е: ни вчера, ни сегодня я не отлучался с территории дома  отдыха
ни на секунду. И это могут подтвердить  многочисленные  свидетели.  Весь
день, до позднего вечера, я работал на крыше, у всех на  виду.  А  после
того, как стемнело, примерно с  десяти  часов  до  трех  ночи  я  крутил
дискотеку. Вас устраивает мое объяснение?
   - Может быть, меня оно и устраивает, но есть еще  следователь  Окунь.
Как будет настроен он? Мужик неглупый, веди себя с ним поосторожнее.
   - Понятно, и как мне следует понимать ваше предупреждение?
   - Понимай как хочешь. Мне еще нужно поговорить с Ириной, приведи ее.
   - Это невозможно, час тому назад она уехала на вокзал.
   - Еще лучше! - тихо, но внятно выматерился я. - Да  откуда  же  такие
дуры берутся, она что - совсем  не  соображает,  что  сейчас  ей  нельзя
уезжать ни при каких обстоятельствах? Она  и  так  на  карандаше,  а  ее
отъезд только усугубит дело.
   - Но... Подождите, она никуда  не  собирается  уезжать.  Она  поехала
встречать моего брата. Уже скоро должны  прибыть.  Кстати,  хорошо,  что
напомнили, нужно его как следует принять. Вы  идите  к  вагончику,  а  я
отпрошусь у шефа.
   Подходя к знакомому вагончику, я размышлял о том,  имел  ли  я  право
своими вопросами заранее настраивать Сергея на  предстоящую  встречу  со
следователем. Вполне  возможно,  что  я  только  что  помог  преступнику
обозначить основные болевые точки,  по  которым  будет  бить  Окунь.  Но
почему преступнику? Он заявляет, что весь вчерашний  день  проторчал  на
крыше, на глазах у всей публики. Это обстоятельство нельзя сбрасывать со
счетов. Нет, я вполне  допускаю,  что  можно  незаметно  ускользнуть  на
полчаса, даже на час, но на весь день? Тут  можно  не  сомневаться  -  в
подполье Сергея не было. Ирины тоже, потому  что  лупил-то  я  по  морде
мужика. Из этого  следует,  что  они  не  виновны?  И  кто  же  виновен?
Случайный прохожий? Полная чушь, господин Гончаров. Тогда объясните  мне
странную, заранее совершенную кражу  ножа.  Объясняю:  он  был  выкраден
Ириной и Сергеем. Выкраден и вложен в руку наемного убийцы с тем,  чтобы
подозрение пало на Зою  Федоровну.  Кажется,  к  такому  выводу  мы  уже
приходили, но что-то нам в нем не  понравилось.  А  что?  Стоп,  дорогой
Константин Иванович, почему мы зациклились на Шмариных  родственниках  и
совершенно забыли о его дружках? Наверняка при  его  характере  найдется
несколько обиженных им парней. А в друзьях  он  не  очень  разборчив,  и
среди них вполне мог найтись один, способный  взяться  за  нож.  Хорошая
идея, надо будет поделиться ею с Окунем.
   В раздумье я остановился на самом солнцепеке и не сразу заметил,  что
за  мной  с  любопытством  наблюдает  чудесное  конопатое  создание  лет
семнадцати. Примостившись на низкой скамеечке, девушка чистила картошку.
Мой гамлетовский вид ее очень заинтриговал. Тонкая  змейка  картофельной
кожуры безвольно падала к уже очищенным корнеплодам.
   - Закрой рот, дитя мое, и относись к делу, возложенному на  тебя,  со
всей серьезностью, - подходя к ней, строго посоветовал я. - В жизни  так
много всяческих интересных соблазнов, что и оглянуться не  успеешь,  как
уже беременна.
   - Не получится! - оскалилась конопатая. - Видали таких! А чего ты все
наверх, на крышу смотришь?
   - Да вот думаю, много  ли  времени  понадобится  этим  олухам,  чтобы
прибить шесть листов шифера, как ты полагаешь?
