зачем вы их пустили? - шипел я, чтоб не разбудить спящих.
   - Как это зачем? Девушка зарабатывает. Ты вот чего приперся  ни  свет
ни заря? Трахнуться хочешь. Вот и они...
   Договорить ей я не дал, выдрал из  рук  дубликат  ключа  и  опрометью
бросился к двери. Сторожиха следом затрясла свое мясо.
   Зачем я вошел туда? Ведь знал, что увижу. Знал, но не верил.  Точнее,
не хотел верить.
   Работали те же подонки, что и у  Князева.  Тоненькая  девчоночья  шея
была перетянута белым  капроновым  шнуром.  Его  прикрывала  раздувшаяся
складка набрякшей кожи. Видимо,  душили  двое,  натягивая  шнур  с  двух
сторон.
   Умертвили ее в постели, и сейчас она казалась совсем  крошечной,  как
куколка. Широко распахнутые глаза говорили  мне:  "Вот  видишь,  что  ты
наделал? Ведь я просила твоей помощи..."
   Все во мне перевернулось. Намотав завитушки-локоны вахтерши на кулак,
я резко откинул назад ее голову:
   - Ну что, сука! Сколько они тебе заплатили?
   Она посерела. Медленно оседая на пол, осипшим голосом прогундосила:
   - Вы что... Я никогда... я никого... они сами дали.
   - Сколько?
   - Одну.
   - Что?
   - Бутылку.
   - Курва ты старая! Иди вызывай милицию, а я в морг сообщу. Быстро!
   Оттолкнув ее, я зайцем поскакал на первый этаж, к выходу.  Чио-сан  я
уже помочь не мог, но найти убийц был обязан - ведь накануне она просила
о помощи...
   Только с какого конца взяться? Тетка,  конечно,  расколется.  О  моем
приходе сюда узнают. Правда, следствие пойдет по другому  району.  Но  и
козе понятно, что два удушения  в  одной  конторе  сопоставят  и  увидят
одинаковый почерк. Приметы мои налицо, разбитая голова - тоже.  Примерно
к среде меня опять пригласят к следователю. Не хотелось бы.
   Остается исчезнуть, переждать, но у меня подписочка о невыезде. Ну  и
хрен с ней! В сегодняшней неразберихе  на  Северный  полюс  за  мной  не
поедут. Северный полюс? Или Сибирь. Сибирь, город  Эйск.  Там  проводили
свой  медовый  месяц  молодые  Князевы,   о   чем   предпочел   умолчать
великовозрастный жених.
   Как бы то ни было, но воскресенье - мое.  И  пока  есть  возможность,
необходимо этим воспользоваться  -  уладить  домашние  дела  и  уточнить
несколько деталей.
   Через дежурного по фирме я узнал домашний телефон Ступина,  и  уже  в
девять его ровный вежливый голос осведомился:
   - Все продолжаете, Гончаров? Удивительно.
   - Что - удивительно? Что я жив? Да, сплоховали твои мокрушнички.
   - Не понял.
   - Кончай му-му трахать. Я не мальчик  и  вполне  прикидываю,  кто  их
нанял. А ведь мы договаривались, и я слово свое держал.
   - Ничего не понимаю.
   - Как тебе угодно. Где и когда ты познакомил Князева с Лией?
   - Я не знакомил. Они сами снюхались осенью на банкете. Зачем вам?
   - Любопытство имею. Личного характера. И  учти:  если  меня  грохнут,
отвечать тебе. Я уже дал наколку кому надо. Все!
   Я бросил трубку и с жадностью закурил, пытаясь унять  дрожь  во  всем
теле. Все-таки за десять последние часов приключений хватало.
   Я уже потихоньку собирал сумку-чемодан, когда в дверь  позвонили.  Не
ожидая ничего хорошего, я поплелся открывать. В дверях стоял  крепенький
вьюнош лет четырнадцати. Стоял, обнимая обеими руками огромную коробку с
немецкой куклой. Паренек вежливо осведомился:
   - Вы Гончаров?
