,  для  пущей  убедительности,
покашлял Макс. - Я на минуточку.
   - Господи, хоть бы позвонил,  -  распахивая  дверь,  проворчал  я,  -
ходишь, аки тать в ночи. Когда из больнички?
   - Только что.
   - Так тебя еще не выписали, какого же ты хрена разгуливаешь?  А  если
опять кровотечение откроется?
   - Не откроется, мне давно домой пора, а они все мозги пудрят.  То  им
не так, се  им  не  эдак.  Только  палату  понапрасну  занимаю,  да  еще
одноместную. Я им говорю, давайте сюда еще пару коек поставим, а они мне
- не  положено.  Я  спрашиваю,  а  положено  в  четырехместные  еще  две
плацкарты втыкать?  А  это,  говорят,  положено.  Старики  на  сломанных
костылях скачут, мясо только во сне видят - это положено. Я их...
   - Ты чего разошелся? Дома-то хоть был?
   - Ага, забежал на шесть секунд. Мою-то красотулю уже выписали. Пацана
она мне отличного выродила. Никитой назвали.
   - Значит, Никита Максимилианович?
   - Значит, так, хрен выговоришь. Сама только разбухла сильно. Прямо не
баба, а шмат теста, смотреть на нее...
   - Это ты, брат, брось и на  мои  похождения  не  равняйся.  Детей  я,
заметь, никому не оставлял.
   - Да нет, это я так, к слову, куда ж я от нее денусь, конечно. Я  что
пришел, мне нужна на завтра машина, а на стоянке ее нет, ну,  думаю,  не
иначе как Иваныч забыл  ее  на  место  поставить,  вот  и  приехал.  Мне
ненадолго, если она тебе нужна, то уже к  вечеру  я  ее  подгоню.  Ну  и
техпаспорт у тебя, и ключи. Я бы и так мог, но...
   - Техпаспорт у меня, и машина твоя  на  месте,  под  тридцать  шестым
флажком, я ее лично туда загнал.
   - Да нет же, там стоит чья-то "девятка" белого цвета.
   Этой минуты я ждал две недели, поэтому получал сейчас  ни  с  чем  не
сравнимое  удовольствие,  которое  нужно  было  растянуть  подольше.  Не
торопясь я достал его паспорт  в  старой  затертой  обложке  и  принялся
внимательно  его  изучать,  краем   глаза   наблюдая   за   возрастающим
беспокойством Макса.
   - Что ты там, Иваныч, рассматриваешь?
   - Любуюсь! Отличные раньше документы делали. Он тебе нужен?
   - Конечно, но я тебе его завтра отдам.
   - Тогда возьми. - Эффектным жестом,  с  громким  треском  я  разодрал
паспорт пополам и в реверансе протянул обалдевшему Ухову. - Забери!  Мне
он больше ни к чему! И тебе, кстати, тоже.
   - Иваныч, ты что, - чуть не плача, обиженно застонал детина, - как же
я завтра без документов?
   - Не боись, Ухов, я тебе другие приготовил,  новые.  Новое-то  всегда
лучше, это я не применительно к твоей Наталье. Держи, Макс.
   Я протянул ему красивую резную шкатулку, в которой на красном бархате
расположились ключи от новой "девятки" и соответствующие уже оформленные
документы. Любит подлец Гончаров эффекты. Растянувшись на  диване,  я  с
упоением наблюдал за меняющейся гаммой  чувств  на  его,  мягко  говоря,
простецкой физиономии. От радости, к великому  моему  сожалению,  он  не
запрыгал, а сказал просто и со вкусом:
   - Спасибо, Иваныч, я все понял. А где моя "старушка"?
   - Макс, я выгодно пихнул ее за бугор, а  на  вырученные  бабки  купил
себе "мерседес" и тебе скромненького "жигуленка", его тебе и оформил сам
полковник Ефимов, мой любимый тесть, соратник  и  верный  слуга.  Можешь
хоть сейчас садиться за руль и везти медсестру на пленэр, но думаю,  что
сперва такое дело надо как следует отметить.
