м.
   Тем временем Валентина, благополучно миновав весь  путь,  скрылась  в
своем доме под красной крышей, неподалеку  от  ограбленной  церкви.  Это
обстоятельство само  по  себе  не  стоило  бы  ни  гроша,  но  теперь-то
заставляло задуматься. Задуматься в ожидании ее дальнейших действий.
   Ассоциативная ниточка - дядя Володя, отец Виталий, церковь - возникла
сама по себе. Я только диву давался, насколько я глуп и слеп. Вся акулья
стая сама прет ко мне в сети, а я, вместо того чтобы тащить их на берег,
только удивленно всплескиваю руками. Просто поразительная тупость.
   Успокоив себя тем, что это возрастное и скоро пройдет, я с  удвоенным
вниманием продолжал наблюдение за  домиком  с  красной  крышей.  Если  в
ближайшие полчаса Валентина из него  не  выйдет,  то  у  меня  есть  все
основания полагать, что "голодный" узник обитает в ее доме, а если  нет,
то...
   С объемистым пакетом в руках она вышла  через  пять  минут.  Вышла  и
внимательно посмотрела в мою сторону, видимо, этот объект  ее  беспокоил
больше всего. Некоторое время повальсировав на одном месте, она подалась
в сторону, противоположную и от меня,  и  от  автобусной  остановки.  За
небольшим взгорком на окраине села она могла  исчезнуть  из  поля  моего
зрения  в  любую  секунду.  Замысловато,  по-гусарски  выматерившись,  я
белочкой взлетел на чердак, надеясь, что высота моего положения даст мне
определенное преимущество. Как же  глубоко  я  был  разочарован,  когда,
забравшись  под  самый  конек,  кроме  унылого  картофельного   поля   и
заброшенных кирпичных развалин, ничего не обнаружил.
   Просто невероятно, но Валентина  исчезла  самым  загадочным  образом.
Если  бы  все  это  происходило  неподалеку  от   средневекового   замка
где-нибудь в Шотландии, то я  бы  ее  исчезновение  списал  на  потайные
подземные переходы или нечистую силу, но какая, к черту,  нечистая  сила
может быть в занавоженной деревне Самарской губернии, которую сам Сатана
обходит стороной.
   Безрезультатно прождав ее более пяти минут, я уже собрался спускаться
на грешную землю, когда она появилась так же неожиданно, как и  исчезла,
вблизи от заброшенных руин. Только теперь ее руки были пусты. Значит,  и
вправду она кого-то подкармливала. Кого?  Это  мне  предстоит  узнать  в
самое ближайшее время.
   Мысленно обозначив ее  координаты,  я  слез  с  чердака  и  продолжил
наблюдение с земли. Как и в прошлый раз, дома она пробыла  недолго.  Уже
через десять  минут,  нарядно  одетая,  Валентина  прошла  к  автобусной
остановке. Не иначе как выполнять  мою  просьбу,  а  точнее  -  передать
письмо в руки толстяка. Что же,  господин  Гончаров,  вас  можно  только
поздравить за ваш проницательный и острый ум. Задачку я им задал  не  из
простых, будет над чем поломать голову, пока я выясню, какого узника они
содержат у меня под боком. Скорее всего, это моя дражайшая половина  или
мой неудачливый двойник.
   Подождав, пока автобус с коварной обманщицей скроется за поворотом, я
приступил к исполнению задуманного. На сборы времени  ушло  немного,  по
той простой  причине,  что  собирать  было  нечего.  Кроме  топорика,  я
прихватил несколько метров бельевого  шнура,  а  за  неимением  фонарика
ограничился оплывшей свечкой.
   Не желая мозолить глаза любопытным сельским жителям, я  пошел,  минуя
центр,  через  лесопосадку  в  обход   домов.   Но   несмотря   на   эти
предосторожности,  со  мною  несколько  раз   поздоровались   совершенно
незнакомые мне мужики. Бурча в ответ что-то нечленораздельное, я  всякий
раз старался поскорее пройти мимо.
   Дорога до картофельного поля с кирпичными развалинами заняла  у  меня
не больше двадцати минут. Сориентировавшись на месте, я медленно  побрел
в том направлении, откуда внезапно вынырнула Валентина.
   Что за чертовщина? Откуда такое обилие битого кирпича?  -  недоумевал
я, оглядывая горы битого стройматериала.
   Если предположить, что заброшенное здание когда-то было  пятиэтажным,
то и тогда  колотого  кирпича  необъяснимо  много.  Судя  по  загадочным
пристроям  и  ржавым  каткам   крутого   транспортера,   здание   носило
промышленный характер.  Господи,  наконец-то  догадался  я,  да  это  же
останки кирпичного завода, мирно почившего в годы перестройки.