   - Да, - подозрительно оглядывая пришельца, подтвердил я.
   - Тогда это вам. - Он протянул коробку, судя по всему, очень тяжелую.
   - Я, малыш, уже в куклы не играю,  так  что  не  по  адресу.  Ступай,
милый, вертай назад. А лучше брось ее подальше.
   - Но это же вам. Мне заплатили, чтоб я доставил по адресу.
   - Кто?
   - Парень. Остановил меня недалеко отсюда, указал ваш адрес и фамилию.
   - Слушай, полудурок, она там у тебя не тикает?
   - Кто?
   - Дурость твоя. Посылка не тикает?
   Парень приложил ухо к коробке и старательно прислушался.
   - Не-е... Да там что-то мягкое, но тяжелое, кило на десять потянет.
   - Сколько заплатили?
   - Чего?.. А, пять штук дал.
   -  Не  тикает,  говоришь?  Значит,  взрыватель  работает  от  крышки,
откроешь ее, и тебе...
   - Что?
   - Крышка! Иди и отдай назад.
   - Так он бабки заберет.
   Сколько бы мы еще препирались, неизвестно, только меня вдруг качнуло.
   -  Рука!  Что  у  тебя  с  рукой?!  -  Я  уставился  на  руку  парня,
поддерживавшую снизу коробку. Он неловко перехватил ношу и, белея,  стал
рассматривать свои красные пальцы.
   - К-к-кровь...
   Я мигом затащил придурка в квартиру, вырвал из рук  немецкий  сувенир
и, закрывшись в ванной комнате, сдернул крышку.
   Бомбы не было. А из полиэтиленового мешка я вытряхнул прямо  в  ванну
сначала голову, а  потом  туловище  рыжего  моего  пса.  К  хвосту  его,
обернутая в пленку, была привязана поздравительная открытка  с  текстом:
"Я не слушал большого дядю!"
   - Иди сюда, - позвал я топтавшегося в прихожке  придурка.  -  Смотри,
что ты принес.
   Он беспомощно развел красными руками:
   - Я же не знал.
   - Какой он был, парень-то?
   - Крутой такой, в коже.
   - Один?
   - Не-е, их трое в машине сидело.
   - Пойдем, покажешь. - Я выдернул из-под  дивана  газовую  пукалку  и,
толкая придурка в спину, выкатился во двор.
   Но кожаная мразь исчезла.
   В сыром углу городского сада я похоронил пса, еще вчера спасшего  мне
жизнь.
   Допил остатки водки.  Позвонил  Елене,  строго-настрого  запретив  ей
появляться в мое отсутствие. Тщательно запер  дверь  и  дневным  поездом
отбыл из города, нарушая  подписку  о  невыезде.  Четко  пока  связь  не
прослеживалась, но что-то подсказывало мне: искать нужно Лию. Если  она,
конечно, жива.

***

   Эйск - городишко невеликий, тысяч на сто жителей. Прибыл я туда  рано
утром, и сразу же - за дело.
   На  манер  Остапа  Бендера  перебрав  все  номера  в   гостинице,   я
остановился на самом дешевом. В восьмом  часу  утра  подобающим  образом
одетый я на вокзале уже присматривался к похмелюшкам. Публика  эта,  как
показывал опыт, - много знающая и мало что докладывающая властям.  После
тщательного  осмотра  наколотых  мною  кандидатов  я  выбрал  старика  с
благородными сединами, очень похожего на Эйнштейна.
   - Папаша, тебе, случаем, Альберт родственником не приходится?
   - Мой двоюродный дед, - с достоинством кивнув, ответил старик.
   - А хрюкнуть хочешь?
   - Это вы в смысле  выпить?  Ну  что  ж...  Несмотря  на  ранний  час,
действительно, я бы не отказался составить вам компанию, поскольку вчера
имел неосторожность...
   - Перебрать! - быстро закончил я монолог потомка великого ученого.
   - Именно. Но как...
