поменьше. Поехали, что ли?
   - С кого начнем - с летуна или с парашютиста?
   - Нет, Макс, начнем с села Степашино, а конкретно с Валентины, она  у
меня как острый гвоздь в пятке, чуть пошевелюсь, и в голову отдает.
   - Тебе решать, но мое мнение ты знаешь, копать под них надо с корнем,
иначе толку не будет, только верхушку оторвем, а сердцевина останется.
   - А мы, дорогой ты мой агроном,  сделаем  по-другому.  Я  останусь  в
машине, а побеседуешь с ней ты сам.
   - О чем же я должен с ней беседовать?
   - Решишь на месте, суть дела ты знаешь не хуже меня, а если возникнет
благоприятная ситуация, то я рядом, только свистни. Такой  вариант  тебя
устраивает?
   - Не очень, не спугнуть бы нам ее, а вместе с нею и остальных.
   - За это не беспокойся, их не спугнешь, они сами на рожон лезут.
   - Хорошо, попробуем, но, честно  говоря,  пока  не  представляю,  под
каким предлогом я начну ее трясти.
   - Успокойся, ты забыл старую присказку о том, что настоящий мент и до
столба докопаться может. А потом учти, что  у  них  ограбили  церковь  и
пришибли дьякона.
   - Ну если только так... Добро, поехали.
   При въезде в село  я  указал  на  нужный  нам  дом  и,  чтобы  меньше
привлекать внимания, затаился на заднем сиденье. Не доезжая сотню метров
до домика с красной крышей, Макс остановился. Несколько минут  мы  молча
наблюдали за его внутренней жизнью, но  ничего  необычного  не  увидели.
Полное безмолвие, если не считать двух перемазанных шестилеток во дворе,
самозабвенно дерущихся на палках. Громко чертыхаясь,  Макс  выбрался  из
машины и лениво побрел к дому. Он отворил калитку, постучал  в  дверь  и
скрылся из виду.
   Приготовившись к томительному  ожиданию,  я  закурил,  и  сделал  это
совершенно напрасно, потому что уже через минуту он знаками, нетерпеливо
и требовательно позвал к себе.
   - Опоздали мы, Иваныч, - провожая меня  в  дом,  сокрушался  Макс,  -
верно ты говорил, надо было вчера приехать.
   - Да что случилось, объясни толком, - входя  в  опрятную  деревенскую
горницу, потребовал я. - Она что - тоже померла?
   - Нет, сейчас тебе хозяйка, баба Нина, все расскажет.
   Только теперь за уступом печи я заметил крохотную, вертлявую бабку  с
сигаретой во рту. Она въедливо и внимательно разглядывала  меня,  видимо
осуждая мою похмельную рожу.
   - Ну что, баба Нина, расскажи моему другу то же, что и мне.
   - А сигареты у него есть? - шустро сориентировалась кикимора, пытливо
буравя крохотными глазками мои карманы.
   - Есть, старая. - Я вытащил и бросил на стол почти  полную  пачку.  -
Рассказывай!
   - Об чем?
   - То есть как это об чем? О Валентине, где она?
   - Ты об жиличке, что ли? Так ее не Валентиной, а Танюхой зовут.
   - Какая разница, где она?
   - А вчерась еще съехала.
   - Как съехала, куда?
   - А вот этого она мне не сказывала. Курточку натянула, сумочку в зубы
- и гуд-бай. Только я ее и видала.
   - А дети, куда она детей дела?
   - Ты еще про внуков спроси. Какие у нее,  к  черту,  дети!  Как  одна
пришла, так одна и упорхнула.
   - Бабка, что ты мне тюльку гонишь, она здесь жила  с  детьми,  у  нее
была корова.
   - Ой, не смеши, корова у нее была! Быки,  может,  и  были,  а  насчет
коровы ты загнул, она у меня молоко покупала.
   - Погоди, а что за пацаны во дворе кувыркаются?
