- Нисколько. Ты ешь, - подложил я ему в тарелку омлет, - и рассказывай. Твоя роковая судьба заинтересовала меня всерьез.
     - Это еще не все, самое страшное впереди.
     - Что может быть страшнее? - протягивая ему рюмку, удивился я. - Кажется, вы и так все получили сполна. Непонятно только, как мерзавцу удается устраивать такие напасти?
     - Я и сам не знаю. В сентябре мне показалось, что дела встают на рельсы. Майка ходила в школу, я потихоньку торговал в своем "комке" и думал, что тот хмырь от меня, наконец, отстал. Он ведь получил свое, - решил я. - Пустил меня по миру и успокоился. Но каким же я оказался наивным!...
     Не знаю, его ли это работа, сказать сейчас трудно. В середине октября мою Майку сбила машина. Случилось это поздним вечером, когда она, выйдя из моего магазинчика, бежала домой. Белая "пятерка" или "семерка" с места происшествия скрылась. Сам я этого не видел, но так говорили два человека, ставшие свидетелями этого несчастья. Сбил он ее на обочине дороги, и этот факт заставляет меня думать, что наезд был совершен умышленно. С переломом ключицы, обеих голеней и сотрясением мозга девочку отвезли в больницу.
     Махнув рукой на торговлю, я не вылазил из больничной палаты две недели, а первого ноября перевез ее домой. Ходить она пока не могла, и мне предстояло еще немало дней за ней ухаживать.
     Ночью того же дня позвонил продавец соседствующего со мной "комка" и сообщил, что мой магазинчик полыхает. По его словам, негодяи разбили стекло и закинули вовнутрь несколько бутылок бензина. Потом спокойно сели в машину и уехали. Номера, к сожалению, он не заметил. Запомнил только, что это была шестая модель "ВАЗа" бежевого цвета.
     Когда я прибыл на место, все уже было кончено. Взорвавшиеся бутылки со спиртным способствовали огню. Пожарные затушили остов, немного мне посочувствовали и уехали. В милиции завели дело, заранее меня предупредив, что оно глухое. А мне уже было все равно. Поймав такси, я загрузил остатки обгоревшего товара, привез домой и впервые напился.
     Наутро перед Майкой мне было страшно стыдно, я обязан был что-то предпринять, однако не видел выхода. После очередного звонка того мерзавца я вновь напился. Не оставалось никаких сомнений - он не успокоился, продолжал планомерно вести свою дьявольскую травлю.
     Проснувшись на следующий день, третьего ноября, я извинился перед дочкой и, дав себе зарок, задумался, как жить дальше. Майку нужно было ставить на ноги, но о работе в торговле теперь не могло быть и речи, я понял, что с живого меня тот подонок не слезет. Но ничего, кроме торговли и партийной работы, я не знал и не умел. Нужно было как-то себя перекраивать или уезжать в другой город. И в том и в ином варианте были свои трудности. Перебраться в другой город, где тебя никто не знает, и все начинать с нуля? Ход рискованный, а кроме всего прочего, я не хотел оставлять могилу Любы. Оставаться здесь и открывать новое дело было тоже опасно, да и денег таких у меня уже не было.
     Промаявшись до обеда и так ничего не решив, я собрался и поехал к Станиславу Гринбергу за советом. Он был уже в курсе моего последнего несчастья.
     - Круто за тебя взялись, - сочувствующе встретил он меня на пороге своего коттеджа. - Даже не знаю, чем тебе помочь.
     - Чем бы ни помог, мне все сгодится, - пролепетал я униженно. - Я в полной заднице.
     - Ладно, проходи, - что-то прикидывая, пригласил он. - Что-нибудь придумаем. Сейчас сядем на телефон и позвоним нужным людям, но учти - за просто так сегодня никто даже пальцем не шевельнет.
     - Это мне известно, - с запоздалой горечью ответил я. - Сам был таким же.
     - Тогда мне нет надобности тебе все объяснять, - одобрительно заметил он и взялся за телефонную трубку. - Одной восходящей российской звезде требуется продюсер, - объявил он уже через десять минут. - Потянешь?
     - Наверное, да, - несказанно обрадовался я. - Организаторских способностей у меня не отнять. А кто эта звезда?
     - Не суетись раньше времени, - тут же погасил он меня. - За эту услугу посредник просит четыре тысячи долларов или сто тысяч рублей. У тебя есть такая сумма?