   - У меня есть, - приоткрыл я полу замызганного пальто.
   - О! Это меняет дело! В таком случае следуйте за мной.
   - Куда? Я, папашка, лишних  хвостопадов  не  люблю,  у  меня  от  них
настроение портится и голова начинает болеть.
   - Уладим, - коротко бросил старик и величаво понес на  эйнштейновских
сединах свою жеваную шляпу.
   Мы шагали через рельсы, мимо стрелок, составов, бесхозных паровозов и
наконец подошли к обгоревшему купейному вагону  без  стекол.  Вагон  был
обитаем. При нашем приближении в щелях появились серые,  синие  и  карие
глазки; воспаленные и заплывшие, они смотрели с  надеждой  и  ожиданием.
Слышалось шуршание, жаркий и страстный шепот.
   - Говорю тебе, профессор кого-то зацепил, - объясняла женщина.
   - Да кого он зацепил? Триппер если только, - возражал в ответ  сиплый
баритон.
   - Товарищи, прошу не беспокоиться,  -  поднимаясь  в  вагон,  объявил
старик. - Мы по делу с господином... э-э-э...
   - Ежиком, - подсказал я.
   - Да, с господином Ежиковым. Нина Ивановна,  нам  бы  купе  минут  на
тридцать.
   - Вы, Самсон Данилович, еще за вчерашнее не рассчитались.
   - Нина Ивановна, вы же меня знаете...
   - Ладно! Седьмое купе... Я зайду?
   - М-м-м... Попозже.
   - Когда  ничего  не  останется,  -  проворчала  вагонная  начальница,
пропуская нас.
   Седьмое купе оказалось комфортабельным. Разбитое окно  было  заделано
фанерой,  спальные  полки  закиданы  всевозможным  тряпьем,   а   вместо
вышибленной двери висел брезентовый полог.
   С ловкостью фокусника старик явил на свет два  алюминиевых  фужера  и
надкушенное яблоко. Церемонно осведомился при этом:
   - Простите, с кем имею честь?
   - Константин, - ответил я лаконично, вытаскивая из кармана пузырь.  -
А вы давно здесь обитаете?
   - Здесь - это в каком смысле? Вагон, город, область, страна?  Или  на
этом свете?
   - В городе.
   - Почитайте, шестьдесят лет, с момента  рождения.  Ваше  здоровье!  -
Дергая кадыком, старик с жадностью засосал водку.
   Я проделал то же самое. Игнорируя надкушенное яблоко, закурил.
   - А ты, папаша, фамилию такую слышал - Герр?
   - Герр... Ну конечно. - Эйнштейновские уши ходили в такт желвакам  и,
очевидно, помогали старику сосредоточиться. - Герр известным  прохвостом
был. Теперь предпринимателем бы назывался, а в двадцатом году  в  расход
пошел. Сбежать не успел.
   - А вы откуда знаете?
   - А я, дорогуша, историк! Ну да, преподаватель истории.
   Вот это попадание! Есть еще нюх у легавой собаки Гончарова.
   - Ну-ну, - подталкивал я, подливая. - Кто же он такой?
   - А вам зачем?
   - Я, папаша, тоже историк, - протягивая  деньги,  закручивал  я  баки
старику. - Пошли кого-нибудь, еще возьмем. И пусть  колбасы  принесут...
Так кто такой был этот прохвост Герр?
   - А был он золотопромышленником и по тем временам шельмовал  изрядно.
Сейчас-то бы в масть пошел, за своего, а тогда это в глаза бросалось. Ну
да он не очень переживал, дела в гору шли.
   - И каким образом?
   - Самым что ни на есть классическим. Когда-то он на Урале у  Демидова
в управляющих вроде бы ходил, там и навострился. Делал аферы -  пальчики
оближешь! Закажет участок,  начнет  разработку  россыпи  -  и  на  тебе:
сумасшедшее содержание, раз в десять больше  прогноза.  Прибыль  налицо.
