- Ладно, понял. Адрес сестры?
   - Сиди на Вокзальной площади напротив центрального входа...
   - ...И в руках держи газету со славянским шкафом.
   - Напрасно иронизируешь, меня действительно хотят убить!  Сестра,  ее
зовут  Евдокия,  об  этом  осведомлена.  Она  встретит   тебя,   заберет
документы, пушку и скажет, что делать дальше. Все,  Костя,  до  встречи.
Жду тебя приличным бичом. То есть бывшим интеллигентным человеком.
   Он повернулся спиной, направляясь к двери, и эта спина показалась мне
какой-то стариковской и беззащитной. Почему-то подумалось,  что  он  уже
никогда не разогнется.
   Уже открыв дверь, он  вопросительно  посмотрел  на  меня  и  медленно
произнес, словно напоследок:
   - Ко мне хорошо относится  начальник  второго  участка  Тунчака  Дима
Гранин. Запомни...
   Дверь он прикрыл тихо, но основательно. Сразу стало тихо и стыло, как
в склепе. Я выглянул в окно. Джип уже увозил его.
 
*** 
 
   Ровно через сутки, в десять утра, я вышел из плацкартного  вагона  на
конечной станции Эйск. От моего первоначального  облика  не  осталось  и
следа. Города, в которые приезжаешь второй раз, кажутся родными, но  это
только иллюзия. По перрону шастала другая шпана, с другими материальными
запросами  и  идейными  мировоззрениями.  Но  город  оставался  тем  же:
старинным, провинциальным и шукшинским.
   Возле киоска, где когда-то продавали газ-воду и соки, стояла  пожилая
статная баба,  показывая  из-под  мышки  горлышко  бутылки.  Куда  тебе,
телевидение! Вот она, настоящая русская реклама! С теткой мы сошлись  на
ничьей, по шесть за  сто  пятьдесят  и  в  придачу  душистый  пупырчатый
огурец.
   Хрумкая огурцом, я водрузился на заранее  выбранную  скамейку,  зажав
между ног кейс и стараясь унять тревогу.
   Женщина лет тридцати  пяти  подошла  минут  через  десять.  Была  она
черноглаза, красива и чем-то походила на Чурсину. Я сразу понял, что это
и есть сестра Федора, а с самим Федором что-то случилось.
   - Дайте сигарету, - хрипловато попросила она.
   - Пожалуйста. Вы - Евдокия?
   - Да. А вы - Константин?
   - Да.
   - Опоздал ты, Константин. Федя пропал.
   - Но он мне сам назначил...
   - Я знаю. Я тебя не виню. Направо дом с синей крышей, видишь?  Я  там
живу с двумя детьми. Когда стемнеет, подходи.  Собаки  нет.  Давай  свое
барахло.
   Что-то господин Гончаров стал стареть,  появилась  сентиментальность.
Твердый  ком  застрял  в  горле.  К  чему  бы  это?  Не  хватало  еще  и
разреветься. Я  смотрел,  как  удаляется  сильная  женщина,  горем,  как
дубиной, переломленная пополам.  Противно  и  тоскливо  завыло  в  ушах,
словно десяток взбесившихся волынок устроили в моей голове перепляс.
   - Эх-хе, старые знакомые, - закряхтел  подошедший  старичок,  пытаясь
втиснуть узкий зад между мной и урной.
   - Старые, Альберт, старые, - даже не удивился я.
   - Какими же ветрами в наши пенаты?
   - Горькими. Подгони тачку, поедем куда-нибудь.
   - Куда?
   - Куда глаза глядят.
   - Тогда знаю. Чего-нибудь возьмем?
   - По дороге.
   На старой дребезжащей "Волге" мы приехали на берег  Катуни.  Эйнштейн
ни о чем не расспрашивал, видимо понимая мое состояние.  Молча  разделал
рыбеху, молча налил два стакана.
   - Давай-ка, Константин, за Федора!
   - Давай, Альберт, за Федора... Постой, а ты откуда знаешь?
