно доверяя твоей матери, он передал мне
тетрадь, в которой он описал один замечательный факт своей загадочной
жизни. Тетрадь я тебе сейчас отдам, но, на мой взгляд, там сумбур. Его
устный рассказ был бы куда содержательней и интересней, и я хотела бы
тебе его передать, потому что кроме меня это сделать некому. Говорить я
буду так, как мне запомнилось. Суди сам, имела ли право твоя мама об
этом умолчать.
***
"Жадно визжа, двуручная пила врезалась в податливую мякоть дерева.
Стройная пихта, уже обреченная, стояла чуть подрагивая, как от боли. А
яростная пила в упоении плевалась чужой жизнью, отрыгивая еще теплыми
нутряными опилками, что тонкой золотой струйкой стекали на снег.
Человек со шрамом на носу, орудующий ревущим зубатым зверем,
радовался. Смерть пихты - это лишняя копейка в карман его бригады, и
нужно еще очень много таких пихт, сосен, берез и кедров, чтобы прилично
заработать. Но ничего, парни у него работящие, а значит, и бабки будут.
Еще годик так погорбатиться, глядишь, и домой можно. Так что все в
норме.
С жалобным хрустом, всем своим двадцатиметровым телом убитая пихта
стала клониться к земле.
- Паря, бойся! - отпрыгивая, заорал бугор. Пихта падала вроде лениво
и нехотя, но...
Не успел Ванька отреагировать, не успел связать воедино крик бугра и
падающий ствол. Пихта легко подмяла его, спружинила мохнатой кроной о
снег и, изогнувшись, ударила по нему лежачему. Теперь уже тяжко,
наотмашь, насмерть.
- Ваня, вставай, - стоя на четвереньках, просил бугор. - Ванюшка, ну
чего ты? Вставай, пойдем в лагерь, пойдем, родненький. У меня тама
пузырек есть, айда.
Второй, с татуировкой, тяжело подойдя, осмотрел голову парнишки и,
потрогав пульс, хрипло выдавил:
- Ему теперь не до нас. У него другой путь. Глянь-ка, кровь из ух!
- Жалко пацана! - заревел беспалый.
Сняли шапки. Битые-перебитые, познавшие лесные, волчьи и тюремные
законы, ни от кого уже не ждущие добра, мужики заревели.
Простую девятнадцатилетнюю жизнь парня знал каждый из них. В первый
же вечер он все рассказал сам. А что было рассказывать? На Руси почти у
всех такая жизнь, исключение - другая, сытая и обеспеченная. Отец сгинул
на войне, а мать вскоре удачно вышла замуж, повесив на Ванькины плечи
младшего брата. Теперь и он лишился кормильца. На первое время мужики
скинутся, соберут ему деньжат, а там... Бог ведает.
- Бугор, Ваньку тащить надо до лагеря, - первым очнулся
татуированный.
- Нет, оставим как есть. Дотащить мы его не дотащим, метель, дороги
нет. А тут он будет как есть. Завтра мусора нагрянут. Мало ли что? И ты
там отдыхал, и я, да и Коля вроде того. Пусть картинка останется. Шапку
ему надвинь, все не так глаза занесет. Хозяин спит, а серой собаки тут
нет. Никто не тронет. Пошли.
Наутро, с трудом пробиваясь через свежие сугробы, прибыла районная
милиция. Мужики добросовестно показали место вчерашней гибели Вани. Они
же осторожными руками начали разгребать мягкий холодный пух, с каждой
минутой все больше ужасаясь. Костя, твоего отца возле того дерева не
было. К вечеру перелопатили всю поляну, нашли пилы, топоры, продукты.
Тела найти не могли. Мужиков еще долго таскали, возили на место
происшествия, да только все без пользы. Дело зашло в тупик".
***
- Оригинально, Солнышко, если я правильно понял, ты говоришь о моем
сгинувшем отце. Но тогда откуда появился я? И вообще, когда это было?
- Костя, если тебе интересно, то не перебивай. Это была зима сорок
седьмого, а может быть, сорок восьмого года. Выпейте, а я продолжу.
***
"В грубо сработанной печи бесновался огонь. Своими щупальцами он
пытался достать сидящую рядом женщину. Бесстрашно наклонясь к нему, она
сидела в старом ветхом кресле. Упираясь ногой в цоколь, она наигрывала
на гитаре.
- "В Фуле жил да был король, Он до самой своей смерти..."
Женщина, огонь, гитара...