   - Думаю, долго, они еще  вчера  весь  день  корячились,  смех,  да  и
только.
   - Ну, это потому, что Сереги Грачева с ними не было. Он  бы  их  враз
пришпандорил.
   - Как же не было! Вместе со всеми до вечера дуру гнал.
   - Так уж до вечера! И ни разу не слез?
   - Нет, я и обед им туда передавала. "Олухи". Ирина, Сергеева жена, на
него уже выступать начала.
   - Вот как? И чего это она?
   - Так уже вечер, время аппаратуру дискотечную  устанавливать,  а  они
все оттуда не слазят. Сидят как сычи.
   - А где сама Ирина?
   - Так у вас же за спиной, Господи, глаза-то разуйте!
   Действительно, в десяти шагах за моей спиной стояла Ирина. И не одна.
Ее сопровождал тонкий, изящный вьюноша мечтательной наружности.  Первое,
что бросалось в глаза, это  его  неподражаемые  очечки  в  духе  Николая
Гавриловича Чернышевского. Взгромоздившись на его уныло-длинный нос, они
только-только закрывали зрачки.  Короткая  стрижка  обнажала  вольготный
разлет  ушей.  Яркий  бантик  губ  над  безвольным  подбородком  казался
приклеенным. И все это великолепие держалось на длинной тоненькой шейке,
к которой и прикоснуться-то было страшно. К груди он прижимал  небольшой
позолоченный томик, его длинные, нервные  пальцы  перебирали  нефритовые
четки, и потому, наверное, весь он казался каким-то святошей. Ни дать ни
взять благочестивый  пастор.  Я  бы  так  и  подумал,  если  бы  не  его
мускулистые ноги, легкомысленно торчащие из широких разноцветных шорт, и
пестрая базарная сумка, которую, упарившись, тащила Ирина.
   - Справедливое и разумное разделение труда, - похвалил я ее  усердие.
- Эмансипация налицо.
   - Ой, дядя Костя, здравствуйте. А что это с вашим лицом?
   - Упал случайно.
   Я внимательно посмотрел на нее, ожидая  соответствующей  реакции,  но
ничего интересного на  ее  мордашке  не  проявилось.  Она  была  слишком
увлечена своим благочестивым спутником.
   - Знакомьтесь, это Лева, у него болит  рука.  Лева,  это  наш  давний
знакомый Константин Иванович Гончаров, я тебе о нем говорила. Приехал  в
гости...
   - Да, я понял, - равнодушно и бесцветно промолвила царственная  особа
и, милостиво протянув руку, представилась:
   - Лев. - Видимо посчитав, что  мне  предостаточно  оказано  внимания,
пастор воззрился на небеса и, не глядя на носилыцицу, задумчиво изрек:
   - Ирина,  с  дороги  мне  необходимо  принять  ванну,  переодеться  и
отдохнуть. К столу я выйду где-то через час, прошу вас до этого меня  не
тревожить. Отведи меня в мою комнату.
   - Ой, Левочка, миленький, - засуетилась Ирина, - я совсем забыла тебе
сказать, что комнат в доме отдыха нет. Вернее, есть, но они теперь очень
дорого стоят. Мы  приготовили  тебе  вагончик,  мастерскую  Сергея.  Там
хорошо и рядом с нами. А ванны тоже нет, зато есть душ. Мы всегда в душе
моемся.
   - Простите, но я ехал к вам в  гости!  -  не  глядя  на  собеседницу,
повысил голос пастор. - И мне непонятен такой прием.
   - Видишь ли, Лева, у нас  случилась  маленькая  неприятность,  Серега
скоро тебе все объяснит, а пока пойдем. Дядя Костя, милости просим.
   - Идите, Ирина, я непременно буду минут через десять.
   Мне нужно было остаться одному... Почему? Толком я не знал  и  сам...