   Ответ на один из вопросов получен, но он не стоял во главе угла.  Мне
гораздо важнее узнать, кто заточен в его стенах и как  найти  туда  ход.
Судя по моим наблюдениям, Валентина неожиданно вынырнула  уже  метрах  в
пятидесяти от стен завода, то есть в  том  самом  месте,  где  кончается
картошка  и  начинается  бурьян.  И  именно  здесь  я  сейчас  и   стою.
Внимательно, метр за метром обследуя заросли сорняков, я  наконец  нашел
то, что находилось перед самым моим носом. Рваная  транспортерная  лента
начиналась у моих ног и полого уходила под фундамент  здания.  Наверное,
когда-то по ней беспечно взбегали  аппетитные  обожженные  кирпичи  или,
напротив, спускались вниз уродливые комки глины. Как  бы  там  ни  было,
сейчас, матерясь и проклиная свою грешную жизнь, по ней спускаюсь я.
   Дойдя до устья черной метровой дыры, я невольно  остановился,  гадая,
какая пакость меня может поджидать. До  сих  пор  не  понимаю  щенячьего
восторга спелеологов, очертя голову лезущих в мрачные провалы пещер.
   Нагнувшись, я просунул голову в отверстие и понюхал воздух.  Странно,
но мне он не показался затхлым, более того, на  меня  повеяло  ветерком,
вдали пробивался робкий  свет.  Стараясь  не  вызвать  лишнего  шума,  я
проскользнул внутрь и  затаился,  моля  Господа  отвести  от  меня  руку
негодяя.  Спасибо,  он  не  допустил  злодейства.  Заметно  осмелев,   я
расправил плечи  и  вздохнул  полной  грудью.  Кажется,  свечку  я  взял
совершенно  напрасно,  потому  как  в  помещении,  куда  я  попал,  было
достаточно светло. Вероятно, когда-то здесь сушили кирпичи,  потому  что
стены цеха были буквально опутаны трубами и  радиаторами,  а  посередине
стояло множество металлических столов.
   На одном из них прикованная за  ногу  почивала  моя  любезная  сердцу
Людмила. Покоилась она на щенячьей подстилке и вид  имела  неважный.  По
крайней мере, позавчера вечером, в  ресторане,  она  смотрелась  гораздо
лучше. Наверное, смена обстановки не пошла  ей  на  пользу.  И  напрасно
толстяк меня обманывал, никакими удобствами здесь и не пахло,  а  совсем
наоборот - воняло кошками и мышами.
   - Привет, жучка! - Фамильярно и бесцеремонно  я  похлопал  спящую  по
заднице.
   - Уйдите! Не подходите ко мне! - еще во  сне  заорала  она,  задрыгав
ногами.
   - Я-то пойду, - спокойно пообещал я, - а ты, как видно, хочешь  здесь
остаться?
   -  Ко-о-о-стя!  Ми-и-лый  мой!  -  приходя  в  себя,  заголосила  она
беременной ослицей, не желающей  разрешиться  лошаком.  -  Как  ты  меня
нашел?
   - Да я ж тебя, жемчужина, и под землей найду.
   - Нет, правда, ты, уже отшиб им головы?
   - Послушай, моя радость, если мы здесь будем обсуждать  этот  вопрос,
то головы отшибут нам. Надо поскорее отсюда сматываться.
   - Но как? Они привязали к моей ноге свою дурацкую цепь, и расстегнуть
ее нет никакой возможности. Костик, тут нужна пила.
   - Да, о ножовке я не подумал. Прости уж, но я принес с собой топорик.
   - Ты сошел с ума! - глядя на меня округлившимися  глазами,  заскучала
жена. - Что ты задумал? Отойди, не надо!
   - Милка, потерпи, я не оставлю тебя здесь, среди варваров. Но времени
у нас нет. Они в любой момент могут нагрянуть.
   - Ладно, изверг, приступай, только  осторожней,  если  повредишь  мне
ногу, я подам на тебя в суд.
   Милкина  правая  лодыжка  была  туго  перехвачена  собачьей  цепью  и
защелкнута на висячий замок. Находись мы где-нибудь в другом месте и при
иных обстоятельствах, я бы доставил себе  удовольствие,  выдержав  ее  в
таком положении  несколько  часов.  Теперь  же  приходилось  действовать
незамедлительно, без выпендрежа, да еще  получать  в  придачу  нелестные
замечания в свой адрес.
