ньше, чем тебе, сбили насмерть.  Наливай,
раз уж готовился к моему приходу.
   - А основной жертвой тоже была женщина? -  утвердительно  спросил  я,
отмеряя полковнику дозу.
   -  Да,  и  тоже  под  действием  наркотика,  и   тоже   под   завязку
нашпигованная спермой, но не это главное. Но  давай  за  твое  здоровье,
вижу, прихрамываешь. Будем!
   Пустая рюмка стукнулась о стол,  и  копченая  курица  лишилась  левой
ноги.
   - Так что ж главное? - не выдержал я, манкируя основное  правило  "Не
задавай начальству вопросов, а то оно задаст тебе".
   - Сейчас ты обхохочешься, - аккуратно обсасывая кость, пообещал он, -
ты знаешь, где, возле какого объекта, было совершено первое убийство?
   - Наверное, возле кладбища!
   - Вот-вот, а откуда знаешь?
   - Вы сами ответили, когда задавали вопрос.
   - Умный ты, Гончаров, как областной прокурор. Тогда скажи, что  нашли
у той и у другой.  На  это  ты  никогда  не  ответишь.  А  нашли  у  них
любопытную штуку. Прямо визитные карточки преступников. Наливай.
   - И не подумаю. Алексей Николаевич, я заинтригован и, пока не услышу,
что за карточку оставили убийцы, ни в жизнь не налью.
   - Пока не нальешь, буду молчать...Вот это дело! -  крякнув,  похвалил
полковник, опрокидывая в себя коньяк. - Ну а дело такое: тебе что-нибудь
говорит цифра 666?
   - Хреновина какая-то, Число Зверя, что ли.
   - Вот-вот, именно такая нумерация была у убитых женщин.
   - Детские игры, вроде "Фантомас и Анискин".
   - Конечно, если  не  считать  трех  трупов,  двух  угнанных  машин  и
недельной давности наколок. Этот самый номер 666 был наколот  у  них  на
задницах примерно за неделю до смерти. А это уже серьезно.
   - Их опознали?
   - Пока нет, в розыске не числятся. Но думаю, это общество, секту, или
как там еще, опознать будет несложно.
   - Конечно, если найти саму секту. Сатанизм в нашей сумасшедшей стране
пока объявлен нежелательным. А значит, отправляют они  свою  религиозную
нужду где придется, в сараях, в подвалах, в общем, черт знает  где.  Мне
не представляется  это  легкой  задачей.  А  потом,  насколько  я  знаю,
проникнуть в их ряды крайне сложно и более того - опасно.
   - А ты попробуй. Попытка не пытка, как говорили великие.
   - Пардон, но почему же я?
   - А кто? Не могу же я рисковать своими сотрудниками. Дельных у меня и
десятка не наберется. А посылать фуфловых только  дело  портить.  Вопрос
этот деликатный, тонкий,  требующий  ума  и  такта.  А  ты,  тем  более,
заинтересован  в  возвращении  автомобиля.  Легко  находишь  контакт   с
ханыгами и алкашами, найдешь и с сатанистами.
   - Еще бы вы подсказали мне, как потом с ними порвать.  Возможно,  эти
две бабенки с шестерками на жопах тоже  хотели  с  ними  расстаться.  Вы
знаете, что из этого получилось.
   - Неужели супермен Гончаров обделался?  И  перед  кем?  Перед  кучкой
идиотов.
   - Именно поэтому. Фанатизм -  он  и  в  Африке  фанатизм.  А  вообще,
полковник, не берите на понт, мне не пятнадцать лет, и я прекрасно знаю,
куда можно совать свой нос, а куда нет. Еще по сто?
   - Ты мне зубы не заговаривай. Учти, когда прокуратура  заберет  дело,
тебя еще потаскают.
   - Пусть таскают, но это лучше, чем лезть к черту на рога.
   - Как знаешь, больше я за тебя свою тощую грудь подставлять не буду.
