ад. Но тут уж я ему
помог. Пригласил войти, дернув  за  шиворот  джинсовой  куртки  с  таким
расчетом, чтобы коротко стриженный  его  череп  основательно  попробовал
кафель. Надо думать, он успокоился надолго. Дай-то Бог, навсегда.
   Второй отскочил в глубь раздевалки-предбанника и стал недосягаем  для
короткого душевого шланга. По какой причине он злобствовал, обещая  меня
замочить?  И  тут  же  попытался  претворить  угрозу  в  жизнь.  Стоя  у
противоположной от меня  стены  раздевалки-предбанника,  как  раз  возле
входной двери, детинушка нацелился в меня из какой-то  очень  большой  и
нехорошей штуки. И я понял, что моя встреча  с  дядюшкой  откладывается.
Или вообще не состоится. Уникальная мне попалась банька и "своя в  доску
Клава", которая меня сдала, не отходя  от  кассы.  Уж  на  ее-то  помощь
рассчитывать теперь не приходилось. Предстояло выпутываться самому.
   - Ды ты что, зема? - елейно, по-блатному начал я, но, видно, попал не
по адресу.
   - Заткнись, сволочь! Брось шланг. Бросай! Стреляю.
   Но стрелять-то он не стал бы по двум причинам. Во-первых,  зачем  шум
делать в бане? А во-вторых, явно живой я им нужен.
   - Ну, бросил, - подчинился я, отзываясь сквозь белый горячий пар.
   - Облей Валерку холодной водой!
   - А может, горячей? Быстрей очухается...
   - Заткнись, падла! Пристрелю.
   У меня, собственно, выход был. Дернуть за пустой простенок и  попутно
прикрыть довольно массивную дверь.  Потом  обшмонать  лежащего  на  полу
Валерку. Наверняка у него тоже было оружие.
   Я уже почти решился на осуществление этого грандиозного  шага,  когда
вдруг ноги мои, нелепо взлетев, оказались выше головы, а затылок глухо и
мягко лег на метлахскую плитку. И я поплыл среди золотых  звезд  черного
небосвода.
   Долгий космический мой полет был  прерван...  водкой.  Совершенно  не
заботясь о моей зубной эмали, какой-то из "цыплят" со стуком совал мне в
рот горлышко водочной бутылки. Видя, что я  дернулся,  приходя  в  себя,
один из дуболомов, белея от ярости, ткнул мне в ухо стволом и прошипел:
   - Бабки, быстро! Пристрелю, сволочь. Козел! Пристрелю.
   В его припадочном состоянии  он  вполне  способен  на  такое.  Резких
движений мне явно следовало  избегать.  Впрочем,  я  не  мог  делать  ни
резких, ни плавных и вообще никаких  движений,  потому  как,  обвязанный
порванной простыней, коконом лежал  в  пустой  ванне.  Поэтому  я  очень
спокойно и очень-очень доброжелательно предложил:
   - Возьмите там, в пиджаке.
   - Гнида, издеваешься? - прошипел один из инкубаторских и больно ткнул
стволом под ложечку.
   - У меня больше нет, - приходя в  себя,  попробовал  объяснить  я.  -
Правда, парни.
   - Правда? Валера, слышь, что говорит Ваня Смирнов, пьяница и бабник?
   - Да не Смирнов, а  Гончаров,  -  попытался  я  выправить  положение,
наверняка зная, что  мой  паспорт  в  руках  бандюг  и  скрупулезно  ими
обследован, как и все прочее в моих карманах. Какую же идиотскую  ошибку
я допустил в поезде, назвавшись Смирновым! Теперь хоть на пупе  крутись,
не поверят, что ты не верблюд.
   - Отдавай баксы! Или прикончим! - снова забесновался тот, который  не
Валера. Подонок был вдобавок психом. Но, слава Богу, я им  нужен  живой.
Пока.