   - Слухами земля полнится. Говорят,  мужик  хороший  был,  незлобивый.
Сестра его Евдокия куда как покруче будет.
   - А кто его мог...
   - Нет, Константин, этого не знаю. Там у них свои дела. На  золоте  да
на крови замешенные. Нам, привокзальным бомжам,  этого  знать  не  надо.
Дальше небо покоптим.
   - Где ты живешь, старик?
   - Там же, где и три года назад.
   - Что у тебя случилось, ты совсем не похож на обычного алкаша?
   - Это, Костя, не твоя  печаль.  Ты  приехал,  видно,  разбираться  со
старателями? Тогда не отвлекайся, занимайся делом. Может, у тебя  что  и
получится, сынок. Только здесь не  рисуйся.  Засвечен  уже  по  прошлому
делу. Поезжай в Алтайск, там тоже есть бичи. Язык  ты  с  нами  находишь
легко.
   - Ладно, до вечера потремся здесь, а там видно будет. Кстати, старик,
в прошлый раз ты из-за меня здорово  пострадал,  прими  вот  в  качестве
компенсации.
   Я протянул ему две стотысячные бумажки.
   - Не надо. Вот как вернешься, тогда и возьму.
   - Я могу и не вернуться, ты это знаешь, а так хоть помянете.
   - Чем помянуть, найду без тебя, но ты бы лучше вернулся.
   - Попробую. - Я насильно затолкал деньги в карман его  видавшей  виды
куртки.
 
*** 
 
   Дом под синей крышей, к которому я подошел в десять вечера,  оказался
огромным строением столетней давности. Нижние венцы его были,  вероятно,
из лиственницы и толщиною поболее обхвата. Зажиточный  был  дом.  Собаки
действительно не слыхать. Все равно  чего-то  опасаясь,  я  поднялся  на
массивное высокое  крыльцо  и  осторожно  постучал  в  дверь.  Результат
оказался нулевым.
   Немного подождав, я толкнул дверь. Заскрипев, она отворилась  -  и  я
оказался в больших нетопленых сенях. Прямо напротив красовалась солидная
дверь, ведущая в хоромы.  Кнопки  звонка  обнаружить  не  удалось,  и  я
постучал костяшками пальцев. Удивительно, но меня услышали.
   - Кто там? - глухо спросили из-за двери.
   - Тот, кого вы ждете, друг брата. Костя.
   - Сейчас...
   Послышалось громыхание отодвигаемой щеколды и прочих  запоров.  После
ряда сложных манипуляций дверь наконец отворилась.  Передо  мной  стояла
женщина в черном.
   - Заходи, Константин, извини, что долго не впускала. Боюсь.
   - Успокойся, Евдокия, все будет хорошо.
   - Хорошо уже не будет, для меня по крайности.
   - Все перемелется, все забудется.
   - Ничего не забудется. Проходите, умывайтесь, стол уже готов.
   Горница, где был накрыт  стол,  была  на  сорок  квадратов,  с  двумя
большими окнами. Справа и слева из нее  выходили  шесть  дверей,  должно
быть, личные покои хозяев.
   -  Присаживайся,  Константин,  мне  о  тебе   Федя   только   хорошее
рассказывал, надеялся на тебя очень.
   Налив  мне  полстакана,  она  перекрестилась  по-старообрядчески   и,
склонив голову, замерла, как воплощенная музыка русской красоты.
   - Где это случилось, Евдокия?
   - Здесь, - кивнула она на чернеющее окно.
   - Когда?
