справиться.
   -  Обижаете,  госпожа  профессорша,  в  душу  плюете,  это   вам   за
причиненную порчу вашего купального костюма.
   - Господи, да ничего не  надо,  у  меня  еще  один  есть,  ты  только
приходи. Завтра будешь на пляже?
   - Конечно, если не помру по дороге.
   Удивительно, но на сей раз собаки на меня не кинулись, их  вообще  не
было. Наверное, высунув от  жары  языки,  лежат  где-нибудь  в  огороде,
спрятавшись в картофельную ботву. Хороши стражники, неплохо  устроились.
Так-то и я бы не отказался - дневальный  спит,  а  служба  идет.  Как  и
вчера, кроме пирожника, во дворе никого не было. Занятый своим  нелегким
делом, меня он даже не заметил.
   - Привет работникам плиты, почему в чебуреках завышен процент  мясной
начинки? - подходя сзади, грозно и громко спросил я.
   От испуга  он  дернулся  и  уронил  почти  готовый  пирог  с  горячей
картошкой себе на ногу. Видимо,  ему  было  очень  больно,  потому  что,
пытаясь его отбросить, он отчаянно  задергал  конечностью  и  перевернул
ведро с уже готовой продукцией.
   - ... Мать твою душу... - выплеснул он на меня полный ушат  матерного
гнева.
   - А вот это нехорошо.
   Строго посмотрев ему в глаза, я удалился в душ. Смыв морскую  соль  и
грех прелюбодеяния, я в наилучшем расположении вошел в дом. Как и вчера,
здесь царила полная тишина. Должно  быть,  после  моего  ухода  действия
развивались по давно известному сценарию. Похоже, они неисправимы. А еще
обещали отбивную с кровью, с горечью подумал я, заглядывая в комнаты.
   Нет, слово они  сдержали,  мясо  с  кровью  приготовили.  В  дальней,
изолированной комнате на кровати брюхом  вверх  лежал  Шмара.  Солнечный
луч, протиснувшись через пыльное стекло, бил  ему  точно  в  глаза,  но,
несмотря на это, зрачки его на свет не реагировали.  Они  были  черны  и
открыты, потому что Валерий Павлович Климов был безнадежно мертв. Из его
обнаженной смуглой груди торчала массивная рукоять самодельного ножа,  и
если судить по ней, то острие клинка сейчас упиралось в  лопатку.  Убили
его не спеша, расчетливо и со знанием дела. Должно быть, он спал, потому
как никаких следов сопротивления я не замечал. Скорее всего,  убийца  не
просто ударил,  он  хладнокровно  выбрал  точку  и  нужный  угол,  потом
наставил нож и, навалившись всем телом, вогнал его по самую рукоять. Что
и говорить, мясник работал знающий. Мясник? Интересно. Выйдя во двор,  я
подошел к пирожнику:
   - Тебя как зовут, земеля?
   - Да пошел бы ты...
   - Похоже, идти придется тебе, причем по этапу.
   Я задумчиво смотрел на его сильные волосатые руки, прикидывая, мог ли
он  убить.  Перехватив  мой  взгляд,  он  отряхнул  и  проверил  ладони.
Забеспокоившись, спросил:
   - Чего  ты  такое  несешь?  Ты  что  на  меня  так  смотришь?...  Ну,
Валентином меня зовут, что дальше?
   - Скажи, Валентин, кем ты раньше работал?
   - А тебе - то какое дело? Чокнулся,  что  ли?  Ну,  шофером  работал,
потом механиком, и что из этого?
   - Ты зачем Валеру грохнул?
   - Тю-ю-ю, обалдел, что ли?  Никак,  молочка  из-под  бешеной  коровки
перебрал? Или головку с непривычки напекло?
   - Пойдем со мной. - Болевым приемом я решительно взял его за руку  и,
подведя к открытой двери страшной комнаты, предупредил:
   - Внутрь не заходи.