   - Иваныч, какой базар, кабак с меня!
   - Не возражаю, но это после, а сейчас мы устроим маленький квартирный
выпивон, в духе слесаря дяди Васи. Возражения есть? Или тебе еще нельзя?
   - Никак нет, товарищ капитан, мне все можно.
   Недаром все-таки старалась Милка, сервируя стол для папаши. Он вполне
сгодился и нам. Глядя на то, с каким удовольствием Макс расправляется  с
холодной курицей, приналег и я, но до него мне было далеко. Почему-то он
предпочитал белое мясо вместе  с  килем  и  ребрышками,  которые  только
жалобно похрустывали под натиском его мощных челюстей.
   - А куда это ты завтра собрался? - наливая ему  совсем  чуть-чуть,  а
себе на сто граммов больше, спросил я.
   - Ой, Иваныч, не к добру  такие  вещи  рассказывать  на  ночь  глядя.
Давай-ка лучше за мою белую "невесту"! Кстати, сколько  я  тебе  должен?
Сразу я отдать не смогу...
   - Откуси свою ногу! Ты же сказал, что все понял...
   - Нет, такие подарки я принять не могу.
   - А почему ты считаешь это подарком? Ты, слава  богу,  не  из  девиц,
которым принято дарить презенты и делать  комплименты.  Нет,  Макс,  это
просто плата за твой труд и риск. Всякий должен получать ровно  столько,
сколько он заработал. Это единственное правило, которое мне  нравится  у
капиталистов. У нас сейчас об этом тоже орут  на  всех  углах,  но,  как
всегда в нашей стране, даже орут и то через... Ладно об этом,  а  то  ты
опять заведешься. Лучше объясни мне,  что  это  за  страсти-мордасти,  о
которых ты боишься говорить на ночь?
   - Честно говоря, я и хотел привлечь к  этому  делу  тебя,  но  только
завтра с утра. Ну уж если мы вдарили, то нам и море по члену. Вот  какое
дело, Иваныч. У меня есть соседка  Нина  Васильевна  Солдатова,  хорошая
женщина твоего возраста. Мужик у нее дрянь и пьяница, я ему уже пару раз
морду чистил, но не в этом дело. Был у них  сын  Антошка,  которого  год
назад забрали в армию и доверили охранять рубежи нашей  родины.  Короче,
последние полгода служил, а точнее,  воевал  где-то  в  Предпамирье,  те
места недавно показывали по толику. Хорошо он там  воевал  или  нет,  не
знаю, а только три недели тому назад привезли Нине  Васильевне  цинковый
гроб. Она, конечно, поплакала, поубивалась  и  на  следующий  день  сына
похоронила.  Сопровождающие  даже  привезли  ей  какие-то   копейки   на
воздвижение памятника. Эти деньги, само собой, муж тут же пропил.
   Решила она сама поднакопить хоть  небольшой  капиталец  на  недорогой
памятник. Ну а пока суть да дело, она могилку обихаживала, крест купила,
оградку подешевле и цветы посадила, которые любовно лелеяла, приезжая на
кладбище почти каждый день. И так  продолжалось  до  вчерашнего  дня.  А
вчера случилось такое, от чего Нина Васильевна и по сей час пребывает  в
шоке. Иваныч, ты представляешь, в  ночь  с  позавчера  на  вчера  кто-то
вскрыл могилу и утащил  запаянный  гроб.  Кладбищенские  сторожа  целуют
крест и клянутся, что никого не видели. Вот я и хотел завтра проехать на
это место и разобраться, что к чему.
   - Ну, что к  чему  понятно  сразу,  в  гробу  находилась  посылка,  а
поскольку из Азии, то, вероятнее всего, с коноплей.