     - Нет, - с сожалением признался я. - Но...
     - Никаких но. В долг я тебе не дам. Ты, Герберт, невезучий. Об этом знает весь город, и вряд ли кто-то тебе доверится. А ответ нужно дать завтра к вечеру. Претендентов на это денежное место достаточно много.
     - Хорошо, - решился я на последний шаг. - Деньги завтра я достану.
     - Тогда порядок, - улыбнулся он. - Жду тебя завтра в семь часов вечера, но только непременно с деньгами. Когда я увижу их в натуре, сразу звоню посреднику.
     На том мы и расстались. Вернувшись домой, я втайне от дочери собрал все документы и отправился в ломбард, оформил под залог квартиру и получил нужную сумму.
     Уже затемно я пришел домой и, стараясь не смотреть в Майкины вопрошающие глаза, занялся приготовлением ужина.
     Звонок в квартиру раздался в восемь тридцать. Я вздрогнул, потому что уже начал бояться собственной тени. Сунув в карман нож, я открыл дверь и удивился. На пороге, ласково улыбаясь, стояла монашенка.
     - Что вам нужно? - ошарашенно спросил я, ровно ничего не понимая.
     - Мне не нужно ничего, - проникновенно глядя на меня печальными глазами, ответила она. - Это вы во мне нуждаетесь. В вашем доме поселилась беда, мы это чувствуем, и долг нашего братства помочь страдающим. Я принесла вам чудотворную икону Богоматери. Она исцелит страдание и отведет от вашего дома несчастье. Возьмите.
     Она протянула мне коробку-раму, внутри которой находилась объемная икона.
     - Да не нужно мне ничего, - отталкивая чудотворную икону, наотрез отказался я.
     - Тебе не нужно, так нужно твоей дочери. Богоматерь облегчит ее страдания. Повесь у ее изголовья, и наутро ты сам убедишься в ее могуществе.
     Когда твоя дочь уснет, обязательно окропи икону святой водой. Я ее тоже принесла. Бери. Худого от лика святой не будет, а успокоение она принесет. - Откуда ты знаешь о болезни моей дочери?
     - Для того мы и ниспосланы, чтобы утешать скорбящих.
     "Чем черт не шутит. Может быть, эта первая икона в доме атеиста и вправду послужит переломом в моих делах и поможет Майке быстрее встать на ноги?" - подумал я и спросил, сколько с меня причитается.
     Отказавшись от денег, монашенка как-то незаметно и тихо исчезла.
     Воодушевленный ее обещаниями о скорой перемене в нашей жизни (теперь видишь, Костя, до чего меня судьба-злодейка довела?), я тут же водрузил икону над Майкиным диваном и, накормив дочь, уложил ее спать.
     Этого я себе не прощу никогда. Она долго не могла заснуть, жаловалась на головную боль - сказывались последствия сотрясения мозга. И тогда я заставил ее выпить две таблетки димедрола. Через час я заглянул в ее комнату и, убедившись, что она спит, окропил икону, поцеловал Майку в лоб и на кухне осушил целую бутылку, теперь уже с радости, надеясь на скорое улучшение нашей судьбы.
     Проснулся, а точнее, очнулся я на кухне за столом. Было шесть утра. В доме нестерпимо воняло гниющим, прелым сеном. Нещадно саднило в носоглотке.
     Ровно ничего не понимая, я распахнул окно и бросился в комнату дочери.
     Да будь я проклят тысячу раз!
     Моя Майка лежала на полу в метре от кровати и в двух шагах от двери.
     Здесь запах прелого сена был просто невыносим. Ударом ноги я вышиб стекла и вытащил дочку из этой вони на кухню. Только через пять минут до меня, наконец, дошло, что она мертва. За то время, пока ехала "скорая помощь", я чуть не сошел с ума. Тогда я еще не понимал, откуда взялся этот ядовитый газ, задушивший моего ребенка. Бедная моя дочь! Очевидно, в удушье она проснулась и пыталась выбраться из отравленной комнаты. Наверное, она вскочила с дивана, да только несросшиеся ее косточки не выдержали такой нагрузки и снова подломились. Видно, перед смертью она кричала, звала меня на помощь, а я, оглушенный алкоголем, этот зов не услышал. От отчаяния я завыл. Бегая по всей квартире, я переворачивал и крушил мебель, бил посуду, и единственным моим желанием в тот момент была смерть.