   - Ой, мамочка, да кто ж его угробил?  Мамочка  родненькая,  та  шо  ж
делать-то?
   Мужик то ли притворялся, то ли действительно готовился  грохнуться  в
обморок, не знаю, но на всякий случай я  вывел  его  на  улицу  и  налил
полстакана водки.
   - Так я ж не пью. - Слабо сопротивляясь, он выпил зелье  и  сполз  на
ступеньку. - Кто ж его так, а? Может, ты сам? А что, пришел,  зарезал  и
ко мне. Небось хочешь все на меня списать, рожа уркаганская? Не выйдет!
   - Не говори глупости, ты же видел, что кровь на груди уже  запеклась,
значит, убили его самое позднее полчаса назад, а то и раньше.
   - Верно, но кто же тогда?
   - А вот это ты мне и расскажи. Кто к нему приходил, кто уходил, с кем
он ругался, в общем, расскажи все.
   - В том-то и дело, что никто не приходил и никто не уходил, я с  утра
у плиты, мне же все видно; кроме моей Людки, никто не заявлялся. А она к
ним вообще не заходит. Выходит... выходит, что... его  убила  Федоровна,
так? А больше некому.
   - Спокойно. Расскажи, что они сегодня делали после того, как я ушел?
   - Что делали? Да то же, что  и  всегда.  Сначала  напились,  а  потом
ругаться начали нецензурно, то есть матом.
   - Долго ругались?
   - Нет, не очень, минут двадцать. Ну а потом подрались и  угомонились.
Минут через десять Федоровна залезла на чердак и все вообще стихло.
   - Когда это было?
   - Часа два назад. Да что тут  думать,  это  она  его  замочила,  козе
понятно.
   - Козе и тебе это может быть и понятно,  а  вот  мне  нет.  Скажи-ка,
может ли женщина весом в  сорок  килограммов  и  с  воробьиной  силенкой
завалить стокилограммового мужика?
   - Так он, наверное, спал.
   - Но ты же сам говоришь, что видел, как она поднялась на чердак.
   - Так что из того, она могла спуститься и залезть в дом  через  окно.
Да что мы гадаем, давай разбудим ее  и  спросим,  от  неожиданности  она
сразу расколется.
   - Нет, не надо, пусть спит.
   - Почему это?
   - Потому. Ладно, иди зови милицию.
   - А почему сразу я, у меня пирожки сгорят. Иди и зови.
   - Изволь, только я подумал, что лучше  это  сделать  тебе,  и  знаешь
почему?
   - Почему?
   - В момент убийства в доме было трое. Убитый,  его  жена  и  ты.  Как
думаешь, кого заподозрят в первую очередь? Правильно, в  первую  очередь
заподозрят тебя, но ты выиграешь несколько баллов, если  первый  заявишь
об убийстве.
   - Логично, будь по-твоему, я побежал, присмотри за  пирожками,  а  то
собаки сожрут.
   Нелепо подкидывая задницу, он  ушел,  а  я,  тихонько  поднявшись  по
лестнице, заглянул на  чердак.  Распластавшись  на  старом  диване,  моя
"немка" безмятежно и счастливо посапывала, улыбаясь во сне. Примерно это
я и ожидал увидеть. Нет, хоть вы меня режьте, но к убийству она не имела
ровно никакого отношения. Я вполне допускаю, что в  принципе  убить  она
могла, но только не так. Доведенная до  крайности,  в  припадке  ярости,
она, скорее всего, стукнула бы своего ненаглядного  чугунной  сковородой
по головушке, но так расчетливо и хладнокровно - нет. Да и спит она  как
младенец. Это хорошо, пусть спит. Будить я ее не  собираюсь.  Мне  очень
важно, чтобы менты сами видели ее реакцию.  Особа  она  экспансивная,  и
когда узнает, что ее ненаглядный Лерочка зарезан, как заурядный хряк, то
наверняка и  непритворно  устроит  грандиозную  истерику,  что  в  итоге
сработает на нее. А пока еще не прибыла наша бравая милиция, мне неплохо
бы потолковать  и  с  живущим  напротив  греком.  Вполне  возможно,  что
Валентин, увлеченный своими постряпушками, не  обратил  внимания,  когда
кто-то незаметно проскользнул в дом, сделал свое грязное дело и  так  же
незримо исчез.
