тянул до отказа, насколько позволяли силы.
Стоял и ждал, пока собачья душа покинет свой прекрасный  экстерьер.  Это
довольно неприятное  ожидание,  когда  в  твоих  руках  отдается  каждая
судорога, каждый рывок собачьего тела, инстинктивно требующего жизни.
   Минут через пять она наконец сдохла. Я оттащил труп подальше, в глубь
двора, и занялся изучением дома. Он имел два входа. Парадный  и  черный.
Кроме того, очевидно, сообщался с пристроенным вплотную  гаражом.  Я  не
мог найти самого главного  входа  в  подвал.  По  всей  вероятности,  он
находился внутри дома или гаража. Но гараж был заперт изнутри, и никакой
возможности попасть туда извне у меня не было.
   Оставался единственный путь -  через  крышу,  но  он  был  опасен  и,
возможно, безрезультатен. Опасен, потому что меня могли заметить с улицы
и из окружающих окон. К тому же неизвестно, как себя поведет черепица. А
безрезультатным этот путь мог оказаться по одной простой причине. Дверь,
ведущая на чердак, могла быть попросту заперта.  Неужели  зря  я  удавил
красавца пса? Нет уж, хотя  бы  из-за  этого  я  попытаюсь  использовать
последний шанс.
   Пожарная лестница начиналась в метре от земли,  и  слухового  окна  я
достиг безо всяких приключений, оно оказалось плотно  прикрытым,  но  не
запертым, так что на чердак я проник легко и просто. Если на улице  было
темно, то здесь стояла тьма египетская. Огонек моей зажигалки  едва-едва
освещал пространство на  метр  вокруг  меня.  На  ощупь,  интуитивно,  я
наконец  нашел  нужную  дверь.  Осторожно  потянув  ее  на  себя,  я   с
облегчением понял, что она не заперта.
   Освещенная винтовая лестница круто уходила вниз.  На  уровне  второго
этажа я прислушался. За плотно прикрытой дверью громко, почти на  полную
мощность работал телевизор. На первом этаже было темно и тихо,  а  дверь
вообще распахнута настежь. В полумраке холла белели диваны и кресла. Мой
же путь лежал  дальше  вниз.  Ступеньки  закончились,  и  я  оказался  в
подвале, но - увы... Здесь никого не было. Когда я включил  свет,  перед
глазами  предстала  гора  старых  вещей.  Пара   холодильников,   старый
гарнитур, мотоцикл - словом, все то, что выкинуть жалко, а дома мешает.
   На сей раз интуиция обманула меня, а жаль. Я так рассчитывал  увидеть
здесь самого господина Панаева, в плену у собственной жены! Ну  что  же,
проигрывать нужно с достоинством. Я уже собрался в обратный путь,  когда
послышались легкие шаги. Кто-то вслед за мной  спускался  в  подвал.  Но
спускался не таясь,  открыто  и  привычно.  Я  едва  успел  юркнуть  под
зачехленное пианино. Через ткань старой парусины мне было отлично  видно
вошедшую женщину, очевидно хозяйку дома и жену Федора Панаева.
   - Что за чертовщина? - озадаченно спросила она  саму  себя.  -  Я  же
выключала свет... Совсем рехнулась!
   Она опасливо посмотрела  по  сторонам,  но,  по-видимому  не  заметив
ничего необычного, успокоилась  и  подошла  к  кирпичной  стене,  совсем
недалеко от  меня.  Привычным  жестом  она  вдавила  один  из  кирпичей,
соседний тотчас выскочил на треть из стены. Осторожно его  вытащив,  она
запустила руку в тайник и вытащила геологическую  сумку,  в  просторечии
именуемую планшеткой. Была она пухлой и явно тяжелой. Подойдя поближе  к
свету, женщина достала из планшетки  несколько  сложенных  геологических
карт. Выбрав нужную, она расстелила ее на сундуке и стала  разглядывать.