   -  Отойди,  Витек,  я  сам  с  ним  разберусь.  -  Валера   оттолкнул
бесноватого и довольно дружелюбно похлопал меня по щеке:
   - Слушай и всасывай, Костя-мокрушник! Ты нам  нужен,  нужна  Наташка,
твоя подельница, и баксы.
   - Не понял?
   - Хорош му-му... Бабу с ее мужиком ты, конечно, мочканул качественно,
без проблем. Но это твои разборки, твои дела. Теперь давай  по-хорошему.
Нам нужна Наталка и баксы. Короче... Или баксы  у  нас,  или...  Не-а...
ментам мы тебя сдавать не будем. Грохнем сами, прямо тут. Всосал?
   - Ага. Дай выпить.
   - Витек, принеси стакан. Разденься, обмокнись под душем и иди  продли
наш номер.
   В меня, как в спеленутого младенца, влили сто граммов, а мокрый голый
Витек, приоткрыв дверь, позвал банщицу, чтобы доплатить за номер. Случай
мне показался подходящим, но амбал, словно  предвидя  возможный  поворот
событий, угрожающе поднес к моему носу  "стечкин",  далеко  не  газовый.
Вопрос был исчерпан.
   Мало-помалу я начал вникать в ситуацию. Должно быть, моя  поддиванная
обшмонала дебилов, а потом преспокойно улеглась ко мне под полку.
   - Валера, а можно я скажу?
   - Валяй. Если не будешь утомлять.
   - Девку я видел впервые, а пока ходил в ресторан, она исчезла, и...
   - Утомляешь!
   - ...я не убивал тех двоих попутчиков...
   - Утомляешь! - Решительно прерывая меня ударом, он запихнул мне в рот
кляп, здоровенный, похоже воткнувшийся до желудка.
   Состояние мое было омерзительным. Голова просто раскалывалась от  его
щедрого удара. Суставы рук, круто заломленных  за  спину,  хрустнули.  А
теперь еще и предстоящие  истязания.  Интересно,  как  им  удалось  меня
выследить? Собственно, это уже  несущественно.  Шансов  выпутаться  нет.
Какой вид пытки они изобретут? И, будто отвечая на немой вопрос  жертвы,
старший приказал бесноватому:
   - Для начала, Витек, сварим ему яйца вкрутую. Действуй!
   - Нет проблем, Валера. - Бесноватый  услужливо  кинулся  к  кранам  в
ванне, что находились как раз над моими коленями.
   - Погоди, Витек, так ты его всего сваришь - сдохнет  раньше  времени.
Ты душем.
   Плетью  кипящих  струй  полоснуло  по  бедрам.  И  если  мне  суждено
оказаться в аду у чертей на расправе, то начало уже положено. Извиваясь,
я задергался, молотя черепом  и  коленями  о  чугунные  края  ванны.  Но
кипяток доставал меня  повсюду,  проникал  в  самое  болезненное,  самое
нежное и незащищенное место.
   - Хватит пока, - скомандовал старший мучитель, и  бесноватый  явно  с
сожалением отвел жала кипящих струй.
   - Ну так  будем  говорить,  господин  Гончаров?  -  выдергивая  кляп,
поинтересовался Валера.
   - Облейте холодной водой. Быстро!
   - Витек, полей ему.
   Стало чуть легче. Но что я мог им сказать? Они ничего  не  примут  на
веру.
   - Вы же знаете, тут я с поезда не сходил.
   - Знаем. Зато тут  выпорхнула  твоя  Наташка.  И  Алка  просекла  ее,
правда, поздно. Упустила. Потом объявляешься ты. Улавливаешь связь?
   - Не-а. Случайность.
   - Допустим. Одна случайность. А сколько их у тебя:  случайно  спрятал
Наташку, случайно замочил бабу из  своего  купе,  случайно  спустил  под
колеса ее мужика и случайно вместе с Наташкой оказался на одной станции.
Крутой ты мужик, Гончаров! Отдай баксы, и расстанемся друзьями.
   Похоже, чертовы доллары для них равнозначны жизни. Тот, кто стоял  за
ними, не прощал. Не простят  и  меня.  Замучают  пытками  и,  ничего  не
добившись, убьют. Будь у меня собственные, отдал бы не  задумываясь,  но
таковых не было.