   - Сегодня в три часа ночи. Он с Фимой приехал ко  мне  под  вечер.  Я
натопила баню. Они помылись, хорошо поужинали, потом Федя отвел  меня  в
комнату и все рассказал о вас. Мы с ним очень надеялись, что  наконец-то
развяжется затянувшийся  на  нем  узел,  но...  Ты  немного  опоздал.  В
половине третьего они проснулись,  позавтракали  и  собрались  ехать  на
работу. Я проводила их до порога, перекрестила и... извините... - На  ее
глазах заблестели слезы. - Только закрыла дверь на  засов...  Автоматная
очередь, вернее, две очереди...  Я  сразу  все  поняла...  Выскочила  на
дорогу, к его джипу, и увидела, как с места сорвалась какая-то машина  и
в считанные секунды исчезла, растворилась  в  ночной  темноте.  Да  было
темно очень, мне пришлось вернуться за фонарем... Ефим лежал  на  спине,
весь в крови, а от его головы осталась только половина. Федя исчез,  как
в воду канул. Конечно, они его увезли. Знать бы куда, эх! Будут  пытать.
Господи, покарай гадов! Помоги мне...
   - Ты не заметила, какая машина отъехала после выстрелов?
   - Нет, было очень темно.
   - Хотя бы цвет.
   - Нет, только задние огни и видела.
   - Где сейчас тело?
   - В морге, на вскрытии... Господи, помоги мне пережить это...
   - У вас часто останавливались сослуживцы Федора?
   - Всегда, когда он с ними приезжал.
   - А именно кто?
   - Да все! Бухгалтер, экономист, маркшейдер, геолог... Мало ли...
   - Кто из них тебе был неприятен?
   - По-твоему, это поможет найти убийцу?
   - Не знаю, но это может послужить  делу,  а  я  постараюсь  подходить
непредвзято.
   - Ну что ж... Не нравился мне его зам  Георгий  Георгиевич  Вассаров.
Был противен Гнедых, но это по другой  причине,  чисто  личной.  Старший
съемщик Бойко, тоже тип не  из  приятных.  Скользкий  и  хитрый  Николай
Адаров, зам по коммерческим вопросам.
   - Евдокия, как думаешь, за что и кто мог преследовать Федора?
   - За  что  -  он  и  сам  не  знал.  Просто  зародилось  в  его  душе
предчувствие, а потом оно подтвердилось  неудачным  выстрелом.  За  что?
Наверное, он кому-то мешал. А кто, тут уж ответить не берусь.  Ведь  это
очень просто оговорить человека. Потом  сам  не  отмоешься  от  великого
греха. С Виктором Гнедых он был дружен, но  самые  близкие  отношения  у
него были с Димой Граниным. Да и мне Дима был по нраву. Да и рабочие его
любят.
   - А что вы можете сказать о Фединой жене, кажется, она тоже  работает
в их системе?
   - Да, конечно, Рита Панаева. Сложно мне  о  ней  что-нибудь  сказать,
лучше ты сам на нее посмотришь и составишь мнение. Мое  может  оказаться
необъективным.  Вообще,  Константин,  лучше  на  все  взглянуть  изнутри
самому.
   - Это ты права.
   - Я здесь для тебя приготовила старую куртку,  свитер  и  штаны.  Так
Федя велел. Все лежит в твоей спальне. Утром отвезу тебя до Чоры, а  там
и рукой подать. До Тунчака доберешься сам, я не хочу, чтобы  нас  видели
вместе. Прошу тебя, будь осторожен и найди мне Федора, больше ничего  не
нужно. Мне плевать на их золото,  но  за  брата  я  рассчитаюсь  сполна,
прости меня Господи.
   - Каким образом?
   Она молча кивнула на простенок, где красиво  устроились  три  дорогие
двустволки.
   - Неужели сама?..
   - Да уж, дядю  Ваню  просить  не  буду.  Только  укажи  мне.  Я  сама
справлюсь. Я ведь от крепкого корня, сибирского.
   - Ты лучше не распаляйся, Евдокия. Я  все  понимаю,  и  брата  твоего
очень люблю, но грех на душу брать не стоит... Кстати, а где твои  дети?
Федор говорил, двое их у тебя?
   - Отослала ночевать к свекрови, чтобы тебя  лишний  раз  не  светить.
Ладно, время уже позднее, пора ложиться...  Ты  один  будешь  -  или  со
мной?
   Ну дает Евдокия!