   - Внучата мои резвятся, на старости лет мне наказание.
   Я стоял,  тупо  переваривая  услышанное,  никак  не  желая  верить  в
примитивную ложь Валентины. Я знал, что она мне лгала относительно своей
непричастности  к  исчезновению  Григория,  но  был  уверен,   что   она
действительно жительница села и мать двоих детей.
   - Жила здесь с месяц, не больше. Мужика себе завела,  на  тебя  очень
похожего. Я, когда ты вошел, так и подумала - никак, Гришка Лунин ко мне
пожаловал, потом только поняла, что обозналась. Гришка - он помужикастей
будет, а ты ему не сродственник?
   - Сродственник, бабка, сродственник, - выходя, пробормотал я,  -  все
мы сродственники на этой земле.
   - Лихо  она  тебе,  Иваныч,  нос  натянула,  да  и  сам  ты  хорош  -
деревенскую бабу от авантюристки отличить не сумел, -  запуская  движок,
уколол меня Макс. - Это как же так?
   - А вот так, нюх потерял. Но не это меня волнует  на  данный  момент.
Тебе не кажется, что уж слишком серьезно они разработали всю эту аферу?
   - Кажется, мне это с самого начала кажется.
   - О чем это говорит?
   - О том, что кусок они хотят ухватить жирный.
   - Правильно, я тоже так думаю, но тогда ответь мне на  такой  вопрос,
сам я на него ответа не нахожу:  зачем  они  ограбили  церковь  и  убили
дьякона?
   - Этого я не понимаю.
   - Я тоже. Имея какой-то  грандиозный  проект,  параллельно  пойти  на
банальное ограбление с убийством? Не понимаю.  Ведь  они  могли  на  нем
погореть, и тогда весь их план полетел бы псу под хвост. Убей меня, но я
не вижу логики.
   - А может быть, церковь не их рук дело?
   - Возможно, конечно, но толстяк, когда я задал ему  этот  вопрос,  не
заторопился возражать, а зачем  ему  было  брать  на  свою  шкуру  чужую
мокруху?
   - Да черт его знает, Иваныч, я же тебе говорил - копать их  надо  под
корень. И чем скорее, тем лучше.
   - Ты прав, едем по адресам, пока жильцы куда-нибудь не смылись.

***

   Саша Никифоров, тридцатилетний носатый парень, жил в собственном доме
и, кроме беременной жены, имел трех куриц и лохматого  добродушного  пса
по кличке Мент. Он принял нас довольно радушно, но, узнав о цели  нашего
прихода, немного потускнел и  скис,  всем  своим  видом  показывая,  что
приход наш нежелателен.
   - Мужики, ну сколько же можно, - наморщив нос, заныл он, - я ведь все
там у вас расписал по полочкам, чего вы еще от меня хотите?
   - Правду, правду и только правду, - авторитетно подняв палец,  строго
сказал я.
   - Так я правду и говорил.
   - В таком случае тебе нетрудно  ее  повторить,  а  бутылку  со  стола
убери, правосудие не купишь, да и рюмки больно маленькие. Ответь-ка нам,
Саша, всего на несколько вопросов. Во-первых, видел ли  ты,  как  прыгал
твой товарищ Николай Лунин?
   - Конечно видел. Это все видели.
   - Кто все?
   - Все, кто был на аэродроме.
   - Но ты-то был в самолете, - попробовал я запутать парня.
   - Да нет, я вышел раньше и уже успел приземлиться, а он  чего-то  там
протелился и выйти следом  за  мной  не  успел.  Я,  когда  приземлился,
смотрю, его нет, а аппарат на третий круг заходит. Ну,  думаю,  дела!  А
потом глядим, а он прямо в Волгу  опускается.  Никто  ничего  понять  не
может. Ну и утонул, конечно.
   - Саша, расскажи не торопясь и вдумчиво только об одном моменте  того
дня. А именно - почему ты задержался с прыжком?