   Так что рассчитывать приходилось лишь на мою гудящую от боли  голову,
больше не на что. И кое-что в ней уже копошилось, правда, пока смутное и
неясное, как сизый сумрак.
   Я делал первый ход. Он должен быть красивым и  естественным,  поэтому
не грех поломаться, выказывая нерешительность.
   Валера распорядился:
   - Продолжим, Витек!
   - Нет, нет, нет. - Я залепетал поспешно-торопливо,  давясь  гнусавыми
словами. - Я скажу, скажу, только не надо, не надо, больно-о...
   - Ну вот, видишь, какой умный мальчик-паинька. Витек, уважь человека,
охлади ему гениталии. Говори.
   Когда я перся через весь  город  на  трамвае,  то  заметил  в  центре
ресторан "Степное приволье" и теперь решил танцевать  от  него,  надеясь
через это получить избавление.
   - В тринадцать ноль-ноль в "Степном приволье".
   - Что в "Степном приволье"?
   - Встреча.
   - С кем?
   - С Натальей. Развязывайте.
   - Ну это ты зря, - укоризненно похлопал меня по животу Валера, -  это
ты поторопился.
   - Ну я же сказал!
   - Проверим, убедимся.
   - Ну так развязывайте, одеться надо - не пойду же я голым.
   - Не пойдешь, родной. Ты вообще никуда не пойдешь. Так и будешь тут в
ванночке лежать, гукать через тряпочку и слушать дядю Витю. А я  съезжу,
погляжу, так ли господин Гончаров правдив и сердечен, как рисует. Держи,
Витек. - Он передал бесноватому "стечкин". -  Не  мучай  его.  Дергаться
будет - тыквой о ванну. Где это чертово "Степное приволье"?
   - В центре.
   - Понял. Ладно,  Витек,  не  будет  меня  до  четырех,  значит,  меня
загребли, значит, он подставил. В четыре ноль-пять ты его замочишь - и к
хозяину. Вместе с Алкой. Ножичком, без шума. Усек?
   - Нет проблем.
   - Ну, червяк, моли Бога, чтобы дядя Валера вернулся до  четырех  и  с
баксами. Твой банный номер я продлю до пяти.
   Он ушел. Ситуация складывалась не слишком обнадеживающе. На людях,  у
ресторана, я бы от них отделался легко и  играючи.  А  наедине  с  голым
садистом? Придется пересмотреть планы. Каким образом, я пока не знал.
   - Дай водочки, - бросил я пробный шар.
   - Перебьешься.
   - Дай сигарету.
   - Ща дам, из жопы дым повалит.
   - Ослабь мне руки, больно невмоготу. - Я не врал. Жгуты  из  простыни
намокли и набухли, жестко перетянув кисти, почти перекрыв ток крови.
   - Заткнись, сука!
   Низ живота, внутренние части бедер и иже с ними жгло неописуемо.  Уже
обозначались здоровенные волдыри. А на самом интересном  месте...  Ленка
бы их убила, без суда и следствия.
   Что же делать?  У  меня  в  распоряжении  чуть  больше  часа.  Потом,
убедившись, что я наврал, приедет  Валера  и  тогда...  В  коридоре,  за
дверью, в трех-четырех метрах от меня, ходили, разговаривали люди,  а  я
спеленутый  коконом  лежал,  боясь  пикнуть,   потому   как   агрессивно
настроенный сторож держался начеку и только ждал  момента,  когда  можно
будет приступить к моему убиению. Итак, или сейчас, или никогда...
   - Витек, полей холодненькой, не могу больше.
   - Пошел ты...
   - Я для вас сделал все. Полей - больно.