   - Да не тарахти ты над ухом, надоело, - в конце концов не выдержал я,
и лезвие топора, соскользнув с замка, царапнуло ей ногу.
   - Костя, я больше не буду, - вдруг сразу же успокоилась она. - Только
ты постарайся поосторожней. Жалко ногу-то.
   - Молчи. Пока  я  вожусь  с  твоей  конечностью,  расскажи  мне,  что
произошло позавчерашним вечером, почему ты  вдруг  оказалась  в  стельку
пьяной?
   - Не знаю точно, но последнее, что я помню, была сигарета, которую он
мне предложил. Наверное, она была с каким-то сильным наркотиком.
   - Где ты очнулась?
   - В машине.
   - Что за машина?
   - Не буду утверждать,  но  мне  показалось,  что  это  заднеприводная
модель.
   - Куда вы приехали? Ведь не сразу же тебя заковали?
   - Нет, не сразу. Впервые я обрела способность соображать  в  каком-то
маленьком деревенском домишке.
   - Кто находился рядом с тобой? Или ты была одна?
   - Нет, со мной постоянно кто-то был.
   - Ты не можешь вспомнить кто?
   - Я не могу сказать с уверенностью, но, по-моему, это был  тот  самый
парень, что пригласил меня на танец.
   - Только он один?
   - Нет,  мне  кажется,  в  комнату  несколько  раз  заходила  какая-то
красивая женщина.
   - Не та ли, которая приносит тебе еду?
   - Нет, я же сказала, красивая,  а  это  огородное  чучело  я  увидела
впервые только вчера днем. Она принесла мне поесть и сказала, чтобы я не
беспокоилась. Все складывается удачно, и скоро меня отпустят.
   - Когда тебя сюда привезли?
   - В первую же ночь. Но какое это теперь имеет значение?
   - Имеет; сдается мне, что они не просто мелкие аферисты и жулики,  но
вполне  организованная  банда,  ворочающая  крупными  делами.  С   тобой
кто-нибудь о чем-нибудь разговаривал?
   - Да, тот самый парень, мой охранник. Он постоянно  меня  успокаивал.
Твердил,  что  все  будет  хорошо  и  у  меня  нет   никаких   оснований
волноваться.
   - Милка, а ты не заметила какого-нибудь  мужика,  чертовски  на  меня
похожего?
   - Нет, мой котик, ты у меня единственный  и  неповторимый.  Скоро  ты
освободишь ножку своей маленькой птички?
   - Сиди и не скули, будь на то моя воля,  я  бы  вообще  оставил  тебя
здесь.
   - Об этом я давно догадывалась.
   - Прекрати свои дурацкие капризы. Что он тебе говорил во время танца,
когда ты была еще вменяема? Это хоть ты помнишь?
   - Помню, но ничего интересного  и  нового  я  от  него  не  услышала.
Обычный треп и мычание похотливого самца.
   - Ладно, проехали. Теперь слушай меня  внимательно.  До  города  тебе
придется добираться самой, так что  постарайся  это  сделать  чистенько,
безо всяких сюрпризов.
   - Что значит самой? У меня что же - нет мужа?
   - Успокойся, есть, но я должен остаться на некоторое время здесь.
   - Ты что, ненормальный? Спасти жену, чтобы самому остаться  у  них  в
заложниках? Я была о тебе лучшего мнения.
   - Помолчи хоть две минуты. По прибытии в город  ты  должна  разыскать
Макса и рассказать ему, в какой переплет мы попали.
   - Неужели об этом мы должны сообщать первому встречному?
   - Господи, ты мне дашь досказать или нет? Скажешь ему, что я жду  его
под утро в доме некоего Лунина, только предупреди, чтобы  он  действовал
незаметно. После этого ты идешь к папе в гости и сидишь под его  крылом,
не высовывая на улицу даже носа. Ты правильно меня поняла?
   - Правильно. И сколько, по-твоему, я должна там сидеть?
   - До тех пор, пока я тебя оттуда не вытащу. Все, ты свободна.
   Жалостливо крякнув, побежденный мною замок ослабил хватку, и  собачья
цепь безвольно шмякнулась на пол.
   - Шутишь, братец! В заблуждение девушку вводишь! - раздался  за  моей
спиной довольный голос толстяка. - Вовсе она не свободна, да и ты  тоже.
Хорошо, что я вас застал, а то бы мне было грустно и одиноко.
