лось скверное. И от того, как вы будете себя
вести,  зависит  все  остальное  -  я  имею  в  виду   наше   дальнейшее
расследование. Поэтому слушайте  меня  внимательно.  Первым  делом,  как
войдете в квартиру, не наступите на труп.
   - Что?! - Это они пискнули в унисон, но пока еще чисто автоматически,
а дойдет до них позднее.
   -  Да,  труп  Эдика  Константинова.  Не  перебивайте,  попробую   все
рассказать.
   Как мог связно, я вкратце передал им почти все события,  произошедшие
со мной за это время.  В  конце  от  себя  поздравил  их  с  сегодняшним
отсутствием.
   - Теперь, Борис, основное: сейчас вам нужно подняться в квартиру  как
ни в чем не бывало. И там, впервые увидев мертвого, вызвать милицию.  До
ее приезда тебе, Борис, нужно несколько раз пройти от  двери  до  кухни,
там немного потоптаться. Вроде за водой или  еще  за  чем.  Ваши  друзья
смогут подтвердить, что вы были у них? Много было народу?
   - Да нет. Они да мы. Еще, правда, соседи заглядывали.
   - Соседи - это хорошо. Теперь так, Боренька. Я, кажется, унюхал зверя
этого. Но он страшный. И может случиться, следующим  нарочным  к  твоему
отцу окажусь я, поэтому дома меня не ищи. Если что-то серьезное, позвони
вот по этому телефону, а если срочно, то... то так и скажи: срочно  -  я
тебя сам найду.  Учти,  сейчас  тебя  затаскают.  Рассказывай  все,  что
считаешь нужным, по возможности обходя мою персону. А если  атака  будет
сильна, то расскажи, как я пришел  к  тебе  и  наотрез  отказался.  Нет,
погоди, скажи и это сразу. Если уж совсем станет  хреново,  звони  Глебу
Андреевичу. Он поможет. Ну а теперь снимай свои штиблеты в обмен на  мои
сандалии. Серьезно, Борис, я там наследил, что нежелательно.
   Переобувшись, я пошлепал  в  большеватой  для  меня  Борисовой  обуви
домой, справедливо полагая,  что  сегодня  убийцы  уже  спят.  Дома,  не
раздеваясь, лишь удовлетворенно оглядев себя в зеркале, я долакал  водку
и отключился.

***

   В шесть утра, еще вчера задуманное время, я оторвал головную боль  от
подушки, автоматически пошел было в ванную, но вовремя вспомнил, что мне
этого делать не стоит.
   Голыми руками мне Князя не взять, должны быть четкие  доказательства.
А у меня он все время находился сзади, как будто  от  третьего  лица.  И
трудно, чертовски трудно вытащить его на первый план. Подойдя к зеркалу,
с удовольствием отметил, что рожа весьма соответствует моей  предстоящей
роли. Надо признать, добился я  этого  без  особых  усилий.  Вот  только
прическа подводила: аккуратно-короткая,  она  диссонировала  с  рожей  и
поставленной задачей. Но приходилось мириться.  Обрить  наголо  -  очень
броско и заметно, а сделать патлы длиннее за пять минут  не  получалось.
Ладно.
   Я прошел на кухню, первой сигаретой приводя мозги в порядок.
   Уткнув черную пипку носа в драный уплотнитель холодильника,  Студент,
глядя на меня снизу вверх, закатил  черные  сливы  глаз  на  манер  рыбы
камбалы. Молча и некрикливо он осуждал меня, хотя, помнится, ночью перед
сном я ему что-то давал пожевать.
   Но на  лирику  времени  не  оставалось.  И  в  темпе  переодевшись  в
чистовский дачный костюмчик и прихватив украденную у  Василия  Ивановича
авоську с тремя пустыми бутылками, я сбежал вниз и  тихонько,  чтобы  не
проснулась его ведьма, тренькнул в Юркину дверь. Он  открыл,  озадаченно
глядя на "козырные" джинсы и такую же рубашку.