   Георгий Какоянис держал мелкую торговлю прямо во дворе дома;  на  мой
вопрос, не приходил ли кто-нибудь в дом напротив в  мое  отсутствие,  он
ответил:
   - Нет, кроме квартирантки Люды, я никого не заметил, а она  заскочила
буквально на секунду, бросила пустые корзины и, подхватив полные, тут же
убежала назад. Можете мне верить, сижу  я  неотлучно  с  самого  утра  и
прекрасно видел, когда вы  уходили  на  пляж,  но  в  чем  дело?  У  вас
что-нибудь украли?
   - К сожалению, да, и очень много.
   - Извините за нескромный вопрос, а что именно?
   - Целый отпуск.
   - Слава богу, а я уж думал, деньги.
   Чертовщина какая-то,  не  могли  два  трезвых  человека  не  заметить
убийцу, проскользнувшего в трех метрах от их носа.  Но  может  быть,  он
зашел, минуя калитку? И в этом случае его бы  засек  Валентин,  так  как
дверь, ведущая в дом, у него на расстоянии плевка.  Ничего  не  понимаю.
Пардон, господин Гончаров, а почему  вы  думаете,  что  убийца  вошел  в
дверь? Это вполне можно сделать со стороны огорода, через окно  комнаты,
где сегодняшней ночью вы изволили почивать. Возможно, но тогда  скажите,
каким образом он попал в огород? С  правой  и  с  левой  стороны  соседи
возвели  трехметровые  крепостные  стены,  а  сзади  страшенный   обрыв,
падающий до самого лимана. Что же получается? А получается,  что  убийца
либо Валентин, либо Зоя Федоровна - больше  некому.  Или...  или  кто-то
другой, кто проник в дом заранее, например сегодняшней ночью,  когда  мы
беспробудно пьянствовали? Чепуха. Если он пришел, то как-то  должен  был
уйти, но  этого  тоже  никто  не  видел.  Хотя...  почему  вы,  господин
Гончаров, думаете, что он ушел? Почему  бы  ему  не  обождать  следующей
ночи, например сегодняшней, когда  в  доме  никого  не  будет?  Он  ведь
наверняка рассчитал, что нас всех повяжут и  никого  не  отпустят,  пока
идет следствие. Вот только меня в расчет он не принял. Почему? А потому,
что, скорее всего, не знал о моем приезде.
   Противно взвизгнув тормозами, у ворот резко осадил "уазик". Вслед  за
двумя крутыми сержантами из салона выполз чебуречный предприниматель.
   - Давай, Прокопчук, кажи свой товар, - жизнерадостно приказал старший
и шагнул во двор. Увидев меня, рявкнул:
   - Предъявите документы.
   - Извольте, господин унтер, - подавая паспорт, съязвил я.
   - Попрошу без оскорблений.
   - Ни боже мой, у меня и в мыслях  ничего  такого  не  было,  простите
великодушно.
   - Так. С Волги, значит, пожаловали. Цель приезда?
   - В Анапу я приехал с  научной  целью,  пишу  диссертацию  о  влиянии
Черного моря на потенцию белых медведей.
   - Ученый, значит?  Хорошо,  в  изоляторе  годик  посидишь  -  готовым
доктором выйдешь. Если, конечно, докажешь, что не  ты  Валерку  оформил.
Где он, показывай.
   - А что, более компетентных людей в вашем околотке не нашлось?
   - Заткнись, доктор.  Марсель,  накинь  на  него  наручники,  чтоб  не
квакал. Прокопчук, показывай.