   - Особо я не задерживался, я об этом  уже  говорил,  так,  поправился
немного и пошел. Почему вы на этом постоянно акцентируете внимание?
   - Потому что из-за тебя Николай не успел выпрыгнуть вовремя.
   - Чепуха это все. Мы прыгали, как всегда.
   - Да, только поправлялся ты перед выходом долгонько.
   - Еще раз чепуха! Далась вам эта поправка, я, может, и не поправлялся
вовсе, мне теперь кажется, что вы сами это мне в голову вдолбили.
   - Вот как, это уже интересно, а кто конкретно вдолбил?
   - Наверное, вам лучше знать. Вы этот вопрос обсасывали.
   - Ты, наверное, что-то путаешь, мы видим тебя впервые, как и ты нас.
   - Ну не вы, так кто-то из ваших.
   - Вот это другое дело. А ты не помнишь, от кого исходила инициатива?
   - Конечно помню, об этом все время талдычил инструктор,  больше-то  в
самолете никого не оставалось - я, он и Николай. Но  Николай  теперь  ни
подтвердить, ни отрицать этого факта  не  может.  Кому  в  таком  случае
верить? Конечно инструктору! Вот вы и взяли за аксиому версию  Андреева.
Да так, что я и сам в это поверил.
   - Я мог бы с тобой согласиться, но ведь в самолете еще  находились  и
летчики.
   - А что летчики? Что летчики? Они  сидят  себе  в  своей  кабинке,  и
плевать им на нас с высокой крыши.
   Я призадумался. Произошедшая полгода  назад  трагедия  поворачивалась
иным ракурсом,  и  теперь,  с  позиции  сегодняшнего  дня,  принимая  во
внимание события, произошедшие со  мной,  дело  принимало  довольно-таки
зловещий характер. Рискнув, можно было предположить,  что  планировалась
акция давно, а полгода назад началось претворение этого плана в жизнь.
   - Ты вот что, Санек, - я осторожно взял его  за  локоть,  -  про  наш
визит лучше не распространяйся. Так будет спокойнее нам всем, а если  уж
тебя прижмут, то отвечай: да, действительно были, но ничего нового я  им
не сказал. В смысле версии Андреева.
   - А кто должен меня прижать, кому я должен что-то отвечать?
   - Я не уверен вполне, но возможно, кому-то из твоих знакомых.
   - Час от часу не легче. Угораздило же меня прыгать тогда...  Водку-то
пить будете, я стаканы поставил?
   - В другой раз, Санек.
   - А вы что, собираетесь прийти еще раз? - Его длинный нос стал совсем
унылым, и я поспешил успокоить парня:
   - Только в самом крайнем случае, если с  тобой  ничего  не  случится.
Шутка. Спасибо тебе, Санек, живи и не  кашляй,  привет  семье,  а  Менту
особенный.
   Вырулив из частного сектора на магистраль, Макс озабоченно спросил:
   - Ну, что ты скажешь на этот раз?
   - А я как раз хотел услышать твое мнение.
   - Предпочитаю ограничиться твоим.
   - Нехорошо, Макс, я понимаю, что ты офицер ОМОНа, но  хоть  чуть-чуть
думать должен, не все же время кулаками размахивать.
   - Если кратко, вообще-то парень мне понравился. Мне  кажется,  он  не
врет, а вот наш вчерашний клиент - инструктор  -  мужик  гнилой,  я  это
сразу заметил. Надо его получше пощупать.
   - Если он позволит. Давай-ка к летчику-истребителю. Если он ничего  и
не видел, то свое мнение на этот счет иметь должен.  Если  он,  конечно,
дома, если не повез топить в Волге очередную партию спортсменов.
   - Не должен, холодно уже, сезон, наверное, кончился.

***

   Сорокалетний пилот Анатолий Зинкевич жил на  третьем  этаже  типового
девятиэтажного дома. На наш звонок он отреагировал  весьма  своеобразно.