   - Потом, Юра, потом, некогда. Сейчас я на пару дней исчезаю. Ты  меня
не видел, корми песика и пока ни о чем не спрашивай. - Сунув ему  ключи,
я решительно закрыл дверь с другой стороны.

***

   Утро было замечательное. И если бы не перепой  и  Борькины  проблемы,
можно было бы вспомнить какого-нибудь  Фета.  Так  думал  я,  подходя  к
кротовскому району. На расстоянии трехсот метров я включился  в  работу,
методично и придирчиво осматривая  газоны  и  кусты  сквера,  неуклонно,
однако, двигаясь по заданному азимуту, в то  же  время  боковым  зрением
наблюдая дислокацию двух или  трех  бродяжек,  занимающихся  аналогичным
промыслом.
   Первой моей наживой оказалась заляпанная клейкая бутылка из-под вина.
Она трогательно высунула мне голову  из  кустарника  живой  изгороди.  Я
закинул ее к товаркам в авоську и с  превосходством  предводителя  банды
поглядел на конкурентов. Но у одного типа, со злобным  взглядом  хорька,
их было по  меньшей  мере  штук  десять,  и  он  в  ответ  лишь  хрюкнул
презрительно. А другому до меня вообще дела не было.  Глубокомысленно  и
задумчиво шел он каким-то одному ему  ведомым  зигзагом  и  находил  эти
сволочные пузыри как  грибы  после  дождя.  Он  внимательно  разглядывал
очередную  находку,  потом   задирал   кверху   подбородок,   о   чем-то
сосредоточенно думая  или  просчитывая  денежную  сумму,  затем,  плавно
опустив тару в большую спортивную сумку, шел совершать зигзаг дальше.  Я
прозвал его Гамлетом, размышляющим - быть или  не  быть...  Шишковатился
старый большой рюкзак.
   А злобный хорек, как я его нарек сразу же, тем временем увел  у  меня
из-под носа бутылку из-под "Пшеничной"; хрустально чистая, она бессильно
лежала у меня под носом в трех шагах. Я уже был готов ее поднять,  когда
с шипением ястреба тот налетел и  унес  ее  в  своих  когтях,  буквально
чиркнув по мне курткой.
   Теперь я понял, чего мне  не  хватало.  Мне  не  хватало  их  запаха.
Стойкого, едкого запаха мочи,  пота,  перегара  и  каких-то  характерных
нечистот.
   - Отдай пузырь, хорек, - не выдержал я такого хамства.
   - А ты вообще линяй отсюда. - Хорек присел, словно готовясь к прыжку.
- Это наше место, мы с поэтом его уже год обслуживаем. Понял?
   Похоже, что они-то мне и нужны. Я продолжал завязывать узелок:
   - Да уж год... Здесь Сашка с Натальей  Александровной  работали,  еще
весной.
   - Не знаешь, так не ври. Они как в Ташкент по осени  слиняли,  так  и
сгинули. Мотай отсюда, а то получишь - родная мама не узнает.
   Вот такая содержательная у нас вышла беседа ранним солнечным утром на
городском газоне у дома Кротова. Не знаю  как  собеседнику,  а  мне  она
понравилась. Сразу попасть  в  яблочко  удается  не  часто.  Поэтому  я,
стремясь снивелировать конфликт, протянул ему пачку сигарет.
   Пытаясь выщипнуть сигаретину из полной еще пачки, хорек умудрился  их
перещупать все и был очень удивлен, когда я предложил:
   - Да бери все.
   - А сам что сосать будешь?
   - Да есть еще. Вчера наварился с России-матушки.
   - А-а-а, молчу. Вопросы - это дело прокурора. Принимал  вчера?  -  Он
сочувственно покачал головой.
   - А что, видно?
   - Еще бы, рожа як гарный бурак.
   - Да, подлечиться бы не мешало.
   Он удрученно чмокнул губами.
