жженной пихтовой  смолы,  в  обиходе  именуемой
жевательной серой. На том мы и успокоились.  Так  и  сидели  в  темноте,
ожесточенно работая челюстями, думая каждый о своем. Мягкие женские руки
нашли мое горло и заботливо закутали  его  шерстяным  платком,  соорудив
нечто вроде забрала, перекрывшего носоглотку. Дышать стало  приятнее,  в
легкие попер теплый воздух, и я с  благодарностью  обнял  бабу,  которую
совсем недавно подозревал в предательстве.
   - Завтра мы с Диманом идем на предварительную разведку, -  сообщил  о
своих  планах  "крещеный",  -  а  вы  сидите  мышками  и  ждите   нашего
возвращения.  И  давайте  без  самодеятельности.  Я  здесь  единственный
человек, который может сделать  что-то  реальное  для  выполнения  нашей
задачи. Не слышу возражений?
   - Их не будет, - успокоил его  Дмитрий.  -  Я  служил  батальонником,
маманя по блату устроила, и  ничего,  кроме  как  отбить  почки  мелкому
хулигану, не умею в этом смысле натворить.
   - А я вообще не  служил.  После  института  сразу  в  следователи,  -
отозвался я.
   - Завтра пойдет снег, и он доставит нам  дополнительные  проблемы,  -
сказал Вассаров. - Поэтому держитесь осмотрительно. А теперь спать. Мы с
Димкой по краям, вы с Дусей посередине.
   - Да, уж только не рядом с тобой, - тут же поставила условие Евдокия.
   - Уж конечно, добровольно я с тобой не лягу. Только с другого края  и
валетом.
   - Да ложитесь вы хоть кандибобером, только перестаньте собачиться,  -
недовольно пробурчал Дмитрий и, кажется, мгновенно уснул.
   Евдокия осторожно обняла меня за шею и прильнула  плотно  и  ласково,
согревая меня своим крепким бабьим телом. Лучше бы она этого не  делала.
Стараясь отвлечься, я заговорил о вещах посторонних, не  имеющих  ничего
общего с моей потенцией.
   - Ну и как твои предчувствия, подтверждаются?
   - Да, как только я увидела этот  план,  поняла,  что  похожая  речная
излучина давно мелькала в  моем  сознании,  а  когда  увидела  местность
сверху, с вертолета, то тут уж отбросила все сомнения.
   - Что там еще у тебя мелькало?
   - Ты. Правда! И еще ты  борешься  с  каким-то  дряхлым  старцем.  Да,
старцем пресвитером. Он очень стар, наверное, сверстник века.
   - Замечательно. И конечно, я его вырубаю.  На  старичка  у  меня  сил
хватит.
   - Не знаю... Просто между вами борьба. Ее исхода я не вижу.
   - Как все это тебе представляется, в виде этакой  киноленты,  которую
прокручивают у тебя в мозгу?
   - Нет, попробуй понять, я не вижу картинки как таковой, она живет  во
мне, даже не в мозгу, а где-то в середке, под ложечкой. Я  знаю  -  Федя
там и он еще живой, но ему очень тяжело и плохо.
   - Не спится что-то, тревожно, - объявил Вассаров.  -  Пойду  по  лесу
прогуляюсь, а вы лежите спокойно.
 
*** 
 
   Что-то  холодное  и  тяжелое  навалилось  на  меня,  мешая  дышать  и
совершенно парализуя движения. С обеих сторон точно так  же  барахтались
Дима и Евдокия.
   -  Попались,  крысятники!  -   торжествующе   прохрипел   незнакомый,
прокуренный голос.
   - Да уж, отпрыгались зайчики. Вылазь по одному!
   Кажется, мы влипли, и влипли серьезно.  Скорее  всего,  это  люди  из
скита, а значит, ничего хорошего ожидать нам не придется.
   - Вы там смотрите с оружием не балуйте, у нас шесть стволов с  дробью
и картечь, - предупредил всех тот же простуженный голос.