   - Я тоже так думаю. Но зачем же  останки  забирать?  Чтобы  потом  их
выкинуть собакам? Вот я и хочу найти этих нелюдей и как следует  с  ними
потолковать. Может, тогда и Антошка отыщется.
   - Если он вообще там был.
   - Ты думаешь, что... да, возможно и такое, тогда поеду в часть.
   - Ухов, тебе лучше меня известно, из чего и как собираются эти гробы.
Если что-то и сумеешь прояснить, то только здесь, там же ты  не  найдешь
ничего.
   - Ты прав, Иваныч, тогда попробую здесь. Вдруг получится.
   - Поедем завтра вместе. Только на твоей белой "невесте", свою я опять
засветил. Не везет мне, признаться, последнее время.
   - Что-то серьезное?
   - Пока не знаю, но кажется, да. Расскажу на досуге.
   - Тогда до завтра, а то сейчас твоя явится,  она  почему-то  меня  не
выносит.
   - Не явится, я ее отправил по той же причине.
   - Значит, дело более чем серьезное. Рассказывай.
   - Что ж, раздевайся и плюхайся на мое брачное ложе,  себе  я  разложу
кресло. Надеюсь, сегодня твоя Наталья не дежурит?
   - Нет.
   Со всеми подробностями, больше часа, я рассказывал ему суть дела и те
события, которые произошли позже. Уснули  мы  за  полночь,  а  наутро  в
девятом часу Макс ушел за машиной. Собравшись, я  сидел  на  кухне  и  в
ожидании его приезда кормил кота. Телефонный звонок буквально  подбросил
меня с места. Предчувствуя запланированную  пакость,  я  осторожно  снял
трубку, меньше всего ожидая услышать голос Тамары Бурановой.
   -  Але,  -  пропела  она  радостным  и  волнующим  голосом,  -  милый
Константин  Иванович,  великодушно  меня  простите,   если   вдруг   вас
разбудила, но  солнышко  давно  встало  и  птички  поют.  Как  там  ваша
дражайшая половина? Уже разлепила свои чудные глазки?
   - А черт ее знает, дома сегодня  не  ночевала,  -  на  всякий  случай
заносил я под дурака, - наверное, у папаши пришвартовалась.
   - И вы так спокойно об этом говорите? Мой бог, я бы  на  вашем  месте
разодрала ее на куски и съела.
   - Дерьмо-то! У меня в холодильнике полно свежей свинины. Уверяю  вас,
это куда как вкуснее.
   - Вот как? Мне это следует понимать как приглашение на ужин?
   - Но... Она может и до вечера не появиться, мы немного поругались.
   - Не вижу в этом особой беды. Ведь и я могу явиться без Николая,  или
вас это шокирует? - Она глубоко и откровенно хохотнула, а мне  почему-то
очень захотелось, чтобы она пришла,  причем  без  своего  самоуверенного
Николая, однако, памятуя старую истину о том, что все беды от баб, а тем
более у меня, я ответил довольно сдержанно и корректно:
   - Милая, очаровательная Томочка, вы себе не можете представить, какой
длины у меня повисла слюна только от одних ваших слов, я уже не говорю о
некоторых других изменениях, произошедших в моем организме,  но  давайте
не будем скоропалительными и безумными в наших желаниях.  Время  в  этих
делах - лучший поводырь.
   - Ну и дурак, - засмеялась непринужденно гранд-дама, - я вам все-таки
вечерком позвоню. Будьте дома, у  меня  для  вас  приятный  сюрприз,  не
прозевайте!
   - Чего она от меня хочет? - спросил я обожравшегося кота.
   - Ма! - неохотно ответил он и лениво перекатился на спину.
   - Вот-вот, и я так думаю. Какая-то баба бесится с жиру,  а  Гончарову
приходится отдуваться. Ей хиханьки, а мне раздумий на целый день.
   - Ма! - невпопад вставил он реплику и широко зевнул.