   Я не  шелохнулся,  лихорадочно  соображая,  как  мне  быть  в  новых,
совершенно не предусмотренных обстоятельствах. Топорик все еще находился
у меня в руках, а это был серьезный аргумент и неоспоримый козырь. Нужно
только  знать,  когда  сподручней  им  ударить.  Потому   как,   однажды
ошибившись, второго раза, скорее всего, не будет. Я сидел на корточках и
по  Милкиным  напряженным  ногам  понимал,  что  она  готова   к   любым
неожиданным  пируэтам  и  антраша,  которые  могут  последовать  с  моей
стороны. Дралась она лихо, и на этот счет я был спокоен.  Что  же,  пора
начинать? Улыбаясь,  я  медленно  поворачивал  голову,  стараясь  скрыть
топорик. Он должен появиться только в самый последний момент.
   - Ты, братец, с топором-то не шути. - Мне в затылок уперся ствол, и я
понял, что проиграл. - Брось  топор,  или  твои  поносные  мозги  сейчас
размажу по стенам. Учти, недоумок, я не один,  так  что  давай-ка  лучше
по-доброму.
   - Конечно, дядя Володя, я ни о чем таком  и  не  думал,  -  откидывая
столярный инструмент, заверил я его.
   - О чем ты думал, мне неинтересно, а вот то, что ты,  сукин  сын,  не
держишь уговора, это я вижу своими глазами.  Скажи  спасибо,  что  Санек
остался наверху, его хлебом не корми - дай только  пострелять.  Пришлось
бы мне заказывать панихиду по рабу Божьему Константину.
   - Не получилась бы панихида, дядя Володя, этой ночью  кто-то  церковь
грабанул и дьякона укокошил. Мерзавцы! Ведь это только подумать! На кого
руку подняли! Ты, случайно, не знаешь, чьих это рук дело?
   - Не знаю и знать не хочу. Тебе тоже не  советую.  Санек!  Иди-ка  на
секундочку сюда! -  крикнул  он  невидимому  подельнику.  -  Здесь  они,
голубки, оба два, как по заказу.
   -  Ну  и  отлично,  дядя,  -  просовывая  в  дыру  острую   мордочку,
обрадовался тушканчик, - просто замечательно! Как говорится, на ловца  и
зверь бежит. Давай-ка я их здесь и замочу, прямо в подвале, чего  далеко
ходить. Они у меня, как Ромео и Джульетта, в склепе лягут.
   Из-за пояса подонок с готовностью выдернул пушку и  радостно  крутнул
барабан.
   - Погоди, Санек,  вечно  ты  спешишь,  -  рассудительно  и  правильно
остановил его толстяк. - Тут спешить не следует. Человека пришить  -  не
орех расколоть. Я думаю, что они уже поняли всю глубину  и  ужас  своего
падения и больше такого  проступка  не  повторят.  Дети  мои,  я  истину
говорю?
   - Всенепременно, отец мой, - опасаясь за Милкино поведение,  поспешил
я его заверить, - ты истину глаголешь.
   - Вот видишь, Санек,  как  быстро  можно  направить  на  верный  путь
заблудших овец, а ты сразу мочить! Так нельзя, они нам в  хозяйстве  еще
сгодятся. Ты вот что, привези еще четыре замка да цепочку помассивнее  и
сразу прихвати своего Павлика. Он уже может пригодиться.
   - Ладно, - неохотно согласился тушканчик, с сожалением убирая  ствол.
- А ты один-то с ними справишься?
   - А то ты меня не знаешь. Ступай. Как дальше жить будем?  -  проводив
взглядом товарища, спросил толстяк.
   - Легко и радостно. Будем послушными и примерными  пионерами.  Я  уже
научился  расписываться  за   гражданина   Лунина   Г.   А.   Могу   это
продемонстрировать.
   -  Не  нужно,  я  видел.  Подпись  действительно  хороша,   но   надо
потренироваться еще.
   - Да зачем же? Давайте ваши бумаги, я подпишу, и мы разойдемся как  в
море корабли.
   - Нет, еще слишком рано.
   - Когда же будет в самый раз?
   -  Я  тебе  уже  говорил,  через  две  недели,  не   заставляй   меня
повторяться.
   - И где все это время вы намерены нас держать?
   - Здесь, - гаденько ухмыльнулся толстяк. - Ты сам не захотел  жить  в
человеческих условиях. Вот и получай то,  что  заслужил.  Не  понравился
тебе уютный деревенский домик, так пользуйся тем, что сам выбрал.
   - Но ведь уже холодно! Не май месяц.
   - Ничем не могу помочь. И учти,  отныне  вас  будет  охранять  крутой
парнишка, который тоже любит пострелять. А то, я вижу, умный ты  больно,
писульки слать начал. Что это за дружок у тебя в городе?
   - Какой еще дружок? - простодушно спросил  я,  с  нетерпением  ожидая
ответа.