   Конвоируемый Марселем, я со всеми вместе протопал в дом. Прямым ходом
старший  бестолково  попер  в  комнату  убитого.  Несколько   минут   он
глубокомысленно разглядывал убиенного, потом потрогал ногу  покойного  и
глубокомысленно изрек:
   - Теплая еще, совсем недавно замочили.
   - Идиот, - не выдержал я, - сегодня в тени тридцать семь,  его  могли
убить неделю тому назад, температура была бы та же.
   - Попрошу без оскорблений, если бы его убили неделю  тому  назад,  то
сейчас бы он очень сильно вонял, а от него пахнет потом и кровью.
   Для вящей убедительности старший нагнулся, понюхал шмаровский живот и
удовлетворенно отметил:
   - Свежий труп, недавно  приготовленный.  Ну  что,  брат,  отгарцевал,
значит, говорил я тебе: Шмара, не помрешь ты своей смертью, а ты мне  не
верил, ругался. Давай, Марсель, вызывай бригаду, Прокопчук не шутил.
   - "Искра", "Искра", я "Восьмой", - забубнил в рацию  мой  конвоир,  -
как слышите? Как слышите, прием.
   - Слышу нормально, ну что там у вас?
   - Прокопчук не шутил, посылайте бригаду, ждем здесь.
   - Ну что, доктор, - уже на веранде спросил старший, - ты зачем  Шмару
завалил?
   - Да так, чтобы квалификацию не потерять. При  моей  профессии  нужны
постоянные тренировки, а кроме него, под рукой никого не оказалось.
   - Шутишь, значит, ну шути, шути. А где  хозяйка,  кажется,  ее  зовут
Зоя... Зоя...
   - Федоровна, - вылепился Валентин, - она на чердаке отдыхает, пьяная.
   - Марсель, притащи ее сюда.
   - Не делайте этого, - решительно возразил я.
   - Это еще почему?
   - Потому, что сделать это должен следователь, я хочу, чтобы он  видел
ее реакцию. Для него это будет очень важно.
   - Умный сильно? Иди, Марсель, буди.
   - Как знаете, но на следствии я обязательно скажу, что советовал  вам
этого не делать.
   - Ладно, садись, Марсель, может, он и прав. А откуда ты такой умный?
   - Да нет, не умный я, просто кажусь таким на вашем фоне.
   - Марсель, отведи его в огород, подальше, и поучи хорошим манерам.
   От  самосуда  меня  спас  белый  "жигуленок",  остановившийся   возле
калитки. Из него не торопясь вышли четыре мужика в штатском. Заметив их,
старший отменил наказание и поспешил навстречу.
   Оставив нас на веранде под присмотром  исполнительного  Марселя,  они
прошли в дом. Через закрытую дверь, как  я  ни  прислушивался,  было  не
разобрать, о чем они  бубнят.  Наверное,  совещаются,  как  бы  половчее
привязать к этой мокрухе непорочную, детскую душу  господина  Гончарова.
Только  не  на  того  нарвались!  Так  просто  я  им  не   дамся,   есть
судмедэкспертиза, на которую я вполне полагаюсь.
   Господи,  что  сейчас  будет!  В  дверях,  чуть  пошатываясь,  стояла
хозяйка. Она недоуменно смотрела то на меня, на мои закованные руки,  то
на сержанта. Было видно, как в ее голове  со  скрежетом  проворачиваются
похмельные  шестеренки,  чтобы  дать  логичное  толкование   увиденному.
Видимо, ничего путного не придумав, она простодушно спросила:
   - Господи, что здесь происходит? Коська, ты почему в наручниках?
   - Зоя Федоровна, пройдите в комнату Валеры, - ответил я и отвернулся,
чтобы скрыть радость; я был прав, она к этой истории не  имеет  никакого
отношения.
   - Туда нельзя, - попытался остановить ее  сержант,  но  опоздал,  она
успела прошмыгнуть, уже предчувствуя недоброе.