   Конечно, тебе моих проблем не понять, у вас этот вопрос решен давно и
цивилизованно. Трахнул Мурку, пошел к Шурке, не жизнь, а малина,  а  тут
одна забота за другой, да еще этот дурацкий киллер, который спит и видит
мой высокий сократовский лоб и мечтает проделать в нем  сквозную  дырку.
Почему он не стрелял в меня вчера? Может,  у  него  по  плану  не  более
одного убийства в четыре дня? Это было бы замечательно. Тогда бы у  меня
была уйма времени и мне бы не  пришлось  сегодня  искать  убежище,  а  в
спокойной обстановке,  без  нервов,  как  следует  переспать  с  царицей
Тамарой. Как это у Лермонтова: "И слышался голос  Тамары,  он  весь  был
желанье и страсть..." А что потом? "И с плачем безгласное  тело  спешили
они унести..." Хорошенькая у вас  вырисовывается  перспектива,  господин
Гончаров. А почему она предложила встречу именно  сегодня?  Обычно  дамы
говорят об этом неопределенно, а тут вдруг на тебе. Странно, ни игры, ни
флирта. А может быть, высказанная мною первая попавшаяся  версия  верна?
Но тогда вообще получается полная чертовщина. Скажите, пожалуй  ста,  на
кой ляд им было нужно нас  приглашать,  наверняка  зная,  что  парень  я
любопытный?  Не  понятно!  Может  быть,   у   них   произошел   какой-то
непредвиденный сбой.  Например,  экстренная  замена  одного  гонщика  на
другого. Но тогда при чем тут заранее приготовленный киллер, поскорее бы
его черт прибрал, двух людишек уже укокошил, а теперь на очереди я. И не
смейся, Константин Иванович, лично я ничего смешного в этом  не  нахожу.
Тут, по идее,  не  смеяться  надобно,  а  плакать.  Плакать,  стенать  и
побыстрее улепетывать, потому как наемный убийца - вещь непредсказуемая.
Но и изловить его шибко хочется,  аж  руки  чешутся.  Рискнем,  что  ли?
Рискни, рискни, когда-нибудь рискнешь ты,  Гончаров,  в  последний  раз.
Ладненько, там будет видно, но царицу Тамару мы сегодня пощупаем, как  в
прямом, так и в переносном смысле.
   Течение моих нечестивых мыслей прервал звонок Ухова.
   - Ты что там, Иваныч, уснул, что ли, я уже пять минут  как  у  твоего
подъезда сигналю.
   - Ага, уже выхожу.
   Бросив трубку, я спустился вниз.
   - Извини, Макс.
   - Ну да, я посигналил, жильцы матерятся, думаю, что-то не так.  Зашел
в тот дом, залез на крышу, гляжу -  все  нормально.  Ты  жив  и  здоров,
только вроде пустой стене или холодильнику что-то доказываешь.
   - Макс, мне один знакомый психиатр под  большим  секретом  рассказал,
что, когда человек  начинает  сам  с  собой  разговаривать,  это  верный
кандидат в его пациенты. Через несколько дней  мне  совершенно  случайно
довелось услышать, как проникновенно он читает лекцию настольной  лампе,
сам же себе при этом оппонируя. Когда я ему об  этом  сказал,  он  веско
возразил, мотивируя тем, что разговаривал-то он не  сам  с  собой,  а  с
настольной лампой.
   - Это точно, Иваныч, я давно заметил, что все они вольтанутые.
   В утренних лучах холодного солнца город мертвецов казался праздничным
и умиротворенным. Попортив друг другу нервы при жизни, теперь  друзья  и
враги, противники и приятели наконец  успокоились  и  уснули,  связанные
одной великой тайной, пока что нам недоступной и неведомой.
   Руководствуясь рисунком-схемой,  Макс  без  труда  нашел  нужную  нам
могилу, но только приехали мы совершенно напрасно. Ничего нового она нам
рассказать не могла, поскольку вся  была  истоптана  не  одним  десятком
любопытных ног. Выйдя из машины и вполне оценив, насколько мерзопакостен
может быть человек, мы закурили, не зная, что делать дальше.