Налицо и желающие перекупить.  Перекупают,  оформляют  документы,  а  на
участке  том,  кроме  дерьма  собачьего,  ничего  нет.  Хотя  еще  вчера
покупатель своими руками с лотка граммов  по  пять  снимал.  Чудеса?  Не
совсем. Просто он накануне походит с  верным  своим  холопом  и  жуликом
Сашкой да кое-где в землю из ружьишка пальнет. Сашка замечает, а  наутро
пробу для покупателя сам оттуда и ковыряет.
   - Ну и что?
   -  А  то,  что  вместо  дроби  он  патрон  золотым  песочком   славно
фаршировал. Так и жил: сначала своим тюльку гнал, а  потом  и  заморским
промышленникам. Несколько раз его пытались бить, но он все ускользал.  А
вот в двадцатом попался, и крепко. Говорят, не  без  участия  своего  же
брата-промышленника. Кто-то капнул. И, как говорится, "ваша не пляшет".
   - Ясно.
   Дело принимало для меня новый, причудливый выверт. Но жареным запахло
до гари.
   - А что дальше?
   - А дальше, молодой человек, чертовски интересно мне знать,  что  это
вас так волнует судьба убиенного немца?
   - Да  мент  это,  профессор,  -  неожиданно  донеслось  из-за  тонкой
вагонной переборки. Несколько  секунд  спустя  полог  отодвинулся,  и  в
дверном  проеме  появилась  жуткая  рожа  ветерана-рецидивиста.  В  купе
ввалилась оплывшая водкой и жиром туша. Бандюга, надвинувшись  на  меня,
наступил мне на ногу. Я невольно ее отдернул. - Чё дергаешься,  сволота?
Бабки есть - отстегивай, может, тогда не замочу. Ну, шевелись, сука!
   Он двинул меня  коленом  в  подбородок.  Я  отлетел  в  проход  между
полками. И тотчас, изловчившись, саданул его  правой  ногой  по  колену.
Раздался хруст, кретин послушно улегся в коридоре, вереща и матерясь как
тридцать проституток, вместе взятых.
   - Может, мы продолжим в другом месте? - обратился я к Эйнштейну.
   - Да, конечно. Бегите! Сейчас они все соберутся...
   Эйнштейн указал на окно. Естественно, так было удобнее, потому что  в
коридоре уже послышался топот. Выбив размокшую  фанеру,  я  неторопливой
рысью покинул "малину" на колесах. Запомнить время и место новой встречи
не составило труда - кинотеатр "Сокол", ровно через час.
   Что и говорить, информацию я раскопал первосортную. Старичок - блеск:
историк, алкаш, говорун. Все необходимые качества в одном человеке.
   О-ля-ля! Кажется, уголовный детинушка очухался и желает меня догнать.
Господи, ну и рожа! Воистину "прекрасной  внешности  был  ум  прекрасный
дан". Заскочив в открытый тамбур стоящего рядом состава, я  с  интересом
наблюдал: выдержит ли алкашеское сердце такую сумасшедшую нагрузку?
   Выдержало! Более того, пыхтя и отдуваясь, он полез в вагон,  что  мне
совершенно не понравилось. Сняв стопор откидной площадки, я воздвиг  для
преследователя непреодолимую  преграду.  Подмигнул  проводнице  и  через
другую дверь убрался восвояси.

***

   Приняв душ и переодевшись в цивильный костюм, я расположился  в  кафе
напротив кинотеатра  "Сокол"  и  в  ожидании  историка-краеведа  заказал
солянку  под  коньяк.  Она,  в  отличие  от  выпивки,  оказалась  вполне
приличной. Когда показалась долговязая фигура  старика,  я  уже  очистил
тарелку и, постучав в стекло, заказал еще две порции.
   Эйнштейн подошел к столу, весьма эмоционально реагируя на запахи пищи
и выпивки. Проворно усевшись напротив,  раскурил  бережно  выуженный  из
кармана бычок. Он пытался держаться независимо.