   - Ломбард только в десять открывается,  еще  два  часа  терпеть.  Эй,
галстук, сколько на твоих "котлах"? - окликнул он случайного прохожего.
   - Что? - не понял тот, останавливаясь.
   - Натикало сколько, спрашиваю.
   И, переварив ответ, хорек уныло заворчал:
   - Восемь, восемь. Без тебя вижу, что восемь. Канай дальше. -  И,  уже
уныло апеллируя ко мне, констатировал:
   - Восемь часов.
   - Ну и что?
   - Так ломбард открывается в десять, "меха" заложить надо. - Он кивнул
на сумку с пустыми бутылками.
   - Потом сдашь. У меня бабки есть. Где только бухнем?  Я  ведь,  кроме
Натальи Александровны да Сашки, никого здесь не знаю.
   - Найдем, - лаконично ответил скунс, он же хорек. - Поэт,  завязывай,
на сегодня все. Корешок вот угощает. Тебя как звать-то?
   - Костя.
   - Кот, значит. А это - поэт, а меня можно просто Коля.  Что  брать-то
будем?
   - Сначала дойдем, а потом посмотрим, выберем.
   - Нет, надо здесь решить. Если у тебя много бабок, то в эту  сторону.
Там дешевая водяра в "комке". А если мало, то магазин в другой  стороне,
но до него топать надо.
   Все это  время  поэт  отчужденно  стоял  в  стороне,  в  разговор  не
вмешиваясь, будто его он и не  касался  вовсе.  Стоял  и  сосредоточенно
разглядывал небольшую стайку голубей. Как все произошло, я  не  заметил.
Откуда в его руках взялся этот сложенный обруч наподобие сачка, остается
только догадываться. Но четыре глупые птицы уже бились в сетке, навсегда
лишенные свободы и, должно быть, жизни.
   - Пойдем, что ли, - поторопил я хорька, чтоб  не  присутствовать  при
отрывании безмозглых голубиных голов.
   - Догоняй, мы на  "хлопушке"  будем,  дома  ощипаем,  -  распорядился
хорек, стараясь не отстать. - Ну вот и пожрать сегодня будет. Я с поэтом
нормально живу, он у меня трудолюбивый и послушный.
   Мне  начинала  надоедать  его  болтовня.  Хотелось  скорее   получить
информацию об убитом бомже и его подруге. Но  форсировать  события  было
опасно. Бродяжка мог замкнуться.
   - Вот здесь они жили, наверху.
   Мы проходили мимо дома Кротова, и я вроде  случайно  вспомнил  о  его
чердачных жильцах.
   - Было дело. Да только как в конце сентября в Ташкент отвалили, так и
с концами. Синяк один знакомый оттуда говорит, что там их не встречал. А
ты откуда их знаешь?
   - Было дело,  -  многозначительно  ответил  я,  оценивающе  глядя  на
хорька, словно взвешивая, стоит ли доверять ему нашу тайну, но в  нужный
момент он перебил меня:
   - Это ваши дела, мне ни к чему. Пришли уже. Бери сам угощение.
   Я взял две бутылки дешевой водки в стиле Василия Ивановича Васина,  и
мы, поджидая появившегося вдали поэта, закурили.
   - А куда пойдем-то? - повторил я дурацкий вопрос.
   - Куда надо, - отрезал хорек.
   Теперь, когда водка  была  куплена  и  покоилась  в  его  замызганной
куртке, он опять стал деловит и дерзок.
   - Да пошевеливайся ты, - подстегнул  он  Гамлета,  и  мы  уже  втроем
продолжали путь. У меня  было  ощущение,  что  играю  впустую,  бездарно
пропивая Борькины деньги и время.
   - Короче, чижики, мне с вами не по пути.
   - Да ты что, Кот, в натуре, гусей погнал! Скоро придем. -  Хорек  для
убедительности махнул рукой. - Только придется  деду  Андрею  грамм  сто
пятьдесят отмерить.