     Приехала "скорая" и поставила точный диагноз - отравление фосгеном.
     Ничего не трогая, ни к чему не прикасаясь, они вкололи мне успокоительное, вызвали милицию и, покуда она не приехала, не сводили с меня подозрительных взглядов.
     - Зачем вы отравили дочь? - не выдержал и спросил седой врач, и тот же самый вопрос через несколько минут мне задали подъехавшие менты.
     - Я виновен в смерти дочери, - равнодушно согласился я, - но я ее не убивал.
     - Интересно у нас получается! - оскалился парень в штатском. - Виновен, но не убивал! Что-то не вяжется, может быть, разъясните нам свою словесную чепуху?
     - Она, наверное, кричала и звала на помощь, но я не услышал.
     - Оригинально. Как можно не услышать крик в пяти метрах от себя?
     - Очень просто. Я вылакал целую бутылку и вырубился здесь же за столом.
     - Ты нам фуфло-то тут не гони, - встряхнул меня мордатый лейтенант. - Рассказывай, где ты взял фосген? На заводе?
     - Я и сам понятия не имею, как он здесь оказался, - истерично закричал я.
     - Ладно, рассказывай, как, по твоей версии, все произошло.
     - У меня нет никакой версии, - безразлично ответил я. - Полчаса назад я проснулся оттого, что нечем стало дышать. Я распахнул окно и кинулся в комнату дочери. Запах газа там чувствовался особенно сильно. Разбив окно, я поднял лежащую на полу дочь и перенес ее сюда.
     - Зачем ты ее вообще трогал?
     - Господи, ну неужели не понятно? Я думал, что она еще жива.
     - Пойдем, покажешь, как и где она лежала.
     Подталкиваемый ими, я прошел в комнату. Несмотря на разбитое окно, газом воняло по-прежнему сильно, и это отметили менты. Раскрыв все окна и устроив сквозняк, мы кое-как проветрили квартиру, после чего парень в штатском приказал мне лечь на пол и принять ту позу, в которой я обнаружил Майку.
     - Все ясно, - авторитетно заявил мордатый, очерчивая мелом контуры моего тела. - Она ползла к двери, но не доползла, задохнулась. Она спала на этом диване?
     Ответить я не успел, потому что, ойкнув, мордатый открыл рот и уставился в одну точку, куда-то под потолок. Невольно все мы посмотрели туда же.
     Боже мой, отвратительнее зрелища я еще никогда не видел. Видимо, содрогнулся не я один. На секунду оторопев, парень в штатском тоже побледнел.
     - Ну и личико, - с трудом с собой справившись, хрипло пошутил он.
     На месте лика Святой Богоматери висела жуткая рогатая рожа с горящими выпученными глазами. Из ее оскаленной пасти торчали клыки, а с высунутого огненного языка стекала прозрачная розовая слюна. Причем она была совершенно реальна. Собираясь внизу оклада, она жидкой сосулькой свисала почти до самой подушки.
     - Симпатичный парнишка, прямо вылитый Ален Делон, - сбрасывая оцепенение, пробубнил мордатый. - Для чего ты повесил рожу этого дьявола над диваном дочери? Чтобы ее по ночам не мучили кошмары?
     - Не могу понять, как он там оказался. - В самом деле ничего не понимая, я беспомощно посмотрел на лейтенанта. - Вчера я повесил на то место икону Богоматери, а сегодня... вот. Я не знаю...
     - А сегодня там красуется дьявол, - ухмыльнулся мордатый. - Наверное, ночью твоя Богоматерь разродилась и произвела на свет сынишку.
     - Подожди, Серега, не тарахти и не кощунствуй, - прямо в башмаках забираясь на диван, остановил поток его словоблудия парень в штатском. - Тут что-то не так. Откуда у вас появилась эта рожа? - тревожно принюхиваясь, спросил он.
     - Я понятия не имею, - начиная что-то соображать, ответил я. - Вчера какая-то монашенка принесла мне чудотворную икону и заверила, что от ее присутствия моя дочь быстро пойдет на поправку и встанет на ноги. Еще она мне велела на ночь, после того как Майя уснет, окропить икону святой водой. На нашу семью последнее время беды валятся как из рога изобилия. Жена умерла от инфаркта, меня разорили до нитки, вот я и схватился за эту икону, как утопающий за соломинку, - а что, если и в самом деле она поможет? Словом, я ее принял, повесил сюда и сделал, как та гадюка в капюшоне наказала.