Наверное, чтобы объяснить и понять внезапно  возникшее  во  мне  чувство
растерянности и оторопи... Откуда оно взялось... Сейчас...  Сейчас,  еще
немного, и я все пойму... Но нет... Чем дальше, тем больше почва уходила
из-под  моих  ног...  Господи,  о  чем  это  я?  В  чем   причина   моей
растерянности? Или в ком? Не в Ирине же. Тогда в этом  псевдосвященнике?
Но что я могу иметь против него? Даю голову на отсечение,  что  видел  я
его сегодня впервые. Может быть, это  он  трахнул  меня  по  башке?  Кто
трахнул, не знаю, но из-под пола отвечал не он. Его голос намного  выше.
Хотя исходящий из-под земли звук всегда  приглушается.  Тьфу  ты,  черт!
Совсем доигрался, впору в психушку обращаться.  Как  он  мог,  уважаемый
Константин Иваныч, оказаться в подполье, если только что сошел с поезда?
Совсем  плохой  ты  стал.  Скоро  в  телеграфном  столбе  будешь  видеть
преступника. Пока не поздно, нужно идти к столу, наверняка сто пятьдесят
водки наконец-то вернут твой разум и понудят  жидкие  мозги  работать  в
нужном направлении.
   Несмотря на бурное  застолье  и  непринужденные  разговоры,  меня  не
покидало чувство необъяснимого неудовлетворения и дискомфорта.  Просидев
около часа, я откланялся. Проводить меня вызвалась Ирина. Я этого ждал и
потому не воспротивился. Возле ворот, преградив мне путь, она тревожно и
многозначительно спросила:
   - Ну как там?
   - На вражеском фронте  без  перемен,  -  значительно  подмигнул  я  и
добавил:
   - Если ты имеешь в виду следственные органы.
   - Ой, ну расскажите подробнее,  меня  почему-то  не  вызывают,  но  я
должна все знать. Это очень важно.
   - Что ты должна знать и почему это так важно?
   - Дядя Костя, ведь вы наш друг. Расскажите, что с мамой.
   -  Неужели  тебя  это  очень  интересует?  Встревоженной  ты  мне  не
показалась.
   - Как вы можете? Что вы такое говорите! Скажите, ее отпустят?
   - Сие от меня не зависит. Почему бы тебе об этом  не  спросить  своих
милицейских друзей? Ведь, кажется, ты к ним уже обращалась?
   - Ну, о чем вы говорите, нужно спасать маму,  а  вы  вместо  этого  в
чем-то корите меня. Я не понимаю!
   - Все-то ты, девочка, понимаешь, просто делаешь вид невинной  овечки.
Только не надо плакать, это банально и скучно.
   - Да скажите же мне, что все это значит? Почему вы разговариваете  со
мной в таком тоне? В чем я провинилась?
   - Хреновой ты была актрисой. И сейчас  продолжаешь  в  том  же  духе.
Играешь шаблонно, штампованно, в точности так, как положено  в  подобной
ситуации. Я бы на  твоем  месте  использовал  какой-нибудь  неожиданный,
неординарный ход. Например, искренне бы радовался смерти отчима и  тому,
что мать наконец-то угодила в тюрягу. Следователя бы это здорово сбило с
толку, и у тебя бы появилось некоторое преимущество, некоторый шанс...
   - Да какой еще шанс? О чем вы талдычите?
   - О чем? Все о том же. Не ты ли, моя золотая, не далее как  позавчера
так страстно и искренне говорила мне о своем сокровенном желании?
   - О каком еще желании?
   - О твоем заветном желании отправить  Шмару  на  небеса.  Вот  оно  и
исполнилось, теперь тебе остается выпить фужер шампанского и сплясать на
его могилке канкан. Ну а маменьке  со  слезами  на  глазах  и  душевными
рыданиями носить передачки, с нетерпением ожидая, когда  и  ее  приберет
Всевышний. Ты все правильно  рассчитала,  только,  повторяю,  веди  себя
нестандартно.