Я полулежал на боку в очень неудобной позе и благодарил Бога, что мне не
хочется ни чихать, ни кашлять. Мне ужасно хотелось  посмотреть,  что  же
изображено  на  этой  карте,  но,  кроме  хозяйской  задницы  -   весьма
аппетитной, - я ничего не видел.
   "Ничего, - успокаивал я себя, - когда она уйдет, ты тоже взглянешь на
карту, только бы отличить  ее  от  остальных.  Но  это  будет  нетрудно.
Наверняка от нее разит духами".
   Рановато я благодарил Бога. Вскоре я  почувствовал  энергичную  атаку
подвальных   аборигенов,   блох.   Мерзкие    насекомые,    почувствовав
безнаказанность и полную  мою  беззащитность,  всем  миром  кинулись  на
уязвимые части моего бедного тела. Я подумал, что хозяйка слишком  долго
изучает геологическую карту. Еще минут пять - и я не выдержу,  почешусь,
а это может напугать молодую  даму,  она  заверещит  резаной  свиньей  и
привлечет  внимание  поселковой   общественности.   Потом   они   увидят
задавленную мною собачку, а потом... лучше не думать.
   Отчетливо  и  резко  запел  дверной   звонок.   Женщина   вздрогнула,
затравленно озираясь, сунула  планшетку  вместе  с  картой  в  тайник  и
второпях побежала наверх. А я уже потрошил только что закрытый тайник. В
планшетке, кроме карты, находились компас, лупа, логарифмическая линейка
и... старый, но заряженный наган. На изнанке планшетки шариковой  ручкой
было выведено чертежным шрифтом: "Иконников С.К.".
   Я  развернул  карту  и,  напрягая   несчастные   извилины,   старался
что-нибудь понять. Папуасы, наверное,  так  же  разбираются  в  действии
двигателя внутреннего сгорания. Из понятных для меня вещей в сумке  были
только наган, лупа и компас.
   Неожиданно  сверху  донесся  протяжный  мучительный   стон.   Стонала
женщина. Этого мне только  не  хватало.  Вечно  вы,  господин  Гончаров,
вляпаетесь. Что вы, собственно, забыли в этом подвале? А может  быть,  к
хозяйке пришел "друг" и теперь они попросту  совокупляются  и  рычат  от
удовольствия. Нет, стон повторился, и теперь  я  понял:  он  принадлежит
человеку, рот которого забит кляпом, а самому ему очень больно.
   Прихватив планшетку со всем ее  содержимым,  я  прокрался  на  первый
этаж.  При  тусклом  свете  бра  через  полуприкрытую  дверь  я   увидел
очередное, ныне популярное, зверство. На овальном обеденном столе лежала
хозяйка, мадам Панаева, та самая, что недавно коротала со мною  время  в
подвале, только теперь она была совершенно голая, если не считать  куска
пластыря, которым был заклеен ее рот. Руки и ноги, разведенные в стороны
до предела, были связаны под столом. Трудились  над  ней  два  мужика  в
черных куртках и черных  чулках,  натянутых  на  морды.  Один  методично
прикладывал к ее спине раскаленный утюг, при этом монотонно твердил одно
только слово: "Где?  Где?  Где?"  Второй...  Нет.  Нет  предела  людской
мерзости. Ну мучаете  вы  бабу  для  какой-то  цели,  мучайте.  Зверейте
дальше! Зачем же ее трахать? Оставайтесь мужиками... Впрочем, вы  уже  и
не мужики и не люди. Интересно, как поведет себя нечищеный старый наган,
вероятно, со старыми  патронами.  Наверное,  плохо,  хоть  и  расстояние
невелико, три-четыре метра.
   Но, вступаясь за дочку своего хозяина, наган  не  подвел.  Садисту  я
прострелил кисть, держащую утюг, а насильнику, чтобы тоже  мог  убежать,
правое плечо. Завыв шакалами, они закружили по холлу, не соображая,  что
делать дальше.