     - Посмотрите внимательно на оклад. Он вам знаком?
     - Да, это оклад той самой иконы.
     - Тогда все ясно, конечно, если вы не вводите нас в заблуждение.
     Серега, давай пакет и колбу.
     Ножом он срезал тягучую слюну, и она красным сгустком шлепнулась в стеклянную посуду. Потом он осторожно, за уголки снял портрет дьявола и так же бережно поместил его в полиэтиленовый пакет.
     - Что вам ясно? - спросил я, проходя следом за ним на кухню.
     - Собирайтесь. Поговорим у меня в кабинете, - лаконично ответил он и разрешил санитарам выносить тело.
     Так нелепо моя Майка навсегда покинула наше жилище.
     В милиции у меня сняли отпечатки пальцев, а потом заперли в клетку вместе со всяким сбродом, который выпустили к десяти часам. Меня же вызвали только в шесть вечера. Костя, ты не представляешь, что я пережил за эти часы. В полдень действие успокоительного закончилось, и я раненым зверем начал кидаться на решетку, требуя к себе лейтенанта Серегу. А эти скоты только веселились и гоготали. О железные прутья я разбил себе лоб и обломал ногти. В конце концов им пришлось меня связать, и тогда стало совсем плохо. Не дай-то бог когда-нибудь мне вновь испытать подобное состояние. Еще бы немного, и поверь - я бы рехнулся.
     В кабинете, куда меня привели, сидел тот самый парень в штатском и какая-то молодая женщина. Они предложили мне сесть и пододвинули стакан сладкого чаю.
     - Меня зовут Николай Петрович Лукин, - представился штатский. - А это Татьяна Владимировна, сотрудник криминалистической экспертизы. Точнее, химико-биологической. Повторите все то, что вы рассказали мне утром. Я заполню протокол, а Татьяна Владимировна просто вас послушает.
     Понимая, что это необходимо, я подробно рассказал все, что произошло вчера вечером и сегодня утром. Потом они задавали мне уточняющие вопросы, а когда спрашивать было уже нечего, Татьяна Владимировна, задумчиво постукивая линейкой о стол, неуверенно произнесла:
     - Похоже, что так оно и есть. Это уже второй случай.
     - Опишите нам как можно подробнее внешность той монашенки, - попросил Лукин.
     - Особенно-то я ее не запомнил, да и не старался. К тому же на ней был огромный капюшон, который отбрасывал тень на лицо. Что мне хорошо запомнилось, так это ее добрая, ласковая улыбка и большие чистые глаза.
     - Вероятно, этим она вас и купила. Какого они были цвета?
     - Синие, может быть, голубые, - неуверенно ответил я.
     - А что вы можете сказать о ее возрасте?
     - Мне показалось, что она не старая. Скорее всего, ей лет тридцать - тридцать пять. Точнее сказать просто не могу, - беспомощно пожал я плечами. - А что вам удалось узнать относительно дьявольской иконы? Или этого мне знать не положено? Вы все еще меня подозреваете в убийстве собственного ребенка?
     - Нет, уже не подозреваем, и знаете почему?
     - Нет, но хотелось бы узнать, что к чему.
     - Все дело в том, что на иконе мы обнаружили только следы ваших рук.
     Ничьих иных отпечатков на ней не было. Этот факт дает нам основание предполагать, что вам ее действительно вручили недавно, но перед этим тщательно протерли и обработали. На руках у монашенки были перчатки?
     - Да, лайковые, серого цвета, и это я хорошо запомнил.
     - Ну что ж, вы можете идти, - заявил Лукин. - Если понадобитесь, мы вас вызовем.
     - Подождите, - протестующе воскликнул я. - Может, вы мне все-таки объясните, что произошло в нашем доме и кто отравил мою Майю?
     - Сами того не зная, отравили ее вы. Да, в иконе, которую вы подвесили над изголовьем своей дочери, находилась небольшая плоская емкость.