   - Давно хотел спросить, господин полковник, почему вы так лояльно  ко
мне настроены и даже в гости ко мне приходите с удовольствием?  Казалось
бы, существует разница в рангах, социальном положении, в  образе  жизни,
наконец.
   - Дурак ты, хоть и Гончаров, на работе кирять нельзя, да и не с  кем.
С тузами опасно. Завтра он влетит, а я буду должен отмывать его задницу.
Человечки моего уровня - обязательно что-нибудь за  кого-нибудь  просят.
Остается жена. Только какая же это выпивка с бабой! Друзей у  меня  нет,
поскольку приехал недавно. Вот и остаешься ты. А что,  я  уже  для  тебя
персона нежелательная, как говорится, нон грата?
   - Да нет, я с удовольствием  терплю  вашу  персону,  только  удивлен,
почему она хочет заслать меня на смерть лютую, неминучую?
   - Потому что у тебя появляется отличный случай кое-кому заткнуть нос.
   - Понимаю, и если это дело я прокручу, то все  будет  выглядеть,  как
будто это сделал товарищ Ефимов. Я правильно понял нюанс?
   - Пошел на хрен, завтра же тобой серьезно займутся ГАИ и прокуратура.
Умник.
   Пыхтя, Ефимов вытащил из кресла пингвинье тело и пошел  к  выходу.  Я
оставался в комнате, с грустью думая о непробиваемой  моей  глупости.  И
тем не менее извиняться перед ним я не собирался. Хлопнула  дверь,  и  я
остался один на один со своим мерзким языком и  дурной  головой,  полной
нехороших предчувствий. Что-то было не так. Если брать версию Ефимова за
основу, то есть предполагая некий ритуальный обряд с убийствами  женщин,
то при чем тут кража автомобилей и убийство водителя? А если  целью  был
угон машины,  то  при  чем  идиотские  символы?  И  еще,  где  находился
транспорт убийц? Ведь не на своем же горбу они тащили жертву? Правда,  в
том состоянии, в котором я пребывал вчера, плюс в сумерках я мог  ничего
и никого не заметить. Что это я? Брось,  Гончаров.  Не  твоего  это  ума
дело. Твой удел пить  водку,  закусывать  копченой  курицей  и  смеяться
по-детски. А потом лечь в  теплую  постель,  накрыться  одеялом,  поверх
которого непременно ляжет кот, и под его хрюканье проспать до обеда. Всю
эту программу я выполнил в  точности.  Оставалось  последнее:  лечь  под
одеяло. Но этого мне  сделать  не  пришлось,  потому  что  кто-то  робко
позвонил мне в дверь. Как был, в трусах, я проковылял в переднюю.
   Бог мой! Если б земля разверзлась под моими ногами  и  поглотила  мою
грешную душу, то я бы удивлен был меньше. На пороге стояла  на  редкость
подлая и сварливая баба, Юркина жена. Она  не  раз  утаскивала  от  меня
пьяного мужа, бывшего коллегу. В этом появлении не  было  неожиданности,
но... Эта  мымра  сейчас  приниженно  и  заискивающе  улыбалась.  Я  был
настолько ошарашен, что позабыл свое неглиже.
   - Добрый вечер, Константин Иванович,  -  давясь  вымученной  улыбкой,
прогундосила она, а ведь еще  пару  месяцев  назад  она  сообщала  всему
подъезду о моем родстве с вонючими козлами, запойными свиньями и прочими
отрицательными животными. - Добрый вечер, - повторила  она,  -  можно  я
войду?
   - Спокойной ночи, - пожелал я ей и захлопнул дверь.
   Выкинув из кровати животное, я, шипя от злости, залез туда  сам.  Мне
казалось, что матерюсь я про себя, но, прислушавшись, понял, что это  не
так.  Ругался  я  в  полный  голос,  с  неведомыми  прежде  вывертами  и
пируэтами.
   Заверещал  звонок,  пружиной  выкидывая   меня   из   постели.   Нет,
определенно меня решили достать. Злоба пеной выходила наружу изо рта.