   - О боже, неужели вы так думаете?
   - Конечно, и не только я, следователь  тоже.  И  не  надо  мне  твоих
вымученных истерик. Лучше придумай, как ловчее объяснить пропажу ножа.
   - Какого еще ножа?
   - Того самого, что месяц назад исчез  из  ящика  кухонного  стола,  а
вчера оказался в груди у Валерия Павловича Климова. Да ты сама  об  этом
знаешь.
   - Господи, я сейчас сойду с ума.  Да  поймите  же  вы,  это  какое-то
страшное  совпадение.  Чудовищное,  необъяснимое!  Да,  я  действительно
позавчера несла всякую чушь. Я в самом деле хотела его смерти, но  я  не
убивала!
   - Разве я сказал, что убила ты? Вовсе нет, ты бы не сумела, ты просто
наняла для этой цели подходящего мокрушника.
   - Да не-е-ет же! - громко, в голос заверещала она. - Не убивала  я  -
а-а! Поймите же наконец! Это бред какой-то! А-а-а!
   Упав на скамейку, она отчаянно задрыгала ногами.  Мне  не  оставалось
ничего иного, как идти на попятный.
   - Успокойся, ради бога! Ты хорошая актриса, только не реви! Не  реви,
черт бы тебя побрал! Да пошутил я, успокойся. Скажи мне  лучше,  как  ты
Леву встретила?
   - Ну и шуточки у вас, дядя Костя. - Швыркая носом, она размазала тушь
с губной помадой и всем этим суриком разукрасила морду. - Как встретила,
как встретила! Приехала и встретила.  Он  же  телеграмму  давал.  Я  вам
говорила.
   - Ну да, конечно, ладно, не реви.  Иди  умойся,  а  я  пойду,  что-то
голова разболелась, наверное, к дождю.

***

   Переждав, пока спадет полуденный зной, уже под вечер  я  поплелся  на
пляж. Хочешь не хочешь, но ежедневно зайти в  море  хотя  бы  по  колено
обязан каждый отдыхающий. Этот закон писан не мной, и нарушать его я  не
имею права.
   Возле самой воды мне  удалось  оккупировать  крохотное  местечко  под
грибочком. Отсюда мне была  прекрасно  видна  безбрежная  синь  мирового
океана. Здесь передо мной открывалась бесконечность мироздания, и я  был
естественной  и  неотъемлемой  его  песчинкой   вроде   Аристотеля   или
какого-нибудь Платона. Да, господин Гончаров,  говорю  тебе  истину,  ты
достойный брат великих мыслителей  и  философов.  Не  стыдись  признания
самого себя! Осознав, какой блестящий ум мне дарован, я даже  замурлыкал
от удовольствия. Неожиданно большая белая туча закрыла горизонт, помешав
сполна насладиться моим величием и значимостью. И туча та была в зеленом
купальнике, через края которого упругим тестом выпирала плоть. Расстелив
купальную простыню, она шлепнулась прямо мне под  нос.  О  каком  смысле
жизни можно размышлять, когда перед тобой лежат шесть пудов мяса? Такого
хамства не потерпел бы сам Декарт.
   - Девушка! - Я ущипнул ее за  пятку.  -  Вы  мне  мешаете  созерцать!
Отползите, пожалуйста, метра на два.
   - Нахал! - дрыгнула она раздраженно ногой. - Ползи сам и не приставай
к замужним женщинам. Сейчас подойдет Тарас, он тебе холку-то намылит.
   - О, я вижу, у вас  от  поклонниц  нет  отбоя!  -  пропел  надо  мною
знакомый голос шоколадной профессорши. - Какая же  я  глупая,  надеялась
зафрахтовать вас на все время отпуска. Подлый изменщик!
   - А ты  вруша  и  лжесвидетельница.  Зачем  тебе  понадобилось  лгать
следователю?