     Изготовлена она кустарным способом, наполнена фосгеном и запаяна органическим сплавом. Вступив с ним в реакцию, фосген разъел пломбу и ночью вырвался из емкости. Наполнил комнату и убил Майю. Что же касается жутковатого превращения Богоматери в дьявола и его розовой слюны, то и это сотворили вы сами. Окропив ее водой, вы уничтожили тонкий слой специальной растворимой бумаги, на которой было изображение святой. А под ней находилось то, что мы увидели сегодня утром.
     Разжиженная, желеобразная бумага, похожая на кровавую слюну, потекла с иконы.
     Вот и все чудеса. Случай необычный, и мы бы вас обязательно еще подержали у себя, если бы аналогичное преступление не было совершено месяц назад в соседнем районе. Просьба к вам: если вы вдруг где-то случайно заметите эту монашенку, то немедленно дайте знать мне или дежурному по городу. Мы искренне вам соболезнуем, и я прошу прощения за то, что вам пришлось некоторое время провести в камере.
     ... Вот и все, Костя, такие конфеты мне пришлось скушать за эти полгода. Но если ты думаешь, что на этом мое горе кончилось и забылось, то глубоко ошибаешься. За те часы, что я находился в милиции, мою квартиру взломали и ограбили. Унесли весь гардероб Любы и те сто тысяч, которые я приготовил для Гринберга. Придя домой и увидев, что они натворили, я упал посреди комнаты и расхохотался, потому что рыдать уже не было сил.
     Через два дня я похоронил Майю, а на следующее утро явился в ломбард и, заявив о том, что вернуть ссуду не в состоянии, попросил оценить квартиру.
     Через неделю они выплатили мне разницу, которой едва хватило на приобретение вшивой малосемейки - без телефона, без ванны и без горячей воды. Крохотная кухня одновременно выполняет у меня роль передней и столовой. Истину говорят, что от тюрьмы да от сумы зарекаться нельзя. Наливай, Константин Иванович, мне, как видишь, теперь терять нечего!
     - Черт знает что! - наполняя стаканы, воскликнул я. - Все рассказанное тобой похоже на какой-то бред сумасшедшего.
     - Мне временами тоже так кажется, - горько усмехнулся он. - Думаю, сейчас вот проснусь и все расскажу Любе. Вот смеху-то будет! Только, Костя, никак не могу я проснуться и, похоже, уже никогда не проснусь.
     - Герберт, немедленно прекрати это упадническое нытье! - рявкнул я и больно ткнул его пальцем в грудь. - Давай шевелить мозгами вместе.
     - Давай, - равнодушно согласился он. - Только что это даст?
     - Поживем - увидим, может быть, что-то и даст. Давай для начала очертим круг людей, причастных к твоим несчастьям. На основании твоего рассказа я бы выделил четверых. Прежде всего, это конечно же зловещий и безжалостный шантажист. Далее, сторож, таинственно исчезнувший в момент ограбления и пожара магазина, Серая Монахиня, всучившая тебе дьявольскую икону, и, наконец, господин Гринберг. Все они внушают мне подозрение.
     - Гринберга и сторожа можешь смело из этого списка вычеркнуть.
     - На каком основании? Хорошенько подумай и аргументируй.
     - Гринберг друг нашей семьи.
     - Да? Сегодня это не дает никакого основания считать его непричастным к твоему разорению. А что ты скажешь о своем стражнике?
     - Володя Бондарь учился со мной в школе, и мы сидели за одной партой.
     - Адвокат из тебя как из свиньи канарейка. Это просто смешно. Вы сидели за одной партой! Очень приятно, но в каком году это было?
     - Да уж давненько, в середине шестидесятых.
     - Что и требовалось доказать. С тех пор какие только катаклизмы не произошли в обществе и человеческих душах. А чем, кстати, он занимался в этот промежуток времени? Ты знаешь, где и кем он работал, что о нем говорят друзья и коллеги?
     - Нет, ничего такого я не знаю, виделись мы очень редко. Он работал на каком-то заводе, а меня после института и ВПШ сразу взяли в аппарат.
     - Так какого же черта ты его защищаешь? Где он провел эти три десятилетия? Вполне возможно, что половину этого срока он топтал зону. Когда ты нанял его и как это произошло? Постарайся вспомнить все до мельчайших подробностей.
     - На работу я взял его весной - то ли в конце марта, то ли в начале апреля. Да, я помню, на улице еще был мороз, а он под окном магазина трясся в тоненькой летней курточке. Я не сразу его узнал. Из-под замусоленной шапки торчали патлы длинн