Он долго и внимательно разглядывал нас в глазок, а  потом,  не  открывая
двери, заявил:
   - Я тут ни при чем, она пришла сама в час ночи.
   - Ну и что? - ничего не понимая, озадаченно спросил Макс.
   - Что же, по-вашему, я должен был ночью выгнать женщину на улицу?  Вы
сами знаете, сколько шастает сейчас хулиганья.
   - О чем вы? Да откройте, наконец, двери.
   - Не открою! Говорю же вам, она сама приперлась, нужна  она  мне  сто
лет. Слава Богу, без нее хватает, могу поделиться.
   - Мужик, ты что, рехнулся?
   - А вы кто? - после минутной паузы спросил Зинкевич.
   - Из милиции мы, открывай.
   - Так вы не муж Ларисы?
   - Нет, - наконец сообразив что к чему,  жеребцом  загоготал  Макс.  -
Открывай, истребитель-перехватчик, небо над Берлином пока безоблачно.
   Кроме усов и котовьих бакенбард, второй  пилот  имел  барский  халат,
остроносые, восточные шлепанцы и персидскую феску  с  кисточкой.  Узнав,
что мы не мужья Ларисы, он обрадовался нам как родным. Приложив к  губам
указательный палец, он заговорщицки кивнул на дверь в комнату и  потащил
нас на кухню.
   - Извините, господа, что заставил вас  ждать,  но  сами  понимаете...
обстоятельства. Чем могу быть вам полезен?
   - Вы помните такого Николая Лунина? - с места в карьер начал я.
   - Помилуйте, а кто же его не помнит? Замечательный был мужик.
   - Вот как? Вы что же - хорошо его знали?
   - Относительно,  в  пределах  времени,  отведенного  для  тренировок.
Несколько раз, после полетов, случалось выпивать. Отличный  был  парень,
знал кучу анекдотов и при  этом  умел  их  рассказывать.  Мне  он  очень
нравился.
   - Тогда зачем же вы его в водохранилище сбросили?
   - Да, тут действительно загадка, до сих пор не пойму. Как  мог  Коля,
опытный и проверенный спортсмен, допустить такую лажу.
   - А вы сами видели, как он прыгал?
   - Нет, я за штурвалом сидел.  Славка,  тоже  теперь  покойник,  тогда
сильно разозлился и передал управление мне.
   - Почему он разозлился?
   - Потому что на лишний круг  пришлось  пойти,  дополнительно  горючку
жечь, а сами понимаете время какое.
   - Да, конечно, видимо, вы не могли видеть, как выпрыгивал Николай, но
где в этот момент находился инструктор? Вы помните?
   - Вот тут и  загвоздка.  В  свое  время  я  на  этот  вопрос  отвечал
однозначно, но с недавних  пор  у  меня  появились  некоторые  сомнения.
Поневоле я начал задумываться, а так ли все было? Я прекрасно отдаю себе
отчет, что стоит  за  вашим  вопросом,  поэтому  отвечать  наверняка  не
берусь. Слишком большая ответственность.
   - А нам не нужно наверняка, вы расскажите о ваших ощущениях?
   - Господа, как можно, я же  не  девка,  чтобы  рассказывать  о  своих
ощущениях.
   - Простите, господин Зинкевич, я не правильно выразился. Расскажите о
том, что вы видели боковым зрением?
   - Тоже неверная формулировка вопроса. Давайте поставим его так: что я
видел затылком. Только в этом случае вы сможете  понять  мое  состояние.
Простите, совсем заговорился. Вы не откажетесь выпить по чашке кофе?
   - Спасибо, но кофе потом.
   - Вас понял. Так вот, когда Николай не успел вовремя  выйти,  Андреев
попросил  Вячеслава  зайти  на  третий  круг;  тот,   конечно,   страшно
возмутился,  передал  мне  штурвал  и  затеял  перебранку.  Сколько  она
продолжалась, сказать не берусь, но не очень долго. Точно помню, что  на
вираже, над Волгой, Славка уже смотрел вниз. Он-то и заметил первым, что
Николай выпрыгнул. Я невольно обернулся назад. Инструктор стоял в салоне
и разводил руками. Вот и все, что я могу вам сказать.