   - Какого... вам надо?
   - А мне Танечку позовите, - пропищал детский голос.  -  А  материться
нехорошо, мне мама говорит, что матерятся только плохие дяденьки.
   - Твоя мама права, - сразу согласился я.  -  Перезвони,  девочка.  Ты
неверно набрала номер.
   Я едва успел налить небольшую порцию, как телефон зазвонил вновь. Уже
спокойно я снял трубку.
   - А мне Танечку  позовите,  -  вежливо  попросил  прежний  девчоночий
голосок.
   - Девочка, ты не туда попала,  и  вообще  звонить  уже  поздно.  Твоя
подружка уже спит. Тебе тоже пора ложиться. Уже одиннадцать часов.
   - А мне страшно.
   - Иди к маме.
   - Мама пропала.
   - Тогда к папе.
   - А папа поехал ее искать. А тетя Галя подумала, что я уже уснула,  и
ушла. А я еще не уснула. Ты поговори со  мной.  Мне  не  страшно,  когда
кто-нибудь со мной разговаривает. Меня зовут Настя, а тебя?
   - А меня Костя. Тебе сколько лет, Настя? Мне сорок, -  округлил  я  в
нужную сторону.
   - Ой, какой ты старый, старей папки. А я совсем не  старая.  Мне  еще
восемь лет. Я учусь во втором классе. А ты где работаешь?
   - В милиции.
   - Ой, значит, ты плохой дяденька. Мама с папой  говорят,  что  вы  им
весь бизнес портите, побирушки несчастные и козлы вонючие.
   - Вот как. А кем работают твои папа с мамой?
   - Они работают на рынке. У них  тяжелая  работа.  Мама  говорит,  что
валится с ног, но она обманывает, я сама видела - она сидела  на  пустом
ящике.
   - И давно она пропала? - почему-то насторожился я.
   - Давно, когда в Москву уехала, и пропала сразу. А папа говорит,  что
она через три дня должна вернуться, а ее нет и нет, нет и нет. Мы уже  с
папой волноваться начали.  Волновались,  волновались,  а  потом  и  папа
уехал. А я одна осталась. Хочешь, приезжай ко мне.
   - Нет, Настя, сегодня уже поздно, дай-ка свой телефон, я тебе позвоню
завтра, а если папа с мамой не приедут, то я  обязательно  тебя  навещу.
Только дверь никому не открывай.
   - А я и не могу открыть, тетя Галя меня на ключ закрыла.
   - Вот и отлично, а теперь, если не хочешь спать, включи телевизор.
   - Ладно, дядя Костя, только не обмани. Мой телефон номер такой-то,  а
твой?
   - Ты ж по нему только что звонила!
   - Так ведь я Танечке звонила, просто не туда попала, а вдруг теперь я
попаду туда?
   - Логично, записывай. - Я печенкой чувствовал, что мы еще встретимся.
- Ну что, Настенька, спокойной ночи. Спи, все будет хорошо.
   - Спокойной ночи, дядя Костя-милиционер.
   Пошел короткий зуммер, я положил  трубку,  а  под  ложечкой  тоскливо
заныло. Мне почему-то стало ясно, что свою  маму  Настя  уже  не  увидит
никогда.
   В таком вот далеко не хорошем настроении я вновь залез в  постель,  и
опять мерзопакостный звонок не дал мне совершить задуманное. Кому,  черт
возьми, в половине двенадцатого пришла в голову свежая  мысль  заявиться
ко мне в гости?
   - Кого черти носят? - на этот раз через закрытую дверь спросил я.
   - Свои, - успокаивающе ответил Юрка, - не бойся, свои.
   - Брянский волк тебе свояк. Заходи. Небось за дорогую супружницу бить
челом пришел? Тогда не нужно. Что бы ей от  меня  ни  понадобилось,  мой
ответ будет отрицательным. Даже если она поцелует мою правую ляжку.