С последним аккордом женщина, отложив гитару, встала. В глазах
исчезли отблески огня. Нагнувшись, она запалила лучину, а уже от нее
засветила висячую лампу и раскурила "беломорину". Лампа разгорелась, и
женщина оказалась молодой, симпатичной девушкой. Она никак не
соответствовала своему жилищу, похожему то ли на пещеру, то ли на забой
шахты. Скорее всего, это была горная выработка округлой формы. Слева,
сразу у входа, громоздилась печь, а перед нею - кресло. Дальше стоял
топчан, покрытый медвежьей шкурой, на который и села девушка. Напротив -
ширма, закрывающая другой, более широкий топчан. Дальше по кругу
расположился сундук из недоструганных досок. На нем стояли будильник и
патефон. Обстановку завершали буфет со стоящим на нем примусом и
огромный книжный стеллаж, да еще грубо сколоченный стол с двумя такими
же скамейками. Дощатый пол покрывали медвежьи шкуры.
В соседней каморке, куда вела вторая дверь, находилась кладовка и
висел рукомойник. Здесь, нарушая мертвую тишину подземелья, по каменному
желобу весело сбегал журчащий ручей с ледяной водой. Девушка, долго
мывшая руки, сильно озябла. Вернувшись в жилище, она долго отогревала их
у печи. А потом, тихо зайдя за ширму, осторожно отсоединила капельницу.
Его жизнь исчезала. Две недели девушка пыталась ее удержать, звала
вернуться. Умоляла, просила, требовала, из последних сил пытаясь
отогнать ее извечную соперницу - смерть.
К торчащей игле она присоединила шприц, посылая безжизненному телу
раствор, надежду и земной мир. Потом она молилась, жарко и настойчиво,
прося Бога о великой милости. Урывками возвращалось сознание, но через
мгновение он снова уходил на дно омута, как в туман, погружаясь в
беспамятство. Стерлись грани бредовых кошмаров и действительности.
Большая страшная птица, подлетев, садилась на дерево, и оно, не выдержав
ее веса, ломалось и падало, сбрасывая его в яму с сатанинским отблеском
огня на выщербленных камнях.
И все же постепенно, отчаянно борясь с водоворотом смерти, он
выплывал к жизни. Ванька Гончаров, со смертельной травмой головы и
переломанными костями - будет жить! С глубоким не то стоном, не то
вздохом облегчения он наконец открыл глаза, так и не доплыв до
противоположного берега реки Стикс. Вернулся к родному берегу Жизни.
Глаза его внимательно рассматривали каменный потолок и крепежные балки,
что ребрами гигантской рыбины нависли над ним. Повернуть голову он не
мог. Непонятная сила, пригвоздившая его, была велика и неумолима. Он
попытался вспомнить, что произошло. И сразу же яркой вспышкой в памяти
возникло падающее дерево, ударив его невыносимой, красной болью. Ударило
насмерть, значит, он мертв. Это было несправедливо и горько. Ванька
тоскливо завыл, оплакивая и жалея свою молодую жизнь.
Этот стон, безнадежный и протяжный, привлек внимание девушки.
Улыбаясь ясно и счастливо, она склонилась над ним.
- Где я? - чуть слышно спросил он. - Тебя как зовут?
- Отец Машкой звал, а дядя Володя с Петровичем Машенькой, как в "Трех
медведях". - Она усмехнулась, закуривая. - Сказка такая есть, добрая,
хорошая.
- Ну а остальные как зовут?
- А остальные никак не зовут. Нет у меня остальных. Так что выбирай
сам: или Манька, или Машенька.
- Маша, Машенька, - повторил он, привыкая. - Машенька, дай мне
папироску.
- Чудак, тебе же нельзя... Ну если только одну...
Выбив и примяв папиросу, она поднесла ее к губам Вани.
- Нет, Маша, не эту, дай мне свою.
Смутившись, она неловко вставила свою недокуренную папиросу ему в
рот.
- Маша, - хмелея от табачного духа, спросил он, - а ребята знают, где
я, что со мной?
- Нет, Ванечка.
Наступила весна. Медленно и осторожно, контролируя каждое движение,
Иван оделся, с удовольствием узнавая подъем валенок и прихват полушубка.
Маша спала. Стараясь не шуметь, он выскользнул из жилища. Придерживая
лампу, пошел вверх по штольне к ее устью, зверем чуя свежий воздух,
бьющий в ноздри ему навстречу. Выйдя в серое, весеннее утро, тут же
повалился, жадно вдыхая запахи тайги и воскресающей земли. Он пролежал
так долго, под ласковым целебным светом, блаженно прижмурясь. Потом
открыл глаза, услыхав шорох. Маша стояла, обнимая березу, в распахнутой
шубе и с непокрытой головой.
- А я подумала, что ты ушел... совсем, - бесцветно сказала она. -
Проснулась, а тебя нет... А ты вот он где... На солнышко вышел... Скоро
совсем поправишься... И уйдешь, тогда уже навсегда