   - Но первый раз, полгода назад, вы  показали,  что  инструктор  стоял
возле вас.
   - Да я и не отрицаю этого. Скажу больше, тогда я был уверен, что дело
было именно так и никак не иначе.
   - Но почему? Ведь вас никто не принуждал.
   - Абсолютно. Меня  вообще  трудно  принудить,  но  таким  было  общее
мнение.
   - Общее - чье?
   - В первую очередь инструктора Андреева, теперь-то я понимаю, что  он
ненавязчиво его вдалбливал.
   - Вдалбливал, говорите, это хорошо, а кому он вдалбливал?
   - Всем и мне в том числе.
   - Ясно. Господин Зинкевич, большое вам спасибо, вы нам очень помогли.
У меня к вам просьба - никому не говорите о том, что мы приходили, а тем
более о том, что мы спрашивали. Уверяю вас, это не шутка.  Мы  поднимаем
из берлоги крупного зверя. И причем не одного, а с целым  выводком.  Они
очень опасны, а молчание, как известно, -  золото.  Да,  кстати,  а  что
случилось с вашим первым пилотом, с Вячеславом?
   - Он умер.,
   - Мы это знаем. От чего он умер?
   - К нашему разговору его болезнь  отношения  не  имеет,  он  умер  от
воспаления легких. Это в сорок-то пять лет. Я варю кофе?
   - Конечно, - согласились мы единодушно.

***

   После кофе и бутербродов с сыром в желудке стало  уютно,  а  на  душе
светло. Осеннее солнце,  решив,  видимо,  напоследок  порадовать  землю,
жарило на все сто. Мы с Максом сидели  на  садовой  скамейке,  курили  и
пытались обсуждать дальнейший план действий. Говорил он, а  я  наблюдал,
как  в  пяти  метрах  от  меня  на  жухлом  газоне  важно   испражняется
здоровенный мраморный дог. Его хозяйка, двадцатилетняя смазливая девица,
уставилась в горизонт, делая вид, что этот акт ее вовсе не касается.
   - Я, Иваныч, думаю, что нам пришло время вплотную заняться Андреевым.
   - А что ты ему скажешь? - не отводя глаз от дога, спросил я.
   - Это не я ему буду говорить, а он мне.
   - Ты в этом уверен?
   - Абсолютно.
   - А я вот нет. Я знаю, ты отличный мастер и достойный преемник Малюты
Скуратова, Валюху ты бы расколол, но сейчас иной случай. Андреев  -  это
не Валюха.
   - Что же ты предлагаешь?
   - Думаю, что пришло время заняться покойным Николаем Луниным.
   - Тогда ты прав, разговоры с покойниками не по моей части.
   - А я люблю с ними пообщаться.
   - Говорил тебе, Иваныч, нельзя по ночам да в одиночку водку глушить.
   - Не скажи, сюрреальная или абстрактная мысль часто бывает  острей  и
логичней, нежели самая кондовая дедукция.
   - Иваныч, мысль твоя интересная, но давай ближе к делу.
   - Короче, нужно ехать в Ульяновск и посмотреть, как жил, чем  жил,  с
кем жил наш уважаемый Николай Александрович Лунин.  Почему  вокруг  него
закружилось так много ворон и грачей. Как мне думается, мужик он был  не
бедный.
   - Но мы даже не знаем его адреса.
   - Кто сказал, что мы не знаем? Константин  Иваныч  знает  все:  улица
Новая Садовая, а дом... дом... Кажется, 14д, - неуверенно продиктовал  я
адрес, опрометчиво оставленный толстяком в доме Григория.