   Крик  сумасшедшей  бабы  раздался  через  секунду.   Прекратился   он
внезапно, как будто его обрубили. Я напрягся, готовый прийти  к  ней  на
помощь, но... этого я ожидал меньше всего и  потому  к  такому  повороту
дела не был готов.
   Она выскочила, как черт из табакерки, и с воплем "Убью гада!" всадила
в меня кухонный нож. Если бы  не  Марсель,  который  в  самый  последний
момент стушевал удар, лежать бы мне  во  сырой  земле  рядом  с  казаком
Шмарой. Он отвел лезвие, направленное в грудь, и нож насквозь прошил мне
бицепс правого плеча. Пока они всей толпой вязали невменяемую хозяйку, я
сидел и соображал, стоит мне вытаскивать торчащий из руки нож  или  нет.
Мои сомнения разрешил так кстати прибывший медэксперт. Он туго перетянул
руку, вытащил нож и занялся своим основным пациентом, а меня под конвоем
моего спасителя отправили в больничку.
   Через два с лишним часа, бледный и перевязанный, я  был  доставлен  в
мрачноватое  здание  городской  милиции,  где  мою  персону,  щелкая  от
нетерпения зубами, уже поджидал следователь - толстый  черный  мужик  по
имени Автол Абрамович Окунь. Дружески взяв под локоть здоровой руки,  он
усадил меня в кресло:
   - Как самочувствие?
   - Прекрасно, я только для того  и  ехал  к  морю,  чтобы  меня  здесь
дырявили, зашивали и подозревали в убийстве.
   - Константин Иванович, дырявили не мы, зашивали тоже, а подозревать -
такова специфика нашей работы, и вам это хорошо известно.
   - Это почему? Что, уже успели позвонить на родину?
   - Да, только что, В общем, о вас  у  меня  заочно  сложилось  хорошее
впечатление, но убийство есть убийство, никуда  от  этого  не  денешься.
Будем работать?
   - Будем, можно подумать, я могу сказать что-то иное.
   - Ну вот и отлично. Кофе хотите?
   - Хочу, если с коньяком. "...  А  штабной  имел  к  допросу  странную
привычку, предлагает папиросу, зажигает спичку..."
   - А, Эдуард Багрицкий, любимый поэт, вам сколько коньяку?
   - Коньяку больше, чем кофе. Антон  Абрамович,  чтобы  облегчить  вашу
задачу, хочу вас сразу же поставить в известность - у меня стопроцентное
алиби. Дома меня не было с половины седьмого до двенадцати часов, и  это
могут подтвердить по крайней мере  пять  человек.  Вам  остается  только
подождать заключение  экспертизы.  Когда  время  его  смерти  вам  будет
известно, все вопросы отпадут сами собой.
   - Алиби, алиби, - поморщился следователь. -  Если  я  кого-то  захочу
убить, то запасусь кучей этих алиби, разве не так?
   - Так, но только через  знакомых  людей.  Моими  же  гарантами  будут
выступать  свидетели  случайные  и  совершенно   нейтральные.   Как   вы
отнесетесь к этому замечанию?
   - Со всей серьезностью, но как,  по-вашему,  мы  должны  искать  этих
случайных свидетелей? Не ходить же по улице с вами на поводке?
   - Хоть это и ваша прямая обязанность, но я помогу.  Во-первых,  нужно
опросить карточного шулера,  что  хрустит  картами  на  песчаном  пляже.
Наверняка он вам знаком - молодой симпатичный парень с горбатым носом.
   - Я знаю, о ком вы говорите, дальше.
   - Седой, пожилой грек, что продает чебуреки там же.
   - Понятно, записал, кто еще?
   - Женщина по имени Марина, с ней я пробыл на пляже до десяти часов.
   - Куда же вы отправились потом?
   - Хм, э-э-э, видите ли... Как вам сказать... Мы ушли вместе с ней...