   - А зачем вы скомпрометировали бедную, несчастную девушку, у которой,
кроме ее добродетели, ничего нет? Вы подставили меня.
   - Ты своим враньем подставила меня хуже.
   - Вы мужчина и умеете преодолевать трудности.
   - Да что ты его слушаешь? - вмешалась толстуха. - По нему сразу видно
- козел! Козел и бабник. Заставлял меня куда-то  ползти.  Так  я  ему  и
дала!
   - Вам слова никто не давал, - резко осадила ее Марина, -  а  отползти
вам и в самом деле следовало бы, вы портите не только пейзаж, но и озон.
   - Проститутка! - грузно  поднимаясь,  заревела  толстуха.  -  Пляжная
шлюха! Ты у меня еще прощение просить  будешь!  Сучка  подзаборная!  Иди
отсюда на главный пляж, там клиентов больше, а  здесь  отдыхают  честные
люди. Сейчас мой Тарас тебя... Он таких, как ты, в хвост и в гриву!
   - С удовольствием! Он, наверное, давно не был с женщиной.
   Перевернувшись на  спину,  я  с  интересом  наблюдал  за  инцидентом,
получая истинное удовольствие. Неизвестно, чем бы  кончилась  перепалка,
не явись вовремя легендарный, худосочный Тарас. Верно оценив обстановку,
он  молча  и  бесстрастно  утащил  свою  разгневанную   супругу.   Выйдя
победительницей из этого турнира,  удовлетворенная  Марина  улеглась  на
завоеванное место.
   - Ну и как тебе? - Она потерлась спиной о мой бок.
   - Что - как? - не понял я.
   - Как тебе купальник?
   - Какой купальник?
   - Купальник, который на мне. Купальник, который ты подарил мне взамен
испорченного. Как ты считаешь, он мне идет?
   - Тебе, моя эфиебочка, все к лицу, только, мне кажется, он  несколько
откровенен. Вся задница наружу, а ты все-таки профессорская жена.
   - И любовница хулигана. Что у тебя с рукой?
   - Вывихнул.
   - А морду кто тебе вывихнул?
   - Фонарный столб, в поворот не вписался.
   - И из-за этого тебя забрали в  милицию?  Расскажи  это  той  толстой
бабе, может быть, она поверит. Слушай, я же все знаю.
   - Вот и знай на здоровье, а меня оставь в покое. Интересно, а  откуда
ты все знаешь? Тебе что, участковые докладывают?
   - Нет, все гораздо проще: во-первых, об этом знает почти весь  город,
а во-вторых, видишь ту тетку, что торгует пирожками?
   - Ну и что? Тетка как тетка, ничего интересного не вижу.
   - Это  не  простая  торговка  пирожками.  Это  торговка  новостями  и
сплетнями. Но это еще не все. Она снимает пристрой в том же доме, где  и
ты. Представляешь, сколько она сегодня  заработала,  продавая  чебуреки,
начиненные страшными подробностями убийства, в которое замешан и ты.
   - А почему ты думаешь, что именно я? Она  что,  обрисовала  тебе  мой
подробный портрет? Или предъявила фотографию?
   - Нет... Но... Я так думаю. Просто я сопоставила милицейский визит ко
мне, твою раненую руку, убийство и пришла к выводу, что это звенья одной
цепи.
   - Похвально, и что же говорит торговка?
   - Говорит, что настоящий убийца ты, а всю  вину  вы  со  следователем
хотите возложить на ее мужа. И еще она сказала, что ее сын управу на вас
найдет. Я, конечно, в это не верю, но ты мне должен рассказать  все  как
есть, причем со всеми подробностями.
   - Все подробности ты, вероятно, слышала от торговки, ее муж был рядом
со мной, так что большего я тебе сообщить не могу.
   - А о чем тебя спрашивали в милиции и почему отпустили?
   - Марина, тебе не кажется, что ты проявляешь нездоровое любопытство?
   - Прости, но я должна знать, иначе я буду тебя бояться.