   Если бы сейчас грянул гром и земля разверзлась под моими ногами, то я
бы удивился куда меньше. Я открыл рот, пытаясь  что-нибудь  выдавить  из
себя.
   - Ты не подумай, я не гулящая,  просто  ты  мне  очень  глянешься,  а
так-то у меня мужика больше года не было. Грех наш замолю сама, за  тебя
и за себя. Да и не грех ведь... Иди, тихонько помойся, я баню  натопила.
А там сам решишь. Моя дверь налево, твоя направо, выберешь.
   Да,  думал  я,  намыливая  свежую  траву-мочалку,  баба  -   существо
загадочное и непредсказуемое, и лучше вообще  не  анализировать  ход  ее
мысли и последующее поведение. Но хороша староверка,  жизнь  бьет  через
край! Такая приложится, мало не покажется. Но все-таки в какую мне дверь
заходить?
   Я выбрал левую и не пожалел. В углу, на полочке,  горела  свеча.  Еще
одна стояла чуть ниже. Наверное, за упокой Ефимовой души. На  высоченной
кровати в ночной рубашке сидела хозяйка и строго на  меня  смотрела.  По
белой рубашке до пояса стекали черные густые волосы. Казалось, я попал в
сказочную старину, в терем к  чудо-красавице,  а  чуть  позже  я  вообще
потерял представление о времени...
   ...В шесть утра она осторожно разбудила меня.
   - Пора, Костя, собирайся, завтрак готов, одежда на стуле.
   За ночь лужицы подмерзли, и "Нива" с веселым треском неслась  вперед,
в тайгу, в незнакомые,  неведомые  мне  места.  Казалось,  мы  летим  на
сплошную стену из стройных сосен, пихт и  гигантского  кедра.  Только  в
последнюю минуту они покорно расступались  перед  режущим  ножом  светом
фар, перед белым капотом автомобиля. Машину Евдокия вела мастерски.  Она
вообще все делала умело. И те ружья, что висят  в  простенке,  наверное,
тоже легки и послушны в ее руках.  Сибирская  амазонка,  да  к  тому  же
староверка. Нет, Гончаров, без приключений ты  не  можешь.  Хорошо  еще,
когда такие... Интересно, сколько ей лет?..
   - Тридцать пять.
   - Что?
   - Тридцать пять лет. Ты ведь, это хотел знать?
   - Да, но... Я ведь не спрашивал.
   - Я поняла это.
   - Но как?
   - Не знаю. Я много что понимаю, когда меня  и  не  спрашивают.  Много
знаю, того, что другим не дано. Видение, что ли. У нас это от бабки,  по
наследству досталось. Она была сибирской  колдуньей.  Ворожила,  лечила,
помогала людям советами.
   - Тогда почему же не знаешь, кто похитил брата?
   - Почему не знаю? Знаю. Точнее, вижу его,  но  одно  дело  -  видение
психически ненормальной бабы, а другое дело -  доводы  следователя.  Они
для меня поважнее будут. К тому же вижу только исполнителя, а мне  нужен
еще и зачинщик.
   - С чего это ты называешь себя психически ненормальной?
   - Потому что всякая эта  чушь  вроде  биополя,  видений  всяких  есть
отклонение от нормы, а значит - ненормальность.
   - Крутая ты баба, Евдокия. Расскажи-ка обо мне.
   - Ты живешь один. Живешь с котом или собакой. Много пьешь.  Последнее
время занедужил. Был у тебя приступ хандры. Так?
   - Так.
   - Но теперь хандре конец, можно жить дальше, так?
   - Верно, Евдокия. Спасибо тебе.
   - За что?
   - Сама знаешь.
   - Глупый ты, Костя, старше меня на десяток лет, а  глупый.  Это  тебе
спасибо. Ты ничегошеньки не понял.
   - Да и не надо.
   - Да и не надо, - согласилась она. - Ты  кури,  вижу,  хочешь,  а  не
решаешься.
   - Спасибо.