   - Бражничаешь? Видел, как  шеф  от  тебя  выползал  недовольный,  как
голодный бегемот. Чем-то, думаю, Гончаров ему не угодил?
   - Оставь свои думы при себе. Чего приперся?
   Словно компасная  стрелка,  Юркин  нос  отклонился  в  сторону  почти
нетронутого стола. Мне ничего другого не оставалось, как  позволить  ему
войти в комнату. Я молча подвинул ему рюмку. Откушав, он закурил, видимо
готовясь для долгой беседы, к которой я был не расположен. А он тоже  не
мог решиться, что-то останавливало его.
   - Ну что ты мнешься, как вдова перед третьим абортом!  -  наконец  не
выдержал я. - Или колись, или топай вниз по лестнице, я спать собираюсь.
И что это ты за парламентера мне выслал?
   - Я не высылал, она сама потащилась. Я вообще ничего  не  хотел  тебе
говорить. Ее идея. Не знаю, зря, наверное, пришел. Костя, мне нужна твоя
помощь, все-таки мы старые друзья, и, когда тебе было плохо, ты помнишь,
я выручал тебя, ты помнишь?
   - Только давай не будем бить кулаками в грудь, пьяно вопрошая: "Вася,
ты меня уважаешь?" Я действительно помню, как ты тащил мое бренное  тело
после нападения на меня дурака верзилы. Помню,  но  еще  помню,  с  чьей
подачи меня вышвырнули из органов. Ты в курсе? Если нет, могу напомнить.
   - Не надо, я потом ей всыпал по первое число.
   - Ты всыпал,  а  Гончаров  оказался  на  улице.  Согласись,  эти  два
наказания неадекватные, ладно, ближе к делу, водка стынет, борщ  киснет.
Говори.
   - Какие у тебя отношения с моим шефом?
   - По-моему, ты видел сам, в каком настроении он от меня вышел.
   - Ну, это  частный  случай,  а  в  целом,  я  думаю,  ваши  отношения
прекрасные.
   - Я так не думаю, но говори конкретней, что ты из-под меня хочешь.
   - Понимаешь, полковник мне предложил вакансию участкового, а  если  я
не соглашусь, то вообще уматывать из органов.
   - Я бы на его месте это давно сделал. Оказывается, он совсем не глуп.
А я-то был о нем худшего мнения. И что же ты хочешь,  чтобы  я  за  тебя
челом бил, в то время как  твоя  идиотка  рассказывает  всему  подъезду,
какой я нехороший мальчик?! Абсурд, Юрочка, давай лучше выпьем и забудем
об этом разговоре. Учти, красивый,  хороший  участковый  тоже  личность,
даже сейчас.
   - Да пошел бы ты на...  -  Резко  вскочив,  Юрка  вихрем  вылетел  из
квартиры.
   А  я  наконец-то  уснул,  забылся  дурным  кошмаром.  Я   мчался   по
центральной кладбищенской  аллее,  и  из  разверзшихся  могил,  открытых
гробов на капот моей машины гроздьями прыгали голые бабы. На их задницах
и животах стояло чернильное тавро 666.
 
*** 
 
   В воскресенье,  уже  в  девять  утра,  я  стоял  напротив  церкви,  с
интересом наблюдая за классной, отточенной работой нищих. Психологи,  да
и только. Смиренная шеренга старушек стояла у самого входа.  Стояли  они
молча, скорбно протягивая высохшие птичьи  лапки  в  ожидании  подаяния.
Иногда с укоризной глядя на равнодушие проходящих прихожан.  Юродивые  и
инвалиды  работали  активнее,  можно  сказать,  с  элементами  наглости.
Особенно это касалось юродивых. Назойливо, как мухи, они роились  вокруг
дающего, стараясь выкачать медоноса до  капельки.  Похоронная  процессия
внесла в их  ряды  совершеннейший  ажиотаж.  Особенно  отличался  жирный
олигофрен неопределенного возраста. Он  до  предела  выворачивал  нижнюю
губу, демонстрируя великолепную гниль зубов, и при этом умудрялся мычать
что-то нечленораздельное, понятным были только два слова: "Дайте денег".