   С явным отвращением и неохотой он вытянул гибкий душ и стал  поливать
мои бедные  причиндалы.  Сейчас  самое  время.  Только  наверняка.  Если
ошибусь, мне крышка. Да  поможет  мне  Бог!  Напрягшись  и  подобравшись
пружиной, я пятками замолотил по патрубку крана  с  горячей  водой,  что
нависал над ванной, вкладывая в удар последние силы и  отчаяние.  И  Бог
мне помог. Кран отлетел на  месте  полусгнившего  соединения,  и  забила
мощная струя кипятка, ошпаривая Витьку рожу и грудь. Отскакивая, он упал
и заорал благим матом. Ему вторил я, завопив, кажется, еще сильнее.
   Послышался резкий стук, чего я и добивался.
   - Откройте! Что там случилось?
   Подвывая, Витек подбежал к двери и проблеял:
   - Все нормально.
   А я орал еще неистовей, потому как знал: это мой последний шанс:
   - Убивают! Помогите!
   - Откройте немедленно!
   - У нас все нормально! - успокаивал Витек.
   Но там, видимо, догадались, что медлить не  стоит,  и  тот  же  голос
кассирши-бандерши приказал:
   - Ломай!
   С треском отлетела дверь, и в пару тумана  я  с  трудом  различил  на
пороге рослую мужицкую фигуру.
   - Осторожнее, он вооружен, - предупредил я.
   - Да и хрен  с  ним,  отсюда  не  уйдет.  Тут  свои  законы.  Вовчик,
подмогни, счас мы его завяжем. Брось пушку, мудак, а то живым отсюда  не
выберешься.
   Последовали удар, возня и довольное урчание.
   - Ну вот, отдыхай! А ты там кран-то закрой!
   - Как?
   Мужики вошли в мойку и сразу оценили ситуацию.
   - Володька, тащи пробку. А тебя что,  связали?  -  задал  мужик  явно
дурацкий вопрос.
   За ноги, чтобы самому не попасть под кипяток,  он  осторожно  выволок
меня из ванны, стараясь не подставить под бушующий  надо  много  горячий
фонтан. В раздевалке-предбаннике он сапожным ножом перерезал путы, и мои
онемевшие руки мертвыми плетьми упали вдоль тела.
   Вода тем временем перестала хлестать: ловкий Вовчик уже ее  перекрыл.
Меня мужик положил на  деревянный  диванчик,  сбросив  оттуда  скулящего
связанного Витька. Пышнотелая кассирша, внимательно осмотрев мое мужское
достоинство и вокруг, только охнула и велела:
   - Скоты! Ильинична, неси растительное масло! Больно?
   - Нет, приятно. Зачем вы их пустили в мой номер?
   - Окстись, серденько! У тебя третий, а они взяли пятый. Ильинична  их
и проводила. Так, Ильинична?
   Кривая бабка притащила  засаленную  бутылку  растительного  масла  и,
старательно вымазав мои причиндалы, прошамкала:
   - А то? А то? Довела до пятого нумера,  они  еще  спросили,  в  каком
моется мужик, который  только  что  билет  купил.  Я  и  указала.  Потом
возвернулась к тебе.
   - Суду все ясно, - зло пошутил я, приподнимаясь. - А что за комедия с
парикмахершей? Она что, в курсе? Ее попросили спровоцировать вторжение?
   - Тамара сегодня вообще из кабинета не выходила.
   - Но я-то не псих: женский голос предложил услуги.
   - Так с ними  еще  девка  была.  Она  и  сейчас  сидит  в  вестибюле.
Наверняка ее работа.
   - Мужики, задержите ее.
   Осторожно натянув трусы и майку, я увидел на столе  мои  документы  и
кучу денег, которые они выпотрошили из  моих  карманов.  К  деньгам  был
прикован и взгляд толстухи.
   - Сдается мне, мой золотой, что задерживать  придется  всех.  Как  ты
считаешь?
   Я показал глазами на Ильиничну, и бандерша поняла:
   - Что рот раззявила? Работы нет? Мигом подброшу!
   Недовольно  ворча,  старуха  убралась,  а  мамочка-кассирша,  прикрыв
дверь, удобно устроилась на деревянном диванчике и закурила:
   - Ну, рассказывай, солнышко.