   - Если хочешь, выпей немного, я тебе рюкзачок собрала. Там все  самое
необходимое, на заднем сиденье лежит.
   - Не хочется, утро получилось замечательным и так. Я чувствую.
   - Костя, надо постараться, чтобы эти рассветы убийцы забыли как можно
скорей.
   - Я постараюсь, Евдокия.
   - Я буду часто появляться в Тунчаке, примерно  раз  в  три  дня.  Моя
машина будет стоять возле универмага, он там один. Часов до двух я торчу
у знакомых. Правое стекло я  приспущу,  чтобы  ты  мог  в  случае  нужды
бросить туда записку. На самый крайний случай, когда буду нужна позарез,
телефон соседей записан на внутренней стороне спичечного коробка.  Адрес
тунчакских знакомых тоже.
   - Понятно. Молодец. Все успела предусмотреть.
   - Если бы так... Это невозможно. Будь очень осторожен с Вассаровым.
   - На то есть основания?
   - Я сказала тебе то, что сказала. Скоро подъедем. Уже  светло.  Когда
будешь выходить из машины, заплати мне напоказ. В селе  полно  невидимых
ушей и неслышимых глаз. Кстати, у тебя много денег?
   - "Лимона" четыре осталось.
   - Кошмар, для  бича  это  очень  много.  Оставь  себе  тысяч  сто,  а
остальное отдай. В случае крайней нужды возьмешь у  Светланы,  ее  адрес
записан. Приехали.
   Огромное старинное село неожиданно открылось  перед  нами.  Добротные
деревянные дома прятались за модными заборами. И лет тем домам было раза
в два-три больше, чем мне. Поразила удивительная чистота  и  ухоженность
улицы и переулков. Казалось, что и уклад здесь остался тот  же,  вековой
давности. Надсадно орали петухи, приветствуя наступающий день,  жалобно,
громко мычали коровы, требуя дойки. Хрюкали и визжали свиньи, как всегда
выпрашивая жратву.
   - Это Чора?
   - Нет, это Тунчак, Чора давно осталась позади.
   - Но ты же собиралась...
   - Ничего, я заверну в переулочек, там  ты  и  выскочишь.  Вот  здесь,
например. Выходи и топай к центру. Там кучкуются похмельные бичи, с  них
и начинай. Бог тебе в помощь!
   В это раннее утро на бревнышке перед универмагом приют  нашли  только
два бомжика, но для начала хватило и этого.
   - Здорово, орлы, - бодро начал я, присаживаясь рядом.
   - Здорово, голубь,  здорово,  сизокрылый,  -  совсем  не  по-орлиному
ответила братия, мутно поводя очами.
   - Какие проблемы? Пришел доктор Айболит, у кого чего болит?
   - Правда, что ли? -  недоверчиво  спросил  мужчинка,  что  пониже.  -
Неужели спаситель появился?
   - Клянусь  главной  микстурой  Гиппократа.  -  Для  убедительности  я
побултыхал рюкзаком, и алкашьи носы вытянулись в мою сторону хоботами.
   - И нальешь, что ли?
   - И налью. Тебя как зовут?
   - Эрнст.
   - Неизвестный, что ли?
   - Это почему неизвестный. Боря, чё он тюльку гонит, Гросс  я,  понял,
скажи ему, Боря.
   - Да рога ему обломать, вот и весь сказ.
   - Это слишком, Боря. У него водка.
   - Так он тебе и нальет, раскатал губу.
   Чтобы не быть голословным, я приоткрыл рюкзак, доказывая  серьезность
своих намерений. Мужики  напряглись,  чуть  стойку  не  сделали.  Я  тем
временем вытащил хлеб, сало и огурцы.
   - А что, Эрнст, говорят, у вас тут можно неплохо заработать?
   - Можно, если "сапоги" вперед не заработаешь.
   - Что такое "сапоги"?
   - Сам узнаешь, - угрюмо ответил Боря.
   - Ну, это когда увольняют тебя за прогул и пьянку, - объяснил  Эрнст.