   - Что ж, поехали. - Макс со вздохом поднялся со  скамьи.  -  Часам  к
трем будем там.
   - Сегодня нам там делать нечего. Нотариальные конторы закрыты, а  нам
в первую голову нужны именно они. Завтра я поеду один.
   - Почему?
   - Потому что завтра ты работаешь.
   - Я, между прочим, еще на больничном и волен пока поступать как хочу.
   - Что ты говоришь, какого же  черта  ты  раньше  времени  поперся  на
работу? Ладно, тогда завтра в пять утра  я  жду  тебя  у  тестя,  только
сначала мы еще раз заглянем в Степашино, благо нам по пути, а теперь  по
домам. Мы сегодня неплохо поработали. Езжай, я поймаю такси.
   - Я-то поеду, но какого черта нам заезжать в село? Кажется,  нам  там
уже ловить нечего, и так все ясно.
   - Ты забываешь, что  где-то  там  болтается  моя  тачка,  напичканная
всякими неприятностями. И если мы вовремя ее не обезвредим, то  она  мне
может неожиданно и сильно подгадить. Завтра с утра пораньше,  когда  нас
меньше всего ждут, проедем по деревне, поглядим по дворам,  может  быть,
чего и высмотрим.
   - Сделаем как  скажешь.  Садись,  я  подвезу,  не  хочу  тебя  одного
отпускать.
   - Не волнуйся, я к тестю, до завтра.
   Пришел я как раз к обеду.  За  празднично  накрытым  столом  дочка  с
папенькой баловались рыбным расстегаем и настоящим  коньяком.  Полковник
вовсе не казался напуганным, как о том накануне жаловалась Милка.
   - Жируете? - укоризненно спросил я, прямо  с  порога  присаживаясь  к
столу. - И это в то время, когда жители Поволжья голодают  и  гибнут  от
рук бандитов, рэкетиров и прочих коррумпированных группировок.
   - Костя, - повернув чувственные ноздри в мою  сторону,  оборвала  мою
тираду жена, - а ты после вчерашнего ванну принимал?
   - Нет, только душ, - не задумываясь соврал я, кляня свою забывчивость
и спирт.
   - Как у тебя обстоят дела? -  спокойно  спросила  она  и  под  столом
наступила мне на ногу. - Есть какие-нибудь новости?
   - Есть кое-что, пока говорить не буду, особые надежды я  возлагаю  на
завтра.
   - Если потребуется помощь, то я к  твоим  услугам,  -  важно  сообщил
тесть.
   - Непременно, я дам вам "Калашников", вдвоем мы отобьемся.
   - А ты не издевайся над отцом, герой, - возмутилась супруга,  -  если
бы не я, еще неизвестно,  где  бы  ты  был  сейчас.  Папа,  я  уже  тебе
рассказывала, как... как я... Ну, Костя, чего сидишь, наливай.
   - Налить не проблема, а чего ты там папе рассказывала?
   - Ну, как я ударила того пацана.
   - А что пацан?
   - А пацан... убежал, - с  трудом  выдавила  из  себя  Милка  и  вдруг
разревелась громко и привольно:
   - Нет, отец, никуда он не убегал... Я... я убила его.
   - Что-о-о?! - заревел полковник,  сразу  понимая,  что  его  дочь  не
шутит. - Почему ты сразу не сказала об этом?
   - Она не могла вам этого сказать, - вступился я за нее. - Все дело  в
том, что тот подонок творил такие вещи, о которых дочь,  даже  взрослая,
не может говорить отцу.
   - Господи, что же теперь делать? - застонал Ефимов, беспомощно  глядя
на меня. - Что теперь будет? Кто-нибудь, кроме вас, это видел?
   - Успокойтесь, этого не видел никто, но кое-какие  превентивные  меры
принять нелишне. Этим вопросом я сейчас и занимаюсь.
   - Костя, если ты ее не вытащишь из этого  дерьма,  -  я  тебе  отшибу
башку.