   - Ментам его сдать, - прорезался голос Витька, но я тут же въехал ему
под ложечку, и он заскучал.
   - Мамочка, в жизни каждого из нас  бывают  неординарные  ситуации,  и
именно такая произошла со мной. Спасибо вам, помогли,  выручили.  Спасли
от вымогателей, которые выкачивали из меня несуществующие баксы. Вон,  -
я указал на разбросанные на столе купюры, - весь мой капитал.
   Я аккуратно, как в свое время Паниковский,  разделил  деньги  на  две
равные кучки и одну подвинул толстухе:
   - Примите в знак благодарности.
   Она застыла в нерешительности. В дверь заглянул мужик-избавитель.
   - Исчезла ихняя баба, как ветром сдуло.
   - Ну ладно, иди, Степаныч.
   Я продолжал одеваться и охнул от боли, застегивая брюки.
   - Хорошо, солнышко, я согласна. - Холеные  руки  кассирши  не  спеша,
бережно выровняли пачечку и ласково  упрятали  ее  в  недра  просторного
одеяния. - А с этим что делать? - кивнула она на Витька.
   - Отпустите через полчаса, как уйду.
   - Ладно. Одевайтесь, не буду мешать.
   - Благодарю за такт и понимание.
   Бандерша вышла. Я,  постанывая  от  боли,  полностью  оделся.  И  уже
обутый, еще раз качественно въехал Витьку под дых.
   - Запомни, мразь, баксы я не брал, поездных не резал. Не  там  ищете.
Отдыхай, дебил. - Собрав свое грязное белье и засунув его паспорт себе в
карман, я вышел.
   Поймав левака, я добрался до  южного  выезда  из  города,  а  там  на
попутке, вдоль железнодорожного полотна, отмахал еще  километров  двести
до первой крупной станции.
   Купив у спекулянтов билет, уже  ночью  я  сел  в  ташкентский  поезд,
надеясь забыть случившийся кошмар и со смаком отдохнуть у моего дорогого
незабвенного дяди.
   Жил мой родственничек возле вокзала. Домик стоял под насыпью, так что
мне пришлось минут двадцать топать назад. Жил он  одиноким  бобылем,  но
хозяйство имел справное: с десяток кур и поболе же кроликов. Причем  мой
приезд одной из куриц стоил головы.
   От роду дядюшке далеко за восемьдесят. Когда-то был крупным  чином  в
морском ведомстве. Весельчак, остряк, однако его остроумие в свое  время
пришлось не по вкусу Иосифу Виссарионовичу, и  дядя  лет  эдак  с  пяток
катал на лесоповале звонкие морозные бревнышки и уже не острословил.  За
пять лет он так промерз в  тайге,  что  раз  и  навсегда  выбрал  местом
жительства  теплый  и  улыбчивый  Ташкент,  где  обзавелся  красивой   и
практичной женой-еврейкой. Десять лет назад он ее похоронил. Хотя  детей
не было, жили они, как говорят,  душа  в  душу.  Когда  муж  с  женой  в
супружестве долго живут, то лицами даже становятся  схожи  и  повадками.
Факт! Виктор Борисович, уроженец Воронежа, стал очень похож на дядю  Изю
из Жмеринки.
   - Костик, глянь на  эту  курочку.  Это  же  не  курочка,  а  сплошной
цимис,  -  расхваливал  он  свой  хоздвор.  -  Ах,
Костик, Костик, если бы видела тебя Мирочка!
   Три дня дядюшка утомлял меня воспоминаниями  и  фотографиями.  Дядьку
было жалко, а поезда равнодушно неслись и неслись мимо ветхой крыши  под
насыпью и мимо старого доброго чудака, обитавшего под ней.
   Приехал я к дядюшке пополудни. По сему случаю, как  я  уже  упоминал,
была обезглавлена  курица,  на  свет  Божий  извлечена  початая  бутылка
коньяку и на сон грядущий меня  попотчевали  анекдотом.  Идет  еврей  по
перрону. Видит: лежат  часы.  Еврей  их  поднимает,  подносит  к  уху  и
удовлетворенно говорит: "Идете? Хорошо! Пойдемте со мной!"