- Как нас с Борисом. У тебя какая специальность?
   - Шофер.
   - С этим проблем не будет, если удостоверение "камазиста" есть.
   - Нет, на "КамАЗах" не ездил.
   - Тогда и делать тебе тут нечего. Больше на прииске никого не  нужно.
Да наливай ты, не томи.
   - Я и разнорабочим пойду.
   - Этого добра тут и без тебя лопатой греби! - резко опрокинув в  себя
стакан, отрезал Боря.
   - А куда идти, к кому обращаться?
   - Сегодня вообще можешь никуда не ходить, не до  тебя.  Вчера  кто-то
шефа умыкнул. И водилу завалили.
   - Ого, за что? - наивно спросил я, не забывая подливать болящим.
   - Много знал, всюду нос свой  поганый  совал,  вот  его  и  откусили.
Наливай, - уже внаглую требовал Боря.
   - Шеф на то и шеф, чтоб все знать, - назидательно поднял я  палец,  -
шеф должен знать даже, что делает его секретарша в уборной.
   - Ага, теперь-то он знает все, - ощерился Эрнст. - Теперь небось  его
самого ангелы в сортир водят. Достукался.
   - Получил то, что хотел, - с видимым удовольствием резюмировал Борис,
- не рой другому яму...
   - Потому что другой  для  тебя  ее  уже  вырыл,  так?  -  закончил  я
интересную мысль Бориса.
   - Может, так, только нас с Эрном он очень обидел. Выкинул  с  участка
как щенков. Подумаешь, с похмела были малость. С кем не бывает.  Сами  в
своей конторе хлещут как свиньи, бабы голые из окошек прыгают, а  тут...
Ты сам-то откуда?
   - С Волги. Средняя полоса.
   - А, бывал, бывал. У меня там тетка живет. А что там у вас стряслось?
Почему не при деле?
   - Попал под сокращение.
   - Да, сейчас везде только и  делают,  что  сокращают.  А  как  к  нам
попал?
   - Дружок тут у меня в Эйске живет, знает эти места, он и посоветовал.
   - Не знаю, что у тебя получится, сейчас тут кругом менты рыщут.  Пару
недель тому назад грохнули троих, они золото сопровождали. Забрали  весь
металл - и привет.
   - И много взяли?
   - Четырнадцать с лишним килограммов золота, не  считая  трех  жизней.
Сволочи. Всякая пакость в тайгу лезет. Наливай, однако.
   - Конечно. А кто мочил-то?
   - Они почему-то забыли мне об  этом  рассказать.  Может,  тебе,  Эрн,
докладывали на ушко. Дурак ты, мужик. Здесь закон  -  тайга,  медведь  -
хозяин.
   - А платят-то хорошо? - поинтересовался я.
   - Ты сначала устройся, а потом спрашивай. Что, водяра кончилась?
   - Еще пузырь есть, открывай, - протянул я бутылку моему просветителю.
   - Платят хорошо. Мы за прошлый месяц с Эрном на семь "лимонов" каждый
поднялись.
   - А почему сидите без денег?
   - Ты что, мужик, с луны свалился?  Главные  деньги  старателю  платят
один раз, в конце года,  а  сегодня  только  пятнадцатое  октября.  Пока
подобьют бабки, то да  се,  числа  двадцатого  января  получим.  У  тебя
ночевать-то есть где? Или как у той Люси?
   - Зачем, пойду в контору.
   - И не суйся, сегодня не примут, пойдем к Эрну, он один живет. У него
и перекантуешься до завтра. У тебя бабки есть?
   - Есть немного.
   - Тогда берем еще два пузыря и вперед.
   У меня росло раздражение к самому себе, к этим двум алкашам и  вообще
ко всему окружающему. Я бесцельно топчусь на месте, не имея ни малейшего
понятия, как действовать дальше. Болтаться вокруг артели, высматривая  и
вынюхивая? Абсурд. Меня скоро заметят и наверняка потащут в милицию  для
установления моей личности