   - Нехорошо вы поступили, Константин. Кабан до сих пор в  себя  прийти
не может.
   - В себе ему делать нечего. Шибко буен. Примите, Самсон Данилович,  -
пододвинул я старику стакан коньяку.
   - Итак, продолжим наш экскурс? Я вам поведал о расстреле Герра.
   - Так... А семья?
   - Семью, как ни странно, не тронули. Остались после него жена и  двое
детишек-несмышленышей, лет по восемь - десять Мальчик и девочка. Забегая
вперед, скажу: Олег  погиб  во  время  войны,  а  Ольга  вышла  замуж  и
продолжала жить с матерью в старом доме на берегу. Он  и  сейчас  стоит.
Крепкий дом,  каменный,  там  склады  после  войны  были,  до  недавнего
времени. Ольга в  сорок  четвертом  родила  дочку.  Не  пойму,  куда  вы
клоните? Вам что, нарисовать все генеалогическое древо семьи Герров?
   - Не обязательно. Только ту ветвь, откуда девица Лия произросла.
   - Лийка! Господи, Лийка!
   - Вы ее знали?
   - Конечно. Лет десять - пятнадцать тому назад преподавал ей  историю.
Где она сейчас?
   - Не знаю, поэтому и интересуюсь. Какая она была?
   - Была?
   - Ну есть! Какая есть?
   - Умная девонька, остренькая, училась хорошо, только с гонором. Она и
есть внучка Ольги, от Катерины, что родилась в сорок  четвертом.  У  нее
мужа не было, и потому Лию записали на  фамилию  прабабки  -  Герр.  Лет
шесть-семь назад, окончив школу, она выехала в  Москву  с  надеждами  на
ВГИК, но провалилась. Назад сюда не вернулась,  а  поступила  в  иняз  в
каком-то сибирском городе. Вот вам вкратце  ее  генеалогический  прутик.
Позвольте... - Старик потянулся к бутылке, но я  остановил  его,  потому
как выжал из него не все.
   Эйнштейн крякнул и выжидающе поглядел умными рачьими глазами.
   -  Вы  не  замечали  за  ней  чего-нибудь  необычного?  -   деликатно
подталкивал я старика.
   - Да нет. Девчонка как девчонка.
   - Кто жив из родных? Не знаете ли, где мать, есть ли брат, кум-сват?
   - Мать живет и процветает. В торговле, сердечная, мается. Сынишку  на
свет произвела - братика для Лийки, правда, от другого папы. А вот бабка
Ольга умерла лет десять назад.
   - Как они жили?
   - А вот тут есть интересные моменты. Пока  была  жива  старуха,  жили
богато. Домище содержали огромный - это бабы  одни,  заметьте.  В  конце
войны дом у них, как это...  приватизировали,  а  им  выделили  избенку.
Когда выселяли, старуха блажила, ни за что  не  соглашаясь,  ее  силком,
говорят, тащили. Тут с ней ударчик случился, вскоре и вообще к господину
Герру, мужу любимому, отошла. В царство небесное. Осталась Ольга одна, с
маленькой Катькой на руках  и  похоронкой  на  мужа.  Вроде  бедствовать
должна, но нет. Ольга драгоценности, что старуха от обысков сберегла, на
кон поставила. Так что в послевоенную голодуху неплохо  перебивалась  на
побрякушки, сбереженные бабкой.
   - А было что сберегать? - ненавязчиво спросил я,  чуть-чуть  наполняя
рюмки.
   - Безусловно. Вообще  ходил  слушок  о  несметных  богатствах  папаши
Герра. Кроме всего прочего, он и трактир содержал, в своем же  подворье.
А здесь история совсем темная.
   - Ну-ну, повествуйте.
   - Так ведь за лекции мне даже  в  средней  школе  платили.  А  сейчас
академический час стоит...
   - Сколько?
   - Полторы тысячи, но я кандидат и...
   - Получите.
   Я вытащил  три  пятисотенные  бумажки,  и  они  испуганными  сизарями
скрылись в сером носке рассказчика.