   Стояло раннее серое утро, но снега пока не  было.  Тяжелое  свинцовое
небо  обещало  подать  снег  незамедлительно.  Трое  бородатых  мужиков,
здоровенных и злых, радостно тыкали в нас спаренными ружейными стволами.
   - Глянь, Семеныч, и баба с ымя. Давай-кось зараз ее и оформим. Хороша
голубушка.  Чур  я  наперед,  -  предупредил  самый  шустрый,  тот,  что
помоложе.
   - Заткни хлебало, она и старцу сгодится. Кто такие будете?
   - Экологи мы, окружающую  среду  проверяем,  -  соврал  я,  прекрасно
понимая, что правду в нашем случае говорить нельзя.
   - Всяка тварь в тайгу прется, экологи-херологи, это мы еще посмотрим,
- пригрозил третий, хмурый свирепый мужик с физиономией ярко выраженного
дебила. - К старцу их надобно, он пусть и разбирается, а за бабу  еще  и
водяры даст. И мужики ишо здоровые, годик повламывают.
   Только тут я заметил, что Вассарова среди нас  нет.  Продал,  подлец!
Опять ты лопухнулся, господин Гончаров. Слева краем глаза я уловил  едва
заметное движение. Димка вытаскивал  "стечкина".  Но  выстрелить  он  не
успел.  Сипатый  мужик  вскинул  двустволку.  Но  он  не  убил  Гранина.
Почему-то из его горла вырвался фонтан крови,  и,  завалившись  на  бок,
хрипатый задергал ногой. Только теперь я заметил, что из его шеи  торчит
острая и зубатая пластина. Димка выстрелил уже на лету, но его опередила
двустволка  дебильного,  разом  харкнувшая  из  обоих  стволов.  Она   и
отбросила уже мертвое его тело на несколько метров.  Истошно  заверещала
Евдокия. Бородачи скрылись за  толстый  кедровый  ствол,  а  я,  повалив
Евдокию, упал рядом.  Повисла  пауза.  И  только  черные  дырки  стволов
по-прежнему с ненавистью следили за нами в четыре глаза.  Через  них  из
прищуренных зрачков шла смерть.  Несколько  минут  стояла  эта  гнетущая
тишина ожидания.
   - Эй ты, кто там, выходи! - наконец заорал дебил. - Выходи, говорю, а
то сейчас дружка твоего порешим. Выходи, не балуй! Считаю до трех.  Раз,
два...
   Я лежал, обреченно ожидая, когда мои мозги  превратятся  в  винегрет.
Чертов  Димка,  хоть  о  покойниках  плохо   не   говорят,   но,   кроме
неприятностей,  его  смелый  выпад  нам  ничего  не  дал.  А  Гоша  явно
поторопился, черт, он же не вооружен.  И  виновен  в  этом  я  сам,  моя
проклятая осторожность.
   - Выходи, говорю! - опять заорал кретин.
   - Да нет там никого, Михалыч.
   - А железяка энта откудова взялась, или Боженька в лапту играется?
   - Може, мужик тот кинул?
   - А хрен его знает, эй ва, вставайте, голуби сизые, пошли вперед!
   Мы с готовностью вскочили. Похоже, в ближайшем будущем нас убивать не
собираются.
   - Идите вперед! - скомандовал дебил. - Не  оглядываться,  шаг  влево,
шаг вправо считается побегом. Стреляем без предупреждений.  -  Довольный
собой, он заржал.
   - А как же Дима-то? - заголосила Евдокия. - Схоронить надобно.
   - Волки похоронят, идите.
   - Да что же вы, нелюди, что ли?
   - Заткнись, баба, если не хочешь рядом с ним лечь.
   - Креста на вас нет, ироды.
   - Михалыч, а може, пусть схоронит, все меньше греха?
   - Земля промерзла, они ее год ковырять будут.
   - Да нет, мы быстро. У нас лопатка есть и топор, мы быстро.
   - Ладно, сроку даю вам один час. Васька, дай-кось цигарку.