   - Убирайтесь, - заревел я, искусственно добавляя хрип, -  или  сейчас
завалю с концами!
   Они зайцами рванулись вон и ускакали в ночь. Ровно через две минуты я
последовал за ними, правда, через крышу, своим старым путем.  Пометил  я
их качественно. Возможно, уже завтра мы будем  знать  о  местонахождении
Федора.
 
*** 
 
   Мои старые добрые знакомые, несмотря на  поздний  час,  бодрствовали,
хмуро вперив опухшие рожи в волшебный экран телевизора.
   - Шестой американский флот приветствует жителей Востока, -  с  порога
радостно объявил я.
   - Ты, гад семибатюшный, зачем мне руку поломал? - зло зарычал Боря.
   - Так скажи мне спасибо. Ты ж с ножом  на  меня  кидался!  А  если  б
зарезал? Сидел бы сейчас в КПЗ, ожидая следствия и суда. И  потом  опять
сидел бы, ожидая окончания срока, амнистии или побега. Так  что  с  тебя
пузырь.
   - Боря, не сердись, он правду говорит, - поддержал меня хозяин.
   - Ты-то, сморчок, заткнись, сам знаю, что правду,  только  вот  денег
сейчас нет, а так бы поставил. Все чин по чину.
   - Это дело поправимое, кто пойдет? - Я протянул остаток денег.
   - Кто? Конечно Эрнст, а как же ты, ведь последние?
   - Обо мне не беспокойтесь. На работу меня берут с  завтрашнего  утра.
Сейчас был у Дмитрия Федоровича Гранина, все тип-топ.  Так  что  вперед.
Только ты, Боря, финку дай мне на время, завтра верну.  Холодно  что-то.
Печку бы затопить.
   - Нет базара, Костя. Эрн, ты еще здесь? Копаешься, как та Люся.
   Через полчаса Эрнст вернулся с двумя бутылками, засунутыми в штаны. А
еще через пятнадцать минут Боря клялся мне в верной  любви  и  нерушимой
мужской дружбе.
   - Мужики, я когда вернулся? - перешел я к нужной мне теме.
   - Где-то с час назад, может, поменьше, в одиннадцать, наверное.
   - Нет, мужики. Я пришел два часа тому назад, значит, в десять.
   - Иди ты, в десять только кино началось, а когда ты пришел,  оно  уже
кончалось, значит, пришел ты в  одиннадцать  часов  десять  минут,  -  с
немецкой пунктуальностью и несокрушимой логикой разложил все по  пунктам
Эрнст.
   - Точно, точно, в одиннадцать тебя  еще  не  было,  -  поддержал  его
психопат Боря.
   - Мужики, вы меня не поняли. Завтра я ставлю ящик  водки,  но  только
пришел я в десять, даже чуть раньше.
   - Но ведь ты пришел в одиннадцать, я сам видел.
   - Боря, объясни ему, я уже не могу.
   - Чё ты пристал к человеку. Сказано тебе - в десять, значит, так  оно
и было. - Боря со значением подмигнул мне, еле заметно указывая  глазами
на рукоять нагана, высунувшегося у меня из-за пазухи, как назло.
   - Ну, если двое говорят одно и то же, то третьему нужно  согласиться,
- резюмировал хозяин.
   - Эрн, иди сходи за дровами, действительно холодно, - приказал Борис,
- а мы тут с Костей кой-чего перетрем.
   Когда закрылась дверь, психопат взял с места в карьер.
   - Если кого-то замочил, то на стол пять "лимонов". Если на  гоп,  без
мокрухи, то два с половиной. Как?
   - Значит, два с половиной, - с омерзением  согласился  я,  зная,  что
теперь он будет из меня выкачивать последние соки.
   - Бабки на кон.
   - Завтра. Сегодня нет ни копья.
   - Счетчик включу!
   - Тогда могу и замочить! Если не хочешь по-хорошему.