Его внешность и умение себя вести имели успех. Уже  к  двенадцати  часам
он, украдкой посмотрев на карманные часы, видимо, решил, что на  сегодня
рабочий день закончен. Скользнув в узкий проулок, он побрел прочь.
   Соблюдая двадцатиметровую дистанцию, я сел  ему  на  хвост.  В  конце
следующего переулка, между  бетонным  забором  и  кучей  мусора,  стояли
"Жигули"  с  тонированными  стеклами.  Именно  в  них  и  забрался   мой
"олигофрен", причем на водительское место, но запустить двигатель он  не
смог. Постучав  в  стекло,  я  попросил  прикурить.  Открыв  дверцу,  он
протянул мне зажигалку. Лучше бы он этого не делал, потому что уже через
пять секунд он отдыхал на  пассажирском  сиденье,  а  я  гнал  машину  в
сторону леса. Понемногу "олигофрен" начал приходить  в  себя,  и  первая
глупость, которую он сделал, очнувшись, - потянулся к рулю.
   - Усохни, навоз, - честно предупредил  я  его,  -  будешь  дергаться,
размажу по стеклу. Сиди и отдыхай.
   - Куда мы едем?
   - В лес. Сейчас бабки с тебя стрясу, может быть, потом отпущу.
   - Вы не имеете права, они честно заработаны.
   - Конечно, честнее не  бывает,  давно  за  тобой  наблюдаю,  клоп  ты
вонючий,  последние   копейки   у   людей   канючишь.   Все,   приехали,
вытряхивайся.
   Забрался я в самую чащу, дальше  снег  был  сантиметров  двадцать,  а
топать пешком по замерзшему лесу мне совсем не хотелось.
   - Я буду жаловаться.
   - На кого? - спросил я, грубо выталкивая  этот  мешок  с  дерьмом  из
салона.
   Он повалился в снег и протяжно завыл, как обманутый шакал, у которого
изо рта вырвали кусок добычи его более сильные враги.
   - Выворачивай карманы. - Я угрожающе пошел на него.
   - Нет, нет, не отдам - это мои деньги.
   - Тогда лишишься машины, болван, выбирай. - Я снова сел за руль.
   - Нет, подождите, сейчас отдам, подойдите ко мне.
   Не подозревая подвоха, я подошел к уже поднявшемуся негодяю. По-бычьи
наклонив голову, он пошел на меня. В правой руке,  на  отлете,  блеснула
сталь.
   - Ах ты, крыса церковная,  -  удивился  я,  стараясь  выбить  опасный
предмет.
   - А ты ворюга. Я  детям  на  пропитание  зарабатываю,  а  ты  грабишь
посреди бела дня. Ща я тебя попишу!
   А я и не сомневался, наверняка зная,  что  люди  такой  породы  из-за
рубля готовы на все. И не потому, что  потенциальные  преступники.  Нет.
Жадность, несусветная алчность способна разбудить  в  них  зверя.  После
обманного финта я выбил у  него  складной  охотничий  нож,  сделать  это
оказалось не сложно. Мужик не был профессионалом. Заломив  ему  руку  до
затылка,  я  вытряс  его  карманы.  Денег   было   много,   в   основном
десятитысячные купюры. Сидя на его спине, я неспешно завел разговор:
   - Тебя, мне сказывали, зовут Сергей Михайлович? Отвечай.
   - Отдай бабки.
   - Отдам, на кой они мне нужны. Тем более приобретенные таким путем.
   - Зачем же тогда отнимал? Комедию устраивал?
   - Это ты, Сергей Михайлович, комедию устраиваешь возле церкви.
   - Отпусти меня, дай переоденусь, противно, шмотки воняют.
   - Этого не отнимешь. Но тут уж, как говорится, издержки производства.
Переодевайся, но ключи и деньги я тебе пока не отдам.