   - Может, в конторку зайдем? - неуверенно предложил Макс.
   - Что это даст? Только засветимся и откроем себя. Где гарантия, что в
этом деле не замешаны кладбищенские рабочие? Нет, Макс, в  конторку  нам
нельзя. Поехали в город, сделаем кое-какие покупки, заедем в одно место,
и я отпускаю тебя болеть дальше.
   - А как же?...
   - Попробую разобраться в этом деле сам, ты мне здесь не  помощник,  а
скорее, наоборот, обуза.  Поверь,  у  меня  грандиозный  опыт  работы  с
алкашами, и ты со  своим  неумением  вести  себя  в  приличном  обществе
опустившихся людей можешь мне только помешать.
   - Так-то оно так, а только вдруг в какую историю попадешь? Со мной-то
поспокойней.
   - Да уж, сейчас из тебя помощник лучше не придумаешь! - не  выдержав,
засмеялся я. - Сейчас ты только и способен, что  медсестричку  завалить.
Да ты не волнуйся - алкаш, а тем  более  кладбищенский,  особь  смирная,
боязливая. Вперед, в гостиницу "Березка".
   - Чего это?
   - Хочу зарезервировать  себе  апартаменты  со  свиными  отбивными  на
сегодняшний вечер.
   - Ты, Иваныч, особо не шикуй, денег-то Нина Васильевна нам не даст.
   - Макс, ты глупеешь прямо на глазах.
   Получив ключ от одноместного полулюкса, мы отправились  в  Молодежный
центр к моим вчерашним знакомым, немытым и нечесаным музыкантам. И опять
я застал их за привычным  делом.  Трудились  они  до  пота,  старательно
забивая хилую мелодию громом ударников и собственными воплями.  Судя  по
тому, что глаза их были закрыты, а на губах блуждали  идиотские  улыбки,
эта дьявольская какофония нравилась им до чертиков. К  тому  же  секстет
был явно подкурен. Ну что  же,  Богу  Богово,  а  Гончаров  предпочитает
водочку. Нас они даже не заметили, а может, сделали  вид.  Руководитель,
который вчера произвел на меня наиприятнейшее впечатление,  сегодня  был
неузнаваем. Вихляясь в десяти шагах от  меня,  он  ревел  кастрированным
бизоном, неприлично сжимая микрофон. Они и не  думали  заканчивать  свой
чувственный номер, видимо полагая, что и нам  он  приносит  наслаждение.
Возможно, Максу их  предсмертные  крики  и  нравились,  но  виду  он  не
подавал. Скривив и без того не очень  фотогеничное  личико,  он  пытался
что-то мне сказать. Но с таким же успехом  мы  могли  разговаривать  при
усиленном артобстреле. Нервы Макса оказались слабее моих, и он сделал до
смешного  гениальный  ход.  Подойдя  к  колодке  питания,  он   повернул
рубильник. Оглашенные еще несколько секунд дрыгались  в  полной  тишине,
если не считать уныло бьющего большого барабана. Впервые  я  получил  от
них настоящее, неподдельное удовольствие. В конце концов поняв,  что  их
подло обманули, музыканты очень  рассердились  и  с  гитарами  наперевес
пошли на нас. Макс вышел вперед и предупреждающе вытянул руку:
   - Не надо, ребята, я только что из больницы.
   - Сейчас тебя обратно увезут, - плотоядно пообещал самый  здоровый  с
бас-гитарой в руке, - мочи их, пацаны.
   В самый последний  момент  я  прикрыл  собою  Макса,  и  первый  удар
пришелся мне в глаз. Второго я уже не помнил, потому  как  вырубился  от
первого. Когда я очнулся, Макс сидел на  стуле  и,  болезненно  кривясь,
прижимал к груди руку.
   - Скоты! - Я хотел вновь кинуться в атаку, но побеждать было  некого.