   - И куда же вы ушли вместе с ней?
   - К ней домой, она снимает комнату рядом с пляжем.
   - И конечно, уединились до двенадцати часов?
   - Можно сказать и так.
   - Этого я и ожидал, здесь и вылезло гнилое звено в цепи разработанной
вами версии. С той  женщиной  вы  переспали,  и  она  таким  образом  из
беспристрастного свидетеля превратилась в заинтересованное лицо. Ушли вы
от нее не в двенадцать, а в одиннадцать, но при этом вы договорились,  и
теперь она  будет  нам  односложно  отвечать:  "Двенадцать,  двенадцать,
двенадцать". Я прав?
   - Вы были бы правы, если бы меня на выходе не видела ее хозяйка.
   -  С  хозяйкой  тоже  можно  столковаться,  если  уговор   подкрепить
некоторой суммой.
   - А кроме нее, мое возвращение наблюдал Георгий Какоянис, что продает
вино напротив дома. - Упорно я продолжал приводить доводы.
   - Я с ним беседовал и знаю, что до приезда сержанта вы  имели  с  ним
разговор. Согласитесь, что очко не в вашу пользу.
   - Господи, ну а показаниям Прокопчука вы верите?
   - Я не девушка, чтобы верить или не верить.  Он  показывает,  что  не
заметил, когда вы пришли, он только помнит, когда вы выбежали из дому  и
начали приставать к нему с дурацкими вопросами, а потом повели к трупу.
   Такой подлянки я не ожидал, на мгновение у меня даже перехватило дух.
   - Что? Что  вы  сказали?  Вы  не  ошиблись?  Этот  чебурек  с  говном
действительно так сказал? Но ведь я прошел перед его носом дважды...  Вы
не лжете?
   - Подумайте сами, какой смысл мне лгать. На  пушку  я  вас  брать  не
собираюсь, вам эти хохмы известны давно...
   -  Я  требую  очной  ставки.  И  еще,  пока  не  поздно,   проверьте,
пожалуйста, такой факт. Перед тем как войти в дом, я принял душ. Когда я
туда вошел, там было сухо. Мое  полотенце  тоже  сухое.  Оно  розовое  в
красную полоску, теперь, после того как я им вытерся,  оно  должно  быть
мокрым. Пока не поздно, проверьте.
   - Нет в  этом  нужды,  вы  меня  убедили,  хотя  я  с  самого  начала
предполагал, что вы к этому делу непричастны.
   - Какого же черта...
   -  Успокойтесь,  ваших  случайных  свидетелей  проверить  все   равно
придется, но такова работа. Сейчас покажете мне дом вашей  любовницы,  а
потом я вас отпущу, как только напишете подписку. И паспорт пока побудет
у меня.
   - Спасибо вам. Если не секрет, кого вы подозреваете?
   - Пока мне ответить нечего.
   - А Зою Федоровну Климову вы отпустили?
   - Нет, ей, как и Прокопчуку, придется задержаться.
   - Они так же виновны, как и я.
   - Вы в этом уверены?
   - По крайней мере в ней, а знаю я ее уже больше тридцати лет.
   - Да, она что-то такое кричала. У нее алкогольный психоз.
   - Возможно, но тогда она тем более не способна на  столь  продуманное
убийство. Возьмите у нее кровь на анализ, и сразу  станет  ясно,  что  с
такой степенью опьянения она не смогла бы раздавить даже таракана.
   - Наверное, но отпускать ее я просто не имею  права.  Тем  более  она
пыталась вас убить, и естественно,  я  обязан  по  этому  факту  завести
уголовное дело.
   - Она пыталась меня убить? Какая чушь! Первый раз об этом слышу.  Кто
вам сказал? Плюньте тому в глаза. Я поскользнулся и упал на нож в  саду,
когда  пытался  срезать  ореховую  ветку.  Истину  вам  говорю.  Я  и  в
травмпункте сказал то же самое.