   - Не знаю какой. К кому ты Валюху отправлял. Или просто хотел от  нее
избавиться, чтобы прискакать сюда? Считай, что это у тебя не получилось.
А впредь не бузи, не то все это плохо для тебя кончится.
   - Как ты узнал о письме? - опять наивно спросил я только затем, чтобы
лишний раз подтвердить свою догадку в отношении Валентины.
   - Дядя Володя знает все. Подумай об этом и  веди  себя  благоразумно.
Кормить вас по-прежнему будет Валюха. Только теперь не на  правах  твоей
любовницы, а как надзирательница. Да и зачем тебе  любовница?  -  заржал
он, довольный своей остротой. - У тебя  теперь  живая  жена  под  боком.
Пользуйся хоть десять раз на  дню.  Правда,  вам  немного  будут  мешать
оковы, но ничего, со временем привыкнете. Ко всему человек привыкает. Да
и экзотика. Подумай только, иметь  бабу  под  кандальный  звон!  Это  же
полный экстаз!
   Тушканчик явился в сопровождении  худосочного  прыщавого  пацана  лет
тринадцати от роду. Кроме замков и цепей,  демонстрируя  свой  гуманизм,
они приволокли два вонючих тулупа. Пока тушканчик и  толстяк  заковывали
нас в цепи, дистрофик воинственно  ходил  вокруг  и  размахивал  большим
пистолетом. В общем, мне он не понравился сразу. От такого недоделанного
недоумка можно ожидать все,  что  угодно,  причем  в  самое  неожиданное
время..
   Сделав свое черное дело, бандиты удалились, строго-настрого  приказав
юнцу следить за нами неустанно, не щадя живота  своего.  Восприняв  этот
приказ буквально, недоносок уселся на  стол  в  трех  метрах  от  нас  и
сосредоточенно занялся своим маникюром. Причем вместо ножниц, щипчиков и
пилок он работал преимущественно одним инструментом, а именно - зубами.
   Мне очень хотелось подойти и разбить его детскую  физиономию,  но,  к
сожалению, такой радости я был лишен, потому что от  этого  благородного
поступка меня  удерживала  собачья  цепь,  кованная,  видимо,  для  стаи
бешеных сенбернаров. Одним концом она плотно  охватывала  мое  горло,  а
другим крепилась к массивному металлическому столу, ножки которого  были
надежно зацементированы. С Милкой обошлись более лояльно. Ее,  как  и  в
прошлый раз, приковали за ногу, причем к другому столу. Длина цепей была
такова, что даже коснуться друг друга мы не могли.
   В  присутствии  этого  недоноска  говорить  я  не  хотел,  а  потому,
повалившись  на  овчину,  за  неимением   иного   развлечения   принялся
разглядывать нашу тюрьму. Ее площадь  составляла  квадратов  триста  при
высоте около четырех метров. Под  самым  потолком  расположился  десяток
зарешеченных окошек, бросавших внутрь серые плевки света. Как я  заметил
еще раньше, все  помещение  было  оплетено  нагревательными  трубами,  а
посредине  шел  ряд  столов,  к  которым  мы  и   имели   счастье   быть
привязанными. В  северном  торце  цеха  располагалось  отверстие,  через
которое я сюда и проник, а в южном  находилась  небольшая  металлическая
дверь,  сейчас  плотно  прикрытая.  О  ее  назначении   я   мог   только
догадываться, но, судя по тому, что и  к  ней  подходила  транспортерная
лента, можно было предположить, что там  когда-то  находилась  печь  для
обжига. Как это приятно осознавать, что нынче она уже не  функционирует,
а значит, у садистов нет блестящей возможности нас испечь заживо. Однако
я мог себя утешить тем, что парни  они  изобретательные  и  в  состоянии
выдумать взамен банального окорока что-то новенькое  и  экстравагантное.
Но пока они думают, мне  нужно  постараться  отсюда  выбраться  -  всеми
мыслимыми и немыслимыми способами.
   - Эй, братан, - попытался наладить я мужскую беседу, -  здесь  курить
можно?
   Наморщив лоб,  он  долго  взвешивал  неординарную  ситуацию.  Видимо,
инструкций на сей счет он  не  получал,  но  так  как  являлся  хозяином
положения, то в его власти  было  разрешить  или  запретить.  Он  выбрал
второе.
   - Перебьешься без курева, мент поганый, - вынес он свой вердикт  и  с
наслаждением закурил "Магну".
   - А с чего ты решил, что я мент? - искренне удивился я. -  Я  простой
советский безработный. Безработный, но в о