   - Ладно, договорились, но чтоб к обеду было все как у Аннушки.
   - Будет, что я - сам себе враг?
   - Понятливый ты мужик. Давай краба.
   - Надо мои туфли сжечь.
   - Сей секунд спалим. Печку только растопим.
   - А в чем буду ходить? Босиком-то уже холодно. Народ не поймет.
   - Какой размер?
   - Сорок второй с хвостиком.
   - Мой размер, придется мне до дома канать.  Ну,  я  быстро.  Ты  Эрну
ничего не говори, а пушку свою спрячь где-нибудь  во  дворе.  Чтобы  все
было чистенько, как у Клавы. Жди.
   С охапкой дров заявился Эрнст, а я, как бы по нужде, вышел  во  двор,
решив вместе с наганом спрятать  планшетку.  Так  оно  будет  спокойнее.
Выглянув за ворота, я убедился, что Борис действительно топает прочь  от
дома, а значит, наблюдать за мной не намерен. Но куда можно спрятать все
это барахло в незнакомом дворе? В  сортире?  Нет,  обычно  это  укромное
место обыскивается в первую  очередь.  Курятник?  Не  подходит  тоже.  В
огород? Неплохо, но мне с моими подошвами нельзя ходить  по  земле,  тем
более уже влажной. Разувшись, я зарыл свое сокровище в старой  гороховой
грядке, предварительно стерев с планшетки отпечатки  пальцев  и  вытащив
загадочную карту, которую затолкал себе в носок.
   В мое отсутствие Эрнст, видимо, крепенько приложился к бутылочке.  Он
успел растопить печь, а теперь, сидя перед нею на корточках,  знакомо  и
заунывно жаловался огню.
   - "Мальчик хочет в Тамбов!.."
   - А в люльку мальчик не хочет? - участливо спросил я.
   - Не хочет. Ты куда дел Костыля?
   - А где он? Только что сидел и нет! Это не правильно.
   В сенях послышался шум, и появился Борис с полиэтиленовым мешочком  в
руках.
   - А, вот и Костыль! - радостно вскричал хозяин, кружась по комнате. -
"Мальчик хочет в Тамбов..."
   - В задницу хочет мальчик, опять один нахрюкался. Иди  спать,  больше
ничего не получишь, - принял суровое  решение  Борис  и,  помогая  слову
делом, затолкал хозяина в спаленку. - Ну вот,  так-то  лучше.  Принес  я
тебе коры, почти новые, из-под носа у  своей  "кочерги"  вытащил,  потом
отдашь. Этот-то уснул? Давай свои чуни, хорошо, что не  резиновые,  вони
было бы на все село.
   Вместе с туфлями в огонь  полетела  собачья  удавка,  одновременно  -
немалый груз с моих плеч. Борис  обстоятельно  и  добросовестно  шуровал
кочергой, переворачивая мои бедные туфельки на самый жар.
   - Ну а теперь можно и выпить, - заключил  он,  когда  от  штиблет  не
осталось и воспоминаний, - но учти, я знать ничего не знаю, и если  что,
то...
   - Завязывай, не маленький, понимаю.
   - Вот и хорошо. Жду тебя здесь завтра, в обед. А теперь ложись спать,
а я покачу к своей ненаглядной Наталии.
 
*** 
 
   В десять утра следующего дня я входил в командный вагончик начальника
участка. Судя по всему, он меня ожидал и ему было что мне сказать.
   - Проходите, Константин Иванович, а лучше выйдем на воздух.
   - Я тоже так думаю, мне на воздухе больше нравится.
   Он многозначительно посмотрел и вышел первым.  На  поваленном  старом
кедре, имея отличный обзор, мы и расположились.
   - Вы вчера заходили к Ритке?
   - Да, но инкогнито.
   - И пса удавили?
   - Пришлось, иначе не было возможности попасть в дом незаметно.
   - Зачем вообще это было нужно? Она в истерике. Не  вышла  на  работу.