   - А за кандидата?
   - Вас дисквалифицировали спиртные напитки.  Ближе  к  теме.  Пролейте
свет на темную историю трактира. Хотя бы в двух словах.
   - Ну, если вкратце, - пропадали человечки.
   - Не понял.
   - Тут понимать особо не  нужно.  История  старая  как  мир.  Все  это
описано в  лучших  произведениях  Мамина-Сибиряка  и  Шишкова.  Побродит
мужичонка лето по тайге с лотком, наберет толику золотишка. Что дальше?
   - Сдает.
   - Куда? - В банк, наверное.
   - По идее так, но  мужичонка  перед  банком  обычно  в  трактир  имел
обыкновение заглядывать. Ненадолго, как ему думалось, минут  на  пять  -
десять. А уходил навсегда. Часто, очень часто того Васю или Ваню  больше
не видели. Ни его, ни собранного им золотого песка.  Ходили,  проверяли.
Сначала из царской полиции, потом из совдеповской милиции.  Дым!  Ничего
не нашли. Или не  искали.  Потому  что  уходили  от  Герра  эти  господа
довольные, как коты, поевши сметаны. А мужики все исчезали, пока  самого
господина Герра красные товарищи не проводили прямехонько на  рандеву  к
дьяволу.  Такие  вот  побочные  доходы  имел  промышленник,  пополняя  и
приумножая золотой запасец.
   - Так ведь все изъяли.
   - Что? Изъяли? Нельзя объять необъятное и...
   - ...изъять неизъятное, - закончил я.
   - Во-во. Изъяли, по рассказам очевидцев, пять или шесть  килограммов,
и то в ювелирных  изделиях.  Я,  господин  Ежиков,  не  думаю,  что  это
составляло хотя бы десятую часть благополучия семьи Герров.
   "Я тоже! Значит, мои предположения верны!" - мысленно воскликнул я, а
вслух удивился:
   - Где же он все хранил?
   - Моего великого предка это тоже заинтересовало  бы.  Увы,  никто  не
знает.
   - А может, ребенка, в смысле золота, и не было?
   - Был-был! И с пухленьким тельцем. Старуха о нем знала, а вот  дочери
не открылась - то ли не хотела окунать  ее  в  отцовскую  грязь,  то  ли
просто не успела, чирикнула она в одночасье,  как  с  очередным  обыском
пришли.
   - А где сейчас Лийкина мать?
   - Катерина и поныне, не щадя живота  своего,  денно  и  нощно  служит
народу за прилавком колбасного  отдела.  В  центральном  гастрономе  она
трудится.
   - Это где?
   - Через площадь.
   - А живет?
   - Не знаю...

***

   Моложавая,  чуть   полноватая   брюнетка   уверенно   разбиралась   с
привередливыми покупателями. Это был тот случай, когда и овцы оставались
целы, и волчица явно не голодала.  Пристороившись  в  конец  очереди,  я
наблюдал за  четкой,  размеренной  работой  продавщицы.  Очередь  быстро
таяла, и вскоре я оказался у прилавка.
   - Вам? - На меня вопрошающе  глянули  живые  глаза  в  паутинке  едва
заметных морщинок.
   - Мне? Вот эту колбасу, и  чтобы  посвежее  да  потолще.  Вы  сами-то
любите, чтоб потолще да посвежее?
   Секунду она раздумывала - то ли принять  мой  светский  юмор,  то  ли
рассердиться? Решилась на первое.
   - Люблю. Только сама я не первой свежести.
   - А мы с водочкой. Хорошенько прожарим!
   - Ну если хорошо прожарите, то годится.
   - А где? Я приезжий.
   В глазах ее промелькнула тень разочарования.
   - Катерина, отпускай, хватит языком чесать, - вмешалась высокая  дама
с длиннющим брезгливым носом.
   - Сейчас! - Она взглянула на даму. Потом снова на меня:
   -  В  двенадцать   постараюсь   освоб