   Пока он  принимал  божеский  вид,  я  пересчитал  его  четырехчасовую
выручку и был приятно удивлен. Выходило,  что  в  месяц  он  выколачивал
пять-шесть лимонов, причем не напрягаясь и совершенно ничем не рискуя.
   - Так что тебе от меня надо?  -  Передо  мной  стоял  респектабельный
преуспевающий бизнесмен, с холеной  белой  рожей,  благоухающий  дорогим
одеколоном.
   - Не много, мой нищий друг. По моим сведениям,  ты  имеешь  некоторые
сведения о так называемых сатанистах. Поделись ими, и  мы  забудем  друг
друга навсегда.
   - Чушь какая-то. Какие сведения, какие сатанисты? Я  собираю  дань  у
церкви, а к сатанистам, как ты сам понимаешь, отношения  она  не  имеет,
так что обратился ты, браток, не по адресу.
   - Наколка у меня стопроцентная, так что колись, мой толстый  друг,  а
то лишишься своих трехсот тысяч, заработанных кровью и потом, да и  авто
твое могу реквизировать.
   - Ты меня, старичок, на понт не бери.  Кто  тебе  мог  сказать  такую
ерунду? Это же полный абсурд. Кто сказал?
   - Сорока на хвосте принесла.
   - Вот у нее и спрашивай, а мне отдай  деньги  и  ключи.  У  меня  дел
невпроворот.
   - Сдается мне, что года полтора тому назад  некий  Сергей  Михайлович
Лапшин  был  задержан  с  огромным  количеством  так  называемой  черной
литературы, как то: магия,  колдовство,  сатанизм  и  прочий  оккультный
маразм, не одобряемый Православной Церковью. И если  пару  слов  шепнуть
батюшке, то вряд ли господин Лапшин сможет и  далее  стричь  купоны  под
благодатной церковной сенью. Как ты думаешь, Сергей Михайлович?
   - Это шантаж...
   - Заткнись, жук навозный, моралист трахнутый. Не нервируй меня. А  то
не ровен час я еще кое-кому на тебя  капну.  О  твоих  недекларированных
доходах. И  тогда  тебя  обложат  плотно  и  качественно.  Выбирай:  или
исповедь на моей чахоточной груди, или лапы рэкета. У меня мало  времени
и много желания почистить тебе харю.
   - Ну  хорошо,  я  скажу.  Да,  действительно,  мною  была  доставлена
небольшая партия этой литературы из Питера. Ну и что?
   - Ничего хорошего. Кому доставлена и от кого?
   - От кого - не знаю, случайно купил в  метро,  но  здесь  у  меня  ее
изъяли. Вот и все. Теперь отдавай деньги и ключи. Я все сказал.
   - Я тоже. Сейчас мы едем в церковь, и я  все  докладываю  батюшке,  а
затем сообщаю о твоей одиозной личности крутым мальчикам.
   - Ладно, черт с тобой, только условие: ты меня не знаешь, и я тебя не
видел.
   - Это в моих интересах. Я весь внимание.
   - Предупреждаю, они опасны, и говорить буду только то, что знаю.  Это
общество состоит в основном из  баб.  Причем  жен  обеспеченных  персон.
Собираются они, как правило,  в  первую  субботу  месяца,  окучивают  их
двадцатилетние мальчики.
   - На Лысой горе, - заржав, добавил я.
   - Нет, на утесе. Там у них тусовка длится всю ночь.
   - Утес большой, где конкретней?
   - Так просто на пальцах не объяснишь. Нужно ехать.
   - Поехали. Машина под задницей.
   - Да ты сдурел. Я туда и не проеду. Снег, гололед...
   - Доедешь сколько возможно, а дальше покажешь.
   - Я же говорю - некогда мне.
   - Ты сам являешься членом этого общества?
   - Упаси Бог, и тебе не советую.
   - Каким же образом ты был с ними связан? Вроде не молодой.
   - Финансовым, и  не  с