   Как  бешеные  мы  набросились  на  сцементированную  морозом   землю,
стараясь уложиться в отведенное нам время. Зная, что свыше  уговоренного
дебил не даст ни минуты и Димкины косточки растащат по всей тайге.
   - Никакие они не раскольники, - жарко зашептала Евдокия, - ишь, дымят
своими вонючими папиросками. У староверов  это  запрещено.  Не  сектанты
они, просто бандиты.
   Бандиты тем временем с интересом изучали зубчатый окровавленный диск,
прервавший жизнь их товарища. Евдокия ухала топором, откалывая  звенящие
комья земли, которые я тут же выкидывал на поверхность. Через полчаса мы
наконец пробили мерзлую корку, и дальше работа пошла легче.
   Мы уже выкопали  около  полуметра,  когда  услышали  звук  падения  и
короткий сдавленный крик.  Бородач  с  лицом  дебила  лежал  на  животе,
бездумно глядя на серое, снежное небо, а Вассаров уже занимался Васькой.
   - Евдокия, похоже, нам придется рыть  яму  на  троих,  если  Гоша  не
умерит свой пыл.
   - Георгий, не надо, не убивай его, может, расскажет чего!
   Она остановила его вовремя, потому что Васькина шея  уже  посинела  в
жестком захвате и смеющийся Вассаров готовился ее скрутить окончательно.
   - Ладно,  уговорила,  тащите  веревку.  -  Он  с  видимым  сожалением
отпустил добычу, и заплохевший мужичок покорно улегся у его ног.
   - Ну, Вассаров, блин, ну ты даешь! - с восхищением,  чуть  не  плача,
воскликнул я.
   - Работа у нас такая.
   - Откуда ты вообще взялся?
   - А с дерева, как белочка. Шею ему я еще на лету сломал, он  мяукнуть
не успел. Чистая работа.  Учись,  Константин.  "Учись,  мой  сын,  наука
сокращает нам опыты быстротекущей жизни..." Димку жалко,  полез  наперед
батьки в пекло.
   - Чего же ты нас раньше не предупредил? Тогда и Гранин был бы жив.
   - Да уснул я поутру. Ремнем к дереву пристегнулся и решил покемарить.
Вот и покемарил. А  когда  проснулся,  они  уже  вас  накрыли.  Что  мне
оставалось делать? Безоружному против  трех  стволов,  стоящих  друг  от
друга в отдалении. Я ждал, когда они скучкуются, причем под моей пихтой.
А тут Димка влез не в свое  дело.  Здесь  уже  не  выдержал,  послал  им
"гостинчик" из рюкзака, хотя делать это было рискованно. Мог  обнаружить
себя. Ну да ладно, что было, то было. Вяжите этого  пидора,  я  спиртяги
глотну.
   - Спасибо тебе, Георгий Георгиевич, - серьезно и скупо  поблагодарила
Евдокия, поклонившись в пояс.
   - Да чего там, брось. Где спирт-то? Перемерз я сильно и жрать хочу.
   - Погоди, я тебе сама налью. Сама дам поесть, Костя один справится.
   А я уже справился, надел лесному бандиту наручники и связал ноги.  Он
молча терпел, только зверски вращал белесыми,  бесноватыми  глазами.  На
всякий случай привязав его к дереву, я  вернулся  к  прерванной  работе,
рытью могилы.
   - Ты, Костя, поглубже копай,  чтоб  на  троих  хватило,  -  руководил
повеселевший Вассаров, - расширяй вправо.
   - Нет, Митя будет отдельно лежать, могилку я ему вырою  сама.  Негоже
это - убитому вместе с убийцей покоиться.
   Решительно взяв топор, она отошла метров на пять  и  вновь  принялась
долбить  неподатливую  землю.  Гоше  не  оставалось  ничего  иного,  как
выхватить у нее инструмент и продолжить начатое.
   Вскоре моя яма была готова, и я  спихнул  туда  труп  хрипатого.  Уже
первые  лопаты  земли  закрыли  бороду  убийце,  когда  меня   остановил
Вассаров:
   - Погоди, Константин, не торопись, мы туда еще одну падаль сбросим.