Кто  молча,  кто  поскуливая,  кто  сидя,   кто   лежа,   музыканты   не
предпринимали никаких агрессивных  действий.  Но  всего  их  было  пять.
Видимо, шестой оказался малым  разумным  и,  предпочитая  смерти  позор,
удалился по-английски. - Что с тобой, Макс? Швы?
   - Да нет, я сильно-то не махался, руками грудь защищал. Вон  сидит  в
углу красавчик, он мне и  заехал  микрофонной  стойкой.  Кажется,  палец
сломал. Батюшки, Иваныч, а тебе-то всю икону попортили. Обкуренные  они,
координации никакой, я их тут как котят раскидал.  Идиоты  скаженные,  я
прибил бы кого невзначай, что  тогда?  Который  тебе  нужен?  Эй,  орлы,
поднимайтесь, я с вами, больше вас  никто  не  обидит.  Мы  ведь  хотели
только несколько слов сказать, а вы сразу  в  драку.  Нехорошо  с  вашей
стороны. Товарища моего обидели, а он вам в отцы годится.  У  вас  можно
курить? Ах да, конечно можно.
   Недовольно ворча и стыдливо отворачиваясь, пять  меломанов  приводили
себя в порядок. Я  с  удовлетворением  сообразил,  что  никаких  видимых
следов ударов на них не было. Ухов бил сильно, но аккуратно. Ба!  Только
теперь я заметил, что самым благоразумным оказался не кто иной, как  сам
руководитель. Именно его не хватало на бранном поле.
   - Эй вы, ханурики, а где ваш маэстро? Где сам маэстро Пятницкий?
   - Какой еще Пятницкий? - с вызовом спросил самый молодой.
   - Ну который в микрофон чертей созывал.
   - Так он не Пятницкий, а Петровский. Гена Петровский. Наверное, он за
пацанами пошел. Щас мы вас тут месить будем.
   - Вон оно что, ну ладно, подождем, мы люди не гордые, - ответил Макс,
поудобнее устраиваясь на стуле.
   - Кончай, Славик!  -  встревоженно  вмешался  бас-гитара,  получивший
побольше остальных. - Не слушайте его, мужики, лажу он  гонит,  а  Генка
слинял по-тихому. Он всегда так, только бодаловка, он в кусты. Наверное,
на толчке отдыхает, а он что - вам нужен?
   - Да, надо бы перекинуться парой слов, мы для этого сюда и пришли.
   - Славик, иди притащи этого очконавта, он доиграется, скоро я сам его
подловлю.
   Гена Петровский пришел бодрый и улыбающийся.
   - Ну, вот и успокоились, слава богу. А я  думаю,  зачем  вмешиваться,
без меня справитесь. Как дела?
   - Это я  тебе  сегодня  вечером,  как  отлабаем,  объясню,  -  мрачно
пообещал бас-гитара и недобро зыркнул на шефа.
   - А в чем, собственно, дело? Я не пойму. Господа, вы ко мне? К  вашим
услугам, - засуетился Петровский,  а  я  видел  перед  собой  совершенно
другого человека, вчера он был гораздо симпатичней.
   - К тебе, к тебе, - проворчал я, прижимая платок к опухшему глазу,  -
пойдем-ка, дружок, выйдем на минуточку,  а  то  у  вас  тут  все  анашой
провоняло, не хочешь, а задуреешь. Геночка,  -  взяв  его  под  локоток,
задушевно начал я, - ты меня, наверное, помнишь? Я еще вчера приходил  к
тебе, и мы с тобой базарили о том бритоголовом, что принес  тебе  устное
распоряжение, припоминаешь?
   - Припоминаю, - осторожно согласился рок-звезда.
   -  Вот  и  чудненько.  А   теперь   постарайся   припомнить   эдакого
невзрачного, маленького  человечка  в  зеленом  спортивном  костюме.  Не
заметил ли ты  его  во  время  предпоследнего  заезда?  Ег