   Наши три весьма подозрительные  фигуры,  украдкой  преодолев  широкий
двор  инфекционной  больницы,  углубились  в   лабиринты   хозяйственных
построек.
   Миновав многочисленные повороты, наконец спустились в подвал  гудящей
котельной.
   "Чудеса, - подумалось мне, - август месяц, а они уголь жгут".
   Гефестом оказался маленький кривой старичок, дед Андрей, который  без
лишних слов достал из добротного письменного стола четыре  стакана,  уже
совсем не пропускающих света. Был он по пояс гол и лишен растительности,
зато весь исколот интереснейшими  сюжетными  полотнами  в  стиле  не  то
Глазунова, не то Васнецова.
   С кучи тряпья, брошенного на широкой  панцирной  кровати,  он  согнал
даму, велев ощипать принесенную поэтом дичь, потом  вытащил  луковицу  и
двумя точными ударами разделил ее на четыре части.
   "Когда же эта прелюдия закончится?" - злился  я  и,  торопя  события,
налил Божьей братии по полному стакану, по-рыцарски уступая  свой  даме.
Синюшка взяла  его,  жеманно  отставив  трясущийся  мизинец,  и  выпила,
кокетливо улыбаясь мне беззубым ртом. Я за неимением стаканов приложился
к бутылке.
   - Так что, чижики, искать Саню, значит, не стоит?
   - Да ты чё, в натуре, не веришь мне? Скажи ему, батя.
   Богатыри, упыри и русалки утвердительно закивали, а молчавший до  сих
пор мечтательный птицелов, словно проснувшись, изрек:
   - Да, это так, а жаль. Наташа была очень чутким человеком. Мне с ними
хорошо жилось. Можно было часами рассказывать свою жизнь, они слушали  -
не то что эти... Николай, иди еще принеси выпить.
   - На какие шиши? Пузыри не сдали.
   - У тебя есть, а ты мне должен.
   - Чё? Да ты знаешь, чьи это бабки?
   Этот семейный инцидент мне был совсем не интересен, и я  вытащил  еще
пять штучек, прекращая начинающийся скандал.
   - Жаль! - Я попытался вернуть  разговор  в  первоначальную  колею.  -
Когда я здесь был, всегда у них ночевал. Пойду сегодня  один.  Чердак  я
хорошо знаю.
   - Иди, иди, если хочешь, чтобы тебе холку  от  головы  отломили.  Там
одного придурка с неделю назад оформили.  -  Хорек  злорадно  захихикал,
словно в том, что убили незнакомого или мало ему знакомого человека,  он
находил какую-то радость или удовлетворение. -  Так  ты  вторым,  может,
будешь. А ты не мент, случаем?
   Остренькие глазки его забегали. Они словно  впились  в  меня,  что-то
вспоминая и взвешивая.
   - Ты, Колян, иди да поесть чего-нибудь захвати. Хлеба обязательно.  -
Гамлет подождал, пока его напарник скроется, потом продолжил  прерванную
мысль:
   - Хорошие люди были. Вы не подумайте, не все  одинаковы  внутри,  как
одинаково мы выглядим внешне.
   Я насторожился. Это  обращение  на  "вы"  было  очень  пикантно.  Оно
обозначало, что либо Гамлет знал  меня,  либо  из  него  еще  не  выбили
этическую суть.
   - А чего это ты так со мной - на "вы"?
   - "Привычка свыше нам дана", - процитировал  он  из  "Онегина",  и  я
облегченно вздохнул, опять закидывая удочку:
   - Конечно. А кого это замочили?
   - Я его мало знал. Да и жил он там  недолго,  месяца  два-три,  может
быть. Первое время  вообще  был  одет  довольно  прилично.  Таких  хомяк
почему-то "галстуками" зовет. Я думал, просто он в этом доме  живет,  не
на чердаке, естественно, в квартире, но  с  каждым  разом  сей  господин
становился все более и более жалок, сидел,  как  правило,  на  скамейке,
недалеко от того места, где нынче  состоялось  наше  знакомство.  Сидел,
вперив отсутствующий взгляд в собственные колени, и думал.  Я  знаю  эти
невеселые думы. Через такие же сам когда-то прошел.  Меня  раздражало  в
нем то, что никаких попыток заработать на пропитание он не предпринимал.