   - Как хочешь, могу и подождать. Слушай, Гоша, я покурю, а?  Прикроюсь
пологом и покурю. Невмоготу.
   - Валяй, я сам хочу, и забыться хочется - хоть в работе...
   Похоронив Дмитрия, мы вплотную занялись нашим пленником.
   - Ну что, Васенька? - ласково спросил Гоша, наклонясь над бандитом. -
Удобно ли тебе, не жмет ли в коленках? Ты Евдокию хотел трахнуть? Сейчас
мы тебя самого, орлика, трахать будем. Колом в задницу и поленом в  рот.
Говори, кто такой, быстро!
   - Васька я, Рябов.
   - Откуда? Говори.
   - Больше я ничего говорить не буду. Лучше угробьте меня.
   - Ой, ой, ой, дешево хочешь отделаться. У меня "духи"  красноречивыми
становились, а они не  чета  тебе,  пидору  лохматому.  Евдокия,  отойди
подальше, бабам не нужно на такое  смотреть.  Выкидыш  без  беременности
случиться может, тебе этого Константин не простит.
   Довольный своей остротой, он сыто и громко заржал, а я простил ему  и
эту пошлость, потому что теперь я многое бы ему простил.
   Подыскав  подходящий  кляп,  Вассаров  первым  делом  надежно   забил
Васькину пасть, потом помочился мычащему бандиту на бороду.
   - Это еще пустячки, скоро ты, Васька, пожалеешь, что  вообще  родился
на этом  свете.  Сначала  мы  попробуем  очень  любимую  царем  Алексеем
Михайловичем Романовым дыбу. А,  Васятка,  ты  как  относишься  к  дыбе?
Костя, подай-ка мне веревку.
   Перекинув  прочный  капроновый  трос  через  толстый  кедровый   сук,
Вассаров один конец тщательно привязал к наручникам, а  второй,  намотав
себе на руку, принялся неторопливо вытягивать. Дойдя  до  упора,  он  на
секунду приостановился, поплевал на ладони и вопросительно посмотрел  на
меня, видимо ожидая одобрения. Его он не получил. Не люблю, когда мучают
и бьют беззащитного, даже такого изверга. Хотя я прекрасно понимал,  что
иного выхода нет. Нам позарез нужны были сведения. Лезть в воду, не зная
броду, я всегда считал делом крайне нежелательным.  Враждебно  и  грозно
шумела тайга, словно предупреждая нас, изуверов, о Судном дне.
   - Да давай, уж коли начали! - не выдержал я.
   - Еще поплачь, - криво  усмехнулся  Вассаров,  и  натянулся  трос,  и
заскрипел сук. Вздернулись кверху  мужицкие  побелевшие  руки.  В  рамке
желтой смерзшейся  бороды  лицо  его  от  напряжения  и  боли  сделалось
свекольным. На лбу выскочила толстая  синяя  вена  и  пульсировала,  как
секундная стрелка Васькиной разбойничьей жизни.
   - Колись, тварь! - Осатаневший Гоша входил  во  вкус.  Сжав  зубы,  в
радостном оскале он медленно, в упоении мучителя, тянул  и  тянул  трос.
Послышался хруст суставов вместе с  тягостным  мычанием  истязаемого.  -
Будешь говорить, подонок?
   В ответ Васька отрицательно замотал головой.
   -  Будешь,  гнида,  у  дяди  Гоши  все  в  конце  концов   становятся
разговорчивы, сейчас тебе прибавлю кайфа, матка из задницы вылезет.
   То ли он не рассчитал, то ли от злости дал лишку, но только  Васькины
руки с громким щелчком вдруг свободно взметнулись над  ним,  вылетев  из
суставов. Сам он провис безжизненной тряпичной куклой.