   Смешно? Смешно, когда один раз. А если каждый вечер и по многу раз?

***

   Виктора  Борисовича  я  выдержал  только  три  дня.  Ошпаренные   мои
причиндалы к тому времени болеть перестали, и я отправился в город.  Все
это время сверлила одна мысль: запомнил или нет Валера прописку  в  моем
паспорте? Если да - выходило скверно: могла поплатиться  Ленка.  Поэтому
первой моей акцией в городе был междугородный звонок ей на работу.  Она,
слава Богу, оказалась на месте.
   - Кот, ты?
   - Я. Как дела?
   - Жду, люблю, скучаю.
   - Скучай дальше. А теперь внимательно слушай. В  мою  квартиру  -  ни
шагу. Усвоила?
   Она возмущенно разразилась потоком брани, которую междугородной линии
слышать не полагается.
   - Гончаров, сукин ты кот, вечно в  какое-то  дерьмо  вляпаешься.  Все
люди как люди: живут, работают, отдыхают, а ты... - нудно и  долго-долго
бубнила Ленка. Пока мне не надоело.
   - Заткнись! - рявкнул я, и она послушалась. - Алена,  без  эмоций.  В
квартиру  -  ни   шагу,   пусть   хоть   все   горит   синим   пламенем.
Ферштейн?
   - Ферштейн, ферштейн, кретин! Как сам?
   - Нормально.
   - Как узбечки?
   - Красавицы.
   - Дурак!
   - Привезу одну.
   - Хоть гарем!
   - Договорились.
   - Когда домой?
   - Как только, так сразу.
   - Я серьезно.
   - Без понятия. Звякну в это же время через день.
   - Ладно, Кот. Я тебя люблю!
   - Похвально! Ленка, квартиру мою забудь. Дело дерьмовое.
   - Поняла, - послышался вздох. - И когда ты только повзрослеешь?
   - Как приеду. Чао! Отбой.

***

   А Ташкент жил своей жизнью. Визжали троллейбусы, стучали  трамваи.  В
парке пенсионеры  забивали  "козла".  На  фоне  вселенской  национальной
ненависти Ташкент здорово выигрывал. Сей вопрос  его  не  коснулся.  Два
алкаша, узбек  и  русский,  в  обнимку  сидели  на  скамейке,  обсуждая,
очевидно, глобальную проблему, где взять на опохмел. Старики  -  узбеки,
русские  и,  по-моему,  греки  -  пили  пиво,  и  беседы  велись   самые
задушевные. Дети озорничали тоже интернационально.
   "Дай-то Бог!" - порадовался я и побрел в фешенебельный  бар.  Днем  в
баре скучно. А ночных я не люблю вовсе.  Ночной  бар  -  это  когда  все
грохочет, все трясется, начиная от фужеров и кончая  нервами.  В  ночном
бедламе даже девушку за попку не ущипнешь. Хочется одного - заткнуть уши
и бежать куда подальше.  Дневной  бар  скучен,  но  содержателен.  Можно
напиться. Можно, как  любят  умные  дворники,  потолковать  о  политике.
Можно... да мало ли что можно?
   Пивной бар гостиницы "Россия" - не верх экзотики, но ничего,  сойдет.
Расположился я здесь основательно, в центре ниши, и заказал аж три литра
пива.  С  балыками,  колбасами  и  подсоленными  сухариками   получилось
нормально.
   В полупустом зале напротив меня за столиком сидел мрачный  полупьяный
детина; периодически сплевывая и матерясь, он дул  ерша.  Когда  подошла
официантка, я полюбопытствовал:
   - Что, в порядке вещей?
   - Сашка-змеелов. Свой, нагрели его крепко. Да вы не беспокойтесь.  Он
в руках себя держит, лишнего не позволит.
   А я так хотел покоя. Черт с ним,  со  змееловом!  Св