   - Извини, брат, - перебил я бомжа, -  сейчас  должен  вернуться  твой
кореш. Что-то не катит он мне, давай схиляем. Кафешку я одну  тут  знал,
посидим, кишки набьем, жахнем коньяку. Как ты?
   - Я-то за, но ты ж бабки давал.
   - Хрен с ними. Вот батяня с хорьком, с хомяком значит,  и  оприходуют
их за наше здоровье, и дама им поможет. Лады? Как, батяня?
   - Главное, чтоб все путем было, без обиды.
   Мы раскланялись  и  уже  через  двадцать  минут  сидели  в  блевотной
забегаловке с ресторанными ценами.
   Деньги Бориса кончались незаметно и быстро, как юность.
   И тем не менее я взял бутылку обещанного коньяка и к  нему  того-сего
закусить.
   - Чокаются "по первой", - напомнил я о прерванной истории.
   Вылив в себя коньячный суррогат, он продолжил:
   - Так вот, он просто сидел, не желая шевельнуть пальцем, чтобы набить
себе брюхо. Однажды я не выдержал, подсел к  нему.  Почему,  говорю,  вы
сиднем сидите, с голоду ведь умереть можно. Он посмотрел на меня глазами
голубя, знающего, что ему скрутят шею, и безучастно согласился: "Можно".
- "Вы сколько дней не ели?" - "Не знаю", - говорит. А я смотрю,  тусклые
его глаза в запавших глазницах жить даже не хотят, а еще  ведь  молодой,
сорока нет. Я бутылки сдал, помню, немного тогда было,  купил  кое-каких
продуктов и назад. Он как сидел, так и сидит.  Насилу  я  его  накормил.
Равнодушный ко всему и ко всем. И к себе тоже. На вопросы  не  отвечает,
так, отмахивается да отнекивается. Но документы при  нем,  целая  пачка.
Думаю, пропадет  мужик,  сам  себя  уже  приготовил  к  этому,  а  жаль.
Симпатичный он какой-то был  -  интеллигент,  причем  настоящий,  не  из
приготовленных на  скорую  руку.  Изящество  проглядывало  сквозь  мятый
костюм и грязную рубашку. Предложил я ему свой кров - это где вы сегодня
были. Отказался. Вообще уже можно было сказать, что человек умер.
   А тут однажды под вечер встречаю похмельную Инку.  Подлечи,  говорит,
по гроб жизни обязана буду. Купил  я  бормотухи,  идем  назад  мимо  его
скамейки - сидит. Пойдемте,  говорю,  с  нами  пить  чудесный  солнечный
портвейн, импорт из ближнего зарубежья.
   И вы знаете, тут он впервые пошел. Шел сзади шагах в  трех.  Несмело,
робко пошел. Там во дворе одного из домов есть  трансформаторная  будка,
почти вплотную притиснута к ограде детского сада, вот в этой щели  мы  и
засели. Выпили этот портвейн, сидим с  Инкой,  общих  знакомых  бродяжек
вспоминаем, смотрим, а он плачет. Молча.  Слезы  катятся  и  катятся  из
открытых глаз. Инка с ним рядом сидела на приступке, я к  ним  боком  на
корточках, научился уже.
   Он невесело улыбнулся:
   - Можно еще?
   Я разлил остатки.
   - Упокой его душу.
   Он опрокинул стакан.
   - Какая ж это должна быть сволочь, чтоб поднять руку на  Сережу?  Его
звали Сергеем. Так, на чем я... да... Инка сидела рядом с ним  плечом  к
плечу. А когда она увидела, что с мужиком делается, как рванула к  нему.