   - Твою бога душу мать, писец котенку! Жалко, только  начал.  -  Он  с
сожалением отпустил ненужную теперь веревку. А Васька завалился на  бок,
показав нам синевато-красные белки глаз.  -  Дай  ему  спиртяги,  может,
очухается  побыстрее.  Смотри  какой  нэрвный.   Не   мужик,   а   прямо
бестужевская курсистка.
   Вытащив кляп, я плеснул в открытый рот немного спирту. Придя в  себя,
он тут же завыл от боли, и мне  пришлось  вновь  затыкать  его  кричалку
кляпом.
   - Костя, ты ему сними  браслеты  и  раздень,  попробую  воткнуть  его
грабли назад, если, конечно, не поломал суставы.
   Раздев покалеченного бандита, я вопросительно посмотрел на Вассарова.
   - Держи его, покрепче, сейчас ему опять будет немножко бо-бо.
   С прежним громким щелчком левая рука тут же встала на  место,  а  вот
правая этого делать не хотела никак. Минут  пятнадцать  мы  мучили  его.
Наконец Гоша махнул рукой:
   - Наверное, поломал что-то. Ну и хрен  с  ним.  Теперь  займемся  его
яйцами.
   - У-у-у-му-у, - возбужденно замычал бандит.
   - Ого, мальчик заукал! Костя, мне кажется, он хочет о чем-то поведать
нам.
   Я вытащил кляп, и мужик прохрипел:
   - Дайте воды!..
   - И воды дадим, раб Божий Василий, и водки, только  говори,  не  томи
грешную душу.
   - Я все расскажу, не мучайте меня...
   - И не собираемся, тебе это  просто  показалось.  Костя,  дай  нашему
другу воды. Вот видишь, брат Василий, насколько чистосердечное признание
очищает душу. Зови Евдокию, пусть зарывает могилку, Вася пока  подождет.
Как секта у вас называется, я что-то не запомнил?
   - Звездисты мы.
   - В Бога-то верите?
   - Бог в нас, себе и верим.
   - Это понятно, какой веры придерживаетесь?
   - Православной.
   - А зачем людишек воруете, почему убиваете?
   - Чтобы жить. Жить-то охота. Жить всем хочется.
   - Короче, Склифосовский, каков контингент вашего общежития?
   - Чаво?
   - Сколько человек в вашем ските, гандон немытый?
   - Дык, не считая детишек, человеков семьдесят будет,  если  с  бабами
считать. Дайте попить! Попить дайте!..
   - Костя, выдай непрофсоюзному работнику тайги сто  граммов  спирта  и
двести воды. Ты, Васька, сколько душ загубил?
   - Много. Уж и не припомню сколь.  Но  старец  говорит:  "Ничего,  это
можно!"
   - А кто такой этот старец?
   - Ну, вроде как Ельцин у вас.
   - Да, грустные у вас перспективы. А Федор Александрович где?
   - Не знаю такого. Кто он?
   - Начальник старательской артели.  Вы  же  сами  его  украли.  Говори
правду - еще выпить дам.
   - Ишачит Федул, киркой в забое балуется.
   - В каком забое, о чем ты, брат Василий?
   - Ну, в шахте у нас... Золотишко мы ковыряем. Жить-то надо.
   - Конечно. Красиво жить не запретишь. И  сколько  народу  у  вас  под
землей?
   - Свиней пятьдесят будет. Мрут часто, сволочи.
   - А за что же вы его в забой-то?
   - Так старец решил, чтоб  другим  неповадно  было  кровушку  народную
пить.
   - Мудро. А вы старца-то своего любите или просто боитесь?
   - Уважаем. Без него мы что котята слепые.
   - А что, брат Василий, Федула-то старец отдаст?
   - Не можно, оченно он пред старцем виновен.
   - В чем же?
   - Скит наш скупить хотел. Шахта ему понадобилась. Вот  старец  и  дал
ему шахту, на все двадцать четыре часа.
   - Что же он, двадцать четыре часа работает?
   - Не, боле шести у нас никто не работает, остальное  время  отдыхают,
то есть помедленней работают...
   - Похвальная забота о человеке.
   - И сколько таких работяг трудится на вашем участке?