Ничего не хочет говорить,  только  ревет  и  матерится.  Что  вы  с  ней
сделали?
   - Если честно, то вытащил из беды. Хотя  залез  я  к  ней  совсем  по
другому вопросу.
   - Какому же?
   - Я почему-то был уверен, что твоего отца она предала и он  находится
в собственном подвале, где подвергается насилию, а возможно, и пыткам.
   - Оригинально, но и у меня было такое же ощущение. Дальше.
   - Я оказался не прав,  и,  более  того,  ее  саму  истязали,  чего-то
требуя. Чего точно - я не понял.
   - Кто это был?
   - Не знаю, они напялили на себя черные колготки. Пытали молча, друг к
другу никак не обращались. Но пометил  я  их  хорошо.  Обоим  прострелил
правую руку. Это верный след. Кто сегодня не вышел на работу? Или вышел,
но с перевязанной правой рукой?
   - Черт возьми, как это я раньше не подумал!  Ну  конечно  же...  Так,
только так оно и могло быть. Константин Иванович, на работу  сегодня  не
вышли два человека: бульдозерист с моего  участка  и  гидромониторщик  с
соседнего Ушкана. Оба приезжие, жили в нашем общежитии, и оба сегодня не
ночевали. Что эти гады с ней делали?
   - Пытали при помощи раскаленного утюга.
   - Мерзавцы, у нее, наверное, ожоги. Почему не идет в больницу?
   - Брось, ей не до этого.
   - Они еще что-нибудь с ней делали? Я имею в виду...
   - Нет. Я успел как раз вовремя.
   - Она видела вас?
   - Не думаю, она лежала связанная, лицом вниз.
   - Где вы взяли оружие?
   - У нее же в подвале, вместе с планшеткой Иконникова.
   - Кто-нибудь видел, как вы заходили или выходили от нее?
   - Категорически утверждать не буду, но думаю - нет.
   - Но выстрелы - их наверняка слышали соседи!
   - Не уверен. Дом  выложен  в  два  с  половиной  кирпича  с  двойными
финскими рамами, а холл расположен в середине строения и вообще не имеет
окон. Только входные двери, но там еще прихожая  и  тамбур.  Сам  знаешь
небось.
   - Что будем делать дальше?
   - Во-первых, нужно зайти вот  по  этому  адресу,  -  я  протянул  ему
спичечный коробок, - и от моего  имени  у  некой  Светланы  забрать  три
миллиона. Это мои деньги.
   - Но зачем они вам или вы хотите уехать?
   - Нет, их нужно отдать одному дебилу, который со мной вчера пил водку
и заметил у меня за поясом наган.  Он,  конечно,  сразу  же  начал  меня
шантажировать.
   - Кто он?
   - Известный вам Боря.
   - Мразь. Но делать нечего. Полный шум поднимать рано. А деньги я  сам
для вас найду.
   - Я видел у вас сейф, он надежен?
   - Не знаю, но пока его никто взламывать не пытался.
   - И надеюсь,  не  будет.  Дима,  по-моему,  здесь  заключается  самое
главное... - Я протянул ему сложенную в восемь раз геологическую  карту.
-  Она  находилась  в  планшетке  Иконникова,  и,  кажется,  именно   ею
интересовались подстреленные мною господа.
   - Что-о-о? - Он с ужасом выпучил на  меня  голубые,  глубоко  сидящие
глаза. - Неужели... Пойдемте в вагончик, нужно посмотреть...
   Одним движением он  смахнул  с  письменного  стола  всю  канцелярскую
ерунду. Лихорадочно расправив карту, он замер над нею, что-то прикидывая
и сопоставляя.
   - Да! - наконец выдохнул он. - Это та самая съемка, о которой мне  не
раз намеками говорил отец. Неужели ее придется отдать  в  обмен  на  его
жизнь?