Обняла и  осторожно  так  положила  его  голову  к  себе  на  колени.  Я
контролирую наш разговор и прекрасно понимаю,  как  со  стороны,  должно
быть, смешна и убога любовь бродяжек.  И  там,  в  уютных  трехкомнатных
квартирах, с позиции финской  супружеской  кровати,  она  представляется
чем-то вроде собачьей вязки. Да Бог им судья. Она обняла его и заплакала
сама, может быть, это были пьяные слезы - для  меня  разница  небольшая.
Важно, что человек понял, стал следить за собой. А вы  знаете,  как  это
трудно в нашей ситуации? Стала и Инка распутываться  со  своими  старыми
связями. "Так и встретились два одиночества".
   - А где ее найти?
   - Так куда-то ушла!
   - А куда ушла?
   - Откуда пришла.
   - Найти можно?
   - Не советую. Из вас Шарапов никудышный.
   - Не понял.
   - И не надо.
   - Темнишь!
   Он засмеялся:
   - Уж если вас хомяк на первой  стометровке  расколол,  а  дед  Андрей
только посмеивался, из-за водяры  вам  подыгрывая,  то  уверяю,  с  теми
ребятами вам не удастся встать даже на старт.
   Я  сидел  обделанный  с  ног  до  головы,  причем  обделанный  своими
собственными руками.
   - А все же, как ее найти?
   - Послушайте, это уже выходит за пределы моих возможностей.
   - А может, это они и грохнули Сергея этого самого в  порыве  ревности
или блатной мести?
   - Нет, я же сказал. Инка с ними договорилась.  А  они  в  отличие  от
других слово держат.
   - И все же, как мне найти ее? Кстати, как она выглядит?
   - Красивая,  если  не  с  похмелья.  А  вообще,  вы  помните  актрису
Светличную? Очень похожа, если не отправляется бродяжничать. А когда она
пьет, то начинается...
   Я подошел близко-близко к человеку, который видел убийц  перед  самой
кульминацией, и, как баран на ворота, налетел  лбом  на  бетонный  забор
чьей-то этики. И это было обидно.
   - Не пропивается? - поддержал я затухающий разговор.
   - Ну да, когда пропивается, то похожа на ординарную бомжиху  и  может
быть даже одета в фуфайку, вот как та, в углу.
   Синюшка в телогрейке, из-за пазухи наклонив бутылку, наливала  водку,
смешивая с компотом, потом, поболтав эту смесь, с отвращением  выпила  и
подалась восвояси, шлепая большими спадающими калошами.
   - А вы-то как сами докатились до жизни такой? - поинтересовался я.
   - А вы мне показались умнее, - ответил он,  вставая,  потом,  немного
подумав, добавил:
   - Эта область и мной самим мало еще изучена. Прощайте.  Если  найдете
Сережиного убийцу, все мы вам будем благодарны, даже хомяк!
   - Постойте. Как же все-таки...
   - Т-с-с, - прижал он длинный указательный палец  к  губам.  -  "Тише,
мыши, кот на крыше!" - И пошел к  выходу,  выглянул  в  открытую  дверь,
осмотрелся и вернулся ко мне. - Где найти Инку?
   - Да.
   - Инка сейчас стояла вот в этом углу и пила водку с компотом, а засим
- оревуар!
   Опрометью, чуть не сбивая входящих с ног,  я  вылетел  из  рыгаловки,
китайским болванчиком озираясь вокруг. Инки и след простыл. Но  у  входа
стоял юный предприниматель, перепродавал сигареты и водку.
   - Где эта сто восьмая? Ну сейчас из кафе вышла, куда она подалась?
   - Да вроде туда. - Парень неопределенно махнул влево вдоль улицы.
   И я рванул легкой рысью в этом направлении.
   Засек я ее уже у арки, у входа во двор, куда она и свернула.
   Держась на расстоянии,  я  проследовал  за  ней.  У  входа  в  п