   - А кто его знает? Мертвяков они сами  хоронят,  прямо  в  шахте,  мы
только новых шахтеров им  спускаем.  Одноглазый  Фома  счет  ведет.  Кто
помер, сколько человек надо привезти. И так далее.
   - И много помирает?
   - В месяц свиней по пять дохнет. Тяжелая работенка, но кормим  мы  их
хорошо.
   - Чем же?
   - Бабы помои выливают, что получше им, остальное скотине.  Там  желоб
есть. Сверху выливаешь, а  внизу  корыто,  хорошо  кормим,  еще  добавки
требуют.
   - А где они спят?
   - Там же, в шахте, еще никто оттуда не возвращался.
   - И много золота берут?
   - Дык, почитай, с полкило в сутки, а если меньше, то мы им помоев  не
даем. Они и стараются. Жрут только много, по десять ведер в сутки.  Бабы
ругаются, особливо зимой, коровы голодные остаются. Но Фома говорит, что
эти копатели выгоднее, чем коровы. Старец Фому слушается. Фома раньше  в
Ленинграде работал. Слыхал небось про такой город?
   - Слыхал, брат  Василий,  мне  примерно  понятна  конструкция  вашего
общества. И кому же вы сбываете металл?
   - ... - Вот поэтому ты нам больше не нужен. Костя, дай-ка топорик.
   - Погоди, - остановил я ретивого палача,  хотя  и  понимал,  что  это
всего лишь игра, - нам Васятка не рассказал о старце: кто он такой.  Где
живет? Как живет? С кем живет?
   - А как скажу, дык не убьете?
   - "Дык" посмотрим. Если все честно расскажешь, может, и не убьем.
   - Старец живет в ските, в молельном дому, вместе с Фомой  и  архиреем
Саклей.
   - Педерасты, что ли?
   - Что такое, я не знаю?
   - Ну в попку друг друга трахают!
   - Тьфу, пидоры, что ли, так бы  и  говорил.  Нет!  К  ним  наши  бабы
завсегда приходют. Седня моя Анюта должна иттить, дочка моя, значит. Они
втроем одну шуруют. Старые ужо. Полижут, понюхают, а к ночи отпускают.
   - И тебе не жалко дочери?
   - А чё ее жалеть? У меня их много.
   - Сколько?
   - Бог его знает, мы ужо всех перетово... Сами не знаем, кто откудова.
   - А в лес твой старец выходит?
   - Не можно ему из общины выходить. Он - наш бог. Он живет в нас.
   - Вот и отлично. А где находится ваш молельный дом  с  проживающим  в
нем богом, нарисуй-ка.
   - Нарисуй... Я же пальцем шевельнуть не могу! Посередине дом...
   - Сторожа есть?
   - А как же, Мишка-дурак охраняет. До утра с берданкой стоит. Как  пес
предан старцу, он ему жизнь даровал.
   - За что же это? Его что, должны были убить? Почему?
   - За то, что  дурак.  Мы  дураков  сразу  убиваем.  У  нас  их  много
рождается. Года в два уже видно,  что  недоумок.  У  нас  тогда  апостол
старец Матфей их палкой по башке  убивает,  а  мы  их  в  желоб  свиньям
складываем. Нам лекарь говорил, что нельзя сестер е..., а мы  все  равно
е... Старец благословляет.
   - Оригинальные вы кролики. Костя, он нам больше не нужен. Кончай его.
- Вассаров протянул мне топор, от которого я в ужасе шарахнулся.
   - Не надо, Гоша, он  еще  не  все  сказал.  Вася,  как  проникнуть  в
монастырь?
   - Тама над воротами веревка висит.  Дернуть  за  нее  надо.  Зазвонит
колокол, и вам откроют.
   - Вася, ты меня не понял, нам нужно пробраться в скит незамеченными.
   - Я все расскажу. Только не убивайте меня.
   - Дядя Гоша пошутил, никто тебя убивать не собирается.
   - Тебе я верю, ты незлобивый... По левую руку от ворот