   - А ты отстань от меня, тогда и бояться не будешь.
   - Ты всегда грубишь женщинам, которых завоевал?
   - Я тебя не завоевывал, и перестань трещать над ухом. Голова болит.
   Отвернувшись от нее, я занялся неблаговидным делом.  Подглядывать  за
отдыхающими предосудительно и дурно, но зато интересно. Вот, к  примеру,
сердитая мамаша, только  что  выбравшаяся  из  морской  пучины,  колотит
нерадивого сынишку, который за время ее отсутствия скормил  собакам  всю
колбасу. Или вот эти две пары ног, стоящие в кабинке  для  переодевания.
Обладателей этих ног мне не видно, но все равно очень интересно, что они
там делают в такой тесноте? Можно сказать одно, они не играют в шахматы.
Батюшки, а это что такое? Никак, кто-то утоп? Точно. Сначала  по  берегу
бегало три человека, а теперь уже с десяток. А вот и спасательный катер.
Вот так сервис, тони - не хочу. Интересно, найдут  они  утопленника  или
нет? Наверное, нет. Хм,  гляди-ка,  нашли,  и  даже  не  утопленника,  а
утопленницу, но, кажется, поздно и нечего понапрасну дергать ее за руки.
Сейчас искусственное  дыхание  ей  делают  ангелы.  Нет,  ты  смотри-ка,
откачали! Ну и слава богу.  Ага,  вот  и  доктор  с  чемоданчиком  идет!
Вовремя, ничего не скажешь. А это что за хмырь? Знакомый как будто. Идет
не идет и ног под собой не чует, парит, воздев очи Богу. Мама родная, да
это же мой сегодняшний знакомый,  Иркин  деверь  по  имени  Лева.  Решил
почтить своим присутствием пляж. Господи, почему при встрече с  ним  мне
становится так неуютно? Неуютно и даже тревожно.  В  чем  причина?  Надо
будет этим вопросом заняться всерьез. Ишь, скотина, вышагивает что  тебе
цапля  индонезийская.  Ну  пошагай,  пошагай,  скоро  дядя  Костя  тобой
займется!
   Приподнявшись, я махнул ему рукой. Никак внешне не  отреагировав,  он
тем не менее повернул и зашагал в мою сторону. Из пластикового пакета  я
извлек бутылку сухого вина, два персика и стакан. Не доходя метров двух,
он остановился и встал над нами столбом, действуя  на  нервы  не  только
мне, но и Марине.
   - Присаживайтесь, господин хороший. -  Я  пододвинулся,  уступая  ему
место на простыне. - И познакомьтесь, моя пляжная подруга Марина.
   - Очень рад, - не сдвинувшись ни на сантиметр, ответствовал придурок.
- Меня зовут Лев. Я здесь впервые, и мне нравятся ваши места.
   - Нам тоже, - усмехнулась Марина, - только, к сожалению, это места не
наши. Да вы присаживайтесь, Лева, чего стоять-то.
   - Благодарю, вы очень любезны.
   Сломавшись пополам,  Лева  соизволил  водрузить  свой  тощий  зад  на
подстилку.
   - Прошу вас, откушайте, - протянул я ему полный стакан сухача. -  Как
говорится, чем богаты, тем и рады, не побрезгуйте.
   - Благодарю вас, но я не пью, сегодня у вас уже  был  случай  в  этом
убедиться.
   - Закодированный, что ли? Почему не пьете-то?
   - По убеждению.
   - А-а-а, баптист, значит, - не унимался я, решив идти напролом.
   - Нет, я придерживаюсь иного философского учения и  не  хотел  бы  об
этом говорить с вами. Давайте переменим тему.
   - Извольте, у нас свобода вероисповедания,  и  я  всегда  отношусь  с
должным уважением к любой религии. А искупаться не хотите?
   - Нет.
   - Тоже по убеждению?
   - Нет, просто не умею плавать.
   - Понятно, а из каких мест приб