   Осторожно свернув реликвию, он уложил  ее  в  сейф,  а  мне  небрежно
выкинул  пачку  стотысячных  банкнотов.  Распечатав  пресс,  я  принялся
аккуратно отсчитывать требуемую сумму.
   - Не нужно, берите все. Вы уже заработали  гораздо  больше.  Надеюсь,
ваша находка останется без рекламы? Я сам возьмусь за дело!
   - Я работаю в интересах твоего отца. И платить за это он  будет  сам.
Извини. - Я подвинул ему семьдесят бумажек, а тридцать аккуратно засунул
в носок. - И еще. Дмитрий, я бы настоятельно советовал не торопиться,  а
все основательно взвесить. Короче, не гони гусей, сынок. И не  надо  мне
откупных, ясно? Остановись. Я помогу тебе. Найду отца. Если он  жив,  то
эта  карта  его.  Если  мертв,  то  она  достанется  дочери  Иконникова,
Маргарите, а тогда уже договаривайтесь сами и без посредников. Возможно,
после этого  заявления  я  лишусь  последней  поддержки  и  вообще  буду
объявлен персоной нон грата, но это уже выбирать тебе.  Я  пойду,  отдам
деньги, а ты подумай. Буду ждать тебя у немца.
   Не попрощавшись, я молча вышел из вагончика и проделал  уже  половину
пути, когда дорогу мне преградил  задрипанный  тентованный  "уазик".  Из
открывшейся дверки высунулся Гранин. Чуть смущаясь, он сообщил:
   - Извините,  Константин  Иванович,  минутная  слабость.  Все  прошло.
Действовать будем так, как вы скажете. Садитесь. Едем обратно.
   - Едем, только сначала я отдам деньги. Заткнуть ему  пасть  -  задача
первостепенная.
   - Хорошо. Жду вас здесь.
 
*** 
 
   Не было еще и двенадцати, но мой вымогатель уже  с  нетерпением  ждал
своего куша. Он с удовольствием потер руки и отослал Эрнста за вином.
   - Вот тебе два с половиной миллиона, - бросил я  на  стол  деньги,  -
только забудь, как меня звали. Понял?
   - Тю-тю-тю, какие мы сердитые. Это мы еще посмотрим, забыть тебя  или
обождать пока. Может, еще сгодишься.
   - Сгожусь, когда проломлю тебе твою похмельную тыкву, быдло.
 
*** 
 
   "Уазик" стоял на месте. Не говоря ни слова, Дмитрий двинул рычагом  в
крякнувшей коробке передач, и мы понеслись в тайгу к золотым россыпям.
   - Дима, если ты твердо решил помочь мне, а значит - своему отцу, то я
должен задать тебе пару вопросов. Во-первых, могла ли карта,  которую  я
тебе передал, послужить причиной исчезновения  твоего  отца  и  убийства
Иконникова?
   - Скорее всего, из-за нее и загорелся весь сыр-бор.
   - Кто еще знал о ее существовании?
   - Думаю, Ритка, теперешняя жена отца.
   - Об этом  я  знаю.  Кто  еще?  Из  мужиков,  обладающих  деньгами  и
властью?
   - На это мне ответить трудно. В свое время, кроме отца, с Иконниковым
были  дружны  Вассаров,  Гнедых  и  нынешний  директор  горнодобывающего
комбината. Но, насколько они были осведомлены об открытии месторождения,
я сказать не берусь. Кстати, Константин Иванович, а где документация? Вы
дали только схематический план горизонта.  По  рассказам  отца  я  знаю,
насколько дотошен был Иконников, наверняка у  него  имелись  и  разрезы,
хотя бы приблизительные, открытого им участка. Отсутствует также  журнал
с подробным описанием сетки шурфов, скважин. Наконец, отборы  проб.  Где
все это?
   - Дима, спроси чего-нибудь полегче.  Возможно,  все  это  осталось  в
планшетке или в тайничке Федора Александровича.
   - Как? Вы знаете, где находится планшет и тайник?